RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES, INSTITUTE FOR LINGUISTIC STUDIES. SAINT PETERSBURG STATE UNIVERSITY VERBA MAGISTRO PROFESSOR ALEXANDER S. GERD (1936—2016) MEMORIAL VOLUME St. Petersburg, Nestor-Historia, 2016 ИНСТИТУТ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ РАН САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ VERBA MAGISTRO СБОРНИК НАУЧНЫХ СТАТЕЙ ПАМЯТИ ПРОФЕССОРА АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА (1936—2016) С.-Петербург, Нестор-История, 2016 УДК 80/81 ББК 81.2 Г37 Редакторы издания: канд. филол. наук. А. Х. Гирфанова, член-корр. РАН, доктор филол. наук. С. А. Мызников Рецензенты: канд. филол. наук О. Н. Крылова, доктор филол. наук, проф. М. Б. Попов Утверждено к печати Институтом лингвистических исследований РАН Г37 Verba magistro. Сборник научных статей памяти профессора Александра Сергеевича Герда / Отв. ред. А. Х. Гирфанова, С. А. Мызников. — СПб.: Нестор-История, 2016. — 1 л. портр., 590 с., 6 л. фото. ISBN 978-5-4469-1060-7 Почти вся жизнь А. С. Герда (1936–1916), наследника двухсотлетней педагогической традиции, связана с университетским и академическим языкознанием. Многогранную научную деятельность ученого и педагога кратко можно охарактеризовать как служение слову. Том, который друзья и коллеги А. С. Герда из разных регионов России задумывали к его восьмидесятилетию, к сожалению, выходит в память об ученом. В разделе, посвященном личности и трудам Герда, воспроизведены также две его «автобиографические» статьи, имеющие важное методологическое значение. Издание предназначено филологам-языковедам, русистам, финно-угроведам, всем, кто интересуется историей отечественной науки и культуры. ISBN 978-5-4469-1060-7 © Коллектив авторов, 2016 © ИЛИ РАН, 2016 © Издательство Нестор-История, 2016 Мне кажется, что я знала Александра Сергеевича Герда всегда. Когда я закончила университет и начала работать на кафедре фонетики, он уже был известным человеком. Его диссертация «Проблемы формирования научной терминологии» (1968 г.) вызвала глубокий интерес не только филологов, но и специалистов самых разных направлений и, в первую очередь, ихтиологов, так как в ней рассматривались названия рыб, в частности. А потом Лев Рафаилович Зиндер, великий фонетист, фонолог, германист, организовал открытие новой и очень нужной для университета кафедры — математической лингвистики, став ее первым заведующим. Начиная с 1973 г. и до своей кончины в мае 2016 года работой кафедры руководил почетный профессор Санкт-Петербургского университета А. С. Герд. Спокой- ный, деловой, интеллигентный стиль руководства привел к формированию дружного, творческого коллектива. Эта кафедра всегда тесно сотрудничала с кафедрой фонетики, фонетисты читали ряд курсов студентамматлингвистам. Курс «Уровни лингвистического анализа речи» в течение уже более полувека читается преподавателями кафедры фонетики и общего языкознания. Много сил и времени Александр Сергеевич Герд потратил на улучшение работы нашего «Вестника СПбГУ». Он — активный участник Учѐного совета факультета, неравнодушный к проблемам, обсуждаемым на совете, умеющим отстаивать свою точку зрения. Трудно смириться с тем, что Александра Сергеевича нет с нами. Мы его никогда не забудем! Президент СПбГУ 8 От редколлегии Настоящий сборник задумывался друзьями и коллегами Александра Сергеевича Герда (23 июня 1936 — 2 мая 2016) в качестве юбилейного. Основная часть статей была представлена авторами к моменту его скоропостижной кончины. Это обстоятельство резко изменило тональность и первоначальный состав публикуемого издания. Вводный раздел сборника открывает статья, посвященная роду Гердов в истории русской словесности и культуры, в продолжение которой редколлегия сочла целесообразным воспроизвести две публикации Александра Сергеевича, во многом автобиографические и одновременно имеющие важную методологическую и историографическую значимость для отечественной филологии. Далее следует статья, в которой отдельные историко-этимологические наблюдения Александра Сергеевича рассматриваются и развиваются в контексте современных проблем русской диалектологии, в том числе с учетом более нового языкового материала, появившегося в итоге его научных инициатив. Этот первый раздел завершает список научных трудов А. С. Герда, составленный самим автором и опубликованный в электронном виде. Список был сверен и уточнен университетскими коллегами Герда. Публикации в нем распределены по трем основным группам: «Монографии, авторефераты, методи- 9 ческие пособия» (32 назв.), «Статьи, рецензии, тезисы, сообщения» (444 назв.) и «Издания, вышедшие под редакцией А. С. Герда» (59 назв.). Всего выявлено 534 названия (при этом продолжающиеся издания приводятся только под датой выхода в свет первого тома или выпуска, за которым перечислятся последующие публикации той же серии). Раздел — «В продолжение трудов А. С. Герда. Воспоминания» — включает статьи, непосредственно посвященные ученому. Их авторы подхватывают и развивают некоторые из его научных идей и приводят воспоминаниями о разных моментах биографии Герда. В последнем разделе «Лексикология. Языковой материал. Теория языка» объединены статьи, посвященные памяти А. С. Герда. Они соотносятся с теми основными направлениями наук о языке, которые более полувека занимали мысли Александра Сергеевича. В пределах последних двух разделов публикации следуют в алфавитном порядке фамилий авторов. Редколлегия признательна всем авторам за предоставленные статьи и материалы, а также рецензентам сборника — О. Н. Крыловой (ИЛИ РАН) и М. Б. Попову (СПбГУ). Особая благодарность ведущему научному сотруднику ИЛИ РАН Н. Л. Сухачеву, ознакомившемуся с рукописью сборника и высказавшему ряд замечаний и предложений, способствовавших улучшению его содержания и структуры. 10 НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ А. С. ГЕРДА А. Х. Гирфанова СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ (О русской ветви рода Гердов) Аннотация. Кратко рассматривается 200-летняя история рода Гердов, начиная с одного из первых основателей ланкастерских школ в России — выходца из Англии Дж. Хѐрда. Приводятся основные сведения о жизни и деятельности представителей этого рода на службе народному просвещению и русской науки. Ключевые слова. Ланкастерские школы, методы преподавания, естествознание, история науки, история образования в России. Я. И. Герд (Дж. Хѐрд), И. Я. Герд, А. Я. Герд, В. А. Герд, Ю. И. Герд, С. В. Герд, О. А. Кадлубовская. Далеко не каждый знает свою родословную глубже, чем на сотню лет. Революции и войны способствовали исчезновению многих семейных архивов, особенно в России, где после Великой октябрьской революции дворянские генеалогии оказались не в чести, как и во время Великой Французской революции. Александр Сергеевич Герд историю своей семьи знал хорошо. Деятельность предков А. С. Герда только в области русской педагогики и науки прослеживается на протяжении уже двух столетий, а в Англии и в Ирландии еще более. Таких семейных историй вопреки всем обстоятельствам все же немало, А. Х. ГИРФАНОВА особенно когда речь идет о культурной среде, для которой историческая память сама по себе — это непременное условие становления личности. На первых двух страницах статьи «О себе и от себя» (см. далее в наст. сборнике), опубликованной в кафедральном сборнике, фактически посвященном 60-летию А. С. Герда, он скромно, но достаточно информативно и не без гордости за своих предков и родных, о которых «в разное время написано немало», отвечает на вопрос: «Откуда у Вас такая фамилия, как она пишется и из кого же Вы тогда вышли?». Указывает Герд и часть литературы, дающей ответ на этот вопрос. Далее мы остановимся на родословной Герда несколько подробнее. На форму последующего изложения, естественно, не могли не повлиять использованные нами источников. В русской культуре память о первом то ли англичанине, то ли ирландце Хѐрде и его потомках Гердах сохранилась отчасти благодаря их собственной авторской активности, то есть опубликованным трудам и немногим воспоминаниям. Но запечатлелась эта память и в живом восприятии тех, кому посчастливилось с ними общаться, совместно работать, дружить, спорить. Пусть не очень часто, но в мемуарах, в письмах, в документах самого неожиданного происхождения, особенно когда речь идет об Иване Яковлевиче, Александре Яковлевиче 1, и Юлии Яковлевне Гердах2 или об Анне (Антонине) Александровне Струве (в девичестве Герд), скончавшейся в парижской эмиграции, встречаются неожиданные, пусть порой и скупые упоминания. Краткий список литературы, приведенной в названной выше статье А. С. Герда, может быть дополнен следующими сведениями. Академик Я. К. Грот написал некролог Я. И. Герда (Голос. 1875. № 258); о нем и двух его сыновьях упоминает А. Н. Пыпин (1885: 335, пр. ст.)3; И. Я. Герд является автором статей в РБС об отце и брате (А. Я. Герде), как и сообщения о 1 «О нем в России есть большая литература» (Герд 1966: 166). Напр. см.: Райков 2011 — часто упоминаются А. Я., В. Я. и А. В. Герд (особенно см. с. 401–403). 3 Устное сообщение А. К. Гаврилова. 2 12 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ «Первой в России ланкастерской школе», которое «составлено по дневнику Я. И. Герда» и подписано инициалами И. Г. 1 (см.: Герд 1887). В предисловии к воспоминаниям Ю. И. Герд Александр Сергеевич отмечает, что имя Владимира Александровича долгое время было в тени», и в конце книги указывает в основном эмигрантскую литературу с упоминаниями о деде 2. Джеймс Артур Хѐрд (James Arthur Heard, Гринвич, 11 дек. 1798 — Петербург, 16 / 28 сент. 1875), ставший в России Яковом Ивановичем, — прапрадед А. С. Герда, прибыл через Кронштадт в Петербург осенью 1817 г. Известно, что он был крещен 12 января 1799 (запись в St. Alfege Parish Church); его мать звали Ребеккой — она была родом из Фэрхама (Fareham) в Хэмпшире. Отца звали Джоном. Это был моряк из графства Корк3 с центром в одноименном портовом городе на южном берегу Ирландии. В семье было семеро детей, из них Джеймс Артур — младший. Старший брат Джеймса, Вильям, командовал английским фрегатом «Алерт» и погиб в 1812 г. в сражении близ Филадельфии, то есть в начале Англо-американской войны 1812—1815 годов, или «второй Войны за независимость». Второй брат, 1 И. Я Герд, помимо источников, вышедших до 1916 г., упоминает также «Дневник Я. И. Г.; его письма; формулярный список и аттестат департамента железных дорог и Министерства Народного Просвещения <...> Личные воспоминания...» (Герд 1916б). 2 Каменский С. Век минувший. Париж, 1967; Пайпс Г. Струве — Биография. М., 2001–2004. Т. 1–2; Смирнов Н. Н. На переломе: российское учительство накануне и в дни российской революции 1917 года. СПб., 1994; Струве П. Б. 1) Владимир Александрович Герд // Возрождение. 1926. 10 июля (№ 403); 2) Памяти В. А. Герда // Там же. 1926. Август (№ 450). 3 Род Хѐрдов отмечен близ ирландского г. Кинсейль (Kinsale, графство Корк) с 1579 г. Первым его представителем, прибывшим из графства Уилтшир (Wiltshire — на юге Англии), стал Дж. Херд (John Heard, ум. в Бандоне в 1619), который женился на дочери Дж. Хейнса (John Haines), управляющего лорда Корка в Бандоне. Одним из потомков Дж. Херда был сэр А. Херд (Isaac Heard, 1730—1822), назначенный в 1784 г. главным герольдмейстером Ордена подвязки. 13 А. Х. ГИРФАНОВА Джон, занимался китобойным и тюленьим промыслом в Индийском океане, где открыл остров, названный в его честь 1. Дж. Херд с детства тоже мечтал стать моряком, против чего возражала его мать, потерявшая в море мужа и двух сыновей. Дальнейшую судьбу Джеймса определило стечение ряда личных и исторических обстоятельств. Посещая Лондонскую школу Дж. Ланкастера, он заинтересовался новыми педагогическими идеями2 и 6 июня 1817 г. получил свидетельство на право преподавать и учреждать школы по ланкастерскому методу взаимного обучения. Двумя годами ранее (в 1815) Александр I решил «внедрить в России ланкастерскую систему обучения, с которой он познакомился, посещая собрания квакеров и принимая их у себя во время пребывания с официальным государственным визитом в Англии в июне 1814 г.» (Орлов 2013: 12, — ссылка на: Пыпин 2000: 404.). А в октябре 1817 г. Министерство духовных дел и народного просвещения по высочайшему повелению командировало в Лондон «...четырех студентов Главного педагогического института в Петербурге (А. Г. Ободовского, Ф. И. Буссе, М. М. Тимаева и К. Ф. Свенске) для изучения ланкастерской системы обучения и <...> нескольких русских юношей из аристократических семейств в Швейцарию в Институт Ф. Э. Фелленберга» (Орлов 2013: 13, — ссылка на: Гершензон 2001: 76– 83)3. Когда бывший государственный канцлер Российской империи, граф Н. П. Румянцев, решил открыть ланкастерскую 1 Англ. Heard Island and McDonald Islands — небольшой необитаемый архипелаг в южной части Индийского океана. Состоит из двух основных островов — Херд и Макдональд, и множества мелких островков, скал и рифов (с 1947 г. территория Австралии). Остров Херд был открыт капитаном Дж. Хердом 25 ноября 1853 г., когда его судно «Ориенталь» направлялось из Бостона в Мельбурн. 2 В 1798 г. Дж. Ланкастер и независимо от него Э. Белл открыли первые школы для бедноты. Дети в этих школах были поделены на группы, возглавляемые наиболее успешным из учеников (монитором). 3 Институт Фелленберга был известен сочетанием строгого религиозного воспитания (отличавшим его от веротерпимой практики ланкастерских школ) с приобретением навыков земледельческого труда. 14 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ школу при своем гомельском имении, куда обычно удалялся на летнее время, он обратился к секретарю российского посольства в Лондоне1 с просьбой подыскать молодого человека, который мог бы согласиться на это. Из «Записок» Я. И. Герда известно, что интерес к России возник у него еще до первой поездки в страну. Будучи студентом в Лондоне, он познакомился с фон Штрандманом и получил от него поручение «приобрести копию с некоторых рукописей относительно России, находившихся в библиотеке Британского музеума» (Герд 1858: 327 и сл.). Это побудило юношу узнать больше о стране. И когда фон Штрандман предложил ему изучить «ланкастерскую методу» преподавания и ехать в Россию, он согласился, несмотря на скудные знания русского языка2. Даже очутившись в языковой среде и самостоятельно занимаясь изучением языка, Герд отмечал: «Изучение мое было весьма затруднительно, потому что у меня недоставало учебных книг» (там же: 336–337). По его утверждению, в тот период не существовало книг, которые помогали бы англичанам, обратившимся к изучению русского языка, кроме небольших разговорников (там же: 337). В своих воспоминаниях Герд удивлялся: «Странно, что из всех англичан, живших в России со времен царя Иоанна Грозного, никто не вздумал, изучая этот прекрасный язык, облегчить изучение его для своих соотечественников изданием грамматики» (там же). Решив исправить этот недостаток, Герд задумал создать русскую грамматику «в пользу англичан», что впоследствии и осуществил. Итак, 6 июля 1817 г. Дж. Хердом отплыл из Лондона в Петербург, куда прибыл 29 июля. После 22-дневного пути Херд оказался в Гомеле, где ему временно была отведена комната в квартире архитектора Дж. Кларка3, которого Н. П. Румянцев 1 В 1813—1827 гг. им был Иван-Густав-Магнус Оттонович фон Штрандман (1784—1842), занимавшийся по просьбе Н. П. Румянцева археографическими изысканиями. 2 Естественно, Дж. Герд успел подружиться со студентами из Петербурга, обучал их английскому и изучал с ними русский язык. 3 Дж. Кларк (John Clarke), жил и работал в Гомеле в 1800—1826 годах. 15 А. Х. ГИРФАНОВА пригласил из Англии для перестройки своего гомельского дворца и которому поручил возвести при нем здание для ланкастерской школы. На следующий день он представил Херда графу Румянцеву. Кроме Кларка в Гомеле было еще несколько англичан, а живший в графским имением — бывший директор Департамента горных и соляных дел и Горного кадетского корпуса, А. Ф. Дерябин1, хорошо владел английским языком. Более двух лет заняла подготовка к открытию училища, включая возведение здания, рассчитанного на 200 учеников. В его проектировании Херд участвовал вместе с архитектором. Строительство было завершено в начале декабря 1819 г. В том же году в Петербург вернулись из Лондона студенты-педагоги: «с этого времени начинается систематическое распространение ланкастерского метода в России» (Орлов 2013: 17). Правда, годом ранее первыми учениками Херда по его инициативе стали 45 сирот из графских владений. Их разместили в пустовавшем флигеле главного графского дома, где была отведена и квартира для Херда. Нижний этаж был превращен в класс. Три утренних часа отводились на занятия: закон Божий, грамоту и первоначальные правила арифметики. Во второй половине дня дети получали профессиональную подготовку: кузнечное, столярное, тележное, портняжное, переплетное и сапожное дело. Была ли открытая Я. И. Гердом ланкастерская школа первой в России? Как отмечает А. А. Орлов, в 1814—1815 гг. русские офицеры «...во время пребывания в Париже познакомились с деятельностью ―Общества начального обучения‖ и с ланкастерскими школами. Школы стали учреждаться в полках для обучения солдат. Вероятно, первая из них была устроена в г. Мобеже2, где в 1815—1818 гг. находилась штаб-квартира генераллейтенанта гр. М. С. Воронцова — командующего русским оккупационным корпусом во Франции. Школой руководили генерал-майор М. Ф. Орлов, один из руководителей ранней декабристской организации ―Союз благоденствия‖, и дипломат С. И. 1 После увольнения со службы «…по слабости здоровья» он служил управляющим заводов в гомельских имениях Н. П. Румянцева. 2 Мобѐж (Maubeuge), город на севере Франции, деп. Нор. 16 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ Тургенев <...> Тургенев при помощи француза Анри исправил и перевел с французского на русский язык ланкастерские таблицы для обучения солдат» (Орлов 2013: 17–18). В 1817 г. в Киеве, куда М. Ф. Орлов был назначен начальником штаба 4-го пехотного корпуса, уже существовала ланкастерская школа на 40 солдатских детей: «...Орлов взял управление школой в свои руки и к 1819 г. довел число учащихся до 800 чел., причем вместе с детьми там стали обучаться и взрослые солдаты. Через год количество учеников в ней достигло 1800 чел.» (там же: 18, — ссылка на: Томашевская 1913: 54–55). Судьба распорядилась таким образом, что вопрос о «первенстве», рассматриваемый в хронологическом смысле, вряд ли правомерен. Я. И. Герд явно утвердился в истории русской культуры именно благодаря ланкастерской системе. Но для этого ему надо было состояться в России. Весной же 1821 г. в связи с истечением срока контракта (первоначально трехлетнего) Херд возвращается в Англию со следующим рекомендательным письмом от графа Румянцева: «Господа! Я пользуюсь случаем возвращения г. Герда в Англию, чтобы изъявить вам искреннюю мою признательность за великую пользу, принесенную мне дарованиями и неусыпными стараниями этого любезного молодого человека на поприще народного просвещения, и не могу пропустить этого случая, не сообщив вам, что он неизменно благородным и честным своим поведением приобрел уважение и дружбу всех знавших его здесь. Прошу вас, милостивые государи, встретить его благосклонно и принять мои сердечные желания для успеха ваших человеколюбивых стараний в пользу просвещения. Граф Румянцев»1. В Англии Дж. А. Херд был назначен инспектором школ в двух графствах — Саррей и Сассекс, но не прожил там и года, 1 Цит.: Герд 1887: 655–656. И. Я. Герд явно приводит письмо в своем переводе, со ссылкой на публикацию в журнале лондонского училищного совета за 1822 г. 17 А. Х. ГИРФАНОВА как скончалась его мать. Между тем он получил несколько приглашений вернуться в Россию, куда и отправился вновь. В разных городах Херд основал несколько ланкастерских училищ, два из них в Петербурге в 1822 г.: одно для бедных русских мальчиков, другое для детей иностранцев. О популярности этих заведений в России можно судить, например, по их ироническому упоминанию в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», которая писалась в 1823—1824 гг. (1-е русское изд. с цензурными пропусками: М., 1831): Хлѐстова И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних От пансионов, школ, лицеев, как бишь их; Да от ланкартачных взаимных обучений. Княгиня Нет, в Петербурге институт Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут. Там упражняются в расколах и в безверьи Профессоры!!... (Действие третье, явл. 21). Позже Я. И. Герд был утвержден в звании управляющего ланкастерскими училищами: «С легкой руки Герда, педагога по призванию <…> ланкастерские школы быстро стали открываться в полках, в военных поселениях 1, в глухой провинции, в столице…» (Семенов 1890), — напишет впоследствии в своих воспоминаниях опытный российский педагог, который сам в 1842 г. учился в такой школе. В 1830 г. Яков Иванович женился на Елизавете Ломновской, молодой вдове с приемной дочерью Анной. В этом браке появилось пятеро детей: Уильям Генри (Василий, род. в 1833 г.), 1 Некоторый опыт обучения солдат Я. И. Герд получил в Гомеле. Когда открытая им школа обрела известность, к нему обратился начальник артиллерийской бригады, расквартированной в городе, попросив принять для обучения грамоте двадцать новобранцев. Несмотря на первоначальное замешательство Герда, солдаты вскоре успешно читали, писали и решали арифметические задачи. 18 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ Джеймс (Яков, 1835—1915), Джон Чарльз (Иван, род. в 1838 г.), Александр (род. в 1841 г.) и Джулия (Юлия, род. в 1846 г.). В 1842 году Я. И. Герд поступил в канцелярию комитета строительной комиссии Петербургско-Московской железной дороги. В 1845 г. он со всем семейством принял русское подданство. В 1858 г. Министерство Народного Просвещения, закрыло училища взаимного обучения. При устройстве ланкастерских училищ ощущался большой недостаток в учебниках. Попытки Н. И. Греча составить русский букварь, а Ф. И. Буссе — задачник по арифметике, не увенчались успехом: Я. И. Герду пришлось самому выпускать и русский букварь, и задачник. В помощь иностранцам, изучающим русский язык, им был составлен целый ряд пособий1. Кроме того, Герд перевел на русский язык и снабдил «жизнеописанием» автора классическое сочинение Гольдсмита — его перевод считается лучшим до настоящего времени2. Путешествуя по Швейцарии, он случайно обнаружил письмо княгини 1 Среди них: «A practical grammar of the Russian language» (1827), «Exercices sur les principales règles de la langue Russe», «Beispielsammlung zur russichen Grammatick», «Фразеология английского языка», «Английский этимологический букварь» (и такой же французский), «Учебная книга французского языка», «Новый и легчайший способ узнать род всех имен существительных во французском языке», «Собрание грамматических примеров» (1827), «Мониторская книжка или собрание арифметических задач на первоначальные правила. Составленная для употребления в училищах по методе взаимного обучения» (СПб., 1834), «Ключ к упражнениям или собрание изречений для перевода с русского языка на французский» (1841), «Этимологический российский букварь, содержащий в себе все первообразные слова русского языка, молитвы, басни, уроки для чтения в прозе и стихах» (1843), вызвавший суровые критические отзывы в «Отечественных Записках» и «Современнике», «Учебный французский словарь, содержащий в себе первобытные слова и главные идиотизмы французского языка...» (1845), «Собрание идиотизмов и первообразных слов французского языка с присовокуплением алфавитного списка окончаний» (1867), «Руководство к познанию английского языка» (1867). 2 См.: Гольдсмит О. Векфильдский священник. Пер. с англ. Яков Герд. СПб.: Э. Прац. 1846. — XVI, 303 с. с илл., 1 л. фронт. (илл.); с. IX–XVI: «Жизнеописание Оливера Гольдсмита», Я[ков] А. Г[ерд]. 19 А. Х. ГИРФАНОВА Н. Б. Долгорукой и два черновых ответных письма ее бывшей гувернантки, с которых тогда же снял копии. Участь Долгорукой так заинтересовала Якова Ивановича, что он стал собирать исторические сведения и выпустил о ней роман, на английском языке1. Не только как практик, но и как теоретик, Я. И. Герд занимал заметное место среди европейских педагогов сороковых годов. К нему очень многие обращались за советом. У него можно было встретить В. А. Жуковского, Н. И. Греча, Я. К. Грота, архитектора К. А. Тона, художника В. И. Голике, молодых профессоров — М. М. Стасюлевича, И. М. Сеченова и многих других выдающихся деятелей русской культуры. Из четырех сыновей Я. И. Герда двое стали педагогами — Иван Яковлевич и Александр Яковлевич (о них см. ниже). О старшем сыне — Уильяме (Василии) подробных сведений найти не удалось2. Дж. Макл пишет, что о нем известно совсем немного. Прослужив в России, Уильям вернулся в Англию и был там преподавателем (Muckle 2013: 127). Далее сообщается, что в России он считался гомеопатом; в РГБ (Москва) сохранились три брошюры3 по гомеопатии, принадлежащих его перу, и книга4. Яков Яковлевич (Джеймс-младший) уехал впоследствии в Англию, где был русским консулом в Гулле (Hull). Там он женился, и в семье родилась дочь Вера, также посвятившая себя педагогической работе (там же: 134; Герд 1996: 165), как и дочь 1 The Life and Times of Nathalia Borisovna Princess Dolgorookov. By James Arthur Heard. London: Bosworht and Harrison, 1857. — 260 p. (воспр.: 2012) 2 Александр Сергеевич упоминает и его в качестве педагога (Герд 1966: 165). 3 Ср: Лечение холеры камфорою по способу Рубини. Василия Яковлевича Герда. СПб.: Центр. гомеопатич. аптека, [1892] — без тит. л. и обл., дата приводится по цензурному разрешению. Ее первая публ. относится к 1868 г.; содержание опирается на статистическую брошюру итальянского врача-гомеопата Рокко Рубини о лечении холеры в 1854—1855 гг. (Неаполь, 1886). 4 Герд. В. Я. Простые беседы о великой истине. Гомеопатический способ лечения, его основания, успехи и преимущества, СПб., 1880. 20 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ Юлии Яковлевны (в замужестве Филатовой) — Ольга Алексеевна (по мужу Яковлева). Иван Яковлевич Герд (Цюрих, 1839 — Санкт-Петербург, июль, 1914) окончил в 1858 г. Лесной и межевой корпус (будущий Лесотехнический институт 1) и сначала занимался размежеванием крестьянских земель. В 1861 г. он приступает к преподавательской деятельности, более его привлекавшей. К этому И. Я. Герда подготовила та атмосфера, которая царила в отцовском доме. Он вспоминает о ней в статье о покойном брате, написанной для РБС. Не говоря о «практическом изучении» в семье английского, французского и немецкого языков, любимой игрой детей, в которую вовлекались и «однолетки» — друзья по дому2, «...была игра в школу, как бы предсказание, что они все изберут впоследствии педагогическую деятельность. Яков Иванович заботился также о физическом воспитании своих детей: дети учились грести и управлять парусами, плавать и верховой езде, играли летом в большой мяч и лапту, а зимою катались на коньках. Когда они несколько подросли, то устраивали домашние спектакли, причем режиссером всегда избирался Виктор Острогорский» (Герд 1916а: 16). Вместе с братом Александром, И. Я. Герд работает в бесплатной воскресной Василеостровской школе. Позже он преподавал математику и географию и одновременно являлся воспитателем в Нижегородской военной гимназии, преобразованной из кадетского корпуса. Там в полной мере проявилось полу1 Ныне Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет. 2 «Особенно близкими, — уточняет И. Я. Герд, — были Острогорские и Варгасовы». Педагог и публицист А. Н. Острогорский (1840— 1917) позже вместе с И. Я. и А. Я Гердами преподавал в бесплатной Василеостровской начальной школе, как и В. П. Острогорский (1840— 1902) — педагог, писатель, литературовед, отчисленный за участие в студенческих волнениях из Петербургского университета, который закончил экстерном. Студент того же университета А. С. Варгасов (род. ок. 1840) за те же события был заключен 12 окт. 1861 г. в Петропавловскую крепость (освобожден 6 дек.); в 1862 г. он заведовал воскресной школой при 3-й петербургской гимназии. 21 А. Х. ГИРФАНОВА ченное им в отцовском доме воспитание: «...он весь отдается своему делу и скоро привлекает к себе сердца своих воспитанников любовным к ним отношением, уменьем заинтересовать, вниманием ко всяким их горестям и радостям. Прекрасно зная подвижные игры и будучи очень изобретательным в этом отношении, он принимает живое участие во всех забавах детей»1. Впоследствии Герд работал в 1-й и 2-й военных гимназиях Петербурга, а в 1878 г. его назначают помощником директора и воспитателем в Учительскую семинарию военного ведомства в Москве. После ее закрытия он переходит в 1-й Московский кадетский корпус, где, кроме преподавания, еще заведует библиотекой. В 1878 и 1894 гг. по направлению Педагогического музея военно-учебных заведений И. Я. Герд посещает выставки в Филадельфии и Чикаго. С 1899 г. он является директором Земского сиротского приюта в Тамбове. В 1906 г. Герд снова оказывается под Петербургом. Он возглавил в Удельной Общество физического воспитания «Богатырь» и организовал курсы гимнастики для народных учителей, в том числе женщин: «Его младшие сотрудники всегда встречали в нем приветливого, отличавшегося поразительной незлобивостью и терпимостью старшего товарища». Скончался И. Я. Герд от паралича сердца: за мольбертом. И. Я. Герду принадлежит ряд статей в «Педагогическом сборнике»2. Его книга «Игры для детей всех возрастов», выдержала к 1924 г. шесть изданий. Она содержит описание подвижных игр на воздухе, спортивных игр (футбол, лапта, баскетбол и 1 Здесь и ниже цит. очерк «Светлой памяти И. Я. Герда» в кн.: Герд 1924: 3–8. 2 В том числе: «О воспитании и обучении в Соединенных Штатах Северной Америки», «Общий взгляд на английские учебные заведения и чем нам следует от них воспользоваться», «Игры в английских школах и у нас», «Ремесла и внешкольные работы воспитанников среднеучебных заведений», «О народном образовании в Соединенных Штатах Северной Америки», «Легкая атлетика и атлетические игры для войск, военных училищ и старших классов корпусов», «Практическое руководство к рациональной педагогической гимнастике». 22 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ др.), комнатных (шашки, шахматы, бильярд и др.), а также различных фокусов. Кроме этого, описаны ловля насекомых и их коллекционирование, собирание растений и составление гербария, и прочие полезные занятия. Александр Сергеевич уточнял: «Иван Яковлевич Герд впервые ввел в среднюю школу элементы ручного труда и практической деятельности учеников» (Герд 1996: 166). Александр Яковлевич Герд (Санкт-Петербург, 5 / 17 апреля 1841, — там же, 13 / 25 декабря 1888) — четвертый сын Я. И. Герда, прадед А. С. Герда. Он родился на 12-й линии Васильевского острова, где прожил более 20 лет 1. Окончив с отличием Ларинскую гимназию 2 в 1858 г., А. Я. Герд поступил на физико-математический факультет Петербургского университета и «в качестве депутата» участвовал в студенческих волнениях3. 12 октября 1861г. он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, освобожден в декабре того же года. 1 Участок, застроенный деревянными домами, где на 12 линии стоял одноэтажный дом Веры Петровны Бачмановой в 20 саженей по фасаду (более 40 м.) в середине 1880-х гг. перешел во владение В. Н. фон Дервиз; для нее арх. А. Ф. Красовский построил четырехэтажный доходный дом (ныне Средний пр., 48 — 12 линия, 27). 2 Четвѐртая гимназия Санкт-Петербурга, открыта по инициативе министра народного просвещения графа С. С. Уварова в 1836 г.; построена на средства, пожертвованные в царствование Екатерины II купцом П. Д. Лариным, в память которого и названа (6-я линия, 15, с выходом на 5 линию). 3 Е. С. Гаршина, мать писателя, в письме к сыну от 16 февраля 1872 г. сообщает: «Я очень рада, что ты познакомился с А. Я. Гердом. Я его очень хорошо знала, он был в дни былые в числе деятелей, вместе с Николаем Утиным, Спасским, Гайдебуровым и проч. Много раз они собирались на моей квартире во время смуты 62 г. <...> Я как теперь помню его большие голубые немного косые глаза, вследствие чего он и тогда носил очки <...> Герд один из немногих уцелевших от того смутного времени: почти все или погибли в тундрах Севера или стали благонамеренными гражданами» (см. Хмелевская 1977: 203, прим. 1) 23 А. Х. ГИРФАНОВА Студентом А. Я. Герд давал частные уроки, а окончив университетский курс со степенью кандидата (в 1863 г.), вместе с некоторыми молодыми педагогами учредил бесплатную Василеостровскую школу. Она просуществовала недолго и вслед за воскресными школами была закрыта в 1865 г. Несколько ранее А. Я. Герд посещал педагогические курсы при 2-й военной гимназии1, а в том же 1865 г. поступил в 1-ю военную гимназию воспитателем и преподавателем естественной истории, где служил до 1871 г. А. И. Герд вспоминает: «Здесь он, как и всегда, весь отдался своему делу. Зачастую в свободное от занятий время его воспитанники, запросто, приходили к нему на квартиру, играли, занимались и беседовали с ним. Он рассказывал им, читал, нередко иллюстрировал прочитанное соответствующими рисунками, клеил с ними картонажи, принимал участие в их играх, показывал им имевшихся у него на квартире в большом количестве птиц, морских свинок и других животных и объяснял им все, что возбуждало любознательность в детях. Нередко предпринимал с детьми образовательные экскурсии. Он успел настолько сблизиться с детьми, что, что бы ни случилось у детей в классе или дома у родителей, они прибегали к нему, делились с ним и советовались» (Герд 1916а: 17). В апреле 1866 г. Герд женился на Нине Михайловне Латкиной (1836—1906), происходившей из полузырянской семьи Латкиных, живших в Усть-Сысольске Вологодской области и занимавшихся добычей точильного камня. По собственному признанию, большое влияние на формирование ее личности оказали политические ссыльные, обучавшие девочку иностранным языкам и определившие круг ее чтения. В конце 50-х годов XIX в. Нина Михайловна вопреки воле родителей уехала в Петербург, где продолжила образование, что по тем временам было делом неслыханным. Здесь она познакомилась с Алек1 Учреждена на основе Второго кадетского корпуса в мае месяце 1863 г. В 1865 г. для подготовки преподавателей вновь образованных военных гимназий при ней были созданы двухгодичные Высшие педагогические курсы (в зданиях кадетского корпуса ныне располагается Военно-космическая академия имени А. Ф. Можайского). 24 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ сандром Яковлевичем, стала брать у него уроки английского языка и зарабатывала потом переводами. Из военной гим назии А. Я. Герд ушел в отставку из-за разногласий с педагогическим комитетом, назначившим слишком суровое наказание одному из воспитанников. Наряду с преподаванием, А. Я. Герд сотрудничал в журнале «Учитель»1 и некоторое время неофициально его редактировал вместе с Ф. Ф. Резенером. Герд был также членом закрытого в 70-х годах Санкт-Петербургского педагогического общества, помещавшегося при 2-й гимназии, в котором участвовали лучшие педагогические силы. В 1869 г. он был командирован Военным Министерством на съезд учителей в Берлин. В 1870 г. в столице России образовалось Общество колоний и ремесленных приютов для несовершеннолетних преступников, которое предложило А. Я. Герду и Ф. Ф. Резенеру учредить первую исправительную колонию близ Петербурга и занять должность директоров: Герду — земледельческого отделения2, Резенеру — ремесленного. Комитет Общества командировал обоих директоров за границу на шесть месяцев. А. Я. Герд познакомился с немецкими исправительными заведениями, побывал в Бельгии, Голландии, Англии и Швейцарии. Особенно привлекла его внимание Бехтеленская колония близ Берна — ее образцовое земледелие и рациональная организация трудовой жизни питомцев школы. При этом Герд не довольствовался поверхностным осмотром заведения, а жил вместе с воспитанниками, питался и работал с ними, изучая жизнь колонии на деле. Так он усвоил все, что могло быть применено в России, отбрасывая ненужное. Под исправительную колонию русским правительством была отведена лесная дача в 8 верстах от берега Невы, за Пороховыми заводами. Все заботы по хозяйственной части легли на А. Я. Герда. Положение было трудное. Ограниченное денежное содержание, неудобное помещение, нехватка работников, заболоченный лес, сырость и грязь. Герд питался на общей кухне с 1 Выходил в Санкт-Петербурге с 1861 по 1870 год. Директором колонии для малолетних преступников А. Я. Герд был в 1871—1874 гг. 2 25 А. Х. ГИРФАНОВА мальчиками, вместе с ними обустраивал территорию колонии, учил их грамоте и при этом наблюдал за дальнейшим производством работ, совмещая обязанности администратора, педагога, эконома, кассира, бухгалтера, строителя. В полшестого утра Герд уже будил своих питомцев, целый день работал с ними, а во время отдыха осматривал постройки и следил за работой по очистке территории от леса. Вечером же, когда все в колонии спали, он садился за ведение отчетности. Понемногу возводились все необходимые здания, и наконец был возведен небольшой домик, куда Герд мог привезти свою семью1. Среди воспитанников было много взрослых, преуспевших в воровстве и бродяжничестве и воспринимавшихся как закоренелые преступники. В таких условиях задача А. Я. Герда представлялась крайне сложной. Самым трудным был подбор воспитателей. В феврале 1872 г. Герд нашел двух воспитателей, удовлетворявших его высоким требованиям, о чем можно судить по признанию одного из них: «При встрече с А. Я. я в первый раз в своей жизни увидел то, что могло быть идеалом человека, то, что в состоянии вызвать душу от сна; я увидел того, кто меня нравственно обогрел и кто потом руководил мною и в смысле педагогической деятельности в колонии, и в моей будничной практической жизни, и могу сказать, что это был истинный педагог, незаменимый руководитель-наставник и воспитатель, что он был по делу и душе друг и воспитателей, и несчастных 1 В колонию к Герду часто наведывался В. М. Гаршин. Побывал в этом заведении и Ф. М. Достоевский, который отметил: «...я простился с колонией с отрадным впечатлением в душе» (см. «Дневник писателя», 1876 год, январь, глава вторая, раздел III). В числе известных посетителей был также И. С. Тургенев, который писал об этом Полине Виардо, отмечая, что воспитанники отличаются хорошими манерами, в колонии не применяются суровые наказания, качество еды хорошее, отношения воспитателей и учеников замечательны (см.: Muckle 2013: 20). Дж. Макл цитирует статью И. С. Зильберштейна «Человек поистине замечательный» // Литературная газета, 1974. № 16. С. 7. автор которой ссылался на недавно обнаруженные им письма, не вошедшие в академическое собрание сочинений И. С. Тургенева 60-х годов. 26 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ детей, составлявших население колоний. Его доброе отношение, любовь к делу, теплота, с которою он относился к своим новым помощникам, делали его личность обаятельною. С ним было как-то особенно тепло, все, что он говорил, ложилось на сердце, и мы шли за ним, не тяготясь непосильным подчас трудом» (цит.: Герд 1916: 20, — без уточнения имени автора). Воспитательная работа успешно совмещалась с просветительской. По приглашению Педагогического музея А. Я. Герд прочел десять публичных лекций «О силах природы». Эти лекции постоянно сопровождались опытами и привлекали такую массу слушателей, что громадная аудитория Соляного городка не могла вместить всех желающих поучиться у него. Каждая лекция Герда заканчивалась аплодисментами. Весной 1876 г. Герд был командирован Военным Министерством в Англию на всемирную педагогическую выставку в Кенгсингтоне. Только в 1882 г. с таким же успехом он прочел новый цикл лекций «О небесных телах». Годы жизни, начавшиеся с ухода А. Я. Герда из колонии, могут быть названы периодом служения женскому образованию. В 1877 г. он возглавил женскую гимназию княгини Оболенской1. Преподаватель по призванию и влечению, А. Я. Герд учил так, чтобы «...с одной стороны, слушательницы искренно любили его уроки <...> с другой, преподавание им велось так, что развитие личности и сообщение сведений шли в гармоническом соединении. При этом все его уроки отличались простою, ясною и изящною формою. Благие результаты оказывались почти тут же и часто совсем наглядным, осязательным образом. Так было с детьми, так было и со взрослыми слушательницами. Г-жа Трачевская2 говорит: ―Класс, впиваясь глаза1 Гимназия была открыта А. А. Оболенской (1831—1890) в 1870 г. для подготовки девушек к поступлению в высшие учебные заведения. С 1871 г. гимназия помещалась в доме № 16 по Средней Першпективе (ныне ул. Маяковского). В 1901 г. гимназия переезжает в специально построенный дом № 8 по Баскову переулку. В 1918 г. была национализирована и преобразована в трудовую школу. 2 Предположительно, она может быть отождествлена с Анной Трачевской, редактором ряда изданий по теории Дарвина в 20-е годы 27 А. Х. ГИРФАНОВА ми в А. Я., слушал его ясное, всегда наглядное преподавание и, почти не заглядывая в книгу, отвечал отлично уроки, глубоко и навсегда западавшие в ум и сердце учениц. У этого учителяотца никто не получал дурной отметки. Какой бы он ни преподавал предмет — физиологию ли, космографию ли, географию, зоологию, ботанику — этот предмет был всегда самым легким и самым интересным для учениц‖... Точно так же и в заведении с высшим образовательным цензом — на женских педагогических курсах его ясное, увлекательное, простое и вместе с тем глубоко содержательное чтение привлекало столько слушательниц, что они переполняли аудиторию, хотя предмет был необязательный» (цит. там же: 20). В 1880 г. А. Я. Герд был приглашен думой Санкт-Петербурга в качестве эксперта по учебной части при городской училищной комиссии, тем самым он стал руководителем городских школ. «Одна из учительниц пишет: ―Я со страхом ожидала приезда А. Я. в школу, так как знала, что по неопытности должна сделать немало промахов. Приехав, он внимательно выслушал мой урок, затем подробно расспросил о всех деталях ведения дела и просил побывать у него в воскресенье. Каждое воскресенье и праздничные дни А. Я., свободный от занятий в гимназии, уделял утро на беседы с учителями и учительницами. Своими деликатными и меткими замечаниями, своим теплым, добрым отношением к нам он чрезвычайно умело заставлял высказать ему о всех наших затруднениях и разрешал их с такою легкостью, что мы бодро шли на дальнейшую работу. Эти поучительные беседы остались у нас в памяти на всю жизнь и принесли много пользы живому делу‖» (там же). XX в. Ей с большой вероятностью принадлежат следующие публ.: 1) Письмо из Швейцарии. Женевский университет // Северный Вестник. 1895. № 7; 2) Дарвин Ч. Происхождение видов / В изложении А. Трачевской. СПб.: О. К. Нотович, 1897; 3) Предметные уроки в рассказах и опытах. I. Воздух и вода: Книжка к стенным таблицам / А. Трачевская и С. Калугин. Санкт-Петербург: Изд. А. Ильина, 1908– 1909; 4) Краткий объяснительный текст к стенным ботаническим таблицам С. Калугина и А. Трачевской. Л., 1927. 28 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ С самого основания Общества для доставления средств высшим женским (Бестужевским) курсам, А. Я. Герд был членом его Комитета, а в последние шесть лет своей жизни состоял его председателем. С 1878 г. и вплоть до своей кончины А. Я. Герд состоял также преподавателем царских детей: великих князей Георгия и Михаила Александровичей и великой княжны Ксении Александровны1. Личность А. Я. Герда привлекала всех, кому довелось с ним общаться. В. M. Гаршин не раз говорил, что своим нравственным и умственным развитием он обязан был А. Я. Герду более чем кому-либо. Последнее время они видались чуть не каждый день. Письма Гаршина к Герду2 поражают своей искренней привязанностью. Так, он исповедовался: «...Вам, может быть, не приходилось надевать себе петлю на шею и потом, — что всего страшнее, — снимать ее. Я не знаю, доходили ли Вы в острые периоды развития до таких минут, но я верю, да, пожалуй, даже чувствую, пожалуй, и знаю, что не легко далось Вам то сравнительное душевное спокойствие, каким Вы обладали всегда, когда я знал Вас <...> Господи! да поймут ли наконец люди, что все болезни происходят от одной и той же причины, которая будет существовать всегда, пока существует невежество! Причина эта — неудовлетворенная потребность. Потребность умственной работы, потребность чувства, физической любви, потребность претерпеть, потребность спать, пить, есть и так далее» (Гаршин 1984: 332–333, письмо из Тулы от 13 марта 1880 г.). 1 В связи с этим любопытна деталь, сообщаемая В. М. Гаршиным в письме к сестре — Н. М. Гаршиной, из Ялты (от 30 марта 1887 г.): «Вчера мы с Гердами <...> ходили пешком в Ливадию. Собрали много новых видов растений. Но в Ливадии, несмотря на письмо Даниловича о приказании государыни пропускать везде А. Я., меня не пускали во дворец. <...> Наконец пустили, но мы сами не пошли» (см.: Гаршин 1934). Имеется в виду Г. Г. Данилович — военный педагог, генерал. 2 Письма В. М. Гаршина к А. Я. Герду известны в отрывках; автографы частично погибли. По предложению последнего Гаршин, переводил с немецкого «Определитель птиц Европейской России». 29 А. Х. ГИРФАНОВА Внезапная смерть Гаршина потрясла Александра Яковлевича: всегда умевший владеть собой, он долгое время не мог ничем заниматься. 12 декабря 1888 г. Александр Яковлевич вернулся домой после занятий с царскими детьми в Гатчине. Вечером он объявил собравшимся у него друзьям, что преодолены все цензурные препятствия к изданию сборника памяти Гаршина1. Последним от него ушел художник Ярошенко во втором часу ночи. Приготовившись спать, Александр Яковлевич стал жаловаться на боль в голове. Явившийся доктор, живший в том же доме, заявил, что по всей вероятности произошла закупорка кровеносных сосудов. К шести часам утра 13 декабря Александра Яковлевича не стало. Умер он на 48 году жизни. А. Я. Герд много переводил — в частности, Ч. Дарвина («Происхождение видов, ботаническая часть», 1867—1868) и Г. Спенсера («Основания биологии», 1870), и подготовил ряд основательных научных трудов2. Особенно велики заслуги Герда в области образования. Созданные им учебники 3 сыграли большую роль в преподавании естествознания, надолго определив его характер (напр., ср.: Мельников 1946). Первым из русских педагогов А. Я. Герд пытался ввести идею эволюции природы в школьные программы и учебники. Он является автором пособий по всем основным школьным предметам из области неживой и живой природы4. Учебное 1 См.: Памяти В. М. Гаршина. Художественно-литературный сборник. С двумя портретами В. М. Гаршина, видом его могилы и 21 рисунком. СПб.: Типография и фототипия В. И. Штейн, 1889. 2 См.: «Определитель растений» (1868—1869, 2 части), «Определитель минералов» (1870, 2-е изд.: 1876), «Определитель птиц Европейской России» (1880) и др. 3 Некоторые из них были обновлены и дополнены В. А. Гердом. 4 По минералогии («Первые уроки минералогии», 6-е изд.: 1888; «Учебник минералогии», 9-е изд.: 1896; «Руководство минералогии для начальных училищ», 7-е изд.: 1895), зоологии («Учебник зоологии», Ч. 1–2, 1877–1883; 14-е изд.: 1903), географии («Учебник географии», Ч. 1–3, 1887–1889; «Краткий курс всеобщей географии», 1889) и начальному курсу естествознания («Краткий курс естествове- 30 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ пособие А. Я. Герда «Мир Божий» («Книжка I. Земля, воздух и вода», 1883; 14-е изд.: 1918) и методические пояснения к нему «Предметные уроки в начальной школе» (1883; 5-е изд.: 1914) надолго стали настольными книгами для учителей. Историк естествознания, один из создателей отечественной методики преподавания биологии — Б. Е. Райков писал в связи с переизданием последнего пособия1: «За четверть века, протекшую со времени появления этой важнейшей книги А. Я. Герда, методических работ по курсу школьного естествознания, в частности по курсу неживой природы, появилось много, но до сих пор ―Предметные уроки‖ заменить нечем. И, вероятно, они надолго еще останутся лучшей практической школой для преподавателя, который на конкретных примерах пожелал бы усвоить общие приемы преподавания естественной истории <...> время первоначального появления ―Предметных уроков‖, в 1883 г., было весьма печальной эпохой для нашего школьного естествознания. Изгнанное из средней школы (в 1877 г.) как предмет, якобы развивающий вольнодумство и верхоглядство, оно влачило довольно жалкое существование и было реставрировано лишь сравнительно недавно (в 1901 г.). Но даже и в настоящее время ―Предметные уроки‖ (передаю свое личное впечатление) далеко не пользуются той известностью среди молодых педагогов, которой заслуживают. А между тем изучение этой книги несравненно полезнее многих новейших пособий по неживой природе, которые в методическом отношении представляют собою часто нечто совершенно жалкое» (Райков 1960: 170). Дочь А. Я. Герда, Антонина (Нина) Александровна (С.-Петербург, 21 апреля 1867 — Париж, 26 мая 1943), преподавала естествознание в гимназиях Оболенской, Таганцевой и Стоюниной. Она стала женой П. Б. Струве — основателя одного из первых марксистских кружков на юридическом факультете Петербургского университета (в 1890 г.) и самого непримиримого дения», 1878; 13-е изд.: 1906; «Естествознание как отдельный предмет в курсе начальной школы», 1917). 1 Отзыв на 5-е изд. «Предметных уроков» (СПб., 1914), с портр. и биографией А. Я. Герда; 1-я публ.: Естествознание в школе. 1914. № 6. 31 А. Х. ГИРФАНОВА «врага» большевиков в русской эмиграции, что сказалось на судьбе его шурина, В. А. Герда. Владимир Александрович Герд (г. Веве, Швейцария, 25 июня 1870 — Тверь, 2 июля 1926), сын А. Я. Герда, дед А. С. Герда, окончил Петербургский университет, где слушал лекции П. Ф. Лесгафта и Д. И. Менделеева. Учился Герд вместе с П. Б. Струве, посоветовавшим ему получить агрономическое и экономическое образование в Новоалександрийском институте сельского хозяйства и лесоводства1, профессором которого был теоретик марксизма А. И. Скворцов. Еще в студенческие годы В. А. Герд примкнул к революционному движению, участвовал в студенческих беспорядках, и с 1890 года состоял на учете в полиции (Герд 2005: 3). Женился он на двоюродной сестре — Юлии Ивановне Герд (о ней см. следующий раздел). Гимназические годы В. А. Герд вспоминал с отвращением. Большую часть времени, по его словам, заполняли латинские и греческие уроки, а дурное товарищество и отсутствие «возвышающего влияния» на юношество учителей делали пребывание в гимназии трудно переносимым (там же: 11). Отец — А. Я Герд, способствовал развитию его интереса к естествознанию (все трое детей стали естественниками), мать — Нина Михайловна, приучила его чтением вслух к литературе, а сестра матери — Магдалина Михайловна Латкина (1861—1912), известный педагог, историк по образованию, знакомила племянников сначала с романами Вальтер Скотта, а позже с книгами лондонского издания сочинений А. И. Герцена. Если судить по мемуарным страницам названного очерка, написанного Ю. И. Герд, поворотным моментом в судьбе В. А. Герда стал голод 1981—1892 годов. Летом 1892 г. он участвовал в оказании помощи голодающим Поволжья, что содействовало его «революционным» симпатиям — привычного уважения к людям, независимо от их социального положения. В декабре 1898 г. Герд был арестован. Около полугода он провел в предва- 1 Институт располагался в Люблинской губернии. В. А. Герд закончил его в 1896 г. 32 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ рительном заключении, работая над переводом Спенсера. Осенью 1900 г. Герда на два года выслали из Петербурга1. С 1902 г. В. А. Герд являлся ректором Тенишевского училища и преподавателем Высших курсов Лесгафта. В 1903 г. уже чувствовалось приближение первой русской революции. Начиналось брожение и в системе школьного образования — отрицательное отношение к ней способствовало возникновению школ на дому. Одну из первых открыл В А. Герд на Удельной, куда ходили и его — дети Сережа (отец Александра Сергеевича) и Шура (Александр). После двухлетнего существования школа была закрыта. Как пишет Ю. И. Герд, ни она, ни ее муж не были «партийными»: «Влад[имир] Алекс[андрович]» политиком не был; он был общественником. Ему были чужды партийные разногласия <...> Социалист и марксист по убеждению Вл. Ал. никогда не забывал интересов крестьянства и придавал огромное значение роли личности и моральным побуждениям во всяком начинании» (Герд 2005: 46). Многие революционеры из разных партий находили пристанище в их квартире на Удельной, которая неоднократно подвергалась обыскам. После первого обыска Юлия Ивановна была арестована за хранение нелегальной литературы. В 1912 г. В. А. Герд принял предложение организовать восьмиклассное коммерческое училище при Путиловском заводе для детей рабочих и служащих. Когда началась Первая мировая война, старший сын Гердов — Александр, студент 1-го курса Политехнического института оставил учебу и ушел на войну санитаром, а потом, окончив краткосрочный курс Михайловского артиллерийского училища, был отправлен на Кавказский фронт, где его застала Февральская революция 1917 г. Младшему сыну, из-за проблем со слухом в военной службе было отказано: он работал в комис1 Арест был связан с делом «Рабочего Знамени» — первоначально «Группа рабочих-революционеров», которая сформировалась в 1896 г. для пропаганды среди рабочих социалистических идей. В 1901 г. большинство членов этой группы примкнуло к «Русской социалдемократической рабочей партии», меньшинство перешло к эсерам. 33 А. Х. ГИРФАНОВА сии по приему возвращавшихся в Россию политических ссыльных и эмигрантов1. После Февральской революции В. А. Герд активно участвует в организации Учительского союза, который созывает весной 1917 г. Всероссийский съезд учителей. До 1919 г. Герд оставался председателем центрального бюро союза учителей, а с 1922 г. он стал одним из редакторов журнала «Педагогическая Мысль»2. С наступлением Октябрьской революции член РСДРП (меньшевиков) В. А. Герд становится заведующим 86-й трудовой советской школы при Путиловском заводе и верфи. Помимо общеобразовательных занятий в школе работал «Путиловский кружок любителей живой природы», который с 1919 по 1923 г. вел его сын Сергей. Постановка воспитательского дела в Путиловском училище убедила В. А. Герда в необходимости заинтересованного участия взрослого человека в жизни детей: «Только на воспитательной работе может строиться нормальная школьная жизнь, и без нее она невозможна, — таков был основной принцип В. А. и его сотрудников» (Герд 2005: 73). Учительское сообщество Петербурга и Москвы отрицательно отнеслось к захвату власти большевиками и примкнуло к забастовке, объявленной некоторыми профессиональными союзами. Кульминацией стала демонстрация 5-го января 1918 г., когда учителя Петербурга со своим знаменем, которое нес В. А. Герд, направились к Таврическому дворцу для приветствия Учредительного собрания. По пути демонстранты подверглись обстрелу. После этих событий центральное бюро Союза учителей было переведено в Москву, куда и переезжает В. А. Герд. 1 В 1913—1917 гг. «дворянин Владимир Александрович Герд и его тетка, вдова действительного статского советника Ивана Яковлевича Герда — Мария Михайловна с дочерью Юлией Ивановной, учительницей Путиловского и Выборгского коммерческих училищ» проживали в доме № 4 по Забалканскому проспекту (ныне Московский) на углу наб. р. Фонтанки (см.: Векслер, Крашенниникова 2014: 52). Там же см. сведения об И. Я. Герде (с. 52, прим. 85) и В. А. Герде (с. 54–55). 2 Журнал «Педагогическая мысль» (Пг.; Л.) выходил в 1918—1921 годах; в 1924 г. был запрещен по идеологическим мотивам. 34 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ Однако вскоре он был вынужден вернуться в Петроград, когда в декабре 1918 г. Юлия Ивановна заболела тифом. С 1919 г. Герд снова работает в Путиловском училище. 15-го июня 1923 г. В. А. Герд был арестован вместе с рабочими верфи, к которой училище никакого отношения не имело. Причиной ареста было недовольство районо работой Герда. Его обвиняли в том, что он якобы был связан с меньшевиками за границей. Будучи страстным защитником «политической свободы» и прекрасным оратором он не мог защитить себя1. Даже то, что его жена была дружна с Н. К. Крупской, которая обратилась за поддержкой к Ф. Э. Дзержинскому (Muckle 2013: 151), не смогло изменить «дела» В. А. Герда, хотя несколько смягчило возможные последствия. О том свидетельствуют две записки. Первая, за подписью «Ф. Д.», адресована 6 июня 1923 г. секретарю особого отдела ВЧК В. Л. Герсону: «Только что обратилась ко мне Надежда Константиновна по поводу ар[еста] в Петрограде 15.VI. директора Путил[овской] школы (образцовой) Владимира Александровича Герт [sic!] (возможно, что фамилию я недослышал). Знает его с детства. Аполитичен. Настроение сменовеховское. Сестра его — жена Струве. Видно, поэтому арестовали. В Москву приехала делегация путиловских рабочих. Протелефонируйте в Питер, если нет против него прямых серьезных улик, пусть освободят, если есть, пусть немедленно пришлют мне лично все дело»2. Вторая записка с пометой «Сов. секретно», за подписью «Пред. ГПУ Ф. Дзержинский» направлено 7 сентября 1923 г. в Оргбюро ЦК РКП: «В дополнение к заключению комиссии ЦК 1 В связи с деятельностью Союза учителей социал-демократов Ю. И. Герд вспоминает: «Вл. Ал. был прекрасный оратор, всегда искренний, горячий, даже страстный, чувствующий аудиторию. Когда нужно было защитить положение, выявить мысль, убедить аудиторию, мы радовались, если на кафедру выходил Герд, и вперед считали дело выигранным» (Герд 2005: 45). 2 РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 297. Л. 1–1об. Автограф. В ориг. немедленно и все подчеркнуты дважды, см.: «Россия. XX век» (http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1019698). 35 А. Х. ГИРФАНОВА РКП по делу арестованных рабочих Путиловского завода и верфи считаю возможным ввиду преклонного возраста и болезненного состояния здоровья подлежащего административной высылке в Туркестан меньшевика Герда Владимира Александровича заменить ему высылку в Туркестан высылкой в Тверь под надзор губотдела ГПУ, на что прошу согласия»1. Дзержинский так определил причину ссылки Владимира Александровича: «Мы ни в чем не можем обвинить Герда, но нам ясно, что он наш противник и там, где он имеет влияние, он нам вреден, а потому мы его ссылаем» (Герд 2005:109). В. А. Герда осудили на три года ссылки и с учетом состояния его здоровья отправили в Краснодар. В начале сентября 1924 г. Герд получил приглашение в Тверской педагогический институт, где читал методику естествознания и курс теории и практики трудовой школы, а позже стал заведующим естественным отделением и деканом. В июле 1926 г. жизнь Владимира Александровича оборвал сердечный приступ. Некоторые статьи В. А. Герда, посвященные проблемам экскурсоведения, составили посмертно изданный под редакцией сына Сергея сборник «Экскурсионное дело» (Герд 1928). Юлия Ивановна Герд (Нижний Новгород, 17 сентября 1869 — Ленинград, 1932 ?), дочь И. Я. Герда, жена В. А. Герда, бабушка А. С. Герда. Окончила 2-ю Московскую женскую гимназию и Петербургские высшие женские курсы — Бестужевские (в 1893 г.). С 1887 г. Ю. И. Герд, будучи курсисткой, начинает преподавать русский язык в женской гимназии М. Н. Стоюниной2. В 1898 г. Герд была привлечена по делу социал-демократической группы «Рабочее Знамя» (см. выше, прим. к с. 33). С ноября 1900 г. она отбывала ссылку близ станции Окуловки 1 Там же. Л. 5. Автограф. Среднее учебное заведение, основано в 1881 г. М. Н. Стоюниной (1846—1940); находилось на Кабинетской ул., дом 20. (ныне ул. Правды). В 1918 г. гимназия была национализирована и на ее базе открыли трудовую школу. 2 36 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ (Крестецкий уезд, Новгородской губ.), в сентябре 1902 г. вернулась в Петербург, а в 1903 г. вновь привлечена к следствию по делу Союза борьбы за освобождение рабочего класса. С 16 сентября Герд находилась под стражей и 16 октября выслана в Псков под надзор полиции. С 1909 г. Ю. И. Герд вновь преподает в частной петербургской гимназии. В 1920 г. работает «как техническая служащая Ленинградской библиотеки Военной академии наук», с 1924 г. живет вместе с мужем в Краснодаре, затем в Твери, а после его кончины возвращается в Ленинград. В 1926–1928 годах она работала в Библиотеке Академии наук. 20 ноября 1928 года Ю. И. Герд «совместно с другими служащими БАН была арестована и просидела в ДПЗ в Ленинграде в течение почти 3-х месяцев. — Как разъясняет ее старший сын в цитируемом ниже документе. — По освобождении с нее была взята подписка о невыезде, и мы считали, что дело кончено, тем более что никакого обвинения предъявлено не было». В просьбе сына, «военного инженера Герд[а] Александра Владимировича», направленной 22 апреля 1929 г. «Председателю Центрального Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Крестьянских и Народных Депутатов РСФСР тов[арищу] Калинину», сообщается: «...в настоящее время она, однако, высылается из Ленинграда в гор[од] Глазов. Согласно имеющихся у меня из письма матери сведений, поставлены ей в вину ее резкие ответы на допросах. Моя мать не является сторонницей Сов[етской] власти, более того она относится к ней отрицательно. Ей непонятен марксизм, она стоит на идеалистической и непримиримой точке зрения. По своей прямоте, по резкости своего характера и по присущему ей органическому неумению хитрить и лгать, она, конечно, как сама пишет, не скрывала это на допросах. С другой стороны, я глубоко в этом убежден, какой-либо опасности для Сов[етской] власти моя мать не представляет. Какой-либо общественной роли она не играет, каких-либо связей не имеет. <...> Единственно близкие люди ей — брат мой и я. Я как военнослужащий, перебрасываемый с места на место, вижу ее приблизительно месяц раз в год или еще реже того. Брат мой <...> является единственным светлым осколком жизни матери. Таким 37 А. Х. ГИРФАНОВА образом, высылка ее из Ленинграда оборвет последнюю возможность жить около любимого человека <…> Глубоко уверенный в совершенной безвредности моей матери для Сов[етской] власти и зная, что для нее, больной старой женщины, высылка явится сильным ударом, окончательно подорвет ее силы, лишит ее того последнего физического и морального оплота, который она имеет в Ленинграде, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой пересмотреть ее дело и оставить ее доживать свои дни в Ленинграде. Я служу в Красной Армии с 1918 г., сначала в качестве командира, затем слушателя ВоенноИнженерной Академии и в течении 3-х последних лет в качестве военного инженера. Мне кажется, что полученная мною советская школа не дала бы мне возможности просить Вас, если бы я не чувствовал той ошибки, которая сделана постановлением о высылке матери <…> и зная, что для нее, больной старой женщины, высылка явится сильным ударом, окончательно подорвет ее силы, лишит ее того последнего физического и морального оплота, который она имеет в Ленинграде, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой пересмотреть ее дело и оставить ее доживать свои дни в Ленинграде. г. Киев. 28 Управление Начальника Военно-Строительных Работ»1. Несмотря на ходатайство помполита, приложенное к этой просьбе, высылка не была отменена. Юлия Ивановна Герд поселилась в Глазове, позднее переехала в Тверь. В сентябре 1930 г. ей было разрешено свободное проживание, и она вернулась в Ленинград. В 1924—1926 гг. В. А. Герд вместе с супругой работал над очерком об истории своей семьи. Завершившая позже этот замысел Ю. И. Герд посвятила его памяти мужа. Как отмечал их внук Александр Сергеевич, очерк, воссоздающий те условия, в которых приходилось жить и работать русской интеллигенции в начале XX века, пролежал в семейном архиве восемьдесят лет, и в наше время его публикация оказалась весьма актуальной в связи с неутихающими спорами в обществе о реформах образования (Герд 2005: 3). 1 38 ГАРФ. Ф. Р–8409. Оп. 1. Д. 395. С. 154–156. Автограф. СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ Сергей Владимирович Герд (Козлов, ныне Мичуринск, 22 авг. 1897 — Ленинград, 1961), младший сын В. А. Герда, отец А. С. Герда. Он известен как основатель карельской и ленинградской школ гидробиологии и в качестве организатора биологического образования в СССР1. В 1915—1920 гг. С. В. Герд является студентом физикоматематического факультета Петроградского университета (ныне СПбГУ) и одновременно занимается в лаборатории профессора В. А. Догеля на кафедре зоологии беспозвоночных. Окончив университет, Герд становится школьным учителем, составляет и редактирует учебники по естествознанию, развивая методические идеи А. Я. Герда и подчеркивая большое значение непосредственного наблюдения в обучении детей естественным наукам. В квартире своего знаменитого деда, им был организован «живой уголок», куда школьники приходили изучать «живых животных»: «Сколько я себя помню, — писал он в книге ―Мой живой уголок‖ (Л., 1955), — на протяжении своих школьных и студенческих лет, всегда у нас дома жили различные зверьки, черепахи, ящерицы, птички, рыбы... Все это четвероногое, пернатое, чешуйчатое население требовало много хлопот и внимания... Но зато сколько минут большой радости, серьезного интереса доставляли мне животные!». Как упоминалось выше, С. В. Герд увлеченно работал в кружке любителей природы в школе при Путиловском заводе, а с 1925 года он руководил таким же кружком при Ленинградской педагогической биостанции, который объединял учащихся из всех районов города2. В 1931 г. Герд был направлен старшим научным сотрудником во вновь организованный Карельский научно-исследовательский институт, где впоследствии возглавил лабораторию 1 Список научных работ С. В. Герда насчитывает 166 названий; самый известный его труд (в соавторстве с В. И. Жадиным) «Реки, озѐра и водохранилища СССР, их фауна и флора» (М., 1961). 2 Этот педагогический опыт обобщен С. В. Гердом в книге «Школьный кружок любителей природы. Как его организовать и как вести его работу» (1925); она получила высокую оценку Б. Е. Райкова на страницах журнала «Живая природа». 39 А. Х. ГИРФАНОВА гидробиологии. В 1938 г. учѐный совет МГУ присвоил С. В. Герду степень кандидата биологических наук без защиты диссертации, а в 1940 г. — звание доцента. В 1938 году он переходит в Карельский учительский институт, где, помимо зоологии беспозвоночных, читал курсы географического цикла, затем возглавил кафедру зоологии беспозвоночных на биологическом факультете. В 1931—1938 гг. С. В. Герд служит в Карельском научноисследовательском институте, преподает в Карельском учительском институте (в 1938—1950 гг.), а также заведует кафедрой зоологии беспозвоночных животных и является проректором по научной части (в 1940—1950 гг.). Карело-Финского государственного университета (ныне Петрозаводский университет). В 1944 г., находясь в эвакуации в Сыктывкаре, С. В. Герд защищает диссертацию по теме «Фауна больших рек Карелии» и становится доктором биологических наук и профессором. В 1945 г. он организовал биологическую станцию в посѐлке Гридино на Карельском побережье Белого моря и лимнологическую станцию в селе Кончезеро. Обе станции стали научной базой для учебной практики студентов-биологов. Под руководством С. В. Герда кафедра ихтиологии и гидробиологии провела исследование озер западной Карелии (в 1948—1949 гг.). Последнее десятилетие жизни Герда было особенно плодотворным по числу публикаций — научных книг, статей, популярных изданий, методических пособий, учебников и курсов. В эти годы С. В. Герд развил предложенную им схему биономического картирования, довѐл еѐ до общей классификации озѐр Карелии и СССР, начал составление биологического кадастра озѐр Карелии на примере бассейна реки Шуя, организовал подготовку коллективного труда «Фауна водоѐмов Карелии». Им составлен также «Указатель литературы по гидрологии озѐр и рек Карело-Финской ССР» (опубликован частично — около 600 названий — в справочнике «Озѐра Карелии», 1959). В 1948 г. С. В. Герду было присвоено звание заслуженного деятеля науки Карело-Финской ССР. В 1950 г. он вернулся в Ленинград и возглавил кафедру зоологии в ЛГПИ им. Герцена (ныне СПбГПУ), где преподавал до своей кончины. 40 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ У С. В. Герда было много последователей далеко за пределами Ленинграда. Сергей Владимирович развивал и отстаивал свои научные взгляды и педагогические принципы всю свою жизнь1. Ольга Арсеньевна Кадлубовская (Харьков, 1900 — Ленинград, 1989), жена С. В. Герда, мать А. С. Герда, родилась в семье профессора Харьковского университета А. П. Кадлубовского, который, в свою очередь, был сыном одного из первых русских языковедов, академика Петра Алексеевича Лавровского: «...ее юность и молодые годы прошли в Харькове и в Крыму (в Симферополе 1918—1921 гг.) <...> Материнская линия родства связывала нас с милейшим Леонидом Арсеньевичем Булаховским, а побочные линии через семью Филатовых-Яковлевых — с семьей Жирмунских, а меня — вновь с Алексеем Викторовичем Жирмунским — одним из крупнейших современных биологов России» (Герд 1996: 166–167). В 1915 г. А. П. Кадлубовский получает приглашение занять кафедру русской литературы Петроградского университета. Весной того же года семья переезжает в Петроград. Через год открывается университет в Перми, как отделение Петроградского университета, в котором Кадлубовский назначается деканом историко-филологического факультета. В Перми в 1917 году Ольга Арсеньевна заканчивает гимназию. С 1918 г. семья живет в Крыму. О. А. Кадлубовская поступает на историко-филологический факультет Крымского университета (Симферополь), совмещая учебу с работой в библиотеке. С библиотечным делом она связала свою судьбу. После окончания Высших библиотечных курсов в Москве (1925—1927 гг.), Кадлубовская служит в библиотеке Крымского педагогического института (Симферополь), затем переезжает в Ленинград. С 1931 по 1934 г. Ольга Арсеньевна трудится в 1 Главные методические работы С. В. Герда: «Школьный кружок любителей природы. Как его организовать и как вести его работу» (1925), «На пути к природе. Сборник тем для наблюдений животных и растений» (1926); «Аквариум в школе» (1953); «Живые животные в школе» (1954). 41 А. Х. ГИРФАНОВА Центральной геологической библиотеке. Переехав с мужем С. В. Гердом в Ташкент, она также работает в библиотеке. Вернувшись в Ленинград (в 1935 г.), заведует библиотекой Научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства. Перед войной семья с маленьким ребенком переезжает в Петрозаводск. В 1941 г. семья Гердов эвакуирована вместе с другими семьями преподавателей Карело-Финского государственного университета в Сыктывкар, где Ольга Арсеньевна продолжила свою профессиональную деятельность в библиотеке Коми педагогического института, а затем заведовала научной библиотекой АН по изучению Севера. По окончании войны Кадлубовской пришлось решать в Петрозаводске трудную задачу по восстановлению университетской библиотеки. В библиотеке сохранились различные документы, составленные ею: служебная записка ректору КФГУ «План работ по организации библиотеки университета», «План работы библиотеки университета на 1944/45 гг.». В 50-е годы семья возвращается в Ленинград, где О. А. Кадлубовская работала в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ныне РНБ). Лора Александровна Герд (род. 16 ноября 1970), дочь Александра Сергеевича — представитель шестого поколения Гердов в России. В 1992 г. она закончила Филологический факультет ЛГУ по кафедре классической филологии, в 1994 г. защитила кандидатскую диссертацию «Вопросы церковного права в ―Тактиконе‖ византийского канониста XI в. Никона Черногорца», а в 2006 г. получила докторскую степень за диссертацию «Константинополь и Петербург: Церковная политика России на православном востоке (1878—1898)». В настоящее время Л. А. Герд является ведущим научным сотрудником Санкт-Петербургского Института истории РАН; с 2009 г. она преподает также древнегреческий язык в Санкт-Петербургской Духовной академии (читает спецкурсы «Россия и православный Восток», «Историография общецерковной истории», «Церковное законодательство Восточно-Римской империи»). 42 СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ И КУЛЬТУРЕ У Лоры Александровны трое детей. Это седьмое поколение Гердов. Дочь Марина (род в 1989), закончила русское отделение филологического факультета СПбГУ в 2012 г. В настоящее время стажируется за рубежом. Дочь Анна (род. в 1996) — студентка факультета политологии СПбГУ. Сын Николай (род. в 1998) — учащийся средней школы. Литература Векслер А. Ф., Крашенинникова Т. А. Московский проспект. Очерки истории. М.: Центрполиграф, 2014. Гаршин В. М. Письма 1874—1887 гг. / Ред. Ю. Г. Оксман. М.: Academia, 1934. Гаршин В. М. Избранное / Сост. и примеч. И. И. Подольской; Вступит. статья Г. А. Бялого. М.: «Правда», 1984. Герд А. С. О себе и от себя // Язык, история и современность. СПб., 1996. С. 165–176. Герд А. Я. Избранные педагогические труды. М., 1953 [Прил.: биографич. очерк и библ., сост. О. А. Казакова]. Герд В. А. Экскурсионное дело. Л., 1928. — 121 с. [Под ред. С. А. Герда, с биографич. очерком Л. Н. Никонова и Б. Е. Райкова об авторе]. Герд И. Я. Первая в России Ланкастерская школа // Исторический вестник. 1887. Т. 29 (июль– сент.). С. 651–656 (подпись: И. Г.). Герд И. Я. Сборник игр и полезных занятий для детей всех возрастов: С предисл. для родителей и воспитателей. 3-е изд., испр. и доп. М.: Тип. А. А. Карцева, 1888. — VI, 355, III с. с ил. Герд И. Я. Герд Александр Яковлевич // РБС. Т. 5. Гербергский – Гогенлое / Под ред. Н. П. Чулкова. М.: Изд. Рус. Историч. обва., 1916. С. 16–22. (а) Герд И. Я. Герд Яков Иванович // Там же. 1916. С. 22–25. (б) Герд Ю. И. Владимир Александрович Герд: очерк жизни и деятельности (1870–1926). СПб., 2005 [Предисл.: А. С. Герд «От издателя»]. Герд Я. И. Записки об открытии первого училища взаимного обучения в России // Журнал для воспитания. 1858. № 12. С. 327–342. Гершензон М. О. Братья Кривцовы. М., 2001. Источники Словаря русских писателей / Сост. С. А. Венгеров. СПб.: изд. Акад. наук, 1900. Т. 1. Ермолин Н. К. Очерк жизни А. Я. Герда. СПб., 1889. 43 А. Х. ГИРФАНОВА Мельников М. И. А. Я. Герд — основоположник рус. методики естествознания // Естествознание в школе. 1946. № 1. Орлов А. А. Ланкастерские школы в России в начале XIX в. // Педагогика и психология образования. 2013. № 1. С. 11–20. Пыпин А. Н. Общественное движение в России при Александре I. Изд. 2-е. СПб., 1885. Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I / Предисл. А. Н. Цамутали СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2000 (1-е изд.: Пг., 1916). Райков Б. Е. А. Я. Герд и школьное естествознание // Райков Б. Е. Пути и методы натуралистического просвещения. М.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1960. С. 160–176. Райков Б. Е. На жизненном пути: автобиографические очерки. Кн.1—2 / [Отв. ред: Н. П. Копанева; Вступ. ст.: К. В. Манойленко и др.; примеч.: А. Г. Абайдулова и др.]. СПб.: ООО «Изд. дом „Коло―», 2011 (СПбФ АРАН). Семенов Д. Д. Из школьных воспоминаний старого педагога // Русская школа. 1890. № 9. С. 42–54. Телешов С. В. Ланкастерская школа в России // Педагогика. № 10. 2005. С. 73-77. Томашевская Н. Ланкастерские школы в России // Русская школа. 1913. № 3 (март). Отд. I. Хмелевская Е. М. Письма к матери // Из переписки [В. М. Гаршина]. М.: Наука, 1977. С. 198–212 (Лит. наследство. Т. 87). Heard's Lanсastrian School in Russia // Anglo-Russian Literary Society. 1893 Muckle J. James Arthur Heard (1798—1875) and the education of the poor in Russia» // Derbyshire: Bramcote Press, 2013. 44 А. С. Герд О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ1 В какой-то момент остановить этот сборник оказалось уже невозможным. И здесь, когда возник вопрос: «Кто же напишет обо мне?», я не мог уже более молчать и сдерживаться и сказал, что сегодня никто не может написать обо мне лучше, чем я сам. Так возникли эти заметки. Первая их часть отвечает на постоянные вопросы ко мне везде и повсюду: «Откуда у Вас такая фамилия, как она пишется и из кого же Вы тогда вышли?» Вторая часть этих заметок возвращает нас в наши дни и представляет ряд чисто эмпирических соображений лингвиста об организации отечественной вузовской науки. Итак, «Откуда же у меня такая фамилия и из кого я вышел?» Мой прапрадед Яков Герд (1799—1875) происходил из семьи английских моряков, которые еще в XVIII в. регулярно охотились на китов в Антарктиде. В начале XIX в. по приглашению графа Румянцева он приезжает в Россию, где приступает 1 Опубл. в кн.: Язык, история и современность. СПб., 1996. С. 165– 176. Примечания, оформленные в этой и следующей статье как концевые сноски, нами приведены по месту внизу страницы. В остальном авторский текст воспроизводится без изменений (ред.). А. С. ГЕРД к организации школ нового типа обучения — ланкастерских. До этого в Англии он был королевским инспектором ряда ланкастерских школ. В России женился, опубликовал ряд грамматик русского языка по-английски и по-русски, занимался переводами с английского. Трое его детей — Александр, Иван и Василий — посвятили себя педагогическому труду; четвертый — Яков — был русским консулом в Англии, его дочь Вера была учительницей в Англии. Александр Яковлевич Герд (1842—1888) — известный русский общественный деятель 60-70-х гг. XIX в., естествоиспытатель, реформатор русского образования, основатель системы детских колоний в России, много переводил с английского. О нем в России есть большая литература. Иван Яковлевич Герд впервые ввел в среднюю школу элементы ручного труда и практической деятельности учеников. Видными педагогами и деятелями русского образования были сын Александра Яковлевича Герда Владимир и дочь Нина. Владимир Александрович Герд (1870—1926) принимал участие в организации в Петербурге (Петрограде) первого Всероссийского педагогического общества, новых типов школ. Он был активным деятелем петербургского просвещения и образования начала XX в. Его сестра Нина Герд преподавала в гимназиях Петербурга, много работала в первых марксистских кружках 90-х гг. XIX в., была близкой подругой Н. К. Крупской. Впоследствии она вышла замуж за известного русского общественного деятеля Петра Струве. Мой отец Сергей Владимирович Герд (1897—1961), сын Владимира Александровича Герда, — русский естествоиспытатель, биолог, много работал в школах и вузах Петрограда, Ленинграда, Петрозаводска, автор свыше 120 трудов, учебников для школы, вузов. По материнской линии мой дед (сын академика П. А. Лавровского) Арсений Петрович Кадлубовский — профессор Харьковского и Петербургского университетов, специалист по древнерусской литературе. Моя мать, Ольга Арсеньевна Кадлубовская (1900—1989) родилась в Харькове, ее юность и молодые годы прошли в 46 О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ Харькове и в Крыму (в Симферополе 1918—1921 гг.) в среде таких замечательных людей, как историк Б. Д. Греков, филологи А. А. Смирнов, Л. А. Булаховский. Всю жизнь она отдала работе в университетских библиотеках. Особенно велик ее вклад как директора в 1941—1945 гг. — возвращение из Сыктывкара в Петрозаводск огромной библиотеки Петрозаводского университета. Материнская линия родства связывала нас с милейшим Леонидом Арсеньевичем Булаховским, а побочные линии через семью Филатовых-Яковлевых — с семьей Жирмунских, а меня — вновь с Алексеем Викторовичем Жирмунским — одним из крупнейших современных биологов России. Обо всех этих людях в разное время написано немало, а кто-то знает о них много больше, чем я1. * * * Вернемся, однако, из прошлого в настоящее, в дни конца 90-х гг. XX в., в мир современных гуманитарных наук, и обратимся ниже прежде всего к науке университетской, вузовской. Как известно, одно из основных отличий науки в России от науки в Западной Европе — ее коллективный, неиндивидуальный характер. В странах Западной Европы то или иное направление ведут отдельные крупные ученые-одиночки. В той или иной стране есть один-два известных специалиста в данной области и у них максимум один-два молодых ученика. Лицо науки в России, не говоря уже о системе РАН и отраслевых 1 Подробнее см.: РБС (М., 1926; переизд.: 1990); Венгеров С. А. Источники словаря русских писателей. СПб, 1900. Т. I; Герд Ю. И. Очерк жизни и деятельности В. А. Герда. Л., 1930; Библиографический указатель литературы по русскому языкознанию 1825—1888 / Под ред. В. В. Виноградова. Вып. 6. М., 1957; Герд А. Я. Избранные педагогические труды. М., 1953 (здесь же литература); Вопросы гидробиологии водоемов Карелии / Под ред. Н. А. Мещерского. Петрозаводск, 1964; Григорьев С. В. Биографический словарь. Петрозаводск, 1973; Беляева Л. И. Правовые, организационные и педагогические основы деятельности исправительных заведений для несовершеннолетних правонарушителей в России (середина XIX — начало XX в.). Автореф. дис. ... докт. филол. наук. М., 1995 (здесь же история проблем и лиц). 47 А. С. ГЕРД институтах, в ведущих университетах определяли и определяют темы, социально значимые, коллективные. В наше время мало выдвинуть идею, концепцию (статьи в журналах и тезисы конференций изобилуют ими в достаточной степени). Гораздо важнее продумать пути и методы осуществления такой идеи, и главное — реализовать ее. Быть генератором идей сегодня — это лишь одна треть дела. Конечно, в ряде случаев такая идея может быть постепенно доведена до завершения и воплощена в том или ином виде самим исследователем в одиночку, но это касается в основном чисто теоретических, чаще дедуктивно-гипотетических, концепций или достаточно узких тем индивидуальномонографического типа. Нисколько не умаляя исключительного значения индивидуальных авторских монографий, очерков нужно сказать одновременно, что серьезные крупные научные проблемы в наши дни вообще не могут быть решены в одиночку, а требуют коллективных усилий, нередко привлечения специалистов смежных профессий, наук. В большинстве случаев реализация какой-то идеи, темы на определенном этапе ее эволюции требует сегодня организации коллектива единомышленников и соратников, новой техники и определенных средств. Залог успеха работы такого коллектива — всеобщая чисто исследовательская внутренняя заинтересованность, видение каждым его участником перспективы, конечной цели, обязательное наличие и своего личного интереса (своего участка по результату), равенство всех и каждого среди всех в своей роли и на своем месте. На первых стадиях разработки темы любой руководитель должен сам, рядом с другими соисполнителями пройти через все самые прозаические и технические звенья работы. Коллективные темы различны по своему типу. Один тип — это коллективная монотематическая монография, где каждый автор пишет свою часть по-своему, в своей манере, а вся монография представляет свод индивидуальных очерков по одной проблеме. Здесь научный руководитель ставит проблему, задает тему, направление и далее преимущественно контроли- 48 О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ рует идейное, содержательное следование теме и лишь до некоторой степени композиционно, стилистически унифицирует форму описания данных. В такой коллективной теме — монографии — отсутствует жесткость требований к форме описания данных. Каждый соавтор не обязан писать, как все, и все не обязаны писать, как кто-то один. Другой тип коллективных исследований в гуманитарных науках являют собой словари, энциклопедии, карты, атласы, музейные и архивные описания, аннотированные каталоги, библиографические справочники, реферативные издания. В биологии, геологии к ним близки определители по флоре и фауне, каталоги ископаемых, атласы. Главное, что объединяет все эти виды работ и изданий, — это заранее заданное единообразие формы представления данных во всех частях издания независимо от автора. Каждый пишет, как все, и все, как каждый в отдельности. И здесь особенно велика роль руководителя темы, который не только ставит проблему, задает направление, методологию разработки темы, стратегию поиска, но и постоянно наблюдает за тем, следует ли весь коллектив изо дня в день заданной форме описания материала. Перенос части работ на ЭВМ, как правило, лишь повышает уровень требований к единообразию представления данных. Последующее изменение основных принципов разработки темы по ходу ее выполнения как раз наиболее болезненно сказывается на форме описания. Именно конечный тип представления данных, форма воплощения издания, его жанр во многом определяют тип и характер коллективной работы. Организация коллективных гуманитарных тем в вузах России, конечно, кардинально отличается от постановки коллективной тематики, например, в Российской Академии наук. Главное и принципиальное отличие — это практически полное отсутствие в вузах соответствующих организационных форм, предназначенных исключительно для исследовательской работы; лаборатории и кабинеты в отдельных вузах — скорее не правило, а исключение. Специфика работы преподавателя вуза — это обязательность преподавания и необязательность научной работы. 49 А. С. ГЕРД Основными формами научной работы преподавателей вуза были и остаются диссертация, монография, учебник, методическое пособие, участие в коллективных монографиях, сборниках, семинарах и конференциях. Появление какой-либо коллективной темы на той или иной гуманитарной кафедре до недавнего времени представляло собой уникальное, экзотическое явление. Во-первых, вузовская коллективная тема вообще может строиться только на добровольной основе, на основе доброжелательности. Во-вторых, узкопрофессиональные, индивидуальные интересы сотрудников кафедр, как правило, и это естественно, весьма различны. Кому-то эта тема чужда, кому-то мало интересна, кто-то защищал диссертацию вообще по другому профилю, напралению. Сотрудники кафедр больших университетов нередко столь углублены в свою индивидуальную проблематику, что вообще с трудом выходят на работу в режиме коллективной темы. В условиях вуза, кафедры, если у преподавателя нет желания заниматься этой темой, вы его не заставите, даже несмотря на наличие материальных перспектив и стимулов. Вот почему в вузе последние и сегодня не играют решающей роли в постановке и осуществлении гуманитарных коллективных тем. При этом неэффективность, а порой и ложная заманчивость материальных моментов — без соответствующей внутренней самоотдачи исполнителя — особенно быстро проявляются на начальных этапах разработки темы. В-третьих, далеко не любая тема по своему типу, масштабу по плечу даже сильным вузам, опытным коллективам; были и есть темы специфически академические. В условиях почти полного отсутствия специализированных организационных структур в сфере гуманитарных факультетов коллективную вузовскую тему на каждом шагу подстерегают свои трудности, опасности и неожиданности. Каковы же эти трудности? 1. Кажется, трудно собрать необходимый по объему материал, почти нет кадров, сил для его экспликации, источников разных типов, хотя этот этап как раз в вузе оказывается вполне выполнимым. 50 О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ 2. Кажется — не сорганизоваться самим; некому, все заняты лекциями, практическими, трудно подобрать коллектив, но и это как-то преодолимо. 3. Кажется — не написать текст монографии и, тем более, словаря, каталога, справочника. При определенной продуманности организационной стороны дела — и это не самое страшное. 4. Труднее всего в наше время, собрав воедино весь материал, отредактировать всю книгу, весь словарь, и уже небольшим числом опытных редакторов издать их, выпустить в свет. 5. На путях исполнения вузовской гуманитарной теме нередко грозит распад коллектива, соавторов: в значительной степени все держится на интересе, преданности делу, идее, энтузиазме; кто-то уходит совсем в преподавание, кто-то — в декрет, кто-то уезжает на год-два вести занятия за рубежом. Проблема заменяемости кадров в теме, сохранения коллектива — одна из сложнейших в вузе, при этом очень важно постоянное соприсутствие в теме самого руководителя. 6. Сложность любой большой коллективной темы также и в протяженности во времени. Идут годы, тема продолжается, уходят те, кто начинал, приходят новые люди, они не всегда вписываются в тему. Подбор и поддержание кадров, ввод вновь входящих в тему, их обучение весьма непросты везде и тем более в вузе. Коллективная тема в вузе может быть даже относительно протяженной во времени, но она не должна быть жесткой по срокам выполнения. Принцип «скорей, скорей, скорей» для серьезных фундаментальных коллективных тем вообще противопоказан. 7. Сложность коллективной темы и в том, что зачастую для некоторых ее участников она интересна только вначале, на этапе дискуссий и обсуждения ее типа, профиля, но вскоре она начинает казаться рутинной, однообразной — когда надо день за днем заниматься анализом материала и его описанием по определенной форме. Иногда и от самих участников темы мы слышим: «Что это за тема, сплошная техническая работа для старшеклассника; для того ли я кончал университет, защищал диссертацию...». В то же время именно сам процесс этой внешне технической работы — 51 А. С. ГЕРД сбор материалов, выборка данных, их систематизация, классифицирование, статистическая обработка — является едва ли не основной формой, в которой постепенно зарождаются, растут и становятся явными новые творческие идеи, соображения, выявляется все то сокрытое, что лежит в глубине материала, темы. В конечном счете, организация именно этих внешне технических звеньев, поиск глубоко квалифицированных заинтересованных в своем деле кадров — нередко наиболее трудная часть уже начатой и сильно продвинутой темы. В частности, в словарных работах роль таких исполнителей особенно заметна и значима. Например, обсуждение проекта каждого нового словаря обычно вызывает широкий интерес и горячие, бурные споры. В то же время трудоемкая повседневная многолетняя собственно творческая работа авторов и редакторов от тома к тому редко привлекает стороннее внимание, а порой своим внешним однообразием страшит и самих исполнителей. В разное время уже не раз отмечалось, что есть два основных типа исследователей — ученые сугубо индивидуального типа, замкнутые на своих личных идеях, темах, изысканиях, и ученые — преимущественно организаторы коллективных тем, сами вышедшие, как правило, из таких тем. Первый тип был характерен почти полностью для XIX — начала XX вв., в гуманитарных науках он преобладает сегодня в Западной Европе. Второй тип получил особо активное развитие во второй половине XX в. в СССР — в широкой и плодотворной системе отраслевых и академических институтов, за рубежом — в ведомственных фирмах. Наконец, среди самих участников коллективных тем как будто бы встречаются пять основных типов. Первый тип — сугубо индивидуалистический, он сразу рвется из темы, она его не устраивает по разным соображениям, он уходит и более в нее не возвращается. Второй тип хорошо, увлеченно работает в теме, нередко выполняет в ней ответственные роли, но ему мало только этой темы, параллельно он весьма активно стремится к своей индивидуальной теме, на время отходит от общей темы, но, как 52 О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ правило, не насовсем, обычно возвращается в нее. Со временем второй тип нередко сам выступает организатором новых больших коллективных тем. Третий тип — спокойно, ритмично работает в теме и по мере сил и обстоятельств параллельно так же спокойно работает над своей индивидуальной темой, как правило, косвенно связанной с темой коллективной (книга, диссертация), из темы уходит редко, в теме пишет, защищает и далее продолжает жить и работать в этой теме. Четвертый тип с годами весь отдается коллективной теме, она и становится его призванием по душе, его основной и единственной темой в НИИ, вузе; со временем выполняет в ней весьма ответственные роли. С прекращением темы нередко сам возглавляет новый коллектив. Пятый тип все знает, все умеет, но работает в теме по некоей вынужденной необходимости, в силу инерции, многое выполняет как бы из-под палки. Ввиду отсутствия внутреннего интереса и к проблеме, и к общему делу иногда со временем уходит совсем. История многих коллективных тем знает немало примеров, когда оригинальные исследователи с боем защищали свои права на свою тему, на обобщение своих индивидуальных идей в виде монографии, диссертации. В то же время такое положение ненормально и свидетельствует, скорее, о промахах в общем планировании темы и ошибках руководителя. С другой стороны, некоторых коллективная тема засасывает, и они сами постепенно отказываются от всяких индивидуальных поисков и устремлений, пополняя собой пятый тип специалистов. Все сказанное отнюдь не означает, что участник коллективной темы — это некий крепостной, не имеющий права на свое индивидуальное творчество. Напротив, как показывает время, именно из недр или на почве коллективных тем вырастают и наиболее крупные индивидуальные темы, а также руководители новых коллективных тем. В каждом руководителе коллективной темы сидит миниэксплуататор, которому хочется точно в срок, а то и досрочно, 53 А. С. ГЕРД увидеть все части работы, этапа, получить равные результаты от каждого по его должности, заданию, части. Адекватная ответная реакция от соисполнителей встречается реже. В коллективной теме всегда кто-то идет впереди, ктото несколько позади, кто-то ошибается, кто-то недостаточно внимателен и опытен. Но все это нормально, не должно пугать и приводить к карательным мерам со стороны руководителя. Не будем забывать, что в вузе любая тема для каждого ее участника идет рядом с его лекциями и практическими занятиями. История вузовских коллективных тем знает немало примеров, когда интересно начатое дело со временем распадается в силу причин и факторов, обозначенных выше. В конечном счете, самое трудное в вузе для руководителя темы — довести ее до конца, до полной реализации, и здесь помочь руководителю может только его коллектив, руководство факультета, вуза. Выше мы уже отмечали, что поиск путей и методов разработки коллективной темы — одни из наиболее ответственных этапов. И здесь вряд ли следует сомневаться в том, что методы и формы описания данных в естественных науках в течение долгого времени будут определять пути развития гуманитарных наук. И мы, филологи, можем гордиться тем, что именно лингвистика, первая среди всех гуманитарных наук, проложила пути к подлинному содружеству филологов и инженеров, филологов и математиков, биологов, медиков и, в свою очередь, пробудила у них настоящий, исследовательский интерес к достижениям языкознания как науки. И сегодня лингвистика идет здесь впереди других гуманитарных наук, и в той или иной степени именно в области методологии на нее равняются и история, и археология, и этнография, и социология. Все развитие лингвистики за последние 50–70 лет показывает, что именно на стыке разных наук и методов лежит решение многих как старых классических, так и новых проблем. Серьезным недостатком большинства современных исследований в гуманитарных областях знания, за исключением, кажется, только работ психологов, антропологов, фонетистов и психо- и нейролингвистов, является как раз отрыв этих работ от естественных наук. И, тем не менее, в силу внутренних законо- 54 О СЕБЕ И ОТ СЕБЯ мерностей общенаучного процесса гуманитарные науки с каждым днем все более приближаются по своим методам, к метаязыку — форме представления данных в естественных науках1. Что касается самой лингвистики, то в наши дни она все более перерастает в обширное направление — прикладное языкознание, тесно взаимодействующее с философией, логикой, психологией, педагогикой, математикой, биологией, акустикой, медициной. Труднее порой сказать, что не относится к прикладному языкознанию, чем ответить на вопрос, что такое чисто теоретическая лингвистика. При этом, как известно, каждая новая оригинальная, нетривиальная прикладная задача требует серьезной теоретической разработки. В частности, отнюдь не тривиальным является создание каждого нового словаря. Общими силами вузы России могут многое сделать в области региональных, диалектных, исторических словарей, словарей современной городской разговорной речи, арго, словарей языка местных писателей, фольклора. Из других типов коллективных тем вполне посильными для вузов являются создание сводных справочников по грамматике, лексике и культуре речи для местных школ, региональных лингвистических и этнографических атласов, описаний областных фондов памятников письменности, источников и коллекций местных музеев, реализации отдельных баз данных на ЭВМ. Исключительно велика 1 Многословные, а порой чисто демагогические рассуждения о некоей всеобщей гуманизации знания, о роли гуманитарных наук в обществе чаще всего представляют собой благие дилетантские пожелания о внедрении гуманитарного знания в сознание техников и естественников, о некоем ликбезе в области истории культуры или просто подтягивании по иностранным языкам. Как будто бы нет среди инженеров, математиков, физиков, биологов лиц, по своему культурному уровню намного превосходящих иных историков или филологов. В любом случае, такие рассуждения не могут заслонить первостепенной важности для прогресса общества знания научно-естественного, знания технического. 55 А. С. ГЕРД роль тех вузов России, которые сотрудничают между собой, с ведущими университетами, с Российской Академией наук. Новое время, новые условия зовут нас вновь бороться и искать: искать новые темы, новые методы и формы работы, бороться за реализацию плодов наших повседневных трудов. 56 А. С. Герд МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ ЛЕНИНГРАДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА И КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА (1961—1973)1 О том, каковы, на мой взгляд, должны быть воспоминания о людях науки, искусства, я уже писал 2. Однако поскольку тиражи всех книг малы и для того, чтобы был правильно понять характер предлагаемых очерков, остановлюсь на этом еще раз. Воспоминания — это отнюдь не обязательно официальная биография и история служебной карьеры с перечнем трудов. За приглаженными и дифирамбическими воспоминаниями об ученых, артистах, художниках часто не видно живого человека. Да, 1 Опубл. в кн.: Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина. СПб., 2010. С. 10–24 (ред.). 2 Герд А. С. 1) Жизнь, сгоревшая рядом // Живое слово и жизнь. Памяти Виктора Яковлевича Дерягина. Архангельск 2002. С. 14–21; 2) Навстречу ветру // Ладога и Глеб Лебедев. СПб., 2004. С. 16–22; 3) Лев Рафаилович Зиндер и кафедра математической лингвистики Петербургского университета // Фонетические чтения в честь 100летия со дня рождения Л. Р. Зиндера. СПб., 2004. С. 15–19; 4) Лев Львович Буланин: каким я его знал и помню // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 8. СПб., 2010. С. 262–270. А. С. ГЕРД мы узнаем, что он еще мальчиком в 6–7 лет сочинял симфонии, в 10–11 выступал с концертами, в 20 гремела его мировая слава и т. д., но чем жил этот мальчик, какие переживания терзали его как юношу, каковы были его поступки — из таких «деловых» воспоминаний мы никогда не узнаем. Предлагаемый очерк — не строго академическая история и не биография. Это воспоминания, в центре которых личность как отражение своего времени, событий, обстоятельств и ситуаций, в которых она оказалась. Главное здесь не этапы служебной карьеры, не научные труды, а отдельные картины, сюжеты, ситуации, встречи, разговоры, реплики. Именно поэтому нет ниже никаких сносок и ссылок на литературу, и в центре внимания не официальная история кафедры русского язык а или Межкафедрального словарного кабинета С.-Петербургского (Ленинградского) университета. Она, эта история, в протоколах, обсуждениях, статьях. Все это можно при желании найти, прочитать и критически проанализировать. Мемуары не обязательно должны быть строго объективны, логичны, точны и последовательны. Напротив, они вполне могут иметь отступления, включать размышления автора, высвечивающие основное их содержание более ярко и с какой-то иной стороны. Подобные мемуары также повод для ассоциаций и параллелей с современностью. Автор таких воспоминаний имеет право что-то забыть, спутать какие-то детали, ему важно воссоздать и передать дух и ощущение времени и показать, как это время и события преломились в личности тех, о ком он пишет, через тех, кого он знал, помнит и видит сегодня как живых. При этом, если автор этих воспоминаний сам был участником всех этих событий и ситуаций, то вполне естественно, что он также выступает как индивид, через которого теперь уже вновь, спустя много лет как бы еще раз проходят эти картины былого. В 1960—1962 гг. большую популярность получила идея Н. С. Хрущева об организации в вузах проблемных лабораторий, которые должны были активизировать научную жизнь в вузе. В 1960 г. по замыслу Б. А. Ларина и был организован Межкафедральный словарный кабинет (МСК), именно как ка- 58 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... бинет межкафедральный. Б. А. Ларин заведовал тогда параллельно кафедрой славянской филологии, где у него было еще сразу две правые руки — П. А. Дмитриев и Г. И. Сафронов, а сам он все свои силы — и как декан и как филолог — отдал МСК1. Конечно, внутренне для Ларина МСК — это была попытка возродить и реставрировать трагически разрушенный в 1950 годах в Академии наук Древнерусский словарь (ДРС)2 и многие другие так и не реализованные идеи. Некоторая почва для возникновения МСК была и на самом факультете: тема «Словарь трилогии Горького», которую сам Б. А. Ларин вел при кафедре общего языкознания, и тема «Псковский словарь» на кафедре русского языка. Как декан Б. А. Ларин выработал для МСК в полном согласии с ректором А. Д. Александровым следующую структуру: в МСК идут свои темы, вокруг которых объединяются преподаватели разных кафедр, плюс в самом МСК — несколько постоянных ставок научных сотрудников и аспирантов. С кафедрой общего языкознания все было очень гладко. Ю. С. Маслов, который тогда уже начал заведовать, думаю, не без внутреннего облегчения отдал тему «Словарь трилогии М. Горького» в МСК, тут же выделив О. И. Фоняковой (Рак) полставки для работы в МСК. Поскольку МСК не мог иметь своей аспирантуры, тогда же на кафедру общего языкознания и пришли первые аспиранты — будущие сотрудники МСК. Это были М. А. Момина, С. В. Трифонова-Бекова, Ю. Ф. Денисенко. Кафедра славянской филологии всегда являла собой симбиоз языковедов и литературоведов. Став заведующим кафедрой, Б. А. Ларин стремился придать кафедре определенное проблемное единство. Таким объединяющим началом и для лингвистов и для литературоведов, по его мысли, и должны были стать двуязычные словари языка писателей зарубежных славян1 Наиболее часто встречающиеся аббревиатуры раскрываются в общем списке сокращений (см. в Приложении к наст. сб. — ред.). 2 Картотека ДРС (см. «Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.)», М., 1988. Т. 1 и сл.), работа над которой начиналась по инициативе Р. И. Аванесова в 1957 в ЛО ИЯ АН СССР, в 1958 г. была переведена в Москву. Ныне хранится в ИРЯ РАН (ред.). 59 А. С. ГЕРД ских стран. Так возникли словари М. Пуймановой, И. Н. Любиши, Н. Вапцарова, позднее на немецком материале под руководством А. В. Фѐдорова — словарь А. Зегерс (тема кафедры немецкой филологии). Обо всех этих глубоко оригинальных начинаниях существует немало публикаций. На кафедре славянской филологии Б. А. Ларин и как декан и как заведующий, естественно, сам распоряжался и ставками и снижением педагогической нагрузки для тех, кто работал в словарях; словари были одновременно темой и кафедры и МСК. Но вот когда Б. А. Ларин решил перевести тему «Псковский областной словарь» (далее ПОС) с кафедры русского языка в МСК, Э. И. Коротаева как заведующая кафедрой категорически воспротивилась переводу этой темы в МСК и снижению нагрузок для тех преподавателей, которые в ней участвуют. Внешне доводы ее были просты и логичны: на кафедре есть две диалектологические темы — «говор Пинежья» (рук. Г. Я. Симина (Гордей)) и Псковские говоры, которую вела А. И. Лебедева; никто им не мешает, пусть работают и изучают свои диалекты. Однако в том виде, как эти темы существовали на кафедре, — это были обычные полусеминарские занятия. Б. А. Ларин, стремясь придать псковской теме масштабность и организационную четкость, перевел тему ПОС в МСК и объединил вокруг нее своих учеников-диалектологов. Кардинальный поворот с переходом тем в МСК заключался в том, что это был переход к крупным фундаментальным коллективным темам. Тут же как декан он ввел обязательную полевую практику для студентов-русистов, которая и сыграла впоследствии едва ли не основную роль в создании в Петербургском университете уникальных картотек по лексике русских северо-западных диалектов. Практика студентов впервые была прочно поставлена на службу крупным научным начинаниям. Этот опыт был перенят впоследствии всеми вузами России (б. СССР). Как декан Б. А. Ларин для тех, кто участвовал в темах МСК, ввел сниженные педагогические нагрузки. Если сам перевод тем и по кафедре русского языка затрагивал далеко не всех, то снижение нагрузки даже на 200 часов, а 60 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... нагрузки тогда были у доцентов не меньше 760–800 часов, а у ассистентов — 840–860 и более, вызвало на кафедре русского языка настоящую бурю. Кафедра на долгие годы вплоть до начала 90-х гг. ХХ века раскололась на сторонников и противников МСК. И здесь внешне основной довод противников МСК был логичен: «а почему те, кто сотрудничает в МСК, не могут вести эту работу на общих основаниях как свою обычную научную работу по плану, по которому в те годы доцент должен был написать за год одну научную или методическую статью». К этому времени к 1962 г. МСК получил две ставки младших научных сотрудников: одну из них с мая 1962 г. занял я, а другую с сентября 1962 г. — О. И. Трофимкина с темой кандидатской диссертации по Словарю сербского писателя Любиши, несколько месяцев спустя в МСК пришел А. И. Корнев. Именно с этого времени, с 1962 г., история МСК, кафедры русского языка и моя собственная на долгие годы впредь сплелись вместе. Но что касается меня, то в 1962 г. все решилось неожиданно и быстро. В 1961 г. я учился в заочной аспирантуре в Институте имени Герцена у Н. П. Гринковой и, кончая после ее смерти у К. А. Тимофеева, работал параллельно у милейшего Н. А. Рыкова секретарем в Педагогическом сообществе РСФСР, вел вместе с В. Н. Сергеевым выборки в Институте языкознания у А. М. Бабкина и А. В. Семерикова (все вместе это давало 120– 130 рублей) и по традиции связей с университетом ходил на заседания Псковского словаря. Помню, как однажды после одного из семинаров Б. А. Ларин, как всегда на бегу, в узком коридоре по дороге от МСК спросил меня: «Как Ваши дела?» Я коротко перечислил ему, где и что делаю. — А как диссертация? — спросил он. — Кончил, — ответил я. — Принесите ее мне. В следующий раз я принес ему рукопись действительно законченной диссертации. И далее, как рассказывал сам Б. А. Ларин: «Я пришел к С. И. Катькало (проректор ЛГУ по кадрам) и положил ему на стол Вашу диссертацию и сказал ему, сколько 61 А. С. ГЕРД Вам лет (а было мне 26 лет), и все, и он тут же со словами ―кандидат наук все должен знать и уметь‖ отдал приказ о Вашем зачислении». Чудесно было лето 1962 г. Я сидел один в просторном, залитом солнцем МСК, слева в углу, там, где сейчас стоит стол Б. А. Ларина (В. Н. Елина как лаборант почти не бывала), и писал карточки для Псковского словаря. И права была Г. Н. Акимова, которая как-то на набережной тогда сказала: «Ну и хорошо, Саша, что Вам есть у кого продолжать учиться». Псковский словарь (ПОС) уже в те 1960-1980-е гг. был, конечно, концептуальным ядром МСК. В 1961 г., когда начались регулярные заседания Словаря, Б. А. Ларин приходил из деканата, садился сбоку от стола, слушал наши определения, вдумчиво молчал, делал неторопливые поправки, выслушивал схему статьи вновь. После семинара сразу убегал в деканат; первым заместителем декана был тогда Н. И. Тотубалин. После смерти Б. А. Ларина Словарь повела А. И. Лебедева. Может быть, самой яркой фигурой в Словаре был А. И. Корнев. Он как-то по-особому любил ПОС, Псковщину, был неравнодушен к каждому слову, к каждой цитате. Он постоянно со всеми спорил, доказывал свое понимание и толкование цитаты и, надо сказать — глубоко и верно. Он прекрасно чувствовал диалект и нередко тоньше других понимал смысл цитат. Никогда не забуду спор А. И. Корнева с А. И. Лебедевой по поводу словосочетания «белохрѐбтая корова». В картотеке ПОС оказалось такое слово «белохрѐбтый» с одной цитатой. А. И. Корнев говорил: вполне возможно, что есть и такое слово, и была такая корова. «Ну, Саша, — спорила А. И. Лебедева, — какая там белохрѐбтая корова!» В общем, слово все-таки попало в ПОС с одной цитатой. Но самое потрясающее — оказалось, что много позже в экспедициях в Приладожье и в Карелии мы не раз зафиксировали эту «белохрѐбтую корову»! Увы, А. И. Корневу не суждено уже было увидеть торжество своих предложений и плоды своей прозорливости. В первые годы в ПОС нас было еще немного: А. И. Лебедева, Л. А. Ивашко, О. С. Мжельская, А. И. Корнев, В. И. Трубинский, Л. Дмитриева-Локаева, М. А. Тарасова, часто приезжала из Пскова С. М. Глускина, необыкновенно образован- 62 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... ный, замечательный диалектолог и удивительной души человек. Заседания ПОС шли весело, со многими шутками по поводу цитат, в которых нередко упоминались мы, собиратели; безобидно искрила остротами Л. А. Ивашко — чаще всего в адрес А. И. Лебедевой и В. И. Трубинского. Неожиданные объективные осложнения для меня начались с зимы 1962—1963 гг., и связаны они оказались со статусом МСК как проблемной лаборатории в вузе. Так, когда я получил диплом кандидата наук, оказалось, что в МСК научные сотрудники не имеют права на денежную надбавку за степень. Б. А. Ларин был весьма озадачен и все еще стремился что-то сделать, позднее выяснилось, что и отдел кадров зачислил меня, как и других, на кафедру общего языкознания. Узнав о моем положении в течение 1962—1963 учебного года, и Б. Л. Богородский, и В. И. Чагишева искренне звали меня назад в Институт им. Герцена (ныне РГПУ), С. М. Глускина — в Псков, сразу на ставку доцента. Но я и тогда считал, что счастье не только в деньгах и что Университет превыше, и остался на своих 80-ти рублях в МСК. В это время на горизонте и появилась фигура Н. А. Мещерского. Как сейчас помню, как на очередном чаепитии после ПОС Б. А. Ларин говорил: «Ну, ничего, вот Никита приедет на кафедру русского языка на заведование — и все встанет на свое место». Да, начиная с 1963 г. Н. А. Мещерский (далее — Н. А.) в течение 15 лет играл особую роль на филологическом факультете. Н. А., надолго оторванного от Ленинграда, в силу несчастных обстоятельств его судьбы, и работавшего то в Оренбурге, то в Петрозаводске, мало знали на филологическом факультете ЛГУ. Как рассказывал Б. А. Ларин, на Ученом совете при избрании Н. А. на заведование кафедрой русского языка встал П. Н. Берков и сказал, что хорошо знает Н. А. Мещерского как литературоведа, но не знает его как лингвиста, и тогда зачитали список трудов Н. А. по языкознанию. В 1963 г. Н. А. прошел на заведование и сразу же позвал меня на кафедру русского языка секретарем, где я сменил строгого и педантичного В. Г. Ветвицкого. 63 А. С. ГЕРД Вот тут-то на меня и обрушилась вся лавина противоречий, накопившихся между кафедрой русского язык а и МСК. Надо сказать, что и среди крупных филологов многие осторожно относились к МСК. Больше всех МСК поддерживали Г. В. Степанов, А. А. Касаткин, О. К. Васильева-Шведе, Б. Г. Реизов, В. Е. Балахонов, Н. Н. Амосова, всегда близкий к новаторству Л. Р. Зиндер. В самых разных отношениях к МСК был очень близок А. В. Фѐдоров. Сейчас, спустя почти 50 лет, я вижу, что противоречия эти, хотя они непосредственно касались живых людей, отражали скорее как раз многие фундаментальные антиномии развития университетской науки в целом. По-разному отнеслись к противостоянию кафедры и МСК и сами преподаватели кафедры. Некоторые открыто выступали против всего, что предпринималось в МСК по линии русского языкознания. Другие разумно и справедливо старались держаться в стороне от всяких противоречий между кафедрой и МСК (Л. Н. Шердакова, В. Г. Ветвицкий, В. А. Приходько). Значительная часть сотрудников интересовалась тем, что делается в МСК. И. С. Хаустова (Воронова), Л. В. Капорулина, А. И. Моисеев, С. И. Груздева, A. П. Аверьянова, М. И. Привалова, В. В. Колесов ходили на доклады Б. А. Ларина, на отдельные заседания. Лишь изредка уже в 1964—1965 гг. заходил на кафедру один из прямых учеников А. А. Шахматова — диалектолог Г. Ф. Нефѐдов, седой бородатый В. А. Трофимов и милейший В. А. Фесенко, преподаватель украинского языка и альпинист в прошлом, что и было любимой темой его разговоров со мной. Разное по-разному объединяло меня и с кафедрой, и с МСК: и интерес к диалектологии, который был тогда основным, и экспедиции, и друзья по возрасту, и те, кто был лишь несколько старше (Л. А. Ивашко, Л. В. Капорулина, Г. Н. Акимова). Да, я был слугой двух господ — кафедры и МСК. Вел занятия по кафедре, был секретарем и рядом работал в ПОС, позднее в Словаре «Моления Даниила Заточника», ездил в экспедиции в Псковскую область с Л. А. Ивашко, О. С. Мжель- 64 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... ской, А. И. Корневым, участвовал во всех конференциях в Пскове. Одним из первых встречных порогов на пути заведования кафедрой русского языка для Н. А. оказался, в частности, сборник (вернее, сборники) диалектологов кафедры. В свое время в 1962 г. по инициативе Б. А. Ларина и под его редакцией был опубликован сборник «Слово в народных говорах Русского Севера». Где-то к 1965 г. на кафедре были подготовлены два сборника по диалектологии: один по пинежским говорам — Г. Я. Симиной, а другой — по печорским — Л. А. Ивашко. Н. А. сначала отдал предпочтение печорскому сборнику. Как-то, когда Н. А. сидел за столом, сидевшая слева от него Э. И. Коротаева, как всегда, размеренно и четко спросила: «Н. А., ну а почему же не пинежский сборник — ведь это старая тема кафедры?» Н. А. решил проявить свою волю и, прихлопнув рукой по столу, сказал: «Я так считаю!» Э. И. ничего не ответила. Однако впоследствии нашлось более мудрое решение — оба сборника были объединены в один. Так и родился сборник «Севернорусские говоры», о котором я не раз писал уже в 11 его выпусках. Г. Я. Симина, в конце концов, также осталась довольна. В те годы она не раз ездила на Пинегу, в ее экспедициях участвовали В. И. Трубинский, В. В. Колесов, B. Н. Елина. Впоследствии она работала в Калининграде в университете, продолжала публиковать работы по говорам Пинежья. Позднее почти совсем ослепла. Раза два во время ее приездов в Ленинград я переводил ее, почти слепую, через набережную к остановке. Умерла она в Сибири, куда уехала к дальним родственникам. Неожиданно уже в начале ХХI в. пинежские материалы Г. Я. Симиной оказались весьма востребованными. Пинежье было избрано московскими географами как полигон историкокультурного моделирования культурного ландшафта. Они приезжали в МСК, где и по сей день бережно хранится весь пинежский архив. Но шло время, и месяц за месяцем, год за годом сопротивление самому существованию МСК ослабело. Как-то постепенно ввиду огромного общего объема педагогической работы 65 А. С. ГЕРД по кафедре сами эти пресловутые снижения, бывшие с самого начала основным яблоком раздора, превратились в фикцию, т. к. нагрузки, увы, в те годы были у всех очень большие (у доцентов до 800 и более часов). Постепенно все это увидели, а также и то, сколь справедлив и миролюбив был Н. А. Я старался верой и правдой служить Н. А. Он, как правило, все обсуждал и делился со мной всеми сомнениями по множеству текущих дел. Начиная с 1967 г. я нередко замещал его на организационных заседаниях Ученого совета факультета, по текущим делам ходил к декану Б. Г. Реизову, а чаще на заседания к его заместителю Г. И. Сафронову, на Ученые советы. Б. Г. Реизов был членом-корреспондентом, крупным специалистом по зарубежной литературе, но почти все деканские текущие дела за него вел вечно неутомимый в своей энергии Г. И. Сафронов. Один раз в неделю Б. Г. Реизов имел приемные часы — с 9 утра. Естественно, никто к нему не приходил, а я же, пользуясь этими двумя часами приема, уладил немало кафедральных дел. Беседа с Б. Г. заканчивалась обычно тем, что он рассказывал мне армянские анекдоты и шутки. У Б. Г. Реизова были весьма своеобразные, хотя, может быть, и не бесспорные, но, как я убедился с годами, во многом верные организационные принципы. Так, он считал, что, чем меньше и реже заведующие и тем более отдельные преподаватели ходят к нему, тем лучше идут дела на этой кафедре. Особенно его, как и Н. А., возмущали индивидуальные посещения декана по кафедральным делам за спиной заведующего. Он не раз говорил, что главное дело профессора — писать монографии, а если книга хорошая, то она всегда будет напечатана, не глядя на все препятствия. В повседневной жизни на факультете Н. А. чем-то напоминал Кутузова в «Войне и мире», по возможности он старался не вмешиваться в ход дел, не ускорять их и как бы не влиять на них, лишь мудро и тактично направляя их в нужном направлении. Отношение Н. А. ко многим суетным сиюминутным делам нередко выражалось в столь любимых им изречениях «яйца выеденного не стоит», «суета сует» и в характерно отмахивающем жесте рукой. В конечном счете Н. А. руководствовался главным принципом каждого мудрого заведующего 66 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... кафедрой, лабораторией — «не мешать», не мешать никому строго выполнять свои обязанности, заниматься своими исследованиями. Увы, опыт многих руководителей кафедр показывает, что принципу этому они следуют далеко не всегда. Отметим в качестве примеров лишь некоторые такие случаи, где, с одной стороны, проявилась неторопливая мудрость, терпимость, а с другой — принципиальность и настойчивость Н. А. Не могу в связи с этим не вспомнить и защиту своей докторской диссертации. Постепенно под руководством Н. А. и со стабилизацией моего положения на кафедре страсти вокруг МСК улеглись. Я не брал себе снижений по нагрузке. На кафедре моей плановой темой был Словарь говоров Карелии, а сам я занялся научной терминологией. И вот, когда я где-то в 1966 г. заговорил о возможности издать книгу по проблемам терминологии, Н. А. сразу сказал: «Это сложно, давайте защищать рукопись как диссертацию». Монография тогда была не обязательна. Напечатать монографию в те годы было невероятно трудно. На заседаниях РИСО, где я присутствовал обычно вместе с Н. А., листы, выделяемые кафедрам, высчитывались до знаков. На кафедре я все же всегда был и оставался человеком МСК, хотя вместе с Н. А. старался решать все вопросы объективно, и поскольку я уже давно был и тут, и там, я решил показать свою диссертацию и Э. И. Коротаевой как опытному филологу. Н. А. сразу же, не страшась ни правых, ни левых, назначил мое обсуждение на кафедре. Э. И. Коротаева сказала мне только: «Хорошо, привозите». Я приехал к ней домой на Петроградскую, где она жила на Кировском проспекте в большом сером доме сталинских времен, там, где теперь памятник Низами. Она приняла от меня диссертацию как должное. На кафедре я, конечно, опасался, но все прошло очень хорошо. Среди других и Э. И. Коротаева, как всегда лаконично и кратко, сказала несколько весьма одобрительных слов. Через месяц я уже детально обсудил свою работу в МСК, выслушал замечания С. С. Волкова, О. С. Мжельской, Л. А. Ивашко, А. И. Лебедевой и др. Н. А. стал готовить мою защиту на Совете. Надо сказать, что незадолго до моей защиты прошли две докторских защиты 67 А. С. ГЕРД таких опытных и знающих филологов, как А. И. Моисеев и В. Е. Балахонов, и обе прошли едва-едва, одним голосом. После этих защит все намекали, что уж мне-то надеяться не на что, но Н. А. все время говорил мне: «Не обращайте внимания, все эти разговоры выеденного яйца не стоят». Далее поначалу все шло спокойно. Были назначены совсем чужие оппоненты, доктор-математик, филолог-финноугровед А. И. Попов, биолог З. В. Коровина из Зоологического института АН и филолог К. А. Тимофеев (Новосибирск). Советы по защитам тогда были едиными и не разбитыми на множество специальностей, так что в один Совет входили декан Б. Г. Реизов, Ю. С. Маслов, П. А. Дмитриев, Г. В. Степанов и О. К. Васильева-Шведе, и А. И. Доватур, и А. А. Касаткин, и Т. В. Строева, Л. Р. Зиндер и М. И. Стеблин-Каменский, и А. В. Фѐдоров, и Г. П. Макогоненко, и З. М. Дубровина и другие. И вот уже в день защиты — часа за два, т. е. около часу или двух, звонит Б. Г. Реизов, официально как декан, из дома на факультет Н. А. Мещерскому и говорит: «Н. А., отмените защиту Герда, готовится полный провал». Н. А. тут же сказал это мне, добавив: «Нельзя обращать внимание на каждый звонок», махнул, как всегда, рукой и ничего не отменил, тем более было уже почти три часа. Совет начался в 16 часов. Была полная 12 (25) аудитория, в конце под портретом Ленина у стены даже стояли. Несколько каверзных вопросов задали Г. А. Качевская и еще кто-то, но Т. В. Строева встала и сказала: давайте лучше обсуждать диссертацию по существу. Зачитали отзыв К. А. Тимофеева, он тогда уже работал в Новосибирске и не приехал; содержательно и образно выступил бородатый А. И. Попов, тепло — В. М. Коровина. И вдруг под конец выступил профессор биофака Г. А. Новиков, который ярко, живо и просто говорил о науке, о связи наук, и я прошел минус один голос. После защиты Э. И. Коротаева подошла ко мне и сказала: «Такую защиту, как Ваша, один голос только украшает». Было мне 32 года, и был я ассистентом. В том же учебном году сразу за мной блестяще защитились Л. В. Бондарко и В. В. Колесов. Но были на кафедре и случаи драматические. На кафедре работал весьма способный и перспективный ученик Э. И. Коротаевой, мой ровесник Ю. В. Люкшин. В 1969—1970 гг. он 68 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... весело ездил со мной в экспедиции на Оять и однажды привез мне куртку, забытую мной в деревне. Позднее Ю. В. Люкшин после ряда поездок в Польшу преподавателем русского языка женился в Варшаве и решил уехать в Польшу. Началась некрасивая и затяжная история, столь типичная для тех лет, его таскали по партгруппам, партбюро (он был партийный), склоняли где только могли за то, что он решил уехать в Польшу. В конце концов, он выстоял и уехал. К чести кафедры русского языка надо сказать, что Н. А. и Э. И. Коротаева занимали позицию скорее сочувствующую, и лишь Н. П. Люлько как парторг подходила к Н. А. и делилась результатами обсуждений. Вновь я увиделся с Ю. В. Люкшиным уже только в 2000 г., когда он стал заведовать отделением прикладной лингвистики в Варшавском университете, а я приезжал в Варшаву на открытие отделения и выступал с лекциями. Не раз в 1965—1970 гг. возникали на кафедре русского языка сложные научно-этические проблемы. Еще где-то в 60-е годы, как известно, в стране были брошены два основных лозунга: «Перегоним США по производству мяса, молока» и второй «...по числу университетов и профессоров». И если перегнать по числу университетов можно было чисто канцелярским путем, то с производством новых докторов было сложнее даже, чем с производством мяса и молока. Тогда на кафедре русского языка почти всем опытным доцентам было предложено обозначить свои темы докторских диссертаций. Так появились темы у В. Ф. Ивановой, Т. А. Ивановой, М. И. Приваловой; С. И. Груздева была уже тяжело больна. Я помню, как А. И. Лебедева смущенно говорила в МСК: «Вот Н. А. и мне предлагает писать докторскую диссертацию». Среди других была заявлена и тема В. Ф. Ивановой по синтаксису причастий. Темы эти утверждались в партбюро, в деканате, ректорате, снять их было нелегко. И вот В. Ф. Иванова решила заменить тему на другую — «Принципы русской орфографии», которой она давно и плодотворно занималась и теоретически и практически в Комиссии по орфографии в Москве. Но сколько часов она потратила на разговоры со мной, сколько изящных монологов я выслушал с просьбой ко мне и через меня к Н. А. — сменить тему. В конце концов все кончилось неплохо и В. Ф. Иванова 69 А. С. ГЕРД потом защитила докторскую диссертацию «Принципы русской орфографии». Ко мне она относилась очень хорошо, и думаю, что она вполне искренне не раз звонила мне домой в 1973 г. и уговаривала от себя и от других ради будущего не переходить на кафедру математической лингвистики. Гораздо более драматически закончилось обсуждение монографии М. И. Приваловой, которое протекало невероятно бурно, противоречиво, и Н. А. вынужден был поставить вопрос о допуске ее книги к печати на голосование, во время которого В. Г. Ветвицкий дипломатично вышел. В итоге книга М. И. Приваловой не прошла, и хотя она потом каждый день ходила и повторяла и Н. А., и Б. Г. Реизову, что дома у нее лежит готовая диссертация, таковой никто никогда не увидел. Никогда не мог понять также, почему такой талантливый, знающий специалист-древник, как Т. А. Иванова, ученица В. В. Виноградова и А. М. Селищева, не закончила свою диссертацию «Лексика Синайского патерика». Н. А. относился к Т. А. Ивановой очень тепло и благожелательно. Конечно, их связывала и общая проблематика. Т. А. часто беседовала с Н. А. на темы древнеславянской письменности. По своим знаниям, по эрудиции она, как и О. С. Мжельская, уже тогда была бесспорный и полный доктор наук. В те годы с Т. А. меня связывали искренние чувства ученика и учителя. Я сдавал ей экзамен по старославянскому языку. Позднее с ее благословения объявил свой первый спецкурс «Происхождение славянских языков», и я счастлив, что в 90-е гг. я содействовал тому, что к 80-летию Т. А. Ивановой вышел в свет сводный том ее трудов разных лет. И в те 1960—1980-е гг. Т. А. Иванова всегда с большой любовью относилась к А. И. Корневу, к А. Л. Мирецкому, к О. А. Черепановой, ко мне, позднее к С. А. Авериной. В исследовательском плане некоторых из нас на кафедре на довольно долгий период объединила тема «Именное склонение в славянских языках». Не скрою, где-то в 1963 г. мне удалось зажечь В. В. Колесова, всегда склонного к новому, Л. В. Капорулину, О. А. Черепанову и М. П. Рускову попробовать применить новые статистические методы к описанию истории именного склонения. Подтолкнул меня к этому Н. И. Толстой, который нередко в те годы бывал у нас дома и не раз говорил, 70 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... что славистике не хватает строгих синхронических описаний морфологии по отдельным синхронным срезам. Я тогда более других уже занимался лингвостатистикой, с 1963 г. читал спецкурс на кафедре математической лингвистики. Вот эти идеи системности, строгости, статистики и были положены в основу работы нашего микроколлектива. Работа в конце концов растянулась на ряд лет. Скорее интересно то, как мы работали: источники были разделены, каждый обрабатывал свои. Я ездил в Москву к Н. И. Толстому и брал из его уникальной библиотеки редкие сербские и хорватские издания и обрабатывал их в Ленинграде. Л. В. Капорулина и О. А. Черепанова работали строго, методично. Л. В. Капорулина тогда только что вышла замуж за умного и доброго В. О. Андрющенко, который, будучи математиком, вскоре влился в наш коллектив. Я ездил к ним, они жили тогда в комнате в доме с большим окном, на углу у Поцелуева моста. В. В. Колесов то не писал, не писал, то бросался писать и писал глубоко, ярко, интересно, в свете системных изменений в языке. Славянский исторический материал он чувствовал, конечно, замечательно и видел далеко в глубь истории. Из него, наверное, вышел бы хороший археолог. Несмотря на все трудности в Редакционном совете тех лет, резкие ограничения по кафедрам, — Н. А. удалось провести нашу первую книгу по ХI—ХIV вв., и она была издана в 1974 г. Аппетит приходит с едой (и после еды), и по совету Н. И. Толстого мы принялись за источники ХV—ХVI вв. Материал здесь оказался более разнообразным и интересным, но и более трудным для обработки. В эту книгу большой вклад внес уже В. О. Андрющенко. Кто-то в 1972 г. не сдал в издательство в срок свою книгу, и я сразу предложил готовую — нашу. Так появилась в 1977 г. и вторая книга: «Именное склонение в славянских языках ХV— ХVI веков (лингвостатистический анализ)». Работа эта сблизила нас всех еще больше. К книгам этим надо относиться как к словарям — огромный материал для выводов, для новых исследований. В последующие годы В. В. Колесов мне не раз жаловался, что книгу нашу мало используют. Да, но где они, эти полки, ряды исто- 71 А. С. ГЕРД риков-грамматистов по памятникам письменности? Сегодня это единицы, рассеянные по России. По окончании этого цикла Л. В. Капорулина и В. В. Колесов написали еще одну или две статьи на статистической основе, и получилось впоследствии так, что я один, сначала постоянно побуждаемый Н. И. Толстым, перешел к интерпретации этих данных, а потом расширял их на новых материалах, да и по сей день продолжаю эти работы уже в новых направлениях. Именно под влиянием именного склонения возник позднее новый большой цикл коллективных работ по языку русской агиографии и моя книга с Вильямом Федером, который как-то удивительно прозорливо увидел и оригинальность нашего подхода, и новизну подачи уже известных ранее данных. Как-то в 1970-е гг. Т. А. Иванова сказала мне об этих книгах: «Все это очень интересно, но как этому верить — нет никаких примеров?» Это было, конечно, верно. И впоследствии я написал не одну свою работу, где приводил уже десятки конкретных примеров из славянских текстов ХV-ХVIII вв. После завершения двух коллективных книг «Именное склонение в славянских языках» я обсуждал с Н. А проспект учебника «Сравнительная грамматика славянских языков», куда по типу книги А. М. Селищева «Славянское языкознание» были бы включены краткие сведения о крупнейших древнеславянских авторах и образцы текстов. Н. А с большим интересом отнесся к этой идее и обещал писать о текстах, авторах, но осуществить ее по разным причинам не удалось. В каком-то совсем другом направлении пошло на кафедре все то, что было связано с новой темой кафедры — «Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей». Обо всем этом рассказано в 1-м и 6-м томах Словаря. Замечу только, что Н. А. просто поставил на кафедре тему, которую ему, кстати, никак не удавалось организовать ранее в Институте языка, литературы и истории РАН в Петрозаводске. В первую экспедицию в Заонежье, куда поехали Н. А., В. В. Колесов, я не ездил. В. В. Колесов одно время развивал, как он мне говорил, идею небольшого стройного системного словаря Заонежья. Но, придя в Словарь, я понял, что главное — это русский язык Карелии и Беломорья в сравнительном плане как 72 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... продолжение идей Псковского словаря. Дух странствий, освоение неизведанных северных лингвистических территорий позвали меня на долгие годы в летние и зимние экспедиции и на Мурман, в Каргополь, на Белое озеро и Ильмень, и плюс два-три раза в год — на семинары: от Сыктывкара до Петрозаводска, Вологды, Череповца, Вятки (Кирова). Сама идея Словаря, экспедиции, их дух и атмосфера, в которых участвовали все, кто хотел: В. В. Колесов, Л. А. Ивашко, Н. Г. Арзуманова, И. С. Лутовинова, Д. М. Поцепня, Л. Н. Алекина, Л. Л. Буланин, Л. В. Зубова, Е. А. Морозова, Л. В. Капорулина, О. А. Черепанова, Л. Н. Шердакова, В. И. Трубинский, Е. А. Белоусова, С. Н. Варина и многие другие — как-то по-своему живо и весело объединяли всех вместе, снимая старые внутренние барьеры. Сейчас, спустя 40 с лишним лет с начала работ над этим Словарем и по его окончании, я думаю и вижу, что, может быть, Н. А. был прав, когда, даже уже будучи с 1965 г. заведующим МСК, оставил тему «Словарь русских говоров Карелии» при кафедре. До некоторой степени именно в те годы (1964—1976) она и по типу, и в лице всех ее участников служила неким духовно примиряющим и объединяющим звеном между МСК и кафедрой. Важной вехой в истории и Университета, и филологического факультета было создание факультета журналистики. Долгое время филологи и журналисты учились вместе, рядом. И кстати, все мои истинные университетские друзья-сокурсники были из «журналистов»: А. Самойлов, А. Шарымов, Б. Грищенко, Б. Моисеев, Э. Шевелев, С. Кулле. Учились рядом, в соседних аудиториях, вместе ходили в секцию «Лыжи-гребля». Организаторами нового факультета стали А. Ф. Бережной и П. Я. Хавин. Была образована новая кафедра русского языка, основным источником кадров для нее, естественно, стал филфак. А. Ф. Бережной вызывал к себе в деканат «журналистов» (там, где теперь отдел кадров) и уговаривал перспективами роста карьеры. Беседовал он и с И. С. Хаустовой (Вороновой), с Л. Н. Шердаковой, и со мной, и с другими. Однако, в конце концов, к журналистам с кафедры русского языка перешла только весьма престарелая уже в те годы В. А. Приходько. В 73 А. С. ГЕРД последующие годы на этой кафедре работали многие филологи — наши друзья, товарищи, ученики: К. А. Рогова, И. П. Лысакова, В. С. Терехова, В. И. Коньков, А. Д. Кривоносов и др. Несмотря на мой отказ перейти к журналистам, с А. Ф. Бережным мы не раз потом обсуждали все их первые учебные планы. Постепенно к концу 1970-х гг. Н. А. создал на кафедре спокойную и благожелательную деловую атмосферу на русском отделении. Было на кафедре русского языка и много светлого, радостного. Это повседневные занятия со студентами, первые шаги в собственных спецкурсах, статьи, сборники, атмосфера полевых экспедиций, друзья по кафедре — Л. Л. Буланин, В. В. Колесов, А. Л. Мирецкий, Л. В. Капорулина, А. И. Корнев, В. И. Трубинский, О. А. Черепанова, Л. А. Ивашко. Рядом росли вчерашние студенты, коллеги, почти сверстники — сестры М. В. и Т. В. Рождественские, А. А. Алексеев, Н. Н. Казанский, И. Я. Лапидус, Л. В. Зубова, Е. А. Морозова, Н. Г. Арзуманова, С. А. Аверина. В 1963—1973 гг. на кафедре было опубликовано немало серьезных трудов (список их опубликован в книге, вышедшей в 2005 г.: «Мысли о русском языке: прошлое, настоящее, будущее»), читались интересные и содержательные спецкурсы. За годы пребывания Н. А. в роли заведующего кафедрой был защищен ряд докторских диссертаций (А. И. Моисеев, В. Ф. Иванова, В. В. Колесов, Л. С. Ковтун, К. В. Горшкова и другие), вышел ряд сборников, учебники и книги самого Н. А.; коллективный учебник «Русская диалектология». Во всех этих работах Н. А. принимал непосредственное участие. Уже начиная с 1968 г. в стране во всем ощущалось приближение 100-летия со дня рождения В. И. Ленина. В Москве в АН под руководством П. Н. Денисова вовсю обсуждали принципы Словаря языка Ленина. В ЛГУ на всех уровнях начались заседания, какие кафедры как встретят юбилей. На моих глазах в 1969 г. перекрашивали все фасады домов на Невском проспекте. Н. А. затеял на кафедре сборник, получился он, помоему, искусственный, не очень удачный. Сам Н. А. регулярно читал лекции и печатал статьи о языке Ленина. 74 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... Но великое и смешное всегда рядом. Часть кафедральной молодежи (я, Мирецкий, Буланин) предложила В. Г. Ветвицкому как профоргу организовать в 1970 г. экскурсию «По ленинским местам Европы». Различного рода поездки по европейским странам, и то преимущественно по странам народной демократии, еще только входили в новую советскую жизнь. Экскурсия же по ленинским местам, как всем понятно, сулила Лондон, Париж, Цюрих, Женеву, Тампере, Стокгольм и т. д. Педантичный В. Г. отнесся к этой идее весьма серьезно, ходил, что-то выяснял, уточнял. Конечно, в те годы из этого ничего выйти не могло, и я потом долгие годы вспоминал этот случай. Среди других на кафедре русского языка уже тогда в 1960—1970-е гг. выделялся А. И. Моисеев. А. И. Моисеев (в 1954—1955 гг. он ходил еще в шинели) всегда отличался принципиальностью и объективностью. В 1960-е гг. он, не теряя хороших деловых отношений с Э. И. Коротаевой и другими учеными кафедры, часто ходил на доклады Ларина, и он был первым, кого Ларин назвал мне в качестве оппонента на защиту в 1962 г. Он был педантичен, строг, но всегда объективен и доброжелателен, отличался строгой логикой мышления, построения фраз, незаурядностью мнений, широким собственно лингвистическим кругозором. Любил отмечать всякие несоответствия в рубриках таблиц, страниц, параграфов, что, в свою очередь, всегда очень веселило Л. Л. Буланина. Долгие годы нас связывали дружеские и профессиональные отношения по терминологии, морфемике, словообразованию и продвижению его трудов в печать. Был он нижегородец и очень уважал Б. Н. Головина, к которому я часто ездил в 1970-е гг. Где-то у него хранилась уникальная рукопись по истории русских лингвистических терминов. Она была очень большой, рыхлой. Не знаю, какова ее судьба, хотя я всегда, даже когда ему было 80 лет, подталкивал его к ее завершению и передаче мне к изданию. Что касается Н. А., то отличительной чертой его была безотказность: скольким людям писал он отзывы, рецензии на книги, статьи, оппонировал. Через Ученый совет, возглавляемый Н. А., за разные годы прошли десятки диссертаций наших коллег. У Н. А. были самые теплые отношения с Б. Л. Богородским, 75 А. С. ГЕРД Е. М. Иссерлин, Д. С. Лихачѐвым, О. В. Твороговым, А. М. Бабкиным, Н. Н. Розовым. В МСК правой рукой Н. А. был С. С. Волков. Конечно, сам по себе относительно небольшой, дружный, крепко спаянный ларинскими идеями МСК как неотъемлемая часть факультета в те годы не ощущал всех тех научно-организационных проблем, которые тяжелой лавиной обрушились и давят на него с начала ХХI в. Начиная с 1963—1964 учебного года под руководством Е. М. Иссерлин в МСК уже активно шел Словарь «Моления Даниила Заточника» (МДЗ). Именно на Словаре МДЗ я и хочу остановиться в заключение. Первые заседания Словаря проходили под руководством Б. А. Ларина. Он, как всегда увлеченно и страстно, рассказывал о перспективах Словаря, о плане работы, вдумчиво и неторопливо вел обсуждение первых словарных статей. Б. А. Ларин сразу сумел сплотить вокруг Словаря всех своих учеников: Е. М. Иссерлин, И. Н. Шмелѐву, Г. Н. Качевскую, В. П. Фелицыну, И. Л. Городецкую, С. С. Волкова, О. С. Мжельскую, И. С. Воронову, Л. А. Ивашко, А. И. Лебедеву, М. А. Момину, О. И. Фонякову. В Словаре стали принимать регулярное участие А. И. Корнев, Ю. Ф. Денисенко, Л. В. Капорулина, Г. А. Лилич и я. Я специально перечислил почти всех авторов, чтобы показать, что этот Словарь объединил в МСК как часть сотрудников Словарного отдела Института языкознания АН, так и значительную часть кафедры русского языка. После смерти Б. А. Ларина Словарь повела Е. М. Иссерлин, которая совершенно самоотверженно отдавала Словарю все свои силы. Несмотря на некоторую внешнюю резковатость ее характера, работать с ней было легко, интересно, все предлагали то, что хотели и думали по той или иной цитате. Для всех нас Словарь оказался прекрасной школой. На заседания почти регулярно приходил Б. Л. Богородский, который сидел сбоку, у окна, и подавал реплики по поводу обсуждаемых слов. Все чаще на Словарь стал заходить и Н. А. В трудных случаях Е. М. громко спрашивала: «Н. А.! А что Вы думаете по поводу этой цитаты?» Впоследствии Н. А. и Д. С. Лихачѐв выступили рецензентами этого Словаря. Большую роль в качестве помощника 76 МЕЖКАФЕДРАЛЬНЫЙ СЛОВАРНЫЙ КАБИНЕТ... Е. М. Иссерлин сыграла Н. Г. Арзуманова. Е. М. Иссерлин дружила с С. М. Глускиной и ездила каждое лето к ней в Псков. Когда-то она училась в одной школе с Т. В. Строевой, знала и помнила ряд тех, кто учился в Петрограде у В. Ал. Герда; она первая спросила меня о гимназиях Герда. Е. М. Иссерлин связывали со мной и воспоминания о ее путешествиях на Кавказ, в Грузию, Армению, мои рассказы о посещении гор КабардиноБалкарии, Сванетии, Армении. Уже в годы Словаря МДЗ она совершила большую поездку на пароходе на Камчатку, Курилы, и все убеждала меня, что ехать туда нужно осенью, когда устанавливается хорошая погода на Тихом океане. После 1950 г., когда был зверски разрушен Древнерусский словарь (ДРС), «по пятому пункту» она не могла работать в Университете; работала в Полиграфическом институте, где и подготовила докторскую диссертацию. Ей суждено было пережить радость опубликования Словаря МДЗ и его премирование. Е. М. Иссерлин отличали гордый, независимый характер и чувство высокого собственного достоинства. Она была в очень теплых отношениях с Н. А., но никогда ни у него, ни у меня не попросила ни одного часа занятий по кафедре. И все же и сегодня, в начале ХХI в., Словарь МДЗ являет нам уникальный пример коллективного произведения, созданного на основе интереса, бескорыстного служения науке и энтузиазма. Словарь МДЗ еще более приблизил Н. А. к МСК. Н. А. не раз писал о Б. А. Ларине. На протяжении всех лет в любых ситуациях он всегда и везде (Ученый совет, РИСО, деканат) последовательно отстаивал статус и интересы МСК. С 1973 г. я начал заведовать кафедрой математической лингвистики. В 1978 г. Н. А. скончался и кафедру возглавил В. В. Колесов. Началась новая эра в истории кафедры русского языка. Хорошо помню похороны Н. А. Небольшой траурный зал Ожогового центра в Купчино. Был холодный сырой день. Пришло всего человек 10–15: А. А. Алексеев, сестры Рождественские, Т. В. Ткачѐва и кто-то еще. Эти очерки и этюды я начал писать в 80-е гг. ХХ века в одной стране (СССР), а кончаю их сегодня, в начале ХХI в. в 77 А. С. ГЕРД другой стране (России). Далеко позади остались «Hard times» процессов и дискуссий 20—50-х гг. ХХ века о космополитизме, формализме, дарвинизме и марризме. Эти очерки я кончаю в 2010 г., погруженный в Интернет, в мир карманных компьютеров, мобильных телефонов, в атмосфере жесткой конъюнктуры и коммерциализации в сфере науки и образования, в обстановке забвения многих высоких идеалов демократической интеллигенции, академической науки и российского просвещения XIX — начала XX века. 78 С. А. Мызников ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ А. С. ГЕРДА (В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ ПРОБЛЕМ РУССКОЙ ДИАЛЕКТОЛОГИИ) Аннотация. Статья посвящена некоторым аспектам многогранной творческой деятельности А. С. Герда в области диалектологии, лексикографии и исторической и диалектной лексикологии. Ключевые слова. Русский язык, диалектология, историческая диалектология, диалектная лексикография, историческая лексикология языковые контакты, финно-угорские языки. Большое место в трудах А. С. Герда занимает анализ лексического состава русских говоров Северо-Запада, нацеленный на выявление происхождения слов в диалектном лексиконе и его связях со смежными говорами, на локализацию лексических явлений и процессов в лингвистическом континууме. Особое внимание Герд уделял исследованию говоров бывшей Обонежской пятины, позднее также территории Олонецкой губернии, ныне Карелии и смежных областей. Проблеме историко-лингвистической основы русских говоров, находящихся территориально вокруг Онежского озера, С. А. МЫЗНИКОВ А. С. Герд посвятил серию статей. Весьма важными для понимания образования говоров Обонежья и их современных группировок являются следующие статьи: «К истории образования говоров Заонежья» (1979), «К истории образования говоров Посвирья» (1984) и «К истории диалектных границ вокруг Онежского озера» (1991). В первой из них на основе анализа лексического материала показываются связи говоров Заонежья с единым новгородско-псковским диалектом, а формирование этих говоров — результат двух основных процессов: «С одной стороны сильная миграция восточных славян с юга, а с другой — появление постепенно, скорее всего, на базе прибалтийскофинского населения и смешанных браков, особого рода билингвов, которые, однако, со временем, в силу преобладания элемента восточнославянского уже довольно рано перешли на восточнославянский тип речи» (Герд 1979: 212). Во второй статье показано микроареальное членение говоров бассейна р. Свирь на «северо-западную и юго-восточную часть: «Говоры Посвирья ниже Усланки — Свирстроя, Яндебы до устья Свири ближе по своему типу к остальным говорам ладого-тихвинской группы, чем к говорам верховьев Свири. Напротив, именно говоры среднего и верхнего Посвирья в Подпорожском р-не содержат наибольшее число лексических соответствий онежским диалектам» (Герд 1984: 176). Причины членения говоров в р-не Усланка — Яндеба автор связывает с неоднородным прибалтийско-финским субстратом. В статье, посвященной микроареальному членению говоров Обонежья, выделяется 20 микрозон, на основе которых автор выделяет 8 дифференцированных ареалов. (Герд 1984: 54–59). А. С. Герд подчеркивает, что говоры Обонежья сложились «под сильным прибалтийско-финским влиянием, причем в Посвирье, в Прионежье, Заонежье и Обонежье, где климат был мягче, несомненно издавна более высокой была и плотность населения, как прибалтийско-финского, так и новгородского <...> Именно здесь активно шли процессы этнического и языкового смешения, сильно проявляли себя тенденции к билингвизму» (Герд 1984: 178). Кроме того, особенности говоров Заонежья обусловлены «во-первых, двумя основными волнами миграций южноруссов в XIII—XIV вв., во-вторых, 80 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... миграцией выходцев из псковско-гдовских мест уже позднее, по-видимому, в XIV—XVI вв.» (Герд 1969: 227). В статье «Русские говоры в бассейне реки Оять» А. С. Герд, опираясь на анализ лексических данных, установил участие в формировании говоров Заонежья оятских говоров. Кроме того, весьма аргументирована его мысль о том, что русские в Заонежье, Пудожье, Вытегре — представляют собой результат скрещения двух этнолингвистических групп: восточнославянской (новгородской) и прибалтийско-финской (вепсской), постепенно перешедших в течение веков на русскую речь (Герд 1975: 193–194). Остановимся на этимологическом анализе некоторых слов, приводимых А. С. Гердом. Слово ругача Чудов., Кириш. (Герд 1975: 192), имеет обширные фиксации в Обонежье. Ру'гача ‗лодка из двух скрепленных выдолбленных бревен‘ Лодейноп. (Алеховщина, Вонозеро, Тененичи, Печеницы, Яшиницы), Подпорож. (Красный Бор, Юксовичи) (ПЛГО; КСРГК). «Плот, составленный из двух выдолбленных бревен, для ловли мелкой рыбы на маленьких озерах» Вытегор. Олон. (Опыт). Ру'гачи Белозер. (Семеновская вол.) (Тр. МДК: 12). Ру'гача ‗лодка-долбленка с двумя балансирами из досок, бревен по бортам‘. «Большое, грубо сделанное из осинового бревна корыто, заменяющее на лесных озерах лодку; для того, чтобы оно было устойчивее на воде, с боков к нему приколачивают еще по одному бревну» Заонеж. (Куликовский). «Корыто, выдолбленное из осины (заменяет лодку в ламбах и небольших озерках» Заонеж. (Кондоп., Великогуб., Толв. вол.) (Певин, 1896). Ру'гач Подпорож. (Шеменичи) (ПЛГО). Ругоча Заонеж. (Толвуя) (Логинов 1970: 70). Ру'гачи Пудож. (оз. Купецкое), Лодейноп. Олон. (Куликовский). Ру'гача ‗толстая, полная женщина‘ Подпорож. (Юксовичи) (ПЛГО). Я. Калима возводит данный материал к вепс. rūh, мн. rūhed, при фин. ruuhi ‗корыто, плоскодонная лодка без киля‘, ливв. ruuhi ‗гроб‘, эст. rūh, ген. ruhe ‗корыто, челн, ясли‘ (Kalima 1915: 206). М. Фасмер повторяет этимологию Калимы (Фасмер 3: 513). Ср. также новые данные по прибалтийско-финским языкам: вепс. ruŭhd‘ ‗лодкадолбленка‘ (СВЯ: 486), ливв. ruwhi ‗гроб‘ (СКЯМ: 318), кар. ruuhi 'выдолбленная или сколоченная из досок лодка, челн' 81 С. А. МЫЗНИКОВ (KKS 5: 203). Авторы SKES приводят следующий материал: вепс. сев. ruhd‘ ‗челн, плоскодонка‘, вепс. сред. rūh, мн. rūhed ‗лодка-долбленка из осины‘, ruhatš ‗старая лодка‘, указывая при этом, что из фин. ruuhi слово вошло в саам. норв. rūfi ‗водосточный желоб, русло реки‘, ‗корыто‘, а из кар. — в саам. кильд. ruff ‗гроб‘. Причем прибалтийско-финское гнездо не исконно, а заимствовано из герм., ср. др.-сканд. þrūha, др.-норв. þrò, мн. þrær ‗выдолбленное бревно, деревянный водосток‘, совр. норв. tro, мн. trør, troer ‗кадка, выдолбленная из бревна, корыто‘, ‗деревянный водосток‘, при дрв. анг. ðrūh ‗сундук, ящик, гроб‘ (SKES: 888). Не вызывает сомнения вепсская версия происхождения слова ругача: суффикс -ач, первоначально, вероятно, славянского происхождения, широко распространен в вепсских диалектах. В настоящее время, по данным ПЛГО, ругача из одного бревна с балансирами фиксируется в говорах Обонежья, ругача из двух бревен — говорах Посвирья; однако исследования в диахронном аспекте дают пеструю картину. Например, в первом опыте диалектологической карты 1, охватывающем ареал бытования олонецких говоров, отмечена ругача из двух бревен, тогда как Зеленин описывает ее следующим образом: «Севернорусские ругачи и вологодские чупас делают иначе: к корыту из осиновой колоды с каждой стороны прибивают по бревну» (Зеленин 1991: 173). Кроме того, следует подчеркнуть, что вряд ли слово ругача в Заонежье было занесено волной русских переселенцев 200–300 лет тому назад (Герд 1975: 192). Скорее всего, и в Заонежье, это слово отражает результат вепсского субстратного воздействия. Об этом же свидетельствует зафиксированная фамилия Ругачин Вытегор. (Ошта) Волог. (ПЛГО). А. С. Герд приводит в качестве характерной для оятских говоров единицы дериват поро'псать ‗попить чаю‘ р. Оять (Герд, 1975). Ср. также: Рѐ'псать ‗пить чай, хлебать с шумом‘ Подпорож., Вытегор. (Ошта) (ПЛГО). Рѐпсить ‗пить чай, прихлебывая‘ Медвежьегор. (Федотово) (КСРГК). Нарѐ'псаться ‗напиться‘ Подпорож. (КСРГК). Восходит к вепс. röpseita ‗пить 1 См.: Дурново Н. Н., Соколов Н. Н., Ушаков Д. Н. Диалектологическая карта русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии. М. 1915 (Труды Моск. диалектол. комис. Вып. 5). 82 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... чай, хлебать с шумом‘ (ПЛГО), ливв. röpsätä ‗выпить, хлебнуть‘ (СКЯМ: 323), ливв. röpsiä ‗пить, хлебать‘, ‗шлепать, хлопать‘ (СКЯМ: 323). Еще два примера, которые приводятся А. С. Гердом, как отражающие специфику данного района: Кокотать ‗болтать‘ р. Оять (Герд 1975). Ко'котать ‗проводить время бесполезно, за разговором‘ Подпорож., Лодейноп. (СРГК 2: 393). Ко'китать ‗бездельничать‘ Лодейноп. (СРГК 2: 389). Ко'котать ‗оставаться одной, горевать‘. Петрозав. Олон., Георгиевский, 1896 (СРНГ 14: 99). Восходит к вепс. kokotada ‗сидеть без дела‘ (СВЯ: 219) при ливв. kököttiä ‗торчать‘ (СКЯМ: 175). Бу'зайдать ‗говорить, шептать‘ р. Оять (Герд 1975). Бу'зандать ‗жужжать (о мухе)‘ Прионеж. (Машезеро), Вытегор. (Ошта), Подпорож. (Согеницы), (Яндеба) (ПЛГО). Бу'зандать ‗жужжать, пищать (о насекомых)‘ Подпорож. (СРГК 1: 133). ‗Шуметь‘ Подпорож. (СРГК 1: 133). Бу'зайдать ‗ворчать‘ Лодейноп. (СРГК 1: 133). Бу'зандать ‗жужжать (о мухе, шмеле, оводе)‘ Олон. (Куликовский). ‗Разговаривать‘ Тихв. Новг., 1906. ‗Ворчать, бормотать про себя‘ Вытегор. Олон., 1896 (СРНГ 3: 254). Бу'зондать ‗шуметь‘ Подпорож. (КСРГК). Бу'зындать ‗надоедать разговорами‘ Подпорож. (КСРГК). Бу'зяндать ‗бурчать, ворчать под нос, бормотать‘ Вытегор. (Рубцова, Климовская) (СГРС). Забу'зандать ‗запищать (о комаре)‘ Подпорож. (Согиницы) (КСРГК). Восходит к вепс. buzaita ‗жужжать‘ (СВЯ: 52). См. также: Герд 1995: 96. Действительно, из 29 слов, предлагаемых для доказательства внутрирегиональных связей оятских говоров приводится 16 примеров вепсского происхождения. Комплексный анализ диалектных зон представлен в работе А.С. Герда «Исторические границы и ареалы Обонежья по данным разных гуманитарных наук» (Герд 2001). Анализируя образование говоров Поволховья и южного Приладожья А. С. Герд намечает пути развития исторической лексикологии и региональной исторической лексикологии при выдвижении на их базе теорий этногенетических исследований. При этом целью региональной исторической лексикологии является не история слова в языке в целом, а определение исторических путей проникновения тех или иных слов в диалекты, письменность на 83 С. А. МЫЗНИКОВ диалекте. А. С. Герд подчеркивает, что «при анализе истории диалекта важна не общая этимология слова, а анализ путей его проникновения в диалект в данной конкретной форме и в данном значении» (там же). Отмечается, что «существенно не то, к какой праформе этимологически восходит слово, а то, где, в каком ареале, когда возникло это слово и как оно попало в этот диалект» (там же). Герд рассматривает лексему не изолированно, а либо в славянском контексте, либо в контексте иноязычного воздействия, с особым вниманием к производным: «Исторической диалектологии особенно важна роль устойчивых производных. Слово, диалектное в одном национальном языке, нередко выступает как нормативное в соседнем, слово, слабое и ненормативное в одном диалекте, оказывается широко распространенным активным в другом» (Герд 1989: 148). «Именно региональная историческая лексикология лучше всего определяет пути проникновения конкретного слова в диалект, в идеале цель сравнительно-исторического словаря диалекта и состоит в определении того, в каких значениях, откуда, как, какими путями и когда проникли те или иные слова в данный диалект» (там же). Еще один важный диалектный ареал, который получил отражение в трудах А. С. Герда — Беломорская Карелия. Анализируя данный регион, он выделяет «типы лексических связей говоров Беломорья с другими диалектами на Северо-Западе» (Герд 1987: 95), основываясь, вероятно, на данных картотеки СРГК1, и пытается проследить лексические связи беломорских говоров с другими смежными говорами. Однако, на наш взгляд, такого рода исследование нельзя проводить без сравнительно полного лингвогеографического обследования региона, которое должно сопровождаться анализом ареальной дистрибуции каждого рассматриваемого слова. В противном случае приводимые изоглоссы, основанные на случайных данных любой самой полной картотеки2, вряд ли будут достоверными. Кроме того, ана- 1 Исходя из приводимых А.С. Гердом примеров. Неполнота картотек областных словарей проявилась с началом работы над «Лексическим атласом русских народных говоров». Карто2 84 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... лизироваться должны не случайно взятые лексемы. Должны исключаться из анализа слова с интердиалектной дистрибуцией, а также потенциально общерусский материал, а тем более лексемы общенародного словарного фонда1. Так, А. С. Герд связывает говоры Беломорья, Выгозера, Онежского озера, на восток до реки Онеги и Белозерья, приводя в качестве примеров такие лексемы (Герд 1987: 95–96): байна ‗баня‘ (фиксируется очень широко, в том числе и в псковских говорах, — см.: ПОС 1: 94), божница ‗полочка для икон‘ (ср.: божница ‗полка или киот с иконами‘, — см.: БАС 1: 676), дровяник ‗сарай для дров‘ (также, см.: БТС: 285), мездра ‗внутренняя сторона чего-н.‘ (ср. мездра ‗слой подкожной клетчатки на невыделанной коже‘, — см.: БТС: 530). Естественно, что говоры Беломорья образуют разнообразные единые ареалы как со смежными говорами, так и в контексте макроструктуры севернорусских говоров. Названный регион привлекал не раз внимание исследователей. Однако, в отношении анализа неисконной лексики этой части русских говоров не имеется значительных трудов. Только в диссертационном исследовании И. В. Сало «Влияние прибалтийско-финских языков на севернорусские говоры поморов Карелии» (М., 1966) рассматриваются лексические заимствования из прибалтийско-финских языков и делаются выводы об их количественном составе. Среди заимствований автор выделяет 27 слов рыболовства, 17 географических терминов, 18 названий флоры и фауны, 28 звукоподражательных глаголов, 14 слов, относящихся к питанию, одежде, обуви, 10 сельскохозяйственных терминов и 2 охотничьих слова. Сало рассматривает сложную картину взаимоотношений вепсов, карел и русских в Беломорье. При анализе прибалтийско-финских заимствований в беломорских говорах автор обнаруживает, что здесь примерно равное число заимствований из собственно карельского языка (40 %), а из вепсского, наряду с людиковским и ливвиковским диалектами, — примерно 39 %. Анализируя историю взаимоотношений между русскими, с одной стороны, и теки стали пополняться данными, которые ранее проходили мимо диалектолога при полевой работе. 1 Лексемы, входящие в словари русского литературного языка. 85 С. А. МЫЗНИКОВ вепсами и карелами — с другой, Сало полагает, что первые более или менее тесные отношения вепсов со славянами происходили не позднее IX века, причем русские колонисты пришли на Север позже, чем древние вепсы, а с юго-востока сюда же направились коми. Следуя в русле гипотезы Д. В. Бубриха о происхождении карел-ливвиков и карел-людиков из вепсской основы1, автор полагает, что карельские племена с западного побережья Онежского озера пришли к Белому морю примерно в XI—XIII вв., а колонизация этого края русскими началась несколько позднее. До появления на территории Беломорья вепсов, карел и русских, здесь жили саамы, с которыми вновь пришедшие народы вступили во взаимодействие, так же как и между собой. Автор полагает, что следует учесть и то, что пришедшие сюда русские принесли с собой следы былой общности с вепсами и карелами у себя на родине, в Новгородской земле, так как весь и часть карел, берущая свое происхождение от нее, связаны с русским государством уже с XI века. Вряд ли следует соглашаться с заключением И. В. Сало о непрерывном процессе проникновения заимствований из прибалтийско-финских языков на протяжении всей русской колонизации, а для выявления времени проникновения и первоначального ареала вряд ли удастся изыскать какие-либо возможности ввиду отсутствия серьезного корпуса исторических материалов. Хотя, на наш взгляд, всегда имеется возможность классификации лексических единиц по разным критериям, которые должны быть заложены в основу вопросника по полевой работе. В диссертации Л. А. Вороновой «Русская промысловая лексика рыбаков Беломорья» (Петрозаводск, 1968); хотя основной анализ посвящен рыболовецкой лексике как целостной системе, представлено около 70 единиц, характеризующих прибалтийско-финскую природу. Серьезным лексикографическим источником по этой тематической группе говоров Беломорья является словарь И. М. Дурова «Опыт терминологического словаря рыболовного промысла Поморья» (Дуров, 1929). Полный 1 На наш взгляд, вепсская основа характерна только для людиковского диалекта. 86 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... «Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении» (Дуров 2011) должен был, по мысли автора, заполнить ту нишу, которая образовалась в лексикографическом описании севернорусских говоров после выхода в свет словарей Г. И. Куликовского и А. О. Подвысоцкого. Словарь последнего явно служил Дурову определенным образцом, что прослеживается в построении словарных статей и толковании значения. Словарь включает более 12 тысяч слов. А. С. Герд долгое время занимался изучением псковских говоров, связи с анализом разнообразных проблем 1, что впоследствии выразилось в методологичеси выверенной рекомендации по анализу истории говоров: «Первый серьезный шаг к проникновению в историю диалекта - определение междиалектных связей. Этот этап историко-диалектологического анализа впераве позволяет выйти за рамки ―своего‖ диалекта и увидеть его на широком ареально сопоставительном фоне <…> Перед историком диалекта стоит более сложная задача: определить, какие из выявленных типов связей, ареалов являются первичными, какие вторичными, как они соотносятся хронологически. В определенной степени это можно сделать опираясь на историю отдельных языковых явлений, на историю форм, на этимологию слов. Данные, полученные в результате установления междиалектных связей свидетельствуют, в частности, о том, что для истории диалекта одинаковы релевантны все языковые факты, как собственно диалектные, локально ограниченные, так и недифференциальные явления широкого распространения» (Герд 2001: 6). 1 См. «Список научных трудов А. С. Герда» в наст. сб.: «Из русскобелорусских языковых отношений. Об одной изоглоссе псковских говоров» (1965); «Из истории русских говоров, переходных к белорусскому языку (1967);. «Из морфологичеcких связей русских говоров, переходных к белорусскому языку, с другими славянскими языками (родительный падеж имен существительных)» (1967); «Из истории связей псковских говоров с другими славянскими языками и диалектами (на материале имен существительных с суффиксами с детерминативом *Н)» (1968) и др. 87 С. А. МЫЗНИКОВ К настоящему времени сформировалось комплексное научное направление, превращающееся в солидную этнолингвистическую исследовательскую школу, в основе которой лежат труды А. С. Герда. Именно ему принадлежит идея выявления сопоставимых, относительно однородных лексических ареалов, а также определения локальных микрозон на базе анализа географии и этимологии слова в пределах Северо-Запада России с выходом на историко-диалектологические и этногенетические заключения (см.: Герд 1975; 1979; 1984; 1987; 1989). На наш взгляд, при ареально-этимологических исследованиях крайне важен комплексный подход, при котором выявление формы слова, его семантики и территории бытования является базисной, но не завершающей частью исследовательской мработы. Упор следует делать на полном ареальном анализа концепта в пределах исследуемого региона, на выяснении полного регистра лексической манифестации (в первую очередь неисконных данных), а также на сопоставительном изучении реалий, предметов материальной культуры, абстрактных понятий, для обозначения которых в современных русских говорах применяется исконное слово. При однородном лексическом ареале учет вероятной дифференциации реалий при сопоставлении с финно-угорскими этнографическими данными может дать более полное представление о взаимных языковых и этнокультурных контактах. Таковы основные критерии подхода к материалу как во время сбора лексических данных, так и в ходе их анализа. Кроме того, в качестве одного из надежных методов этимологического анализа весьма продуктивным представляется определение конечного источника. В том случае, когда финноугорские этимоны не являются исконными на финно-угорской почве, а заимствованы из балтийских или скандинавских языков; целесообразно рассматривать их взаимодействие и выделять зоны доминирующего влияния того или иного языкового типа. Весьма важным, если не ключевым в исследовательской работе А. С. Герда было исследование языковых контактов. По его мнению, ассимиляция прибалтийско-финских народов проходила через фазу билингвизма: «Территориальный билингвизм 88 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... — билингвизм сопредельных народов-соседей, социально обусловленное вынужденное двуязычие (билингвизм иммигрантов в разных странах мира, научное и художественное двуязычие). В то же время во всех случаях билингвизм со временем приводит к бикультуре, т. е. к такому состоянию, когда человек постепенно начинает себя ощущать и осознавать себя принадлежащим и к одной культуре, и к другой» (Герд 2005:83). Вслед за А. С. Гердом можно констатировать, что языковая система русских говоров, бытующих на территории СевероЗапада, сложилась в том числе и в результате прямых этноязыковых контактов с балтами, прибалтийскими финнами, носителями пермских языков, различных саамских диалектов и других языков финно-угорской группы, более точная идентификация которых до настоящего времени является предметом непростых дискуссий: языка мери, муромы и т.п. В отношении прибалтийско-финского языкового субстрата нам представляется следующее: субстратным является такое включение, которое вошло в язык в результате перехода прибалтийско-финского населения на русскую речь, т. е. его ассимиляции. Такой переход, естественно, осуществлялся через фазу билингвизма, далее через его постепенное отмирание и бытование только речи восточнославянского (русского) типа. Причем на обширной территории Северо-Запада России ассимиляционные процессы протекали в разное время (см.: Герд 1979: 213; Мызников 2004). Важными представляются положения А. С. Герда о взаимовлиянии при этноязыковых контактах: «Миграция порождает встречу культур. Далее процесс зарождения и эволюции бикультуры следует рассматривать с двух сторон. С одной стороны, сверху, в аспекте нового пришлого населения. В этом случае индивид приспосабливается, адаптируется к субстратной культуре. Индивид, коллектив индивидов осваивают язык-субстрат, чаще переходят к билингвизму, впитывают отдельные элементы производственный материальной и духовной культуры (обряды, ритуалы, фольклор), элементы поведения. С другой стороны, — снизу, в аспекте культуры населения-реципиента; здесь индивид вынужденно воспринимает новую культуру — культуру пришельцев, адаптируется к ней. В конечном счете, также возникает билингвизм и новые переходные формы в 89 С. А. МЫЗНИКОВ материальной, духовной культуре и в языке» (Герд 2005: 85). «Так, например, восточные славяне, придя на север России, освоили и впитали прибалтийско-финскую систему рыболовства, отношение к природе и лексику этих сфер. В свою очередь, прибалтийско-финские народы восприняли от славян земледелие, в значительной части — православие и соответствующую лексику» (Герд 2005: 86). Значительное место в научной деятельности А. С. Герда занимали исследования регионального лексикона: выявление межъязыковых внутриславянских связей, а также их происхождения1. Еще в 1989 г. он выражал сожаление по этому поводу: «У нас пока нет таких словарей, но в перспективе они явятся главным источником для построения истории отдельных диалектов. Несмотря на определенную асистемность лексики, именно она представляет собой бесконечно благодатный источник для проблемно ориентированных историко-диалектологических и этногенетических построений» (Герд 1989: 148). В этой же статье подчеркивается, что «...привлечение в исследования этногенетической направленности географически и хронологически далеких ареалов, таких как чешский, словацкий, лужицкий, словенский, необходимо для определения общих первичных истоков диалекта. Анализ таких зон дает возможность выявить архаику в лексике, которая нередко лучше сохраняется на периферии, в маргинальных ареалах, и помогает отличить факты поздние, узколокальные, от древних, порой праславянских» (Герд 1989: 148). А. С. Герд излагает важные для создания такого рода словаря идеи: «Для регионального этимологического словаря (РЭС) по-прежнему наиболее сложным остается вопрос о критериях отбора слов (ареал, хронология, отношение к производным). Конечно, как и в любом этимологическом словаре, даже в рамках заданных принципов отбор слов не может быть строго последовательным. Заранее заданная опора на ареал также не 1 См. в «Списке научных трудов А. С. Герда»: «Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров» (= «Севернорусские говоры». Вып. 6-10): 1995. С. 85–107; 1999. С. 117–140; 2004. С. 173235; 2008. С. 209–262; 2009. С. 144-176. 90 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... всегда надежна. Так, сейчас уже очевидно, что точно такой же тип, как и ЛТГ, представляют новгородские говоры вокруг озера Ильмень, по реке Вишере, около Любытино, на севере Псковской области, что, кстати, совершенно верно и с исторической точки зрения. Этимология диалектного слова — это этимология его словообразовательной формы и его значения. При этом главное внимание следует уделять значению слов, привлекаемых для анализа. Конечно. наиболее полная этимология слова, его семантическая история может быть раскрыта в монографии, статье. ―Семантика — вот та область, которая дает возможность достичь предельной точности исследования‖, — писал Б. А. Ларин. И это не раз удивляло многих: казалось бы, как можно какие-то критерии точности применять к такой трудно формализуемой области, как семантика. Однако не будем забывать, что Ларин имел в виду историческую, историю развития значений слова и групп слов, и этом отношении мысли Б. А. Ларина во многом применимы именно к этимологии» (там же). По мнению А. С. Герда крайне важно различать представление истории развития значений слова в монографии и в словаре. Словарь — особый тип текста, который сам собой задает уже определенный формат изложения, в котором, порой, не так легко в едином виде представить и этимологию, и формы и значения. Проблематическим оказывается и то, как и в какой степени учитывать, использовать и подавать в РЭС определения значений из разных словарей — полностью, сокращая или видоизменяя. Во многих этимологических словарях значения слов, форм из разных источников нередко обобщены и укрупнены. В областных же словарях реальное значение и употребление глаголов и прилагательных могут быть прояснены только через примеры. При усилении внимания к этимологии значения из областных словарей в ряде случаев необходимо приводить цитаты, а не только сами определения. В аспекте истории значения на фоне современных русских диалектных словарей, а также по сравнению с «Опытом...» и «Дополнением» Словарь Даля дает уже меньше. «Опыт...», «Дополнение» к нему и другие труды нашего времени содержат детальные значения, тонкие рафинированные определения, толкования слов. А. С. Герд предлагает свое видение этимологии диалектного слова — это 91 С. А. МЫЗНИКОВ определение его места среди однокоренных и семантически близких слов. В целом в аспекте представления тонких семантических переходов и нюансов значения полный этимологический словарь севернорусского наречия еще ждет своих новых исследователей (Герд 2009: 144–145). На основании этимологического анализа регионального севернорусского лексикона А. С. Герд делает вывод, что «...в целом в севернорусских говорах слов, праславянских по происхождению, оказалось многим больше, чем можно было предполагать. В опубликованных материалах, по возможности, полно представлены, с одной стороны, слова, уходящие своими корнями в праславянский, а с другой — местные, локальные образования» (там же: 146). Кроме того, намечаются пути дальнейшего развития региональной этимологической лексикографии: «В будущем полном этимологическом словаре севернорусских говоров необходимо дальнейшее расширение круга диалектных словарей. Полный РЭС севернорусских говоров должен дать также этимологию не только всех субстратных слов, но и сводку всех мнений, заключенных в самых разных источниках» (там же: 147). Приведем в качестве примера фрагмент РЭС, соответствующий замыслу А. С. Герда. САМОКРУТКА. Ряженый Лод. СРГК: Луж. НОС: Бор., Люб., Ок., Хв.; волог. самокрутка девушка, вышедшая замуж без согласия родителей; смол. самокрутка та, которая родила внебрачного ребенка; орл. самокрутка свадъба тайком от родителей. СРНГ: самокрутка девушка, женщина с прической разных видов. Арх.; белор. самокрутка самопрялка (Б); укр. самокрутка толъко о папиросе (СУМ). Скорее широкий ряд параллельных семантических образований. Работа А. С. Герда над РЭС получила продолжение уже на сибирском материале. Под редакцией Л. И. Шелеповой выходит в свет «Историко-этимологический словарь русских говоров Алтая» (Т. 1–7. Барнаул, 2007–2013). В словарь вошли по преимуществу все лексемы «Словаря русских говоров Алтая». В нѐм объясняются: 1) исконные непроизводные слова (т.е. слова, имеющие индоевропейскую этимологию); 2) слова исконные производные (как с непрозрачной, так и с прозрачной внутрен- 92 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... ней формой); 3) заимствованные слова (кроме вторичных заимствований). Включение в словарь слов с прозрачной внутренней формой обусловлено его спецификой я и задачами: установить не только (и не столько) «дальнюю» этимологию лексических единиц русских говоров Алтая, но также их историю и генетическую принадлежность материнским говорам. Кроме того, продолжается традиция включения диалектных данных в общерусский этимологический контекст в труде А. Е. Аникина «Русский этимологический словарь» (Вып. 1-4. М., 2007–2011), который первоначально носил название «Опыт этимологического словаря русского языка, с вниманием к старой и диалектной лексике». В данной работе представлены исчерпывающие по своей полноте сведения по анализируемым материалам в отношении не только источников, но и этимологической литературы. Также весьма значителен вклад в пополнение словника русских лексем, ранее не анализируемых, весьма надежными этимологическими версиями. Используемый А. Е. Аникиным метод анализа заимствованной лексики привел к отказу от ряда считавшихся правдоподобными трактовок русских слов как заимствований в пользу исконно- или праславянских этимологий, и наоборот — некоторые слова, считающиеся в литературе исконно- или праславянскими, можно трактовать в качестве заимствований, исходя из несоответствия в семантике и наличия сходных иноязычных этимонов. В выпусках словаря Аникина на значительном лексическом материале демонстрируется крайне важный для анализа этимологии заимствованных слов факт подключения последних к связям между территориально смежными языками, при ситуации, когда усвоение слова в русском языке оказывается одним из многих звеньев в цепочке заимствований из языка в язык. Одной из самых важных сторон многогранной деятельности А. С. Герда было его занятие диалектной лексикографией. Следует отметить, что русская диалектная лексикография, имевшая богатые традиции стала активно развиваться в послевоенный период, когда академические институты, и практически все вузы страны были вовлечены в создание «Диалектологического атласа русского языка». Реализуя эту идею, диалектологи скон- 93 С. А. МЫЗНИКОВ центрировали силы на широком ареальном обследовании лексики, что впоследствии дало материальную основу для диалектологических экспедиций и фундаментальных картотек. «Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей» — достойное пополнение многочисленной семьи диалектных словарей, появившихся в послевоенное время. Идея его создания (высказанная еще в 1963 г.) принадлежит Н. А. Мещерскому, который, хорошо знал и высоко ценил значение русских говоров этого региона для истории языка. А. С. Герд воплотил эту идею в жизнь. Им были организованы многочисленные диалектологические экспедиции, разработаны единые принципы сбора и интерпретации соответствующего материала, привлечены к словарной работе коллективы русистов СанктПетербургского, Петрозаводского, Сыктывкарского, Тверского университетов и Карельского, Вологодского, Череповецкого, Кировского, Псковского и Костромского пединститутов. Кроме регионов современной Карелии, словарь включает материал Мурманской, Ленинградской. Архангельской, Вологодской, Новгородской областей. СРГК можно считать словарем масштабным — тезаурусом лексики Русского Севера. Это словарь дифференциального типа, как подчеркивается в предисловии. В. М Мокиенко в рецензии, в которой он весьма высоко оценивал словарь, писал: «Кроме максимальной, диахронически нацеленной широты ареала, СРГК стремится и к весьма полному отражению семантики и вариантности описываемых слов, документирует большинство словарных статей удачно подобранными контекстами, включает немало ценных этнографических данных о духовной и материальной культуре русских, карел, вепсов Крайнего Севера и т. д. Словарь поэтому станет не только важным источником для изучения языка Русского Севера, но и для исследования целого комплекса проблем, связанных с проблемами этногенеза прибалтийско-финских народов и русских. Максимализм описания находит надежную основу в богатейшей картотеке, насчитывающей свыше 1,5 млн. карточек. Эта фундаментальная база позволила отобрать и включить в словарь не только собственно диалектизмы, но и массу этнографизмов, профессионализмов, экспрессивных синонимичных рядов (особенно глагольных), префиксальных и суффиксальных 94 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... образований, идиоматики и т.п. Тонко и точно регистрируются составителями как малейшие отклонения от общелитературной сочетаемости, так и элементы идиолекта, что делает словарь и ценным источником для изучения системы русской разговорной речи и ее творческого потенциала. Языковой материал, описанный в СРГК самоценен как зеркальное отражение жизни севернорусов в прошлом и настоящем» (Мокиенко 1997: 182). Составители стремились точно передать элементы народного быта во всем многообразии. Отсюда — большая детализация профессионализмов, которая достигается не только четкими и развернутыми дефинициями, но и группировкой народных терминов в виде коллокаций. т. е. в предельно полном наборе сочетания. Так, по коллокациям к словам бревно, доска или класть легко воссоздать в целостности процесс домостроения на Русском Севере. Так же высоко оценивает В. М. Мокиенко лексикографическую обработку диалектного лексикона в словаре: «Пробным камнем качества словарей, как известно, являются дефиниции и филиация значений. И в этом отношении СРГК отвечает самым высоким требованиям. Детализированная семантическая дифференциация — одна из главных целей словаря. И эта цель составителями успешно достигается, что показывают многие словарные статьи <…> Важным элементом детализации и конкретизации семантики является последовательное стремление отразить лексику во всех ее валентностных отношениях. Отсюда — большое число устойчивых словосочетаний к лексемам активной валентности <…> Даже когда лексикографическими знаками такая сочетаемость не выделяется в контексте она сохраняется <…> Контекстный материал словаря вообще имеет большую ценность, и исследователь может добыть из него нужную ему информацию» (там же: 183). «Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей» органически объединил экспедиционную и лексикографическую работу на территориях Русского Севера, стал хорошей лексикографической школой для многих диалектологов. Этот словарь — подлинная энциклопедия народной крестьянской жизни. И не только жизни традиционной, уже минувшей. «Отражая тенденции развития разговорной речи, он <...> тем самым 95 С. А. МЫЗНИКОВ обращен в будущее» — подчеркивает в предисловии к словарю А. С. Герд. Еще одним важным трудом, репрезентирующим региональный лексикон являются выпуски «Селигер. Материалы по русской диалектологии. Словарь». Его особенности — это привлечение большого количества иллюстраций. Именно в цитатах, распределенных по словам и значениям, содержится основной материал для исследования жизни слов в народной речи, истории их употребления, для размышлений над эволюцией менталитета русского человека. Словарь продолжает традицию взаимоналожения ареалов разных словарей, начатую в «Словаре русских говоров Карелии и сопредельных областей», в Словаре приводятся материалы периферийных ареалов, сопредельных исследуемому — Торопецкого района (западнее озера Селигер), Демянского района (Новгородская область). В центре обширных интересов А. С. Герда находилась и проблема этноязыковых контактов прибалто-финнов и русских. Причем занимался он ею в самых разных аспектах. Так, например, в соавторстве с З. М. Дубровиной им было начато исследование изобразительных и звукоподражательных глаголов прибалтийско-финского происхождения в русских говорах Карелии. Опыт накопленный к настоящему времени — в том числе благодаря усилиям А. С. Герда — в области исторической диалектной лексикологии и контактов, которые осуществлялись на уровне территориальных вариантов между носителями русского и финно-угорских языков, подводит к некоторым практически важным наблюдениям * * * Значительный эмпирический материал, накопленный диалектной лексикографией к настоящему времени требует детального анализа по разным параметрам: ареальным, тематическим, семантически, словообразовательным и т. п. I. А р е а л ь н о е и с с л е д о в а н и е лексических явлений должно осуществляться с учетом следующих особенностей. А) Фиксация глагольной лексики неисконного происхождения нередко является показателем интенсивности межъязыко- 96 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... вых контактов. Нередко отмечаются лексемы, которые следует классифицировать как проникновения при сходстве формы, тождестве семантики с сопоставляемым этимоном и единичности фиксации диалектного слова, например, му'рондать 'ломать' Подпорож., ср. вепс. murondan 'ломаю', mureta 'разбивать, ломать'. Однако, глагольная лексика, даже при единичном употреблении адаптируется русской языковой системой, и поэтому с формальной точки зрения ее следует трактовать как заимствованную. Таким же образом глагол му'штать 'знать, соображать, вспомнить, понимать' Петрозав., Заонежье, сопоставляемый с люд. muštada, вепс. muštta 'помнить, понимать', служит маркером интенсивного вепсско-людиковского воздействия. Б) Ряд лексем имеет более широкий ареал. Например, в говорах Каргополья Обонежья, Белозерья фиксируется глагольная лексика прибалтийско-финского происхождения, свидетельствующая о значительной интенсивности субстратного воздействия: ма'лтать ‗понимать, уметь что-л. делать‘, при ливв. malttua ‗уметь‘; ка'рзать ‗обрубать сучья‘, ‗обрубать сучья на поваленных деревьях‘, ‗снимать кору с деревьев‘, ‗рубить деревья‘ Белозер., Заонеж., Вытегор., ср. вепс. karsťa ‗обрубать сучья‘; ке'хтать ‗желать, хотеть делать что-л.‘, ср. вепс. kehtta ‗желать, хотеть, не лениться‘. В) Часть глаголов обнаруживает коррелирующие ареалы, когда один тип заимствования сменяется другим: ка'ртать, ка'рдать ‗чесать, пушить шерсть‘, ср. кар. kartata ‗чесать шерсть‘, люд. kartita, ливв. kartata ‗чесать на щетках шерсть‘, при фин. kartata ‗чесать шерсть‘; и ши'нгать ‗чесать, пушить шерсть‘, ср. вепс, singotada ‗щипать, пушить шерсть‘, кар. твер. singuttua ‗бить, пушить шерсть‘. Глагол ши'нгать / ши'ньгать полисемантичен и в разных значениях представлен практически на территории всей северо-западной диалектной зоны, а также в русских говорах Урала и Сибири. Однако по значению его ареал гораздо уже, это в основном Белозерье, Прионежье, Каргополье, говоры севера Новгородской области, по р. Северная Двина. II. С е м а н т и ч е с к а я д и ф ф е р е н ц и а ц и я определяется, в частности, лексико-тематической принадлежностью слова. Зачительная часть глаголов является лексемами, выражающими чувственное восприятие. 97 С. А. МЫЗНИКОВ А) Звукоподражательные (ономатопоэтические глаголы); причем такого рода данные рассматриваются также в ряду дескриптивных (звукосимволических и звукоподражательных) слов: у'лайдать ‗выть (о волке, собаке)‘ Медвежьегор., Пудож., Кондоп., Сегеж., Прионеж., Подпорож., у'ландать ‗выть (о волке)‘ Вытегор., Подпорож., Прионеж., Пудож., Кондоп.; му'ряндать ‗мычать (о корове)‘ Вытегор., му'рандать ‗мычать (о корове)‘ Заонежье Б) Выделяются глаголы, относящиеся к сфере материальной жизни: кале'жить ‗ловить рыбу‘ Подпорож., кале'житъ ‗ловить рыбу калегой — особого рода сетью для ловли рыбы‘ Заонежье, ‗ловить рыбу на неглубоких местах, загоняя ее в сеть‘ Подпорож., Вытегор., Медвежьегор., ср. вепс. kal‘etada ‗ловить рыбу ботальной сетью‘. В) Часть глаголов подчеркивает специфику осуществления какого-л. действия: ко'бандать ‗медленно идти‘ Вытегор., Прионеж., ‗делать что-л. медленно, копаться‘ Заонеж. Ка'байдатъ ‗медленно работать‘ Петрозав. Олон. Ср. вепс. kobeita, kobaita ‗шевелиться, двигаться, копошиться‘. III. С л о в о о б р а з о в а т е л ь н ы е о с о б е н н о с т и и специфика морфемного членения. А) Значительная часть глаголов имеет в своем составе форманты -анда(ть), -айда(ть): си'байдать ‗идти частыми мелкими шагами, семенить (обычно о пожилом человеке)‘ Кондоп. Карел.; си'байдать ‗моросить (о дожде)‘ Кондоп., Пудож.; ся'рандать ‗дрожать (от холода)‘ Вытегор. Причем следует отметить, что форманты -андать, -айдать фиксируются и в глаголах с корневыми морфемами исконного происхождения. Б) Имеется значительное число глаголов с формантом -ита(ит), которые грамматически являются каузативными: Ки'ркитать ‗смеяться‘: ‗Чего ки'ркитаете, смеетесь?‘ Подпорож. Ленингр. Ко'китать ‗бездельничать‘ Лодейноп. Ленингр. Ко'китать ‗обрабатывать землю мотыгой, тяпкой‘ Медвежьегор. Карел. Ку'читать ‗щекотать‘ Вытегор. Волог., Медвежьегор. Карел. Каузативный формант также участвует в словообразовании глаголов исконного происхождения: ки'питать ‗подвергать что-л. кипячению‘ Подпорож.: Каменьям бочку овса кипитаем, и белье так кипитаем. Подпорож. Ленингр. Курьей 98 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... слепоты много, для клопов нарвать, кипитать, хорошо для клопов. Прионеж. Карел. Нака'питать ‗накапать чего-л.‘: Накапитай мне капель. Подпорож. Ленингр. Следует отметить, что в прибалтийско-финских языках отмечается большое число ономатопоэтических глаголов, многие из которых фиксируются как заимствования на севернорусской почве. Литература Герд А. С. Русские говоры в бассейне реки Оять // Очерки по лексике севернорусских говоров. Вологда, 1975. С. 188–194. Герд А. С. По некоторым вопросам славянской исторической диалектологии // Севернорусские говоры. Вып. 2. Л., 1975. С. 187–192. Герд А. С. К истории образования говоров Заонежья. // Севернорусские говоры, вып. 3. Л., 1979. С. 206 – 213. Герд А. С. Еще раз к вопросу об объекте этногенетических исследований // Полесье и этногенез славян. Под ред. Н.И. Толстого. М., 1983. С. 6–8. Герд А. С. К истории образования говоров Посвирья // Севернорусские говоры, вып. 4. Л., 1984. С. 174–181. Герд А. С. О севернорусской лексике в псковских говорах // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. Вологда, 1984. С. 3–8. К истории образования говоров Беломорья // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии. Вологда, 1987. С. 94–103. Герд А. С. Прибалтийско-финские названия рыб в свете вопросов этнолингвистики // Прибалтийско-финское языковедение. Вопросы лексикологии и грамматики. Петрозаводск, 1988. С. 4–22. Герд А. С. К истории образования говоров Поволховья и южного Приладожья // Севернорусские говоры. Вып. 5. Л., 1989. С. 146–171. Герд А. С. К истории диалектных границ вокруг Онежского озера // История русского слова: проблемы номинации и семантики. Вологда, 1991. С. 54–61. Герд А. С. Лингвогеографическое членение Псковской области по данным лексики // Проблемы русской лингвистической географии. СПб., 1992. С. 71–78. 99 С. А. МЫЗНИКОВ Герд А. С. К исторической географии Приладожья // Проблемы этнической истории и межэтнических контактов прибалтийско-финских народов. Памяти Д.В. Бубриха. СПб., 1994. С.32–35. Герд А. С. Историческая диалектология и историческая география (на материале псковских и новгородских говоров) // Псковские говоры. История и диалектология русского языка. Осло, 1997. C. 42–47. Герд А. С. Лингвогеографическое членение Ленинградской области (по материалам лексики) // Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования. 1998. СПб., 2001. С. 31–34. Герд А. С. Историческая диалектология и история лингвистического ландшафта // Ars philologica. Festschrift Baldur Panzer zum 65 Geburtstag. Sonderdruck. 1999. S. 37–41. Герд А. С. К реконструкции древнерусских диалектных зон: западноновгородская диалектная зона // Слово и фразеологизм в русском литературном языке и народных говорах. Великий Новгород, 2001. С. 28–30. Герд А. С. Исторические границы и ареалы Обонежья по данным разных гуманитарных наук // Очерки исторической географии: Северо-Запад России: Славяне и финны. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 409–416. Герд А. С. Введение в этнолингвистику. Курс лекций и хрестоматия. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. (а) Герд А.С. Очерк исторической диалектологии Верхней Руси (история ландшафта). СПб., 2001. (б) Герд А. С. Диалектное членение и междиалектные связи говоров Обонежья // Аванесовский сборник. К 100-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР Р.И. Аванесова. М., 2002. С. 88–94. Герд А. С. Билингвизм и бикультура // Русский язык: история, диалек– ты, современность. Юбилейный сборник научных трудов. М., 2005. С. 83-90. Герд А.С., Муллонен И. И., Мамонтова Н. Н. К проблеме этнической истории прибалтийско-финских народов // Севернорусские говоры. Вып. 6. СПб., 1995. С.3–13. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Второе издание, исправленное и значительно умноженное по рукописи автора. М.; СПб., 1880–1882. Т. 1–4. Дубровина З. М., Герд А. С. Об одном типе глаголов, заимствованных из вепсского и карельского языков в русские говоры Карелии // Вопросы советского финно-угроведения. Тезисы докладов и 100 ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ... сообщений на XV конференции по финно-угроведению, посвященные 259-летию АН СССР. Петрозаводск, 1974. С. 75-76. Дубровина З. М., Герд А. С. Изобразительные и звукоподражательные глаголы прибалтийско-финского происхождения в русских говорах Карелии // Советское финно-угроведение (Таллин) 1979. XV. № 4., 1979. С. 245–247. Дуров И.М. Опыт терминологического словаря рыболовного промысла Поморья / Под ред. и с дополн. Н. Виноградова. Соловки, 1929. Дуров И. М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2011. Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М.: Главн. ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука», 1991 (1-е изд.: Zelenin D. K. Russische (Ostslavische) Volkskunde. Leipzig., 1927). Историко-этимологический словарь русских говоров Алтая / Под ред. Л. И. Шелеповой. Т. 1–7 (А–О). Барнаул, 2007–2013. Кузнецов И. Д. Рыбопромышленный словарь Псковского водоема. По материалам, собранным участниками Псковской промысловонаучной экспедиции 1912–1913 года. Пг., 1915. Куликовский Г.И. Словарь областного олонецкого наречия его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898. Логинов К. М. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья. СПб.: Наука, 1993. Лутовинова И. С. К 50-летию межкафедрального словарного кабинета имени проф. Б. А. Ларина // Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина / Отв. ред. А. С. Герд, Е. В. Пурицкая. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2010. С. 4–10. Матвеев А. К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала // Уч. зап. Урал. гос. ун-та. Свердловск, 1959. Вып. 32. Ч. 123. Меркурьев И. С. Живая речь кольских поморов. Мурманск, 1979. Мокиенко В. М. Рецензия на «Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей // Вопросы языкознания, 1997. № 2. С. 181–185. Мызников С. А. Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах Северо-Запада: этимологический и лингвогеографический анализ. СПб, 2004. Основания регионалистики Формирование и эволюция историкокультурных зон / Под ред. А. С. Герда, Г. С. Лебедева. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 101 С. А. МЫЗНИКОВ Очерки исторической географии: Северо-Запада России: Славяне и финны / Под общ. Ред. А.С. Герда, Г.С. Лебедева. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. ПЛГО — Полевое лингвогеографическое обследование автора. Подвысоцкий А. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885. Симина — Словарная картотека пинежских говоров, дар Г. Я. Симиной Словарной картотеке ИРЯЗ (ныне картотека СРНГ, хранящаяся в ИЛИ РАН). Слов. Акад. — Словарь церковнославянского и русского языка, сост. Вторым отд. Акад. наук. СПб., 1847. Т. I–IV. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1964–1973. Т. 1–4. ЭСБМ — Этымалагiчны слоўнiк баларускай мовы. Мiнск, 1978–2010. Т. 1–13. Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen. Helsingfors, 1915. 102 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА (1959—2016 гг.)1 Монографии, авторефераты, методические пособия, 1. Морфологическое словообразование имен существительных в современном русском языке. Автореф. дис. ... канд. филол. наук Л., 1962. — 24 с. (Мин-во высш. образования СССР). 2. Методическое пособие для студентов факультета журналистики ЛГУ по курсу «Современный русский язык»: Словообразование. Л., 1965. — 8 с. 1 В каждом разделе публикации следуют в хронологическом порядке выхода соответствующей работы в свет. В пределах одного и того же года соблюдается алфавитный порядок. Публикуемый перечень, в целом подготовленный А. С. Гердом, сверили и дополнили сотрудники филологического факультета СПбГУ Е. В. Лудилова, А. Д. Еськова, М. В. Копотев, О. В. Митренина и М. В. Хохлова. См.: A. S. Heard. The Complect List of Publications and Dialectological Expeditions. 1955—2016 (авторские права: A. S. Gerd; La Filolñgica por la causa; Collective Rights Reserved by Σίγμαρ, 2016). Этот список (http://www.academia.edu/10317037) упорядочен по годам (публикации, относящиеся к одному году, пронумерованы литерами русского алфавита); названия работ последовательно переведены на англ. и отчасти на другие языки. В списке встречаются неточности и ошибки. СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 3. Морфемный и словообразовательный анализ: Пособие для студентов факультета журналистики ЛГУ. Л., 1966. 4. Методическое пособие по курсу «Современный русский язык» для студентов заочного отделения. ЛГУ: Лексикология и словообразование. Ленинград, 1967. 5. Проблемы формирования научной терминологии: на материале русских научных названий рыб. Автореф. дис. ... докт. филол. наук. Л., 1968 — 27 с. 6. Современный русский язык. Словообразование. Учебное пособие. Л., 1970. 7. Именное склонение в славянских языках XI—XIV вв.: Лингвостатистический анализ. Л., 1974 (соавт.: В. В. Колесов, Л. В. Капорулин и др.). 8. Материалы для терминологического словаря по стали Л., 1977. — 146 с. (ЦНИИ «Румб») (в соавт.) 9. Основы научно-технической лексикографии. (как работать над терминологическим словарем). Л.: Изд–вo ЛГУ, 1986. — 74 с. 10. Формирование терминологической структуры биологического текста. Л., 1987 — 110 с. 11. Язык русской агиографии XVI в.: Опыт автоматического анализа. Л., 1990. (соавт.: И. В. Азарова, Е. Л. Кузнецова). 12. Лексика и словообразование в русской агиографической литературе XVI века. Опыт автоматического анализа / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 1993 (соавт.: С. А. Аверина, И. В. Азарова, Е. Л. Алексеева). 13. Программа собирания сведений для Лексического атласа русских народных говоров. СПб., 1994. Ч. 1. — 208 с.; Ч. 2. — 335 с. (соавт.: И. А. Попов, Т. И. Вендина и др.). 14. Введение в этнолингвистику. Курс лекций и хрестоматия СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. — 457 с. (2-е доп. и испр. изд.: 2001. — 487 с.; 3-е изд.: 2005). 15. Лексика и морфология в русской агиографической литературе XVI века / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 1996. (соавт.: С. А. Аверина, И. В. Азарова, Е. Л. Алексеева, Л. А. Захарова, А. Д. Кривоносов) 16. Церковнославянский язык: Лингвистические аспекты. СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. — 16 с. (Научные доклады). 104 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 17. Основания регионалистики. Формирование и развитие историко-культурных зон [Европейской России] / Под ред. А. С. Герда и Г. С. Лебедева. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. — 392 с. (соавт.: В. А. Булкин, Г. С. Лебедев, В. Н. Седых). 18. Очерк исторической диалектологии Верхней Руси (История ландшафта) СПб., 2001. — 21 с. 19. Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны / Под общ. ред. А. С. Герда, Г. С. Лебедева. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. — 512 с. (соавт.: Г. С. Лебедев; А. С. Гердом написаны с. 5–16, 59–73, 252–256). 20. Именное склонение в словенском языке XVI в.. СПб., 2003. — 69 с. 21. Церковнославянские тексты и церковнославянский язык СПб., 2003. — 208 с. (соавт.: В. Федер). 22. Морфемика. СПб., 2004. — 175 с. 23. Местоимение в словенском языке XVI века на церковнославянском фоне. СПб., 2005. 24. Прикладная лингвистика. СПб., 2005. — 267с. 25. Введение в изучение языков для специальных целей. Учебное пособие. СПБ.: Изд-во СПбГУ, 2007. — 58 с. (2-е. изд. доп. и перераб.: 2011 — 60 с.). Рец.: Лейчик В. М. // НТИ. 2012. Сер. 1. № 3. С. 32–35. 26. Словарь языка житий русских святых XVI—XVIII вв. Проект. СПб., 2007. — 19 с. 27. Лингвистическая типология древнеславянских текстов. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. — 144 с. 28. Именное словообразование в словенском языке XVI— XVIII вв. СПб.: Изд-во СПбГУ. Филологический факультет, СПб, 2010. — 68 с. (2-е изд.: 2012). 29. Материалы для чтения древних церковнославянских текстов. СПб., 2011. — 46 с. (соавт.: Н. В. Николаева). 30. Социолингвистика. Учебное пособие. СПБ., 2012 (2-е изд.: 2013; пер. на англ. яз.: 2016). 31. Свод топонимов Заонежья Петрозаводск: Изд-во Карельского научного центра, 2013. (соавт.: И. И. Муллонен, И. В. Азарова). 105 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА Статьи, рецензии, тезисы, сообщения 1. О семантических преобразованиях в эмоционально-окрашенной лексике // Филологический сборник студенческого научного общества. Л., 1959. С. 104–118. 2. Имена существительные с суффиксами -ух-а и -уш-а в русских диалектах // Межвузовская конф. по исторической лексикологии, лексикографии и языку писателя. Л., 1961. С. 46–48. 3. Имена существительные с суффиксами -ух-а и уш-а в русских народных говорах // Псковские говоры. I: Труды первой Псковской диалектологической конференции 1960 года. Псков: Псковская областная типография, 1962. С. 119–128. 4. Как собирать местные названия рыб: Пособие для диалектологов. Л., 1962. С. 119–129. 5. О русских названиях рыб // Всесоюзная конф. по славянской филологии. Л., 1962. С. 66–67 (соавт.: А. И. Корнев, М. П. Рускова). 6. Именной суффикс -ух-а в современном русском языке // Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена. Л., 1963. Т. 248. С. 69–76. 7. О некоторых словообразовательных особенностях русских северо-западных диалектов // Тезисы докладов на IX диалектологическом совещании. М., 1963. C. 55–56. 8. О некоторых суффиксах лиц в псковских говорах // Уч. зап. Псковского педагогического института. 1963. Сер. филология и психология. Вып. 15. Псков, 1963. С. 38–41. 9. О русских названиях рыб (соавт.: А. И. Корнев, М. П. Рускова) // Из истории слов и словарей. Л., 1963. С. 29–37. 10. Некоторые вопросы формирования современной русской ихтиологической терминологии // Вопросы ихтиологии. 1964. Т. 4. Вып. 4. С. 729–734. 11. Об Общеславянском лингвистическом атласе // ВЯ. 1964. № 3. С. 78–83. 12. О некоторых особенностях образования имен существительных с суффиксом -от-а в современных славянских языках // Филологические науки. 1964. № 2. С. 79–86. 106 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 13. О принципах составления словаря русских научных и народных названий животных // Вопросы гидробиологии водоемов Карелии. Петрозаводск, 1964. С. 25–39 (соавт.: С. В. Герд). 14. О статистическом распределении структурных типов слов и морфем, их образующих // Материалы конференции «Актуальные вопросы современного языкознания и лингвистическое наследие Е. Д. Поливанова». Т. 1. Самарканд, 1964. С. 77–78. 15. Словарь названий жителей РСФСР. Разделы: Дагестанская АССР, Ульяновская область, М., 1964. 16. Фразеология фельетонов М. Кольцова // Проблемы фразеологии. Л., 1964. С. 219–223. 17. Вопросы этно- и глоттогенеза славян в работах советских языковедов за последние годы // Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и литературы. 1965, № 20 (соавт.: Н. А. Мещерский). 18. Из истории одного германского заимствования в славянские языки // Тезисы докладов, предназначенных для обсуждения на II Всесоюзной конф. по славяно- германскому языкознанию. Минск, 1965. С. 12–13. 19. Из русско-белорусских языковых отношений. Об одной изоглоссе псковских говоров // Тезисы докладов X диалектологического совещания (11–14 мая 1965 г.). М., 1965. С. 77– 79. 20. Морфемный и словообразовательный анализ диалектного слова // XIX Герценовские чтения: филологические науки. Л., 1965. С. 45–46. 21. О специфике словообразовательного анализа в рамках одной лексической группы // Очерки по словообразованию и словоупотреблению. Л., 1965. С. 19–36. 22. Из истории русских говоров, переходных к белорусскому языку // Программа и тезисы докладов IX научно-методической конференции северо-западного зонального объединения педагогических институтов. Ч. 2, Л.: Изд-во ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1967. С. 64–66. 23. Из морфологических связей русских говоров, переходных к белорусскому языку, с другими славянскими языками (роди- 107 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 108 тельный падеж имен существительных) // Программа и тезисы докладов IX научно-методической конф. северо-западного зонального объединения педагогических институтов. Л.: Изд-во ЛГПИ, 1967. C. 94–96. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1. (А–Бибишка) / [Ред. Б. А. Ларин]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1967 (сост. статей: «барлеенок–беляшок»). Единого слова ради // Ленинская правда (Петрозаводск). 27. окт. 1968. № 253. Из истории белорусских названий рыб // Беларуская лексiкалогiя i этымалогiя. Минск, 1968. C. 36–39. Из истории прибалтийско-финских названий рыб в русских говорах Причудья // Диалектологическая конф. по изучению русских говоров Прибалтики. Тарту, 1968. С. 32–35. Из истории связи псковских говоров с другими славянскими языками и диалектами (на материале имен существительных с суффиксами с детерминативом *Н) // Псковские говоры II. Памяти Б. А. Ларина: Труды второй Псковской диалектологической конф. 1964 года. Псков: Изд-во ПГПИ, 1968. С. 127–145. Из истории трех слов русской речи (мкскун, мунду, кондѐвка) // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. 6. М., 1968. С. 41–44. Из славянского именного словообразования // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык, литература. 1968. № 14. С. 103–108. Из словообразования брянских говоров // Материалы и исследования по диалектологии: Брянские говоры. Л., 1968. С. 53–60. К истории некоторых диалектных границ // Совещание по Общеславянскому лингвистическому атласу 28–31 мая 1968. М., 1968. С. 8–12. К истории русских говоров переходных к белорусскому языку // Программа и краткое содержание докладов к X научно-методической конф. Северо-западного зонального объединения кафедр русского языка педагогических институтов. Л.: Изд-во ЛГПИ, 1968. С. 64–66. Об упорядочении и унификации русских названий рыб // Вопросы ихтиологии, 1968. Т. 8. Вып. 2. С. 350–356. СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 35. Связь языка с историей народа // Методологические основы общественных наук. Л., 1968. С. 235–262 (соавт.: Н. А. Мещерский, В. В. Колесов). 36. Из истории некоторых прибалтийско-финских заимствований в современной русской ихтиологической терминологии (рипус, ряпушка, лудога) // Вопросы теории и истории языка: Сб. статей, посвящ. памяти Б. А. Ларина. Л., 1969. С. 164– 169. 37. Из истории одного германского заимствования в славянские языки // Типология и взаимодействие славянских и германских языков / [Ред.: В. В. Мартынов]. Минск: Наука и техника, 1969. С. 194–202 (АН БССР. Ин-т языкознания им. Я. Коласа). 38. К истории диалектных границ на севере и северо-западе Европейской части СССР // Юбилейная научно-методическая конф. северо-западного зонального объединения кафедр русского языка. Программа и краткое содержание докладов (27.01 — 01.02.1969 г.). Л.: Изд-во ЛГПИ, 1969. С. 225–228. 39. Лексiчныя балтизмы у беларускай мове. Ответы на анкету // Лексiчныя балтизмы у беларускай мове (матэрыялы для абмеркавання). Минск, 1969. 40. Анализ структуры слова и вопрос о соотношении словообразования и формообразования // По новым программам. Петрозаводск, 1970. С. 346–353 41. Из истории печорских названия рыб // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 1. Л., 1970. С. 108–117. 42. Из истории прибалтийско-финских названий рыб // Советское финноугроведение. 1970. IV. Вып. 2. С. 87–91. 43. К вопросу об описании морфем языка // XXIII Герценовские чтения. Л., 1970. С. 188–190. 44. К истории псковских говоров // XII научно-методическая конф. северо-западного зонального объединения кафедр русского языка. Л., 1970. С. 84–87. 45. Народные названия рыб // Русская речь. 1970. № 1–6; 1971 № 2–6. 46. Севернорусские названия рыб и некоторые вопросы этнической истории Русского Севера и Северо-Запада // Вопросы 109 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 47. 48. 49. 50. 51. 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 110 изучения севернорусских говоров и памятников письменности. Череповец, 1970. С. 132–135. Из истории брянских названий рыб // Брянские говоры. Вып. 2. Л., 1971. С. 116–127. К вопросу об истории формирований терминологического текста // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык, литература. 1971, 20. Вып. 4. С. 113-123. Научный текст как объект лингвистического исследования // Семиотические проблемы языков науки, терминологии и информатики. Т. 1–2. М., 1971. О статистическом изучении научной терминологии // Автоматическая переработка текста методами прикладной лингвистики. Материалы всесоюзной конф. 6–8 октября 1971 г. Кишинѐв, 1971. С. 42–44. Проблемы становления и упорядочения научной терминологии // ВЯ. 1971. №. 1. С. 14–22. Славянские диалектные зоны по словообразовательным и лексическим данным // Ареальные исследования в языкознании и этнографии (Тезисы докладов и сообщений). 9–12 февраля 1971 / Редколл.: В. М. Жирмунский, М. А. Бородина, К. В. Чистов. Л.: ЛО изд-ва «Наука», 1971. С. 51–53 (соавт.: В. М. Мокиенко). Ещѐ раз к вопросу о лингвогеографическом изучении словообразования // Совещание по Общеславянскому лингвистическому атласу. М., 1972. C. 20–21. Разряды русских слов по их значению // Слово в лексикограмматической системе языка. Л., 1972. Русская диалектология. Учебник. М., 1972 (разделы: «Имя существительное», «Имя прилагательное»). Словарь названий пресноводных рыб СССР на языках народов СССР и европейских стран. Л., 1972 (соавт.: Г. У. Линдберг). Читая новый «Этимологический словарь русского языка» // Этимологические исследования по русского языку. Вып. 7. М., 1972. С. 63–69. Ответы на анкету «Белорусские изолексы» // Белоруска-рускiя iзалексы. АН БССР, Мiнск, 1973 . С. 30–36. СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 59. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 2. (Библиотека–Бяшутка) / [Сост. А. С. Герд, Ю. Ф. Денисенко, Л. К. Дмитриева и др.; Ред.: А. И. Лебедева, О. С. Мжельская]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1973 (сост. статей: «бот – бранька»). 60. Словообразовательные модели имѐн существительных с суффиксами с детерминативами Х, Ш, Н в псковских говорах в сравнении с другими славянскими языками и диалектами // Псковские говоры. Вып. 3. Псков, 1973. С. 138–158. 61. Структурные типы слов в русском языке // Исследования по грамматике русского языка. Вып. 5. Л., 1973. С. 56–65. 62. Формально-статистический анализ полисемии // Проблемы формализации семантики языка. М., 1973. 63. Формирование научной терминологии на языках народов СССР // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык, литература. 1973, вып. 14. С. 117–121. 64. Именное склонение в славянских языках XI—XIV вв. Лингвостатистический анализ Л., 1974. (соавт.: Л. В. Капорулина, В. В. Колесов, О. А. Черепанова, М. П. Рускова). 65. К проблеме членения славянских диалектов // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии / Отв. ред. С. И. Брук. Л.: Изд-во «Наука», 1974. С. 114–120 (соавт.: В. М. Мокиенко). 66. Об одном типе глаголов, заимствованных из вепсского и карельского языков в русские говоры Карелии // Вопросы советского финноугроведения. Тезисы докладов и сообщений на XV конф. по финно-угроведению, посвященные 259-летию АН СССР. Петрозаводск, 1974. С. 75–76 (соавт.: З. М. Дубровина) 67. Словник тезаурусов и вопрос о составных компонентах специальных терминов // Лингвистическое обеспечение автоматизированных систем управления и информационнопоисковых систем. Махачкала, 1974. С. 133–136. 68. Статистика русских словообразовательных типов // Тези доповiдей та повидомлень мiжвузовськоi науковоi конф. питання схiднословянського iменного словотвору. Киïв, 1974. С. 14–15. 111 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 69. Структура текста, научный перевод и информационные языки // Билингвистические исследования функционального стиля научной и технической литературы. М., 1974. С. 10– 15. 70. Из словообразования брянских говоров (Имена существительные с детерминативом *g) // Брянские говоры. Л., 1975. C. 47–52. 71. Информационно-поисковый тезаурус по сталям. Л., 1975 (соавт.: В. В. Богданов, В. Д. Буторов, В. Ф. Роменская) (рукопись: Регистр. № 0478 ВИНИТИ АН СССР. Деп.). 72. Об эмпирических основах ИПЯ по биологии // НТИ. 1975. Сер. 2. № 8. С. 16–18. 73. По некоторым вопросам славянской исторической диалектологии // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 2. Л., 1975. С. 187–192. 74. Предисловие // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 2. Л., 1975 (соавт.: Н. А. Мещерский). 75. Русские говоры в бассейне реки Оять // Очерки по лексике севернорусских говоров. Вологда, 1975. С. 188–194. 76. Севернорусское именное склонение на общеславянском фоне // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 2. Л., 1975. С. 23–52 (Соавт.: Л. В. Капорулина, М. П. Рускова, О. А. Черепанова). 77. Теория структуры слова, словообразование и методика преподавания. Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и литературы, 1975. № 20, вып. 4. С. 145–14. 78. Брянский областной словарь (составитель статей «баба – балясничать»). Вып. 1. Л., 1976. 79. [Рец.:] А. А. Грузберг. Частотный словарь русского языка второй половины XVI — начала XVIII в. // Филологические науки. 1976. № 3. С.115–117 (соавт.: В. В. Колесов). 80. Ещѐ раз о структуре тезауруса по биологии // НТИ. 1976. Сер. 2. № 10. С. 32–33. 81. Из славянского именного склонения XV—XVI вв. // Грамматические классы слов русского языка. Тамбов, 1976. С. 81– 90. 112 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 82. Изучение севернорусской речи в Ленинградском университете // Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и литературы. 1976. № 2. 83. К типологии славянского регионального словообразования // Вопросы грамматического строя и словообразования в русских народных говорах. Петрозаводск, 1976. С. 36– 49. 84. Литературовед и лингвист (к 70-летию со дня рождения Н. А. Мещерского) // Вестн. ЛГУ. Сер. история, язык и литература. 1976. № 2. С. 156-157 (соавт.: Т. А. Иванова). 85. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 3. (В–Взяться) / [Сост.: И. Т. Гомонов, К. А. Гомонова; Ред.: С. М. Глускина, Л. А. Ивашко]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. (сост. статей: «выводок – выголяться»). 86. Стандартизация русской ихтиологической терминологии // Зоография и систематика рыб. Л., 1976. С. 184–189. 87. Терминологическое значение и типы терминологических значений // Проблематика определений терминов в словарях разных типов. Л., 1976. С.101–107. 88. Информационно-поисковый тезаурус по сталям // НТИ, 1977. Сер. 2. № 1. С. 25–26 (соавт.: В. В. Богданов, В. Д. Буторов и др.). 89. Заметки о научно-технической лексикографии // Романское и германское языкознание. Минск, 1977. С. 109–116. 90. Именное склонение в славянских языках XV—XVI вв. Лингвостатистический анализ. Л., 1977 (соавт.: Л. В. Капорулина, В. В. Колесов, М. П. Рускова, О. А. Черепанова). 91. Информационно-поисковый тезаурус как объект лексикографии // Структурная и прикладная лингвистика. Межвузовский сб. Вып.1. / Отв. ред. А. С. Герд. Л.: Наука, 1978. С.160–171 (соавт.: В. В. Богданов, В. Д. Буторов, В. Ф. Роменская, Э. В. Тисенко, Е. С. Андреева). 92. Лингвистическое описание русского именного склонения. (Именное склонение по памятникам деловой письменности XV в.) // Структурная и прикладная лингвистика. Межвузовский сб. Вып.1. / Отв. ред. А. С. Герд. Л.: Наука, 1978. С. 110–138 (соавт.: Л. В. Капорулина, В. В. Колесов). 93. О языковом союзе на Северо-западе РСФСР // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Краткие сооб- 113 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА щения / Отв. ред. С. И. Брук. Л.: ЛО изд-ва «Наука», 1978. С. 12–13. 94. Сопоставление традиционных и новых методов анализа лингвистической карты (на материале карты Ж. Жильерона «Abeille») // Ареальное исследование в языкознании и этнографии. Краткие сообщения / Отв. ред. С. И. Брук. Л.: ЛО изд-ва «Наука», 1978. С. 83 (соавт.: М. А. Бородина, И. В. Васильева, Е. Л. Кузнецова). 95. Структура слова в осознании говорящих // Тезисы VI Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1978. С. 44-46. 96. Терминология — стандартизация или унификация? // НТИ. 1978. Сер. 2. № 4. С. 1–4. 97. Изобразительные и звукоподражательные глаголы прибалтийско-финского происхождения в русских говорах Карелии // Советское финноугроведение (Таллин). 1979. XV. № 4. С. 243–247 (соавт.: З. М. Дубровина). 98. К истории образования говоров Заонежья // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 3. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979. С. 206– 214. 99. Лингвистика // Советское источниковедение Киевской Руси. Л., 1979. С. 139–158 (соавт.: Н. А. Мещерский). 100. Моделирование семантики текстов фактографических систем // Семантика естественных и искусственных языков в специализированных системах. Л., 1979. С. 45–46 (соавт. С. С. Дикарева, Н. Г. Михайлова, Э. В. Тисенко). 101. Парадигматические отношения в семантике естественных и информационно-поисковых языков (Соавт.: С. С. Дикарева, В. В. Богданов) // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык и литература, 1979. № 14. Вып. 3. С. 72–79. 102. Предисловие // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 3. Межвуз. сб. Л., 1979. С. 3–4. 103. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 4. (Ви- – Вотачка) / [Сост.: Н. Г. Арзуманова, К. А. Гомонова, З. В. Жуковская и др.; Ред.: С. М. Глускина, А. И. Корнев, А. И. Лебедева]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979 (сост. статей: «выводок – выголяться»). 114 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 104. Семантическая парадигматика как основа тезауруса информационно-поискового языка // Лингвистические проблемы функционального моделирования речевой деятельности. Л., 1979. С. 24–32. 105. Семантически сильный тезаурус как основа лингвистического обеспечения документальных и фактографических систем // Семантика естественных и искусственных языков в специализированных системах. Л., 1979. С. 44–45. 106. Спорные вопросы славянского регионального словообразования // Псковские говоры. Псков, 1979. С. 125–130. 107. Ассоциативные отношения в ИПТ и пути их выделения // НТИ. 1980. Сер. 2. № 5. С. 14–16. 108. Ещѐ раз о значении термина // Лингвистические аспекты терминологии. Воронеж, 1980. С. 3–9. 109. Лексические заимствования или слова-автохтоны // IV Всесоюзная конф. балтистов. 23–25 сент. 1980. Тезисы докладов. Рига, 1980. С. 125. 110. Славянская региональная историческая диалектология и Русский Север // Лексика и фразеология севернорусских говоров. Вологда, 1980. С. 7–8. 111. Словарь названий морских промысловых рыб мировой фауны Ленинград, 1980 (соавт.: Г. У. Линдберг, Т. С. Расс). 112. Автоматизация в лексикографии и словари-конкордансы // Филологические науки, 1981, № 1. С. 72–77 (соавт.: С. А. Аверина, И. В. Азарова, В. В. Богданов). 113. Из истории прибатийско-финских названий рыб // Прибалтийско-финское языкознание. Ленинград, 1981. С. 50–54. 114. К вопросу о славяно-германских лексических связях средневековья (рец. на кн.: Thomas J. Middle Low German Loanwords in Russian. München, Slavistische Beiträge. 1978. Bd. 123. — 269 S.) // Вестн. ЛГУ. Сер. история, язык и литература, 1981. № 20. С. 110–111. 115. Лексика и фразеология Моления Даниила Заточника. Л., 1981. — 233 с. (в соавт.; подг. словарных статей на буквы Е, Ж, Ш, Щ, Ю, Я). 116. О Сегментации текста на морфологическом уровне // Теория языка, методы его исследования и преподавания. Л., 1981. С. 67–70. 115 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 117. Тезаурус информационно-поисковый по техническим средствам навигации. Л., 1981. — 128 с. (соавт.: С. С. Дикарева, Н. Г. Михайлова). 118. Терминологический словарь среди других типов словарей. Современная русская лексикография. Л., 1981. С. 106–112. 119. Читая «этимологический словарь русского языка» // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. 9. М., 1981. С. 45–48. 120. Ареальная типология славянских текстов XV—XVI веков // Советское славяноведение. 1982. № 5. С. 74–82. 121. Из материалов по исторической диалектологии // Топонимия Северо-Запада СССР и проблемы еѐ изучения в высшей и средней школе. Череповец, 1982. 122. Лингвистическое проектирование фактографических систем // Переработка текста методами инженерной лингвистики. Минск, 1982. С. 151–153. 123. Об эмпирических основах фактографических систем // НТИ. 1982. Сер. 2. № 12. С. 1–4. 124. Проект автоматизированной словарно-справочной системы по топонимике СССР // Топонимия Северо-Запада СССР и проблемы еѐ изучения в высшей и средней школе. Череповец, 1982. С. 12–13 (соавт.: Е. Л. Кузнецова) . 125. Проектирование и разработка автоматизированных терминологических банков данных // Совершенствование перевода научно-технической литературы и документов. М., 1982. С. 7–8. 126. Разработка лингвистического диалога человека и ЭВМ в Ленинградском университете // Тезисы докладов Всесоюзной конф. «Диалог человека и ЭВМ». Ч. 2. Л., 1982. С. 42–45 (соавт.: В. Д. Бутуров, С. Я. Фитиалов, Г. С. Цейтин и др). 127. Роль речевых ситуаций в формировании регионального языка (к истории языка Пскова) // Совещание по общим вопросам диалектологии и истории языка. М., 1982. С. 206– 208. 128. Структура словаря для документально-фактографических систем // Лингвистические проблемы функционирования речевой деятельности. Л., 1982. С. 96–100. 116 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 129. Ещѐ раз к вопросу об объекте этногенетических исследований // Полесье и этногенез славян / Под ред. Н. И. Толстого. М., 1983. С. 6–8. 130. История регионального языка и историческая диалектология // Актуальные проблемы диалектологии и исторической лексикологии русского языка. Вологда, 1983. С. 145–146. 131. Лексикографические проблемы, возникающие при создании продуктов терминологической деятельности и их использование в фактографических системах // Вопросы информационной теории и практики. М.: ВИНИТИ, 1983. № 49. С. 34– 49 (соавт.: Р. Ю. Кобрин, Г. Я. Мартыненко и др). 132. Морфологическая сегментация текста и параметрическая характеристика морфем. Спорные вопросы русского языкознания. Л., 1983. С. 151–156. 133. Ответы на вопросы к IX съезду славистов // ВЯ. 1983. № 4. С. 41–44. 134. Русская морфемика в русской грамматике // Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и лит-ры. 1983. № 2. Вып. 1. С. 124–125. 135. Семантика морфемы: значение или значимость? // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 2. Л., 1983. С. 47– 53. 136. Специальные словари их источники // Современная русская лексикография 1981. Л., 1983. С. 136–145. 137. Статистический комментарий к древнеславянским памятникам XI—XVI вв. // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 2. Л., 1983. С. 108–119 (соавт.: С. А. Аверина). 138. Теоретические проблемы языкознания и практические потребности народного хозяйства // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык и лит-ра, 1983. № 8. Вып. 2. С. 52–64 (соавт.: В. В. Богданов, Л. В. Бондарко, В. Д. Буторов). 139. [Рец.] В. М. Лейчик. Люди и слова. М.: Наука. 1982 // Филологические науки. 1984. № 1. С. 89. 140. Диалектное членение русских говоров на Северо-Западе РСФСР по данным лексики // Совещание по вопросам диалектологии и истории языка. Т. II. М., 1984. С. 132–133. 141. К истории именного склонения в языке древнего Пскова // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 4. Л., 1984 (соавт: Л. В. Капорулина). 117 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 142. К истории образования говоров Посвирья // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 4. Л., 1984. С. 174–181. 143. Какие терминологические словари нам нужны? // Зональная конф. Научно-техническая терминология: стандартизация, перевод, редактирование. Челябинск, 1984. С. 16–17. 144. К истории именного склонения в древнем Пскове // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 4, 1984. С. 17–40. 145. Методические разработки по современному русскому языку: спонтанные тексты разговорной речи Заполярья, записанные в транскрипции. Вып. 2–3, Л., 1984 (соавт.: Л. А. Вербицкая). 146. Об изучении языка рабочих коллективов. Типы языковых общностей и методы их изучения. М., 1984. С. 40–41. 147. О севернорусской лексике в псковских говорах // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. Вологда, 1984. С. 3–8. 148. Предисловие // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 4. Л., 1984. 149. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 6 (вылабать – глушинник) / [Сост.: Н. Г. Арзуманова, А. С. Герд, С. М. Глускина и др.; Ред.: Л. А. Ивашко, О. С. Мжельская]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984 (сост. статей: «глист – глушинник»). 150. Словообразование, формообразование и словоизменение // Лингвистика и модели речевого поведения. Л., 1984. С. 13– 21. 151. Современная русская речь на севере СССР и перспективы еѐ изучения // Литературный язык и народная речь. Пермь, 1984. С. 3–10. 152. Современный лингвистический ландшафт на крайнем Северо-Западе РСФСР // Лингвоэтногеография / Отв. ред. М. А. Бородина. Л.: Изд. ГО СССР, 1984. С. 84–86. 153. Вопросы этнической истории Русского Севера в трудах языковедов и некоторые вопросы теории этногенеза // Советская этнография. 1985. № 6 (соавт.: И. С. Лутовинова и др). 118 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 154. Древнеславянский язык и его типы по лингвостатистическим данным // Уч. зап. Тартуского гос. унив. 1985. Вып. 711. С. 9–21. 155. Из лингвистических данных к истории Пскова и Псковской земли // История и археология Пскова и Псковской земли. Псков, 1985. С. 31–32. 156. К 40-летию диалектологических экспедиций Ленинградского университета // Вестник ЛГУ. Сер. история, язык и литра, 1985. № 9. С. 123–124. 157. Научно-техническая лексикография и научно-технический перевод. Теория и практика научно-технического перевода. М., 1985. 158. О единстве процессов словообразования и формообразования // Материалы VIII Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1985. С. 141–142. 159. Топонимические острова южного Приладожья, Приневской низменности и Силурийского плато. Проблемы русской ономастики. Вологда, 1985. 160. Этногенез и картографирование // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Тезисы пятой конф. на тему «Проблемы атласной картографии». Уфа, 28–30 янв. 1985 г. / Отв. ред. С. И. Брук. Уфа, 1985. С. 49–50. 161. Machine-made Word-indexes for Old Russian Manuscripts // Symposium on Automatic Compilation of Dictionaries: Summaries. Tallin, 1985. С. 21–22 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Алексеева, Л. В. Зубкова, Т. В. Рождественская). 162. Ареально-типологическая модель славянского склонения эпохи средневековья и вопрос о древнерусском литературном языке // Литературный язык Древней Руси. Л., 1986. С. 72–81. 163. Из лексических связей западных среднерусских диалектов с другими славянскими языками // Среднерусские говоры. Калинин, 1986. С. 64–78. 164. К изучению языка локальных центров древнеславянской письменности (Псков и Тырново XIV—XVI вв.) // Лексика и грамматика севернорусских говоров. Киров, 1986. С. 87–96. 165. К морфологической типологии древнеславянских текстов // Советское славяноведение. 1986. № 2. С. 97–101. 119 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 166. О синхроническом описании языка древнеславянских центров письменности // Вестник ЛГУ. 1986. Сер. 2. № 1. С. 62– 67. 167. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 7 (глушить – грандина). Л.: Изд-во ЛГУ, 1986 (сост. статей: «глушить – глыбь»). 168. Русская морфология и машинный фонд русского языка // ВЯ. 1986. № 6. С. 90–96. 169. Русский литературный язык и русская разговорная речь в городах Заполярья // Литературный язык и народная речь. Пермь, 1986. С. 3–11. 170. Типы русских текстов и машинный фонд русского языка // Машинный фонд русского языка. М., 1986. С. 67–75. 171. Язык науки и техники как объект лингвистического изучения // Филологические науки. 1986. № 2. С. 54–59. 172. Formalisation ou normalisation de la terminologie // Le terminologie en URSS. Paris, 1986. P. 45–61. 173. Автоматизация исследований в гуманитарных науках // Вторая Всесоюзная конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Доклады. М., 1987. С. 110–116. 174. Автоматизированный банк древнерусских текстов // Диалоговые системы и персональные ЭВМ. Л., 1987. С. 133–138 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Кузнецова и др). 175. Зональная группировка славянских текстов XV—XVI вв. // Советское славяноведение. 1987. № 3. С. 82–87. 176. К истории образования говоров Беломорья // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии. Вологда, 1987. С. 94–103. 177. Морфемика в описательной грамматике // Морфемика. Л., 1987. 178. Прикладная лингвистика и теория языка // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 3. Л., 1987. С. 3–16 (соавт.: В. В. Богданов, Л. В. Бондарко, В. Д. Буторов). 179. Словоуказатель к памятнику древнерусской литературы XV в. «Повесть о Петре и Февронии» // Русская региональная лексика XI–XVII вв. Москва, 1987 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Алексеева, Т. И. Зубкова). 120 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 180. Статистика суффиксов имѐн существительных в памятниках древнеславянской письменности // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 3. Л., 1987. С. 109–115 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Алексеева, М. Б. Попов). 181. Филологическое и программное обеспечение древнерусского подфонда Машинного фонда русского языка // Вторая всесоюзная конф по созданию Машинного фонда русского языка. М., 1987. С. 117–128 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Алексеева, Л. В. Зубова, О. В. Творогов). 182. Эталонные типы морфологических парадигм древнеславянских текстов // Уч. зап. Тартуского государственного университета. 1987. Вып. 774. С. 55–66. 183. Ещѐ раз о термине в толковом словаре // Современное состояние и тенденции развития отечественной лексикографии (актуальные проблемы подготовки и издания словарей). Москва, 18–20 окт. 1988 г. Тезисы докладов. М., 1988. С. 49. 184. Ещѐ раз об автоматизации лексикографических работ // Советская лексикография. Москва, 1988. С. 225–232. 185. История формирования диалектных границ вокруг Пскова // Среднерусские говоры. Современное состояние и история. Калинин, 1988. С.77–87. 186. К реконструкции Днепро-Двинской диалектной зоны // Псковские говоры в их прошлом и настоящем. Псков, 1988. С. 119–122. 187. Логико-понятийное моделирование терминосистем и Машинный фонд русского языка // Отраслевая терминология и еѐ структурно-типологическое описание. Воронеж, 1988. С. 114–123. 188. Материалы по исторической лексикографии — словоуказатель к памятнику древнерусской литературы «Житие Сергия Радонежского» // Русская историческая лексикология и лексикография. Вып. 4. Л., 1988. С. 162–231 (соавт.: С. А. Аверина, Е. Л. Алексеева) 189. Морфемика // Современный русский язык: Словообразование. Москва, 1988. С. 160–179. 190. Морфологические модели словообразования имѐн существительных в западно-южнославянских текстах XVI в. // Вестник ЛГУ. Сер. 2, вып. 3, 1988. С. 61–66. 121 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 191. Общее и локальное в словообразовании церковнославянских текстов // Всесоюзная конф. «Методология и методика историко-словарных исследований». Л., 1988. С. 82. 192. Прибалтийско-финские названия рыб в свете вопросов этнолингвистики // Прибалтийско-финское языковедение. Вопросы лексикологии и грамматики. Петрозаводск, 1988. С. 4–22. 193. Problems of Ethnolinguistics and Anthropology of the Russian North in Soviet Linguistics // Ethnologia Slavica 20. Universitas Comeniana Bratislavensis Facultas Philosophica. Bratislava, 1988. P. 137–150. 194. К истории западных среднерусских диалектов (говоры по реке Плюссе) // Среднерусские говоры и памятники письменности. Калинин, 1989. 195. К истории образования говоров Поволховья и южного Приладожья // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 5. Л., 1989. С. 146–171. 196. К этноисторической географии Белоруссии // Славяне: Этногенез и этническая история. Л., 1989. С. 67–76 (соавт.: В. А. Булкин). 197. Лексические базы данных и вопрос тезауруса русского языка // Третья Всесоюзная конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Тезисы докладов. Ч. 1. М., 1989. С. 19. 198. Моделирование терминосистем и терминологический словарь // Симпозиум «Терминологическая система как объект лексикографии». Москва, 13–14 дек. 1989 г. М., 1989. С. 2–3. 199. Некоторые замечания о политекстовых базах данных // НТИ. 1989. № 9. Сер. 2. С. 16–18. 200. О некоторых вопросах теории этногенеза // Славяне. Этногенез и этническая история. Л., 1989. С. 5–19. 201. Разработка автоматизированной системы создания и редактирования словарей // Третья конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Ч. 1. М., 1989. С. 34–35 (соавт.: Е. Ж. Кузнецова, А. С. Асиновский). 202. Лексическая база данных МФРЯ (структура) // Доклады третьей Всесоюзной конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Ч. 2. М., 1990. С. 53–57. 122 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 203. Лингвистическая теория и реализация прикладных задач // Теория и практика научно-технической лексикографии и перевода. Горький, 1990. С. 4–9. 204. Морфемика в еѐ отношении к лексикологии // ВЯ. 1990, № 5. С. 5–11. 205. Новый академический словарь русского языка — исходные позиции и ориентиры // Актуальные проблемы разработки Нового академического словаря русского языка. Тезисы. 20– 22 нояб. 1990 г. Л., 1990. С. 29–30. 206. Профессиональные коммуникации: Язык, норма, узус, речь // Культура русской речи. Тезисы I Всесоюзной научной конф. (Звенигород, 19–21 марта 1990 г.). М., 1990. С. 31. 207. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 8 (грандировать–дедя) / [Сост.: Н. Г. Арзуманова, А. С. Герд, В. Д. Бояркина и др.; Ред.: А. И. Корнев, А. И. Лебедева, И. С. Лутовинова, О. С. Мжельская]. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990 (сост. статей: «двор – дворяшный»). 208. Формирование народного ихтиологического знания на крайнем Севере Европейской части СССР // Современное финоугроведение. Л., 1990. С. 86–90. 209. Говоры в бассейне реки Луги и вокруг Пскова // Псковские говоры и их окружение. Псков, 1991. С. 152–156. 210. Значение термина и научное знание // НТИ. 1991. № 10. Сер. 2. С.1–4. 211. К истории говоров к юго-западу от Пскова // Диалектная лексика. СПб., 1991. С. 66–73. 212. К истории диалектных границ вокруг Онежского озера // История русского слова: проблемы номинации и семантики. Вологда, 1991. С. 54–61. 213. К реконструкции эталонной модели церковнославянского языка // Советское славяноведение. 1991. № 3. С. 64–71. 214. О лингвистической структуре некоторых социальных групп и демократизации языка // Литературный язык и народная речь. Пермь, 1991. С. 3–20 (соавт.: Е. В. Андрющенко, Н. И. Гейльман). 215. Семантика термина и его значение // Лингвистическая терминология в советском языкознании. Нижний Новгород, 1991. С. 17–18. 123 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 216. Советы диалектолога. Русская речь. 1991, № 5. С. 109–113. 217. Экспликация историко-культурных зон и этническая история Верхней Руси // Советская этнография, 1991. С. 73–77 (соавт.: Г. С. Лебедев). 218. Аспекты описания морфемы // Инженерная лингвистика и оптимизация преподавания языков. Самарканд, 1992. С. 8– 11. 219. Еще раз о понятии «Русский Север» // Вятская земля в прошлом и настоящем. Вып. 2. Киров, 1992. С. 3–5. 220. История Прибалтийско-финских народов в трудах Д. В. Бубриха в свете проблем теории этногенеза // Д. В. Бубрих: к 100-летию со дня рождения. СПб., 1992. С. 82–89. 221. К вопросу о формировании народного рыболовецкого знания у русских рыбаков Причудья, Приильменья, Обонежья // Население Ленинградской области: Материалы по истории и традиционной культуре. СПб., 1992. С. 180–186 (соавт.: Л. М. Карамышева). 222. Лингвогеографическое членение Псковской области по данным лексики // Проблемы русской лингвистической географии. СПб., 1992. С.71–78. 223. О состоянии русского языка // Русская речь. 1992. № 2. С. 55. 224. Очерк древнейшей истории района озера Селигер // Вопросы изучения среднерусских говоров. Тверь, 1992. С. 4–13 (соавт.: В. А. Булкин). 225. [Рец.] Словарь современного русского литературного языка в 20 т. // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1992. Вып. 3. С. 85–87. 226. Диалектологическая экспедиция на Селигер // Вестник СПбГУ, 1993. Сер. 2. Вып. 2. С. 112–114. 227. Из материалов к Славянскому региональному словообразованию // Живое слово в русской речи Прикамья. Пермь, 1993. С. 72–77. 228. К вопросу о роли низкочастотных факторов в лингвистическом исследовании // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 4. СПб., 1993. С. 85–97. 229. К истории говоров к востоку от Пскова // Вопросы теории и истории языка. СПб., 1993. С. 152–159. 124 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 230. Лексический атлас русских народных говоров в кругу славянских атласов // XI международный съезд славистов. Братислава, 1993. Доклады российской делегации. М., 1993. С. 328–338 (соавт.: И. А. Попов, Ю. С. Азарх, Т. И. Вендина, О. Н. Мораховская, З. М. Петрова). 231. Математическая и прикладная лингвистика в СПбГУ // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 4. СПб., 1993. С. 3–13. 232. Научное знание и система языка // Вестник СПбГУ. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 1993. Вып. 1. С. 30–34. 233. Советы диалектолога // Русская речь. 1993. № 2. С. 72–76. 234. Структурные типы префиксальных имѐн существительных русского языка // Морфемика и морфемография. Владивосток, 1993. С. 21–35. 235. Этногенез и историческая география // Philologia Slavica. М., 1993. С. 36–43. 236. Этнонимика и лингвогеография // Координационное диалектологическое совещание «Лексический атлас русских народных говоров». СПб., 1993. С. 16–17. 237. Из географии диалектных слов // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования). 1993. СПб., 1994. С. 54–56. 238. Изучение славяно-финских языковых связей // Suomalaisugrilaisen seuran aikakauskirja. 1994. Vol. 85. S. 191–193. 239. К истории ареальных границ в верховьях Западной Двины Днепра и верхневолжских озѐр // Среднерусские говоры: проблемы истории. Тверь, 1994. С. 5–13 (соавт.: В. А. Булкин). 240. К исторической географии Приладожья // Проблемы этнической истории и межэтнических контактов прибалтийскофинских народов. Памяти Д. В. Бубриха. СПб., 1994. С. 32– 35. 241. Лексический атлас русских народных говоров в кругу славянских языков // X Всероссийское диалектологическое совещание «Лексический атлас русских народных говоров — 94». СПб., 1994. С. 31–32 (Соавт: И. А. Попов, И. С. Азарх, Т. И. Вендина, О. Н. Мораховская). 125 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 242. Морфемика в еѐ отношении к формообразованию // Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках. Семантика и функционирование. Томск, 1994. С. 39–50. 243. О некоторых проблемах этнолингвистики // Этнографическое обозрение. 1994, № 6. С 123–133. 244. О перспективах диалектологических экспедиций // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования). 1992. СПб., 1994. С. 29–36. 245. Региональный этимологический словарь // X Всероссийское диалектологическое совещание «Лексический атлас русских народных говоров — 94». СПб., 1994. С. 31–32. 246. Советы диалектолога // Русская речь. 1994. № 5. С. 81–86. 247. Структурные типы имен существительных в русском языке // Вопросы грамматики и лексикологии в историческом и синхронном освещении. Новосибирск, 1994. С. 92–107. 248. Этимологический словарь диалекта как источник по исторической диалектологии // История русского языка и севернорусские говоры. Сыктывкар, 1994. С. 65–81. 249. Взгляд на русский язык науки сегодня и завтра // Русистика сегодня (М.). 1995. № 4. С. 22–30. 250. Из размышлений на пути к Новому академическому словарю современного русского языка // Язык — система. Язык — текст. Язык — способность. М., 1995. С. 72–79. 251. К концепции Нового академического словаря // Очередные задачи русской академической лексикографии. СПб., 1995. С. 24–31. 252. К проблеме этнической истории прибалтийско-финских народов по данным языкознания. // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 6. СПб., 1995. С. 3–13 (соавт.: И. И. Муллонен, Н. Н. Мамонтова). 253. Картотеки русской диалектной лексики и машинный фонд русского языка // Национальные лексико-фразеологические фонды. СПб., 1995. С. 193–197. 254. К реконструкции древнерусских диалектных зон: Верхняя Русь // Псковские говоры и их носители. Псков, 1995. С. 12– 16. 126 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 255. Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. Вып. 6. С. 85–107. 256. О специфике семантического развития малых терминологических групп // Вопросы региональной лексикологии и ономастики. Вологда, 1995. С. 42–49. 257. Послесловие // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 6. СПб., 1995. С. 114–115. 258. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 11 (забадывать – замящина) / Ред.: Н. Г. Арзуманова и др. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995 (сост. статей: «замедлительный–заместо»). 259. Русская историческая диалектология в кругу смежных дисциплин // ВЯ. 1995. № 2. С. 57–67. 260. Языковая политика // Возрождение культуры России: Язык и этнос. СПб, 1995. С. 6–19. 261. К истории говоров западного Приильменья // Альманах «Говор». Саратов; Сыктывкар, 1996. С. 13–21. 262. Лингвистический атлас Верхней Руси. СПб., 1996. 263. Морфемика в еѐ отношении к морфологии // Вестник СПбГУ. 1996, № 2 (9). Сер. 2. С. 34–40. 264. О себе и от себя // Язык, история и современность. СПб., 1996. С. 165– 176. 265. Прикладное языкознание / Отв. ред А. С. Герд. Учебник. СПб., 1996 (руководитель коллектива, соавтор разделов). 266. Региональный этимологический словарь как источник по истории диалекта // Русская диалектная этимология. Тезисы докладов 2-го научного совещания 17–19 апр. 1996 г. Екатеринбург, 1996. С. 10–11. 267. Спорные вопросы регионального этимологического словаря в свете лингвистической географии // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 1994. СПб., 1996. С. 29–31. 268. [Рец.] Т. И. Вендина. Дифференциация славянских языков по данным словообразования // Общеславянский лингвистический атлас (1991—1993). М., 1996. С. 317–318. 127 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 269. Этногенез, этническая история и современность // Разные грани единой науки: ученые — молодым славистам. СПб., 1996. С. 58–69. 270. Из заметок по этнолингвистике // Ars Philologiae. Проф. А. Б. Муратову ко дню шестидесятилетия / Под ред. П. Е. Бухаркина. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. С. 19–23. 271. Историческая диалектология и историческая география (на материале псковских и новгородских говоров) // Псковские говоры. История и диалектология русского языка. Осло, 1997. С. 42–47. 272. История диалектного слова и история ареала // Русские народные говоры: История и современное состояние. Новгород, 1997. С. 27–28. 273. К определению понятия «Словарь» // Проблемы лексикографии. СПб, 1997. С. 191–203. 274. О метаязыке комплексных исследований традиционной культуры // Традиционная культура финно-угров и соседних народов. Тезисы докладов. Петрозаводск, 1997. 275. Словарное значение и смысл // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лексикографии. Иваново, 1997. С. 192–198. 276. Словарь гидронимов Юго-Восточного Приладожья: Бассейн реки Свирь / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд. СПбГУ, 1997 (Соавт.: И. В. Азарова, И. И. Муллонен.). 277. Факторы эволюции специального текста // Термин и слово. Нижний Новгород, 1997. С. 13–17. 278. Язык для описания морфем // Морфемика: принципы сегментации отождествления и классификации морфологических единиц. Межвузовский сб. статей. СПб., 1997. С. 95– 101. 279. Язык «Причитаний Северного Края» // Причитания Северного Края / Под ред. К. В. Чистова. СПб., 1997. Т. 2. С. 603– 618 (Литературные памятники). 280. Диалект — Региолект — Просторечие // Русский язык в его функционировании. Третьи Шмелевские чтения, 22–24 февр. 1998 г. М., 1998. С. 20–21. 281. История диалекта и история языка // Проблемы русской лексикологии и лексикографии. Вологда, 1998. С. 6–7. 128 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 282. Лингвогеографическое членение Новгородской области // Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования. 1995. СПб., 1998. С. 37–40. 283. Неморфемная морфемика // Славистический сборник в честь 70-летия профессора П. А. Дмитриева. СПб., 1998. С. 45–68. 284. О специфике задач в прикладной лингвистике // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 5. СПб., 1998. С. 123– 131. 285. Памяти Виктора Дмитриевна Буторова // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 5. Санкт-Петербург, 1998. С. 228–229. 286. Проблемно-ориентированные базы данных на кафедре математической лингвистики Санкт-Петербургского университета // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 5. СПб., 1998. С. 184–198 (соавт.: И. В. Азарова, Е. Л. Алексеева, У. В. Буторова, В. Д. Буторов, О. Н. Гринбаум). 287. Роль Русского географического общества в развитии лингвистической географии в России // Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования. 1995. СПб., 1998 (ИЛИ РАН) (соавт.: И. А. Попов, О. А. Матвеева). 288. Славянская историческая диалектология и история регионального языка // Слово и культура. Т. I. М.: Индрик, 1998. С. 78–85. 289. Церковнославянский язык (Лингвистические аспекты). СПб., 1998. 290. [Рец.] Pyoli Raja. Venälästyva Aunuksen Karjala. Joensuu, 1996 // Вестн. СПбГУ. 1998. Сер. 2. Вып. 1. С. 123–124. 291. Ещѐ раз о предмете ландшафтоведения (вопросы лингвиста к географу) // Вестник СПбГУ. 1999. Сер. 7. Вып. 3. С. 122– 140. 292. Историческая диалектология и история лингвистического ландшафта // Ars Philologicae. Festschrift für Baldur Panzer zum 65 Geburstag. Frankfurt am Main e. al.: Peter-Land-Verlag, 1999. С. 37–42. 129 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 293. История славянских диалектов и лингвистическая история культурных центров (Псков и Дубровник) // Вестник СПбГУ. 1999. Сер. 2. Вып. 3. № 16. С. 33–38. 294. Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров (Д, Е, Ж, З) // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. Вып. 7. С. 117-140. 295. Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон / Отв. ред. А. С. Герд, Г. С. Лебедев СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. — 392 с. (соавт.: Г. С. Лебедев, В. А. Булкин, В. Н. Седых). 296. Язык и речь населения Псковского края // Историкоэтнографические очерки Псковского края. Псков, 1999. С. 45–54. 297. В чем же суть Петербургской лингвистической школы? // Слово во времени и пространстве. К 60-летию проф. В. М. Мокиенко / Под ред. Г. А. Лилич, А. К. Бириха и Е. К. Николаевой. СПб., 2000. 298. Житие Кирилла Белозерского. Памятники русской агиографической литературы / Гл. ред. А. С. Герд. СПб., 2000 (соавт.: И. В. Азарова, Д. Л. Демидов, М. Б. Попов и др.). 299. К типологии древнеславянских текстов (украинские тексты XVI—XVII вв. на церковнославянском фоне) // Язык, глагол, предложение. Смоленск, 2000. С. 173–186. 300. Несколько замечаний касательно понятия «диалект» // Русский язык сегодня. 2000. Вып. 1. С. 45–52. 301. Проблемы региональной лексикографии в работе Межкафедрального словарного кабинета Санкт-Петербургского университета // Словарь в современном мире. Иваново, 2000 (соавт.: О. И. Бродович). 302. Разговорная речь как предмет диалектологии // Активные языковые процессы конца XX века. М., 2000. С. 30–31. 303. Доминантные характеристики древнеславянских агиографических текстов (словообразование) // Тенденции развития русского языка. СПб., 2001. С. 58–75. 304. Знаковая структура специального текста // Язык, культура, словари. Иваново, 2001. С. 63–67. 130 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 305. Исторические границы и ареалы Обонежья по данным разных гуманитарных наук // Очерки исторической географии: Северо-Запад России: Славяне и финны. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 409–416. 306. К истории именного склонения в словенском языке XVI веке (Книга Иисуса Сираха Юрия Далматина) // Вестник СПбГУ. 2001. Сер. 2. Вып. 4. С. 44–50. 307. К истории одного из германских названий рыб (нем. Karpfen) // Язык, литература, эпос. Санкт-Петербург, 2001. С. 41–44. 308. К реконструкции древнерусских диалектных зон: Западноновгородская диалектная зона // Слово и фразеологизм в русском литературном языке и народных говорах. Великий Новгород, 2001. С. 28–30. 309. Лингвогеографическое членение Ленинградской области (по материалам лексики) // Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования. 1998. СПб., 2001. С. 31–34. 310. Спорные вопросы в построении истории языка Пскова (к вопросу о предмете истории языка) // Псковские говоры. Псков, 2001. С. 75–82. 311. Филолог классической школы // Русская историческая филология. Доклады Всероссийской научной конф. памяти Н. А. Мещерского. Петрозаводск, 2001. С. 23–24. 312. Базы данных и прикладная лингвистика // Материалы конф. «Корпусная лингвистика и лингвистические базы данных»: Доклады... / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2002. С. 3–6. 313. Диалектное членение и междиалектные связи говоров Обонежья // Аванесовский сборник. К 100-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР Р.И. Аванесова. М., 2002. С. 88–94. 314. Жизнь, сгоревшая рядом // Живое слово и жизнь. Памяти Виктора Яковлевича Дерягина. Архангельск, 2002. С. 14–21. 315. Материалы к компьютерному тезаурусу лексики русского языка / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2002. 316. Морфологическая сегментация текста (морфемика в еѐ отношении к морфонологии) // Вестник СПбГУ. Сер. 2. Вып. 2. 2002. С. 33–37. 131 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 317. Неспециальная лексика в специальном тексте и словаре // Очерки научно-технической лексикографии / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2002. С. 146–150. 318. О создании полнотекстовой базы данных по языкам и диалектам Северо-Запада России // Проблемы семантического анализа лексики. М., 2002. С. 57–63 (соавт.: И. В. Азарова, И. С. Николаев). 319. Социальная структура общества в свете Большого словаря русского жаргона // Там же. М., 2002. С. 23–24. 320. Языки для специальных целей в социолингвистическом аспекте // Вопросы романского и общего языкознания. Вып.3. СПб., 2002. 321. Еще раз о понятии «этнолингвистика» // Язык и народ. СПб., 2003. С. 121–132. 322. Именное склонение в словенском языке. СПб., 2003. — 69 с. 323. К антиномии «словарь — текст» // Time Flies. Amsterdam, 2003. С. 107–112. 324. Картотеки межкафедрального словарного кабинета имени проф. Б. А. Ларина Филологического факультета СанктПетербургского университета. Acta Linguistica Petropolitana. Труды ИЛИ РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. СПб., 2003. Т. I. Ч. 3. С. 147–153. 325. Об одном рефлексе былой интерференции (карельское no — русское но) // Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск, 2003. С. 129–131. 326. Славяне, финны, балты и скандинавы на Северо-Западе Европейской России в период русского этногенеза // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию летописного упоминания). Т. 2. М.: Московский гос. ун-т печати, 2003. С. 182–198 (соавт.: Г. С. Лебедев). 327. Словообразование имен существительных в памятниках псковской деловой письменности. Псковские говоры: синхрония и диахрония. Псков, 2003. С. 61–64. 328. Церковнославянские тексты и церковнославянский язык. СПб., 2003. – 208 с. (соавт.: В. Федер) 329. Членение русских северо-западных диалектов // Аспекты лингвистических исследований. Тверь, 2003. С. 251–253. 132 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 330. Applied Linguistics and Its Connection with Philology and Information Sciences // Journal of Quantative Linguistics. 2003. Vol. 10. № 2. P. 87–92. 331. [Рец.] В. В. Химик, Большой словарь русской разговорной речи. СПб.: Изд-во Норинт, 2004. — 768 с. (Филологический факультет СПбГУ) (соавт.: В. М. Мокиенко и др.). 332. Заметки на полях Закона РФ об авторском праве (о понятии «новизна») // ЯЛИК. 2004. Март. № 58. С. 1–2. 333. Искусственные языки как предмет прикладного языкознания // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 6. СПб., 2004. С. 295–305. 334. Картотеки Межкафедрального словарного кабинета имени проф. Б. А. Ларина филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета // Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина. XL. Сборник статей СПб., 2004. С. 147–153. 335. К определению понятия «текст на церковнославянском языке» // Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2004. Вып. 3–4. С. 75–85. 336. Лев Рафаилович Зиндер и кафедра математической лингвистики Петербургского университета // Фонетические чтения в честь 100-летия со дня рождения Л. Р. Зиндера. СПб., 2004. С. 15–19. 337. Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров (И, К, Л, М) // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. / Отв. редактор А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. Вып. 8. С. 173–236. 338. Материалы по русской диалектологии. Селигер. Вып. 2. СПб., 2004 (сост. статей на букву «З»; в соавт.). 339. Метаязык современной лексикографии (отчет по теме) // Вестн. Воронежского гос. ун-та. Сер. Гуманитарные науки, 2004. № 2. С. 33–40. 340. Навстречу ветру // Ладога и Глеб Лебедев. СПб., 2004. С. 16–22. 341. Национальный корпус русского языка в свете проблемы современной филологии // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2004». СПб., 2004. С. 122–131 (соавт.: В. П. Захаров). 133 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 342. Предисловие // Большой академический словарь русского языка. СПб.: Наука, 2004. Т. 1. С. 3–6 (соавт.: К. С. Горбачевич). 343. Рассуждение о «Словаре языка русской агиографической литературы» // Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина. XL. Сборник статей / Под ред. А. С. Герда и И. С. Лутовиновой. XL. СПб., 2004. С. 118–123. 344. Статистические комментарии к памятникам словенской письменности XVI века // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 6. СПб., 2004. С. 245–259. 345. Типы коллективных научных тем и проблема авторства // ЯЛИК. 2004 № 57. 346. Электронный корпус текстов по памятникам древнерусской агиографической литературы // НТИ. 2004. Сер. 2. Вып. 9. С. 16–20 (соавт.: Е. Л. Алексеева, Н. В. Азарова, Л. А. Захарова). 347. In Memoriam. Памяти Льва Львовича Буланина // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 6. СПб., 2004. С. 310– 311. 348. Билингвизм и бикультура // Русский язык: История, диалекты, современность. Юбилейный сборник научных трудов. М., 2005. С. 83–90. 349. Герд Ю. И. Владимир Александрович Герд: очерк жизни и деятельно-сти (1870–1926) / [Предисл.: А. С. Герд «От издателя»]. СПб., 2005. 350. Жаргонология: предмет, объект и типы единиц // Грани слова. Сб. научн. статей к 65-летию проф. В. М. Мокиенко. М., 2005. С. 614–621. 351. Закон об авторском праве. Понятие «плагиат» и академическая лексикография // ЯЛИК. № 64. Май, 2005. 352. Модели словообразования имен существительных в словенских текстах XVI в. // Вестник СПБГУ. 2005. Сер. 9. Вып. 3. С. 60–63. 353. Свод топонимов Ленинградской области в Санкт-Петербургском государственном университете // Топонимический журнал. 2005. № 2 (11). С. 15–16 (соавт.: И. В. Азарова, И. С. Николаев). 354. Автор-книга-редактор // ЯЛИК. 2006. № 66. 134 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 355. Давайте задумаемся // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2006 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Наука, 2006. С. 408 (ИЛИ РАН). 356. Корпус данных в проекте «Комплексная модель формирования культурного ландшафта и историко-культурной зоны Ингерманландии и на Северо-Западе России по данным топонимики» // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2006». СПб., 2006. С. 303–307 (соавт.: И. В. Азарова, И. С. Николаев). 357. Корпус древнерусских агиографических текстов СКАТ [Санкт-Петербургский корпус агиографических текстов]: современное состояние и перспективы развития // Современные информационные технологии и письменное наследие от древних рукописей к современным текстам. Материалы международной научной конф., 13–17 июля 2006. Ижевск, 2006. С. 38–42 (соавт.: И. В. Азарова, Е. Л. Алексеева, Е. С. Иванова) 358. Кто такой соотечественник? // Русская речь, № 5, 2006. С. 68–71. 359. Миграция в свете этнолингвистики // Проблемы языковой картины мира на современном этапе. Нижний Новгород, 2006. С. 58–62. 360. Несколько слов благодарной памяти // Б. Л. Богородский. Очерки по истории слов и словосочетаний русского языка. СПб., 2006. С. 5–7. 361. Несколько слов о понятии «национальный язык» // ...Слово отзовется. Пермь, 2006. С. 221–222. 362. Несколько слов о специальном корпусе текстов (СКТ) // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2006». СПб., 2006. С. 92–93. 363. О лингвистическом подходе к понятию «жаргон» // Слово в словаре и дискурсе / Под ред. А. Бириха. М., 2006. С. 201– 208. 364. Региональный этимологический словарь // Ad fontes verborum. Исследования по этимологии и исторической семантике. Сборник статей к 70-летию Ж. Ж. Варбот Редколл.: А. Ф. Журавлѐв, Ю. М. Гизатуллина, В. Н. Субботина, Г. И. Урбанович, А. В. Хелемендик М.: Индрик, 2006. С. 103–108. 135 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 365. Резьянский памятник Christjansce uzhilo // Jezikova predanost. Maribor, 2006. С. 452–457. 366. РНК и академическая лексикография // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2006». СПб., 2006. С. 88–92. 367. Существует ли реальная норма в лексике? (Из очерков по этнолингвистике) // Филология, русский язык, образование. СПб., 2006. С. 77–79. 368. Топонимические экспедиции Санкт-Петербургского государственного университета // Вопросы ономастики. 2006. № 3. С. 155–157. 369. Автоматизированная база данных по топонимии как основа модели формирования историко-культурного ландшафта Ингерманландии // Труды Международной конф.«Финноугорская топонимия в ареальном аспекте». Петрозаводск, 2007. С. 143–154 (соавт.: И. В. Азарова, А. В. Дмитриев, И. С. Николаев, С. А. Федоров). 370. Антиномии Лексического атласа русских народных говоров // Лексический атлас русских народных говоров 2007. Санкт-Петербург, 2007. С. 509–511. 371. Заметки по церковнославянской лексикографии // Грани русистики. Филологические этюды: Сборник статей, посвященный 70-летию профессора В. В. Колесова. СПб., 2007. С. 255–259. 372. К лингвистической типологии славянских рукописей // Тезисы докладов международной конф. «А. И. Соболевский и русское историческое языкознание». М., 2007. С. 15–16. 373. К морфологии имен прилагательных в памятниках словенской письменности XVI века // Вестник СПбГУ. Сер. 9. Вып. 4. № 1. СПб., 2007. С. 55–62. 374. «Кто такие мигранты?» // Русская речь. 2008. № 4. С. 52–54. 375. Лексический атлас русских народных говоров. Ч. 1–2 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2007. — 969 с. 376. Типовые запросы в базе данных по топонимии Ингерманландии и их практическая реализация // Материалы XXXVI Международной филологической конф. 12–17 марта 2007 г. Структурная и прикладная лингвистика. СПб., 2007 (соавт.: С. А. Федоров, И. В. Азарова, И. С. Николаев). 136 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 377. [Рец.] Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века // ЯЛИК. 2008. № 77. С. 14–15. 378. «Кто такие мигранты?» // Русская речь. 2008. № 4. С. 52–54. 379. Ларинская лексикографическая школа // Историческая лексикология и лексикография. Вып. 7, СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 3–24. 380. Лексический атлас русских народных говоров: Антиномии. Антиномия II // Лексический атлас русских народных говоров 2008. СПб., 2008. С. 511–514. 381. Лингвостатистические материалы к истории именного склонения в словенском языке (Hristjanske uzilo) // Структурная и прикладная лингвистика. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. Вып. 7. С. 69–80. 382. Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров (Н, О, П, Р) // Севернорусские говоры. Межвузовский сборник. / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. Вып. 9. С. 209–262. 383. Национальный корпус русского языка — Словарная картотека — Академический словарь // Труды Международной конф. «Корпусная лингвистика — 2008». 6–10 октября, 2008 г. СПб., 2008. С. 143–149. 384. [Рец.] Псковский регионологический журнал // Там же. 2008. № 75. С.14-15 385. Словарь русского литературного языка первой половины XX века.(к постановке проблемы) // История русского слова в тексте и словаре. Вологда, 2008. С. 20–21. 386. Словарь русского литературного языка первой половины XX века (к постановке проблемы) // Слово и текст в культурном сознании эпохи. Вологда, 2008. С. 208–211. 387. «Словарь русского языка XIX века» в свете проблем общей лексикографии // Acta Linguistica Petropolitana. Труды института лингвистических исследований, Т. IV. Ч. 3. СПб.: Наука, 2008. С. 9–16. 388. Именное склонение в словенских прекмурских текстах XVIII в. (Стефан Кузмич) // Вестн. СПбГУ. 2009. Сер. 9. Вып. 4. С. 57–66. 137 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 389. Информационная База данных Памятников русской агиографической литературы (Жития святых). СПб., 2009. (руковод. темы). 390. Информационная База данных по топонимике Ингерманландии. СПб., 2009. 391. Лексический атлас русских народных говоров. Антиномии. Антиномия III: карта-слово-варианты // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2009. Санкт-Петербург, 2009. С. 49–52. 392. Материалы для этимологического словаря севернорусских говоров (С–Я) // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. Вып. 10. С. 144– 176 (также: Предисл. С. 3–4). 393. Предисловие // Опыт областного Великорусского словаря и дополнения к нему / Отв. ред.: А. С. Герд, С. С. Волков, С. А. Мызников. СПб., 2009. C. IV–V. (репр. изд. 1852 г.). 394. Русская диалектология в Санкт-Петербурге // Норвежский культурный центр в Санкт-Петербурге. СПб., 2009. С. 30– 34. 395. Термин в языках для специальных целей и в литературном языке // Современная тенденция в лексикологии, терминоведении и теории LSP. Посвящается 80-летию проф. В. М. Лейчика. М., 2009. С. 84–88. 396. Tерминологические словари // Лексикография русского языка. Учебник для высших учебных заведений Российской Федерации. / Под ред. Д. М. Поцепни. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 253–282. 397. Язык как символ // ЯЛИК. 2009. № 79. С. 1–2. 398. ЯЛИКу 15 лет // ЯЛИК. 2009. № 78. С. 1–2. 399. Termijärjestelmät ja terminologinen sanakirja [Терминосистема и терминологические словари] / Suomentanut Inkeri Vehmas-Lehto // Puusta katsoen: metsätermit ja metsäsanakirjan laadinta / Toimittanut I. Vehmas-Lehto. Kouvola: Helsingin yliopisto, Käännöstieteen laitos, 2009. S. 18–24 (подп.: Aleksandr Gerd; перев. на финск.: И. Вехмас-Лехто). 400. Большой академический словарь русского языка: на половине пути // Проблемы лексической семантики. Тезисы до- 138 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА кладов международной конф. «Девятые Шмелевские чтения» (24–26 февраля 2010 г.). М., 2010. С. 38–39. 401. Интерпретация // ЯЛИК. 2010. № 81. С. 1–2. 402. К истории западной Ингерманландии // Псковский регионологический журнал (Псков). 2010. № 9. С. 121–124. 403. К типологии исторических словарей // Историческая лексикология и лексикография. Вып. 8 / Под ред. О. А. Черепановой. СПб., 2010. С. 22–33. 404. Лев Львович Буланин, каким я его знал и помню (Из материалов по истории кафедры математической лингвистики Санкт-Петербургского государственного университета) // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 8. СПб., 2010. С. 262–270. 405. Межкафедральный словарный кабинет Ленинградского университета и Кафедра русского языка (1961—1973) // Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина. СПб., 2010. С. 10–24. 406. Несколько слов о социолингвистике как направлении прикладного языкознания // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 8. СПб., 2010. С. 113–117. 407. О лексикографической школе профессора Б. А. Ларина // Slavia. 2010. 79. С. 452–458. 408. Современная диалектология в кругу других дисциплин // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 11. СПб., 2010. С. 3–9. 409. Существует ли общая теория лексикографии как предмет языкознания? // Межкафедральный словарный кабинет им. проф. Б. А. Ларина. СПб, 2010. С. 151–155. 410. Большой академический толковый словарь русского языка // Русский язык в школе. 2011. № 7. С. 78–79. 411. Ещѐ раз о понятии «современный русский язык» // Лингвистика от Востока до Запада в честь 70-летия В. Б. Касевича / Отв. ред. Л. А. Вербицкая. СПб.: Изд-во Филол. факультета СПбГУ, 2011. С. 80–85. 412. Историческая география и диалектология // Глобальные и региональные проблемы исторической географии. СПб., 2011. С. 96–102 (соавт.: В. А. Соколовa). 413. Кто такие экспаты? // Русская речь. 2011. № 4. С. 45–47. 139 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 414. Лексический атлас русских народных говоров. Антиномии. Антиномия IV. Диалект — Атлас // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2011 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2011. (ИЛИ РАН). 415. Миноритарные языки в свете тенденций современного этноязыкового развития // Лингвокультурное пространство современной Европы через призму малых и больших языков. К 70-летию проф. Александра Дмитриевича Дуличенко. Тарту, 2011. С. 185–192. 416. Нужна ли научная книга? // ЯЛИК. 2011. № 83. С. 1–2. 417. О некоторых уровнях приближения к построению истории русского языка // Библеистика. Славистика. Русистика. СПб., 2011. С. 399–403. 418. Русские говороры Карелии // Карелия. Энциклопедия. Т. 3. Р–Я. Петрозаводск, 2011. 419. Язык для специальных целей СПб., 2011. — 58 с. 420. Лингвостатистические комментарии к системе склонения имен существительных в словенских текстах // Структурная и прикладная лингвистика. СПб., 2012. С. 291–294. 421. Научно-образовательный веб-ресурс «Топонимия Ингерманландии (Ленинградская область)». Перспективы исследования // Структурная и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник. Вып. 9 / Ред. А. С. Герд. СПб., 2012. С. 148–158 (соавт.: А. В. Дмитриев, И. С. Николаев, Д. А. Столяров). 422. О Раймонде Генриховиче Пиотровском // Там же. СПб., 2012. С. 340–345. 423. Академическая лексикография как система корпусов // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2013». СПб., 2013. С. 247–249. 424. Академический словарь в свете современных социолингвистических тенденций // Acta Linguistica Petropolitana. Труды ИЛИ РАН. Т. IX. Ч. 2. СПб.: Наука 2013. С. 131–138. 425. Всегда с благожеланием // Из прошлого в будущее. Сборник статей и воспоминаний к 100-летию профессора Ю. С. Маслова / Под ред. У. И. Греховой. СПб., 2013. С. 212–216. 140 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 426. Из наблюдений над лексикой словенских текстов XVI века на церковнославянском фоне // Miklosiceva monografija / Red. M. Jesensek. Ljutomer, 2013. С. 247–257. 427. Историческая география и регионалистика: взаимоотношение в процессе изучения историко-культурных зон // Псковский регионалогический журнал (Псков). 2013. № 16, С. 107–116. 428. Теория языка и лексикография // От буквы к словарю. Сб. научных статей к 200-летию со дня рождения акад. Я. К. Грота. СПб., 2013. С. 136–142. 429. Автоматизация в лексикографии (итоги и перспективы) // Структурная и прикладная лингвистика. Вып 10. СПб., 2014. С. 230–236. 430. Гуманитарная география и гуманитарные науки // Историко-культурный ландшафт Северо-запада — 3. СПб., 2014. С. 7–12 (соавт.: А. Н. Левичкин). 431. Из материалов по истории межславянских региональных связей // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 13 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб., 2014. С. 178–181. 432. Основные тенденции и параметры формирования региональных типов языка // Там же. СПб., 2014. С. 249–264. 433. Словообразование имѐн прилагательных в словенском языке: Лингвостатистический анализ // Там же. СПб., 2014. С. 352–356. 434. Большой академический словарь русского языка как словарь-тезаурус // Академик А. А. Шахматов: Жизнь, творчество, научное наследие: Сборник статей к 150-летию со дня рождения ученого / Отв. ред. О. Н. Крылова, М. Н. Приемышева. СПб.: Нестор-История, 2015 С. 948–954. 435. Диалектное слово в исторической географии. Соавтор // Историческая география России. Ч. I. СПб., 2015. С. 29–33 (соавт.: А. А. Соколова). 436. Нерешенное в моделировании логико-понятийных систем // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 11. СПб, 2015. С. 3–7. 437. О специфике тем Программы сбора материала для ЛАРНГ (Лексический атлас русских народных говоров). СПб., 2015 (соавт.: А. Н. Левичкин). 141 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 438. Словарь топонимии и микротопонимии Ингерманландии // Севернорусские говоры. № 14 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2015. (соавт. А. Н. Николаев). 439. Типы языковых состояний и словарь национального языка // Речевые жанры современного общения. М., 2015. С. 39-41 (Институт русского языка им. В. В. Виноградова). 440. Электронные ресурсы для лексикологии и лексикографии и задачи составления словаря русского языка первой половины двадцатого века // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2015». СПб., 2015. С. 146–153 (соавт.: А. А. Бурыкин). 441. Языкознание и этнография // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 14. СПб.: СПбГУ, 2015. С. 3–13. 442. The Department of Mathematical Linguistics of Saint Petersburg State University: Structural and Applied Linguistics in Russia (A Brief Chronological Essay) // La Filolñgica Por La Causa. London; San Francisco; Acapulco: La Casa Editorial Σίγiα, 2015. P. 1–10. 443. Структурная типология словарных статей в словарях русского языка разных типов и способы их формального представления // НТИ. 2016. Сер. 2. № 2. (соавт.: У. В. Буторова, В. П. Захаров, Е. В. Пурицкая и др.) 444. Sociolinguistics. Textbook / Translators: Tatiana G. Skrebtsova, Stanislav A. Golovan, Mark M. Karamian; Ed. Mark Karamian. London; San Francisco; Acapulco: La Casa Editorial Σίγiα: 2016. — 132 p. (1-е рус. изд.: 2013). Издания, вышедшие под редакцией А. С. Герда 1. Именное склонение в славянских языках XV—XVI вв. Л.: Изд-во ЛГУ, 1977 (совм. с Н. А. Мещерским) 2. Структурная и прикладная лингвистика. Межвузовский сб. Вып.1. Л.: Наука, 1978. 3. Методические разработки по современному русскому языку: спонтанные тексты разговорной речи Заполярья, записанные в транскрипции. Вып. 1. Л., 1983. (совм. с Л. А. Вербицкой). 142 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 4. Богданов С. И., Богданова Н. В., Гейльман Н. И. и др. Спонтанные тексты разговорной речи в транскрипции. Методическая разработка по современному русскому языку. Л.: ЛГУ, 1983. Ч. 1. — 60 с.; 1984. Ч. 2. — 48 с.; Ч. 3. — 49 с. (совм. с Л. А. Вербицкой). 5. Богданова Н. В., Зубкова Т. И. Методические указания и учебные задания по морфемике, морфонологии, морфологии и синтаксису русской спонтанной речи. Л.: ЛГУ, 1986. — 40 с. (совм. с Л. А. Вербицкой). 6. Гейльман Н. И. Методические указания и учебные задания по фонетике русской спонтанной речи. Часть I. Л.: ЛГУ, 1986. – 28 с. (совм. с Л. А. Вербицкой). 7. Рекомендации по разработке терминологических словарей. М., 1988. 8. Теория и практика научно-технической лексикографии. М., 1988. 9. Лингвистическая концепция Терминологического банка данных Машинного фонда русского языка. М., 1989. — 103 с. 10. Славяне: этногенез и этническая история. Л., 1989 (совм. с Г. С. Лебедевым). 11. Новгородский областной словарь. Вып. 1–12. Новгород, 1992–1996 (научный консультант). 12. Лексика и словообразование в русской агиографической литературе XVI века. Опыт автоматического анализа. СПб., 1993. 13. Толковый словарь по радиофизике (с эквивалентами на английском языке) М., 1993. — 357 с. (руководитель коллектива авторов). 14. Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей / Гл. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994. Вып. 1 (А– Дрожжаник) — 512 с.; 1995. Вып. 2 (Дрожжевик–Косячок) — 448 с.; 1996. Вып. 3 (Кот–Немовый) — 415 с.; 1999. Вып. 4 (Необрятный–Подузорник) — 688 с.; 2002. Вып. 5 (Подузорье–Свильнуть) — 664 с.; 2005. Вып. 6 (Свинарная– Ящурка). — 992 с. 143 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 15. ЯЛИК. Язык. Литература. История. Культура Всероссийский Научно-информационный бюллетень-газета. Выходит ежемесячно в Санкт-Петербурге с 1995 г. 16. Севернорусские говоры. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. Вып. 6; 2008. Вып. 9; 2009. Вып. 10; 2011. Вып. 11; 2012. Вып. 12 (совм. с Е. В. Пурицкой); 2014. Вып. 13. 17. Выдающиеся ученые Санкт-Петербургского университета / СПб., 1996 и сл. (отв. ред. серии) 18. Лексика и морфология в русской агиографической литературе XVI века. СПб., 1996. 19. Морфемика: Принципы сегментации, отождествления и классификации морфологических единиц. Межвузовский сборник. СПб., 1997. — 260 с. (совм. с С. И. Богдановым). 20. Проблемы лексикографии. СПб., 1997. — 204 с. (совм. с В. Н. Сергеевым) 21. Словарь гидронимов Юго-Восточного Приладожья: Бассейн реки Свирь. СПб.: Изд. СПбГУ, 1997. 22. Научные доклады. Регулярная серия. СПб.: Изд-во СПбГУ., 1998 и сл. 23. Русская разговорная речь европейского северо-востока России. Сб. текстов. Сыктывкар, 1998. — 158 с. (Сыктывк. гос. ун-т) (совм. с Н. С. Сергиевой). 24. Структурная и прикладная лингвистика. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та, 1998. — 229 с.; 2004. Вып. 6; 2010. Вып. 8. — 275 с. 25. Основания регионалистики. Формирование и развитие историко-культурных зон. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. — 390 с. (совм. с Г. С. Лебедевым). 26. Житие Кирилла Белозерского. Памятники русской агиографической литературы. СПб., 2000 27. Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. — 512 с. (совм. с Г. С. Лебедевым). 28. Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии наук. СПб., 1847. Т.1–2. СПб, 2001 (переизд.; совм. с И. С. Лутовиновой) 144 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 29. Житие Александра Свирского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. — 211 с. 30. Материалы конф. «Корпусная лингвистика и лингвистические базы данных»: Доклады. СПб., 2002. 31. Очерки научно-технической лексикографии. СПб., 2002. 32. Русская разговорная речь Заполярья. Норильск; СПб., 2002. — 89 с. 33. Язык и народ. Тексты и комментарии. СПб., 2002. — 206 с. (совм. с М. Савиярви, Т. де Граафом) 34. Житие Антония Сийского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. 35. Жития Дмитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицкого и Григория Пельшемского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. 36. Житие Кирилла Новоезерского Текст и словоуказатель. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. 37. Материалы по русской диалектологии. Селигер. СПб., 2003. Вып. 1; 2004. Вып. 2; 2007. Вып. 3.; 2008; Вып. 4. Словарь; 2013. Вып. 5 (П); 2014. Вып. 6 (Р). 38. Житие Корнилия Комельского. Текст и словоуказатель. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. 39. Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования). СПб.: Нестор-История, 2004 (ИЛИ РАН). — 573 с.; 2005. — 343 с.; 2006. — 423 с.; 2008. — 593 с.; 2009. — 478 с.; 2011; 2012; 2013. — 610 с. 40. Межкафедральный словарный кабинет имени проф. Б. А. Ларина. XL. Сборник статей СПб., 2004 (совм. с И. С. Лутовиновой); 2010 — 154 с. (совм. с Е. В. Пурицкой). 41. Севернорусские говоры. Межвуз. сб. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. Вып. 8. — 286 с.; 2008. Вып. 9. — 349 с.; 2009. Вып. 10. — 224 с.; Изд-во Филол. факультет СПбГУ, 2010. Вып. 11. — 168 с.; Изд-во СПбГУ, 2012. Вып. 12. — 259 с.; 2014. Вып. 13. — 347 с.; 2015. Изд-во Нестор-История, 2015. Вып. 14 — 318 с. (отв. ред.; вып. 13–14 совм. с Е. В. Пурицкой). 42. Структурная и прикладная лингвистика. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. Вып. 6.; 2008. Вып. 7. — 390 с.; 2012. Вып. 9; 2014. Вып. 10. 43. Большой академический словарь русского языка (БАС). СПб.: Наука, 2005. Т. 2 (Благо–Внять). — 664 с.; Т. 3 (Во– Вящий). — 664 с.; 2006. Т. 4 (Г–День). — 680 с.; 2006. Т. 5 145 СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 44. 45. 46. 47. 48. 49. 50. 51. 52. 53. 54. 146 (Деньга– Жюри). — 696 с.; Т. 6 (З–Зятюшка). — 832 с.; 2007. Т. 7 (И–Каюр). — 736 с.; Т. 8 (Каюта–Кюрины). — 840 с.; Т. 9 (Л-Медь). — 664 с.; 2008. Т. 10 (Медяк–Мячик). — 576 с.; Т. 11 (Н–Недриться). — 632 с.; 2009. Т. 12 (Недруг–Няня). — 656 с.; Т. 13 (О–Опор). — 776 с.; 2010. Т. 14. (Опора– Открыть). — 656 с.; 2011. Т. 15 (Отряд–Перевал). — 616 с.; Т. 16. (Перевалец–Пламя). — 640 с.; Т. 17. (План–Подлечь). — 672 с.; Т. 18 (Подлещ–Порой). — 776 с.; Т. 19 (Порок– Пресс). — 712 с.; 2012. Т. 20 (Пресса–Продел). —736 с.; Т. 21 (Проделать–Пятью). — 736 с.; 2013. Т. 22 (Р.–Расплох). — 736 с.; 2014. Т. 23 (Расплыв–Розниться). — 736 с. (научн. коорд.). Жития Павла Однорского и Сергия Нуромского. СПб.: Издво СПбГУ, 2005. — 423 с. Ю. И. Герд. Владимир Александрович Герд: Очерк жизни и деятельности (1870—1926). СПб, 2005. — 136 с. Вольфберг Д. М., Лойг А. О. Англо-русский и русско-английский токсикологический словарь. СПб., 2006. — 286 с. Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2005» СПб., 2006. — 430 с. Slovnik jazyka staroslovenskeho. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. Т. 1 (А–ћ); Т. 2 (К–О); Т. 3 (П–Р); Т. 4 (С–Ѵ) (подготовка переизд., предисл.; совм. с А. А. Алексеевым) Жития Иосифа Каменского, Александра Куштского и Евфимия Сянжемского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. Русская разговорная речь Заполярья. Мончегорск. Тексты. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. — 43 с. Словарь Моления Даниила Заточника (Л., 1981). СПб, 2007. — 233 с. (репр. изд.; послесл., подг. совм. с С. С. Волковым). ЕС — Россия. Совместный проект. Глоссарий. Коувола, 2008. Жития Игнатия Вологодского, Игнатия Ломского, Герасима Вологодского и Кассиана Угличского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. Кудашева И. О., Кудашев И. С. Финско-русский лесной словарь: ок. 5000 терминов / Ред. А. С. Герд, И. ВехмасЛехто. Хельсинки, 2008 (совм. с И. Вехмас-Лехто). СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА 55. Suomalais — venäläinen metsäsanakirja / Red. ... 2008 (подп. A. Gerd.; совм. с И. Вехмас-Лехто). 56. Жития Иннокентия Комельского, Арсения Комельского и Стефана Комельского. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. 57. Современный англо-русский словарь по животноводству: учебное пособие / Сост. П. А. Адаменко, И. В. Вихрева; СПб.: Проспект Науки, 2012. — 504 с. 58. Жития Феодосия Тотемского, Вассиана Тиксненского и Андрея Тотемского. СПб., 2012. 59. Словарь специальной лексики русского языка / Сост. У. В. Буторова. СПб.: 2014 — 266 с. (совм. с У. В, Буторовой). 147 В ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРУДОВ А. С. ГЕРДА. ВОСПОМИНАНИЯ Н. В. Богданова-Бегларян ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ (Раздумья составителя диалектного словаря) Аннотация. В статье предлагается взгляд на диалектную лексику, традиционно попадающую в диалектологические словари, как на комбинацию, с одной стороны, действительных лексических диалектизмов, характерных для того или иного территориального наречия, а с другой — тех единиц, которые логичнее было бы определить как деревенское просторечие, появляющееся чаще всего в результате действия разных типов внутриязыковой интерференции. Единицы, попадающие в этот разряд, поддаются некоторой систематизации и практически все находят соответствие в современной разговорной речи, которая также соединяет в своем составе, помимо кодифицированных литературных, различные разговорные, просторечные, жаргонные и проч. нелитературные элементы. Ключевые слова: русская диалектология, разговорная речь, просторечие, дифференциальный принцип лексикографии, диалектная лексикография, коллоквиалистика. В воспоминаниях о моем собственном, хотя и далеком уже, прошлом я, сначала студентка и аспирантка, а потом и преподаватель кафедры русского языка, самостоятельно руководящий летней практикой студентов, ежегодно отправлялась в ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ увлекательные диалектологические экспедиции, организатором, идейным вдохновителем и руководителем которых на нашем факультете неизменно был А. С. Герд. Именно он продумывал маршруты и программы наших поездок, именно под его руководством создавались в словарном кабинете (рядом с материалами «многоуважаемого» Псковского словаря) объемные картотеки: сначала «Словаря русских говоров Карелии и сопредельных областей» (СРГК), а затем и «Селигерского словаря». Результатом этой кропотливой и многотрудной деятельности стали 6 томов СРГК (СПб., 1994–2005) и вот уже 6 томов (седьмой, предпоследний, находится сейчас в редакторской работе) издания «Селигер. Материалы по русской диалектологии» (СПб., 2003–2014). И А. С. Герд сумел увлечь меня не только разнообразнейшей географией этих поездок, в основном по русскому Северу, но и дальнейшей лексикографической работой, когда из массивов карточек, написанных многими поколениями студентов-русистов и теснящихся в многочисленных каталожных ящиках Межкафедрального словарного кабинета СПбГУ, возникают сначала рукописи словарных статей, а затем и изящные книжицы самих словарей. Над Карельским словарем мне довелось поработать еще будучи студенткой 4 курса (действительно далекое прошлое!), последний фрагмент Селигерского словаря (отрезок на букву «У») я отправила редактору буквально месяц назад, то есть работа над ним для меня очень живая и реальная. Именно эта лексикографическая работа и навела меня на некоторые размышления, напрямую связанные с основным моим филологическим увлечением — с корпусными исследованиями русской устной спонтанной речи. Остановлюсь на этом чуть подробнее. Современное языкознание уже давно главным объектом своего внимания сделало живую речь человека, с учетом всех его индивидуальных — социальных и психологических — особенностей, которые в этой речи отражаются. Именно «живые языки (разрядка автора. — Н. Б.-Б.) во всем их разнообразии» И. А. Бодуэн де Куртенэ называл главным источником «материала как для грамматических, так и для всяких других лингвистических исследований и выводов» — «материала, данного 149 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН непосредственно и доступного не только всестороннему наблюдению, но даже экспериментам» (Бодуэн де Куртенэ 1963: 103). Однако подобный живой материал, прежде чем дойти до широкого круга читателей и исследователей, должен быть, как минимум, собран и систематизирован. Именно эту цель — собрать и определенным образом аннотировать, систематизировать большие массивы текстов на русском языке — преследуют создатели как диалектных картотек и словарей, так и различных языковых корпусов и лингвистических баз данных. Здесь — благодаря А. С. Герду — мои диалектологические и коллоквиалистические интересы удачно пересеклись. Среди таких объемных массивов текстов живой речи находится в последние годы и «Звуковой корпус русского языка» (ЗКРЯ), создаваемый на филологическом факультете СПбГУ и представленный двумя блоками: сбалансированная аннотированная текстотека (САТ; монологическая речь) (см. о ней подробнее: Звуковой корпус… 2013) и модуль повседневной речи носителей языка «Один речевой день» (ОРД; диалогическая и полилогическая речь) (см. о нем подробнее, напр.: Asinovsky et al. 2009; Богданова-Бегларян и др. 2015). Записи материалов для САТ, легшие в основу создания ЗКРЯ, во многом продолжили традицию, которую заложил в свое время тот же А. С. Герд и к которой успел привлечь и меня задолго до самой идеи создания ЗКРЯ. Именно А. С. Герду принадлежала инициатива, параллельно со сбором лексического диалектного материала (эта традиция восходит на нашем факультете еще к Л. В. Щербе и Б. А. Ларину), записывать и звучащую монологическую речь жителей северных городов, возникших в первой половине — середине XX в. фактически на пустом месте, вокруг новых промышленных предприятий, и потому лишенных общей диалектной базы — Мончегорска, Норильска, Воркуты. Такого рода работа давно стала одной из разновидностей полевой студенческой лингвистической практики на нашем факультете и занимает достойное место в ряду других ее типов — диалектологической, фольклорной, этнографической, сбора материалов по духовной культуре русского Севера и т.п.. Столь же давно началась и публикация материалов этих полевых 150 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ экспедиций (см.: Богданов и др. 1983, 1984а, 1984б), и создание специальных методических разработок по анализу такого спонтанного материала (Богданова, Зубкова 1986; Гейльман 1986; Светозарова 1986). Таким образом, еще 30 лет назад материалы русской спонтанной речи стали использоваться в учебном процессе на разных отделениях филологического факультета. Позже публикация подобных диалектологических материалов усилиями А. С. Герда была продолжена (см.: Русская разговорная речь 1998; 2002; 2007), а затем к этой серии добавились, уже под моим руководством, и сборники материалов САТ: Русская спонтанная речь (2008; 2010; 2011). Последний сборник из этой серии сейчас готовится к изданию в Бохуме (Германия) (Русская спонтанная речь, 2016). Все эти материалы — и диалектные, и разговорные — становятся объектом не только преподавания в учебной филологической аудитории, но и лингвистического исследования, в том числе в аспекте внутриязыковой интерференции. Традиционно под интерференцией принято понимать «взаимодействие языковых систем в условиях двуязычия, складывающегося либо при языковых контактах, либо при индивидуальном освоении неродного языка»; которое «выражается в отклонениях от нормы и системы второго языка под влиянием первого» (Виноградов 1990: 197; см. также: Вайнрайх 1979: 22). При этом «несущественно, являются ли две взаимодействующие системы ―языками‖, ―диалектами одного языка‖ или ―разновидностями одного диалекта‖» (Вайнрайх 1979: 23), т. е. идет ли речь о контакте внутриязыковом или межъязыковом1. Интерес к изучению внутриязыковой интерференции, контактов внутри одного языка, отчетливо проявился, в частности, в связи с изучением территориальных и социальных разновидностей русского литературного языка. На основе всего вышесказанного можно говорить о таких, например, типах внутриязыковой (прежде всего фонетической) 1 Ср. также: «билингвизм или многоязычие, обеспечивающие возможность полного или частичного перехода от одного языка к другому, нельзя строго отграничить от междиалектных колебаний» (Якобсон 1985б: 313). 151 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН интерференции в рамках русского национального языка, как «кодифицированный литературный язык (КЛЯ) — территориальные диалекты», «КЛЯ — разговорная речь» и «КЛЯ — просторечие». Первый из этих типов чаще всего упоминается в лингвистической литературе — ср. мнение Р. И. Аванесова на этот счет: «Книга и газета, радио, звуковое кино представляют собой <...> разные формы (правда, одностороннего) общения носителей диалектов с литературным, общенациональным языком. Школа также является местом встречи разных диалектов. Все это приводит <...> к известному двуязычию носителей современных русских диалектов: наряду с местным диалектом они в какой-то мере владеют и общим литературным языком, хотя бы пассивно — узнают формы этого языка, которые являются для них неким языковым идеалом» (Аванесов 1970: 303). Безусловную пассивность владения жителями деревни русским литературным языком подчеркивал и Л. В. Щерба: «сельское население вместо литературного языка говорит на смешанном языке разных оттенков с совершенно неопределенными нормами» (Щерба 1974: 350). О причинах такого специфического билингвизма носителей народных говоров рассуждал Ф. де Соссюр, описывая «взаимные отношения областных говоров одного идиома»: здесь «непрерывно и одновременно действуют в разных направлениях две силы»: с одной стороны, сепаратизм, или, другими словами, «дух родимой колокольни», и, с другой стороны, дух общности, или унифицирующая сила, типичным проявлением которой является «взаимообщение» (Соссюр 1933; цит. по: Якобсон 1985а: 95). И снова та же, высказанная выше, мысль: «Не существует принципиальной разницы между проявлением унифицирующей силы в рамках одного языка и в рамках целой группы соседних языков. <…> Стремление говорить, как ―другие‖, не ограничивается рамками родного языка» (Якобсон 1985а: 95-96). Современная деревенская речь во многом представляет собой, по-видимому, результат именно внутриязыковой интерференции. Можно предположить, что, помимо указанных, возможны и другие разновидности интерференции внутри одного языка — например, <КЛЯ — профессиональная речь (ПР)>, <КЛЯ — 152 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ арго>, а также менее явные и пока минимально описанные <разговорная речь (РР) — ПР> (см. об этом: Звуковой корпус… 2014), <РР — арго>, <РР — диалект>, <РР — просторечие>, <ПР — арго>, <ПР — диалект>, <ПР — просторечие>, <арго — диалект>, <арго — просторечие>, <просторечие — диалект>, а также более сложные, не бинарные, комбинации (см. об этом подробнее: Богданова 1995; 2004). Особенно сложной для анализа представляется ситуация с многосторонними контактами типов языка за пределами КЛЯ. Специальных исследований такого рода практически не существует, а в реальности этих контактов сомневаться вряд ли приходится. И вот тут мы снова возвращаемся к размышлениям составителя диалектного словаря над материалами, традиционно привозимыми из диалектологических экспедиций и признаваемыми однозначно диалектными. Дело в том, что ведущим принципом составления большинства диалектных (равно как и различных социолектных, то есть дескриптивных) словарей является дифференциальный принцип, которым руководствуются и студенты-собиратели, и авторы собственно словарей. Иными словами, в диалектный словарь попадает все, что не зафиксировано в академических словарях (БАС, МАС, БТС и пр.). В результате значительная доля словарных материалов отражает скорее не «чистый» диалект, а как раз результат того или иного типа внутриязыковой интерференции, включающего контакт территориального диалекта с другими разновидностями русского национального языка. Вот некоторые примеры такой интерференции, возникающей, как можно предположить, в результате тройного контакта <РР — просторечие — диалект> (иногда этот контакт расширяется за счет добавления элементов кодифицированного языка, не свойственных ни разговорной речи, ни, тем более, просторечию) и создающей специфику языка современной деревни, тот тип языка, который можно отнести к деревенскому просторечию (см. подробнее: Богданова 1999). Примеры эти вполне поддаются систематизации и укладываются в несколько различных типов, перечень которых здесь явно неполон. 153 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН 1. Разговорно-просторечная лексика без всяких диалектных особенностей  Она уж в алкоголизме, вечером она и горазно напьѐтся (Ост. Вязовня)1;  Он ... маленько ... в нѐм не хватает (Ост. Городец) (‗не вполне нормальный‘);  Что не залили во время пожара, всѐ стало кое-какое (Фир. Яблонька) (‗плохой, непригодный к использованию‘);  Дед старый — кой-какие ноги (Ост. Белка) (‗больной, плохо функционирующий‘);  Анна, перестань, всѐ у тебя на пакости (Ост. Светлица) (‗о желании сделать что-н. плохое, напакостить‘). 2. Разговорные формы литературных слов  Сын-то у меня в городе живѐт, а усадебку тут держат (Ост. Иванова Гора) (ум.-ласк.);  Лежит корова бедная, каплюшки крови капают (Ост. Дубровка) (ум.-ласк.);  Морошка хрупает на зубах. Полежит — прямо вкуснятенькие (Ост. Светлица) (ласк.);  Приезжает на вечерину жених, сажает невесту в возок и увозит к себе домой. (Дем. Красота) (увелич.);  Стоит такой, говорит, сивый волчуга (Ост. Жданское) (увелич.);  Сухо сейчас очень, в том батожке хоть бы водина была — ничего нет (Пен. Витьбино) (единичное образование).  Лучиной дом освещали: паклинку вставляли в керосин, коптилку делали (Тороп. Речане) (единичное образование + ум.ласк.);  Гришка, дай две табачинки закурить (Ост. Ореховка) (единичное образование + ум.-ласк.); 1 В качестве атрибуции каждого примера в скобках указан район и деревня, где был зафиксирован данный контекст — так, как это сделано в самом словаре. Все примеры в статье — из Селигерского словаря, хотя нет сомнения, что такая ситуация с материалом свойственна и любому другому диалектному словарю. 154 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ  Улапотала моя Настенька — вот я еѐ за волосняк! (Пен. Заречье) (суффиксальное образование);  Вкусь такая была! Ту! Объешься, от горя-то (Ост. Свапуще) (безаффиксное образование);  Благодарю Горбачѐва рано и поздно за истребление этого винопития (Пен. Заречье) (гиперкорректное образование);  А вот сделана клубника живая, тут сахар разводится до взбития (Ост. Светлица) (гиперкорректное образование). 3. Перенос употребления (функциональные дериваты) литературных слов  Уклейками тоже ловим — таким мелким сеточками. На то бумагу, ведомость надо (Ост. Мосеевцы) (‗охотничья лицензия‘);  Какой у вас в избе вертеп! (Пен. М. Переволока) (‗беспорядок‘);  В Пасху собирались все на старый корень, это как, откуда род наш пошѐл, вот тут наша избища, дух наших пращуров витает, палестина наша – порода значит. У него, говорят, большая палестина, это всѐ ваша палестина – родственники значит (Пен. М. Переволока) (‗семья, род‘); 4. Изменение сочетаемости литературных слов  Выкаблучивать коленца – это разные пляски, или танцы — как теперь? (Ост. Корпово) (выкаблучивать + выкидывать коленца);  Ходила чужие обеды караулила – своей-то еды не было (Ост. Залесье) (‗побираться, просить подаяния‘);  А дилектор обошѐл нас вокруг пальца, не дал тракторок этот (Тороп. Василево) (‗перехитрить, обмануть, обвести вокруг пальца‘);  За хорошую работу давали стахановский паѐк Дем. Н. Скребель) (‗во время войны: дополнительный кусок жареной рыбы в качестве платы за труд‘). 155 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН 5. Экспрессивное употребление диалектных слов и выражений  Варнать (‗делать что-н. долго и усердно‘): Песни варнаю, а слов не знаю (Ост. Городец); Что ты сидишь варнаешь? [в обращении к пишущему собирателю] (Ост. Городец);  У нас двести домов было, а потом как пошло, как начали кутель вертеть, так и разъехавши все (Ост. Кравотынь) (неодобр. о нынешних преобразованиях). Все выделенные единицы, как слова, так и более крупные образования, действительно не зафиксированы в академических словарях, и, соответственно, попали в диалектный словарь на вполне «законных» основаниях. Однако обращение к материалам ЗКРЯ, отражающего современную речь горожан (главным образом жителей Санкт-Петербурга), позволяет обнаружить множество похожих единиц, ср.:  там сказочку по телефону послушаю / за 15 копеек и спатеньки (САТ) (ласк.);  так / мы же вот этим цветом то // *П там же ещѐ и оранжевенькое (ОРД)1 (ласк.);  там евроремонтик у него / пластиковые окна / кухонька новая (ОРД) (ласк.);  слушайте / шикарненько // вот я очень рад / что оторвался // на свадебке / да (ОРД) (ласк.);  все русские почему-то / конечно но у всех свои развлечения / но они все почему-то хотят напиться особенно / если гостиница все включено / надо до 12 / если в 12 закрываются бары / то без пяти 12 выстраивается очередь русских / и берут там / 10 пива пожалуйста / 3 там 30 / э-э-э / водка / спрайт / что-нибудь в этом духе / почему-то все считают что это главная веселуха / но хотя русские практически самые веселые / но видимо напьются и веселые / вот (САТ) (суффиксальное образование); 1 Об особенностях орфографического представления материала в корпусе ОРД см.: Шерстинова и др. 2009. 156 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ  да короче / у меня просто / такая негативщина после этой свадьбы (ОРД) (суффиксальное образование);  я б закрылась на три месяца и лежала бы прям / купила бы книжек каких-нибудь / журналов всяких там / DVD и вот лежала бы и / отращивала жиры / <смех> / моя мама так это называет (САТ) (изменение сочетаемости литературных слов);  ну вообще как бы отпуск если делать вывод отпуск для меня э-э самое главное это выезд / куда-то выезд / что и отдых что и отпуск // это должен быть обязательно выезд / это какая-то смена обстановки / э-э / так что действительно люди устают от этой […] от всего // обыденного корыта с сухарями / просто тебя тошнить будет от этих сухарей // тебе захочется там сосиску например когда тебя сосисками да тебя тошнить начнет / ХОЧУ сухарь / ну также и здесь тоже хотя бы пять-десять дней (САТ) (изменение сочетаемости литературных слов);  ну попробуй / у тебя женихи то там вон ходят / (э-э) (...) волосатики // так скажи ему вот / нужно помочь человеку // найти вот эту // *В (...) вот у меня данные / кое-какие есть тут (ОРД) (суффиксальное образование);  потом ∫ комфортное / долгое / времяпрепровождение вечером с друзьями / в баре за бутылочкой пива (САТ) (неуместный девербатив);  небольшой горнолыжный курорт / с очень приятным компанией / с приятным местонахождением / с прекрасной природой (САТ) (нарушение сочетаемости);  одна рельсина и другая / вот они идут паралле(:)но / одина(:)ково / вот так вот / иначе поезд сойдѐт с рельс / правда ? (ОРД) (единичное образование);  Дыма / Дыма Дыма / ты не сюда залез // ну-ка давай ! *П давай ! (ОРД) (императив, обозначающий любое действие, к которому говорящий стимулирует собеседника);  так // *П допустим девятьсот четыре / # вот здесь напиши мне / # давай ! (императив, обозначающий любое действие, к которому говорящий стимулирует собеседника) (ОРД). 157 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН Из приведенных примеров видно, сколь схожа ситуация с лексическим составом современной городской и деревенской речи, ср. утверждение Л. П. Крысина, что «современная разговорная речь по ее лексико-фразеологическому составу отличается от той разговорной речи, которая описана» в работах Е. А. Земской и О. Б. Сиротининой (Крысин 2008: 111): она неоднородна и диффузна по составу и включает в себя как единицы, традиционно имеющие помету разг. в лексикографических источниках, так и те единицы, которые имеют просторечное или жаргонное происхождение, однако широко употребляются носителями русского литературного языка. Ср. также: «от современной разговорной речи в ее нейтральном слое невозможно (со стилистической точки зрения) отсечь обширный репертуар нелитературных и окололитературных — сниженнообиходных, просторечно-профессиональных, жаргонных и полужаргонных средств» (Винокур 1988: 54). Иными словами, язык современной деревни — это давно уже не однородное диалектное единство, по крайней мере в лексическом отношении, это такое же многослойное, разностилевое образование, как и городская речь, ср. рассуждения Б. А. Ларина о «многоязычии города» и «зачаточном или совершенном полиглотизме горожан» (Ларин 1977: 190-191). Современный диалектоноситель, как и современный горожанин, — это даже не билингв в рамках одного национального языка, а, скорее, полилингв, соединяющий в повседневной коммуникации, помимо своего территориального диалекта, еще и деревенское просторечие, профессиональную речь, тот или иной социальный (как минимум, возрастной) жаргон и, конечно, кодифицированный литературный язык, в том числе его разговорную разновидность. С учетом этой особенности и следует, как представляется, относиться к словникам диалектных словарей, чтобы видеть всю неоднородность их лексикофразеологического материала. 158 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ Литература Аванесов Р. И. Вопросы фонетической системы русских говоров и литературный язык // А. А. Реформатский. Из истории отечественной фонологии. М.: Наука, 1970. С. 300–325. Богданов С. И., Богданова Н. В., Гейльман Н. И., Овчаренко Е. Б. Спонтанные тексты разговорной речи в транскрипции. Методическая разработка по современному русскому языку. Часть 1 / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1983. Богданов С. И., Богданова Н. В., Гейльман Н. И., Пережогин Т. А. Спонтанные тексты разговорной речи в транскрипции. Методическая разработка по современному русскому языку. Часть 2 / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1984а. Богданов С. И., Богданова Н. В., Гейльман Н. И., Верхолетова Е. Ю. Спонтанные тексты разговорной речи в транскрипции. Методическая разработка по современному русскому языку. Часть 3 / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1984б. Богданова Н. В. Попытка классификации типов внутриязыковой интерференции // Язык города. Омск: ОмГУ, 1995. С. 4-8. Богданова Н. В. Язык деревни — современный статус и перспективы развития // Лингвистическая ретроспектива, современность и перспектива города и деревни. Материалы международного научного совещания 18–19 ноября 1997 г. Пермь: ПермГУ, 1999. С. 29–34. Богданова Н. В. О «языковых контактах» внутри одного языка (к постановке проблемы) // «А звук — все то же, что нить…» Сборник статей, посвященный юбилею профессора СанктПетербургского государственного университета Нины Александровны Любимовой. СПб.: Филол. факультет СПбГУ 2004. С. 19–29. Богданова Н. В., Зубкова Т. И. Методические указания и учебные задания по морфемике, морфонологии, морфологии и синтаксису русской спонтанной речи / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1986. Богданова-Бегларян Н. В., Асиновский А. С., Блинова О. В., Маркасова Е. В., Рыко А. И., Шерстинова Т. Ю. Звуковой корпус русского языка: новая методология анализа устной речи // Язык и метод: Русский язык в лингвистических исследованиях XXI века. Вып. 2 / Ред. Д. Шумска, К. Озга. Krakñw: Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellońskiego, 2015. С. 357–372. 159 Н. В. БОГДАНОВА-БЕГЛАРЯН Бодуэн де Куртенэ И. А. Языкознание // И. А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию, т. II. М.: АН СССР, 1963. С. 96–117. Вайнрайх У. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования / Пер. с англ. и коммент. Ю. А. Жлуктенко; вступит. ст. В. Н. Ярцевой. Киев: Вища школа, 1979. Виноградов В. А. Интерференция // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 197. Винокур Т. Г. Устная речь и стилистические свойства высказывания // Разновидности городской устной речи. Сборник научных трудов / Ред. Д. Н. Шмелев, Е. А. Земская. М.: Наука, 1988. С. 44–84. Гейльман Н. И. Методические указания и учебные задания по фонетике русской спонтанной речи. Часть I / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1986. Звуковой корпус как материал для анализа русской речи. Коллективная монография. Часть 1. Чтение. Пересказ. Описание / Отв ред. Н. В. Богданова-Бегларян. СПб.: Филол факультет СПбГУ, 2013. Звуковой корпус как материал для анализа русской речи. Коллективная монография. Часть 2. Теоретические и практические аспекты анализа. Том 1. О некоторых особенностях устной спонтанной речи разного типа / Отв. ред. Н. В. Богданова-Бегларян. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2014. Крысин Л. П. Некоторые принципы словарного описания русской разговорной речи (Постановка задачи) // Русский язык в научном освещении. – № 2 (16), 2008. С. 110–118. Ларин Б. А. К лингвистической характеристике города (несколько предпосылок) // Б. А. Ларин. История русского языка и общее языкознание. М.: Просвещение, 1977. С. 189-199. Русская разговорная речь европейского Северо-Востока России. Сборник текстов / Ред. Н. С. Сергиева, А. С. Герд. Сыктывкар: СыктГУ, 1998. Русская разговорная речь Заполярья. Мончегорск. Тексты / Ред. А. С. Герд. СПб.: СПбГУ, 2007. Русская разговорная речь Заполярья. Норильск. Тексты / Ред. А. С. Герд. СПб.: СПбГУ, 2002. Русская спонтанная речь. Свободные монологи-рассказы на заданную тему. Тексты. Лексические материалы / Сост. В. В. Куканова; Отв. ред. и автор предисл. Н. В. Богданова. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. 160 ДИАЛЕКТ VS. ДЕРЕВЕНСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ Русская спонтанная речь. Монологи-репродуктивы. Тексты. Лексические материалы / Сост. В. В. Куканова; Отв. ред. и автор предисл. Н. В. Богданова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2010. Русская спонтанная речь. Монологи-описания. Тексты. Лексические материалы / Сост. В. В. Куканова; Отв. ред. и автор предисл. Н. В. Богданова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2011. Русская спонтанная речь. Спонтанные монологи разных типов. Тексты. Лексические материалы (CD) / Сост. Н. В. БогдановаБегларян, И. С. Бродт: Отв. ред. М. Краузе Бохум (Германия), 2016 (в печати). Светозарова Н. Д. Методические указания и учебные задания по фонетике русской спонтанной речи. Часть II / Отв. ред. Л. А. Вербицкая, А. С. Герд. Л.: ЛГУ, 1986. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Под ред. Ш. Балли и А. Сеше / Пер. с фр. А. М. Сухотина. М.: Соцэкгиз, 1933. Шерстинова Т. Ю., Рыко А. И., Степанова С. Б. Система аннотирования в звуковом корпусе русского языка «Один речевой день» // Формальные методы анализа речи. Материалы XXXVIII Международной филологической конф. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. С. 66-75. Щерба Л. В. Общеобразовательное значение иностранных языков и место их в системе школьных предметов // Л. В. Щерба. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974. С. 344–366. Якобсон Р. О. О теории фонологических союзов между языками // Р. О. Якобсон. Избранные работы / Ред. В. А. Звегинцев. М.: Прогресс, 1985а. С. 92–93. Якобсон Р. О. Речевая коммуникация. Язык в отношении к другим системам коммуникации // Р. О. Якобсон. Избранные работы / Ред. В. А. Звегинцев. М.: Прогресс, 1985б. С. 306-330. Asinovsky A., Bogdanova N., Rusakova M., Ryko A., Stepanova S., Sherstinova T. Speech Corpus of Russian Everyday Communication «One Speaker‘s Day» (the ORD corpus) // SPECOM‘2009. Proceedings of the 13th International Conference «Speech and Computer». 21-25 June 2009. St. Petersburg, Russia. – SPb., 2009. – Pp. 5 161 А. А. Бурыкин ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ И КОМПЬЮТЕРНЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ ДЛЯ ЛЕКСИКОЛОГИИ И ЛЕКСИКОГРАФИИ — Ну, уж это положительно интересно, — трясясь от хохота проговорил профессор, — что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! М. Булгаков «Мастер и Маргарита», гл. 3. Аннотация. Автор статьи, основываясь на работах А. С. Герда, обсуждает некоторые вопросы компьютерного обеспечения исследований в области лексикологии и составления словарей разных типов. Ключевые слова: компьютерная лингвистика, прикладная лингвистика, базы данных, корпуса, лексикология, лексикография. О проблеме компьютерных технологий в лингвистике, особенно в лексикологии и в лексикографии, можно писать в разных жанрах — от статей на актуальнейшие темы, связанные с обработкой языкового материала до мемуаров о событиях 1970-х — 1980-х годов. Ведь многое помнят те времена, когда в обиходе еще не было слова «компьютер», а было ЭВМ, и этих самых компьютеров еще не было по паре на каждом столе и по одному в каждой сумке. А агрегат, обозначаемый БЭСМ или ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... ЭВМ, занимал несколько комнат, и владел им почти единолично тот, у кого был ключ от лаборатории. На машинное время надо было записываться или подавать заявку, а уж сколько времени занимала подготовка данных на перфокартах — жутко вспоминать на двадцать шестом году эры Билла Гейтса. Памятно и то, что три десятка лет назад аппарат с обозначением IBM PC AT с цифрой 286 (позже на жаргоне юзеров «двойка») стоил в московской комиссионке столько же, сколько «Волга Газ-24» по госцене. К этим временам возвращают некоторые извлекаемые из Интернета тексты, сохраняющие помету «Машинный фонд русского языка», куда при этом делся сам Машинный фонд с машинами и с продуктами — никому неведомо, история умалчивает. Может быть, до сих пор не всем понятно, что массовое распространение «двоек», «троек», продвинутых «четверок» и особенно «Пентиумов», появившихся на столе у каждого аспиранта, а потом и у студента, оставившее не у дел завлабов при ключах и, к тому же, превратившее в металлолом уважаемые некогда ЭВМ, потребовало кардинальных реформ управления наукой, овладевшей мощными компьютерами и новым поколением технологий. Вспоминается изречение о новом вине, которому не место в ветхих мехах (Мф. 9:17; Мк. 2: 21–22; Лк. 5: 37–39)1. Да, время идет и вино, безусловно, новое. Виноградная лоза уже не та, климат изменился и владельцы у виноградника другие. У мехов хозяева, однако, те же. Счастье ли в том, что мехи заслуженные? Старые они или все же ветхие? С одной стороны да, ведь тут мы имеем в виду специализированные отделения, выпускающие специалистов по прикладной лингвистике, а именно кафедру математической лингвистики Филологического факультета СПбГУ, которую 44 года возглавлял А. С. Герд, а также отделение теоретической (структурной) и 1 В этом евангельском фразеологизме сочетание «в ветхие мехи» заменяется на «в старые мехи» — в ресурсе «Библиотека лексикографа», о котором пойдет речь далее, найдено 259 документов с этим вариантом в интервале 1804—2014 годов. Точная цитата «в ветхие мехи» найдена только в семи источниках, в основном у авторов, связанных с православием или рассказывающих о духовных лицах. 163 А. А. БУРЫКИН прикладной лингвистики МГУ, легендарный ОСИПЛ, позже ОТИПЛ, выпускающий лингвистов-универсалов с лучшей в стране подготовкой. С другой стороны — мы по-прежнему гордимся нашими лексикографическими центрами и их ресурсами по лексике русского языка, к коим принадлежат Словарный отдел Ленинградского отделения Института языкознания АН СССР (ныне ИЛИ РАН), Межкафедральный словарный кабинет филологического факультета СПбГУ и подразделения Института русского языка им. В. В. Виноградова, где ведется работа над историческими словарями русского языка. Софистический вопрос для истории науки: что сделали с картотекой Древнерусского словаря, задуманного Б. А. Лариным — увезли из Ленинграда или привезли в Москву? Ответ на него во многом зависит от точки зрения, как мы знаем, основного понятия композиции по Б. А. Успенскому. Смена поколений лексикологов и лексикографов — реальность, от которой никуда не деться и на которую невозможно закрывать глаза. Разделение обязанностей старших научно-технических сотрудников по признаку — лаборант с синим карандашом и лаборант с красным карандашом, своего рода словарное рабовладение, не оставляющее молодым специалистам ни времени для своих разысканий, ни доступов к ресурсам, остается фольклором Словарного отдела, но живы и здравствуют те, для кого такая работа была обязанностью. Может быть, такая рутина, стратифицирующая работу над монументальными словарными проектами и сортирующая лексикографов по рангам, откладывается в психике и может когда-то сказаться. Многое ли изменилось в труде лексикографов? Ведь А. С. Герд одним из первых ставил вопрос об автоматизации исследований в гуманитарных науках (Герд 1987) и конкретно об автоматизации лексикографических работ еще в конце 1980-х годов (Герд 1988; Герд и др. 1989). А недавняя статья ученого как бы подводит итоги этих опытов (Герд 2014). У А. С. Герда имеются и последователи (Волков, Захаров 2004; Захаров 2005; 2007). Если посмотреть на труды А. С. Герда, посвященные проблемам машинной обработки текста и словарных материалов, архитектуре ресурсов, предназначенных для работы с ЭВМ и компьютерами, филологической подготовке и обработке текстов 164 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... для автоматического анализа, то можно увидеть, как именно формировалась программа составления словарей разных типов — обеспечение и развитие комплексных лингвистических ресурсов, объединяющих разные виды источников и продуктов (база данных, библиотека, тезаурус, картотека). Одна из первых работ А. С. Герда в области компьютерной лингвистики связана со структурой машинного фонда русского языка (то, что ныне называется Корпусами) (Герд 1986). Продолжением этого направления исследований явились статьи, связанные с использованием компьютерных ресурсов (воздержимся называть электронными те ресурсы, которые требовали ввода информации на перфокартах) (Герд 1988; 1989а; 1989б; Герд и др. 1989; 1990), продолженные уже в условиях распространения компьютеров нового поколения и новых технологий (Герд 2002; 2006; 2008а; 2013; 2014). Много внимания в его трудах уделено компьютерным базам данных по топонимике (Герд, Кузнецова 1982), электронным картотекам диалектной лексики (Герд 1995), созданию ресурсов и проблемам автоматической обработки древнерусских текстов (Герд и др. 1987; 1988) и т.д. Главный источник материала для словарной работы, причем не только для составителей Большого академического словаря современного русского языка, но и для авторов Словарей новых слов и для сотрудников группы Словаря русских народных говоров, которые сверяют свои материалы с картотекой — это Большая словарная картотека ИЛИ РАН, насчитывающая более 7 миллионов карточек, среди которых, как говорят, встречаются автографы Я. К. Грота, А. А. Шахматова и их великих современников. В Картотеке Словарного отдела работал Георгий Петрович Блок (1888—1962) — автор исторических романов, двоюродный брат А. А. Блока. Технология работы с картотекой остается прежней, как и 100, и 130 лет назад, когда готовились первые выпуски Словаря русского языка под редакцией Я. К. Грота — визуальный просмотр карточек с примерами на употребление лексических единиц. Механизмы пополнения картотеки до недавних лет оставались вполне традиционными — просмотр и разметка текстов, служащие основой для создания словарных карточек для Картотеки. Большая 165 А. А. БУРЫКИН Словарная картотека ИЛИ РАН, однако, имеет свою специфику в ряду словарных картотек Института русского языка или Словаря обиходного языка Московской Руси XVI—XVII веков. Материал и источники для любого исторического словаря ограничены количеством и объемом текстов. Словарь Древнерусского языка XI—XIV веков вобрал в себя все без исключения рукописи, относящиеся к указанному периоду. Теоретически можно себе представить, что может исчерпать текстовые ресурсы и картотека Словаря русского языка XI—XVII веков, и Словаря русского языка XVIII века. Однако появление новых текстов, документирующих современный русский литературный язык — феномен непрерывного процесса, требующий непрерывного лексикологического мониторинга и такого объема фиксации дополнительных и принципиально новых материалов, который рано или поздно должен был бы избавить Большую Словарную картотеку как источник словарей современного русского литературного языка (к ним относились и БАС и МАС и словари под редакцией С. А. Кузнецова, опосредованно связанные с той же картотекой) от ее превращения в источник для исторической лексикологии русского языка разных периодов. Ведь не случайно, что именно Большая словарная картотека создала фундамент для таких самостоятельных лексикографических инициатив, как Картотека Словаря русского языка XVIII века и электронные ресурсы Словаря русского языка XIX века. Не без оглядки на эту же картотеку, хотя и с пониманием острой необходимости ее обогащения новыми источниками, появилась инициатива А. С. Герда, связанная с проектом словаря русского языка первой половины ХХ века (Герд 2007; 2008; Бурыкин, Герд 2015). Одна из проблем, обозначившаяся еще в эпоху ЭВМ 1980 годов — возможность приспособить ЭВМ к пополнению таких лексикологических и лексикографических ресурсов, как словарные картотеки. За решение этой проблемы специалисты пытались взяться еще в середине 1980-х годов, когда в ЛОИЯ был создан специальный семинар, которым руководили сотрудник ЛО ИЯ д.ф.н. Н. Д. Андреев и его сын Д. Н. Андреев, работавший в Вычислительном центре Финансово-экономического института им. Н. А. Вознесенского. Этот семинар сослужил свою 166 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... службу, познакомив многих с миром компьютеров и открыв возможности их использования в собственной работе. Почти одновременно с этим в ЛОИЯ была создана Лаборатория автоматизации лингвистических исследований (ЛАЛИ, руководитель — А. С. Асиновский), однако она не решила возложенных на нее задач. После закрытия ЛАЛИ сходная проблематика разрабатывалась в Лаборатории Информационных лингвистических технологий ИЛИ РАН (руководитель С. А. Кузнецов), но и она, возможно, по причине административной изолированности от Словарного отдела, по итогам своей деятельности не смогла радикально повлиять на его работу. Перевод Большой Словарной картотеки ИЛИ РАН в электронную форму, о чем неоднократно заходила речь, выглядит весма спорной задачей в ряду технического обеспечения лексикографической работы. Проблемы тут заключаются даже не в отсутствии сил и финансовых средств. Во-первых, в новом формате Картотеки остается прежним режим доступа к ней — своего рода словарный феодализм, когда режим работы определяется тем, кто распоряжается ключами от Картотеки. Вовторых, электронная картотека в этом случае не будет представлять собой принципиально и качественно нового источника — она будет всего лишь электронной копией бумажной картотеки, где каждый документ, то есть словарная карточка, будет воспроизводить деятельность выборщика, ограничивающего лексический материал в иллюстрации и границы цитаты (см. Герд 2008: 144; с несколько иной модальностью: Бурыкин 2013: 210–214; 2015: 7, 9, 21–22).1 Проблемы персонификации труда лингвиста, работающего со словарными материалами, были осмыслены уже в 1980 годы, с появлением первых персональных IBM у наших коллег. 1 Одна из шуток в ИЛИ РАН по этому поводу гласила — прежде чем создавать автоматическую картотеку, надо разработать автоматическую версию Розы Павловны Рогожниковой (зав. Большой Словарной Картотекой), в противном случае не выдержат старые порядки пользования картотекой (устное сообщение Е. Ж. Кузнецовой, выпускницы кафедры матлингвистики ЛГУ 1977 г., сотрудницы БСК, ЛАЛИ и группы ЛАРНГ Словарного отдела ИЛИ). 167 А. А. БУРЫКИН Уже на рубеже 80-х — 90-х годов С. А. Старостин, один из крупнейших отечественных компаративистов, начал разрабатывать проект «Рабочее место лингвиста». Программное и ресурсное обеспечение, входившее в этот проект — пакет Starling, используется коллегами Сергея Анатольевича до сих пор. Аналогичные работы по созданию рабочего места лексикографа, предусматривающие оснащение персонального компьютера лингвистическими ресурсами и программами работы с текстом, велись в других профильных учреждениях (см.: Беляева 2004: 18, 25– 29). Тем не менее, технологические инновации затрагивали работу лексикографов ИЛИ РАН в минимальной степени. А. С. Герд пишет о проблемах корпоризации лексикографического продукта и его источников, предлагая следующую систему: «Подготовка будущего возможного нового академического словаря не требует поспешности. Это будет словарь, создаваемый с середины XXI века, в новой форме, в совершенно иных информационно-технологических условиях. Такому словарю должен предшествовать длительный подготовительный этап. В отличие от традиционных исследовательских методов такой этап представляет собой разработку информационной системы в виде взаимосвязанных автоматизированных корпусов. Какие это корпуса? <…> Первый корпус — корпус Большого академического словаря русского языка (БАС–3) (издание ИЛИ РАН, т. 1. М.– СПб., 2004). Здесь БАС–3 хранится в его неизменном виде. <…> Второй корпус — дополнения и изменения к БАС–3. В этот корпус специальные сотрудники-филологи вносят новые слова, отмечают слова устаревающие, новые значения, словосочетания, фразеологизмы и главное — недостающие цитаты. Именно творческая группа этого корпуса обсуждает вопросы расширения круга новых современных источников (газеты, поэзия, деловая литература и др.). Третий корпус — корпус откликов, замечаний <…> Четвѐртый корпус — корпус источников БАС–3. Этот корпус включает фамилии, инициалы авторов и названия произведений, процитированных ранее в иллюстрациях в БАС–3. Пятый корпус — история слова — включает новые источники, уточняющие историю фиксации слова в XII–ХХ веках. 168 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... Шестой корпус — библиографический. Это корпус исследований по истории и семантике отдельных слов и выражений. Нижние хронологические рамки такой системы корпусов определяются периодом, отраженным в БАС–3 — начиная от Пушкина и поэтов и писателей с начала XIX века. Все корпуса должны быть включены в единую автоматизированную словарную сеть ИЛИ РАН и сопоставлены с Большой словарной картотекой и базой данных ―Новые слова и значения‖ (и в перспективе — со словарем XIX века). Каждый корпус имеет свою группу <…> Разработка подобной системы и должна быть одной из задач ИЛИ РАН на ближайшие пять-семь лет» (Герд 2013: 247–249). С 2008 г. автор данной статьи ведет работу над созданием электронного ресурса «Библиотека лексикографа», целью которого является обеспечение исследований в области русской лексикологии и лексикографии на принципиально новом ресурсном и технологическом фундаменте. Основу проекта составляет собрание русских текстов разных жанров — художественная литература (поэзия, проза, драма), политическая и научная публицистика, воспоминания, переписка, научно-популярная литература по всем областям знаний. Это собрание представляет собой одновременно несколько лингвистических продуктов: 1) Электронная библиотека, позволяющая обеспечить доступ к сотням тысяч документов разных жанров — от серии романов до газетных заметок — с конкретного рабочего места офлайн, то есть независимо от посторонних устройств, в любое время; 2) Корпус русских текстов разных жанров при ориентацию на максимальный охват доступных ресурсов с единым поиском лексических и морфологических единиц; 3) Виртуальный тезаурус русского языка, включающий все лексические единицы из текстов, включенных в собрание текстов, с обеспечением доступа к каждой из них; 4) Виртуальная картотека, позволяющая просматривать все без исключений употребления нужной лексической единицы, причем границы необходимой цитаты определяются не вы- 169 А. А. БУРЫКИН борщиком позапрошлого или прошлого века, как в бумажной картотеке, а само присутствие материала в корпусе — не ревнителем идеологии и чистоты русского языка, а исключительно самим пользователем. Ресурс «Библиотека лексикографа» имеет ряд отличий от корпусных продуктов или тех проектов, которые могут быть известны посредством Интернета. «Библиотека лексикографа» — продукт принципиально офлайновый, не предполагающий внешнего доступа к нему из Интернета. Причин для этого достаточно много и мы не будем здесь на них останавливаться. «Библиотека лексикографа» — это даже не сетевой продукт, который мог бы быть размещен во внутренней сети ИЛИ РАН или Сети Словарного отдела. В этом нет никакой необходимости — этот ресурс устанавливается на отдельные персональные компьютеры, обеспечивая тем самым постоянный доступ для индивидуальных пользователей. «Библиотека лексикографа», в отличие от НКРЯ, не имеет какой-либо разметки. Это несколько ограничивает возможности использования ресурса, например, для поиска грамматического материала, однако существенно упрощает и облегчает процесс его пополнения, повторяем, основное предназначение «Библиотеки лексикографа» — это изучение лексики и источник примеров для работы над словарями. «Библиотека лексикографа» — открытый ресурс, каждый пользователь которого имеет возможность редактировать состав текстов, убирать из его состава что-либо лишнее для данного пользователя или что-то, не являющееся необходимым для решения конкретных текущих задач, а также самостоятельно пополнять его новыми текстами. В настоящее время (первая половина 2016 г.) объем «Библиотеки Лексикографа» составляет более 3,1 млрд словоформ. Суммарное количество текстов — около 270 тыс. единиц, из которых около 70 тыс. текстов составляет художественная, научная и научно-популярная, а также общественно политическая литература и официальные документы, остальная часть — статьи и заметки из газетной периодики. 170 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... Уже на этапе обсуждения первых результатов работы над проектом у лексикографов-источниковедов, получивших опыт на сверке цитат из картотеки с печатными изданиями, возникли опасения, в какой мере возможно доверять документации электронных текстов. Эта проблема нашла нетривиальное решение: в «Библиотеку Лексикографа» закладываются не только отдельные произведения — например, романы, повести, рассказы конкретных авторов, но и при наличии — наиболее авторитетные собрания сочинений писателей. Это несколько снижает полезный объем Библиотеки, в частности, увеличивается суммарное количество словоформ, но документы, включаемые в библиотеку, не оказываются новыми, однако возможность сверки текстов по разным воспроизведениям гарантирует достоверность цитируемых материалов. 1 Комплекс возможностей, предоставляемых компьютерными технологиями для работы с текстами и лексическими массивами, весьма велик, однако он в той или иной мере определяется отчасти сложившимися традициями, отчасти реалиями научной жизни академического института и его научных подразделений. К ним относятся, во-первых, весьма ограниченная возможность пополнения ресурса теми текстами, для которых пока отсутствуют электронные версии. Во-вторых, несмотря на временное присутствие в ИЛИ РАН специальных научных подразделений, смыслом создания которых была автоматизация лингвистических исследований, институт не располагает возможностями для составления собственных программ для работы с текстом. Его сотрудники вынуждены самостоятельно изучать имеющиеся программы для обработки текста и их возможности — в основном это относится к программам, имеющимся в свободном 1 Практика показывает, что даже учет самых авторитетных изданий и обращение к различным изданиям одного и того же источника не защищает от возможных недоразумений. Во всех известных нам (более 20) изданиях романа О. М. Куваева (1934—1975) «Территория» мы читаем «Куценко прошлифует долину Китама». Даже в магаданских изданиях этого романа текст не выправлен, хотя он с очевидностью должен читаться «прошлихует долину Китама»: речь идет о взятии проб на золото. 171 А. А. БУРЫКИН доступе или в демо-версиях, и в весьма ограниченном объеме также и к лицензионным программам: в частности. оптимальной поисковой программой для проекта оказалась программа Архивариус 3000. Впрочем, «Библиотека лексикографа» для решения ряда задач требует такой поисковой системы, в которой отсутствовал бы морфологический анализатор и которая тем самым обеспечивала бы поиск конкретных словоформ или таких слов, которые являются омонимичными для каких-то грамматических форм более употребительных лексем. Так слово ходя — прозвище китайцев — буквально теряется среди форм глагола ходить, в том числе деепричастия настоящего времени ходя.1 В-третьих, пользование «Библиотекой лексикографа» оказалось связанным с необходимостью обращаться к электронным версиям словарей русского языка, причем к таким версиям, которые представлены в автоматически обрабатываемых форматах (в редактируемых форматах), обеспечивающих поиск необходимых лексических единиц. В этой области, к сожалению, положение дел меняется крайне медленно, и именно оно инициировало вопрос, вынесенный в эпиграф статьи — А почему, собственно, в электронном лексикографическом хозяйстве, чего ни хватишься, ничего нету? — В самом деле, у нас до сих пор нет ни электронных обрабатываемых версий словарей, подготовленных в Словарном отделе, ни Большого академического словаря в последнем издании, ни Сводного словаря современной русской лексики под ред. Р. П. Рогожниковой (Сводный словарь... 1991), который и был подготовлен в свое время как справочное пособие для лексикографов, ни словника Большой Словарной картотеки, ни указателей источников к Большой Словарной картотеке и к БАС, с которыми можно было бы сравнивать каталог текстов 1 Вспоминаются реальные случаи из машинного анализа текстов 1970-х годов, когда ЭВМ идентифицировала слова генерал и козѐл как формы прошедшего времени глаголов. Впрочем, для идентификации последнего автором этой статьи тогда же было обнаружено формальное правило: несупплетивные регулярные формы претерита на -ѐл соотносятся с односложными глагольными корнями, потенциальный инфинитив *козести не отвечает наблюдаемой закономерности. 172 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... «Библиотеки лексикографа», составляемый автоматически за три минуты при помощи каталогизатора. А ведь был бы желателен еще и словарь персоналий авторов, чьи произведения расписываются в картотеку и цитируются в академических словарях (Бурыкин 2013: 214–215), и лист Desiderata (WANTED) для пополнения текстовых ресурсов. Для «Библиотеки лексикографа» его функции выполняют сведенные в единый архив биобиблиографические данные по авторам, позволяющие определять еще не оцифрованные или не разысканные в электронном формате произведения тех авторов, которые уже представлены в Библиотеке, и некоторые биобиблиографические справочники, к сожалению, быстро устаревающие. Известный «Лексикон русской литературы ХХ века» В. Казака, русское издание которого вышло в свет в 1996 году, ныне полезен только при рассмотрении биографий и текстов авторов первой половины ХХ века. Ни один из коллективов отечественных лексикографов не имеет в своем распоряжении ресурса и программы, которая могла бы составлять аналог английской (Британской) программе Wordsmith. Нет собственных программ и у лексикографов Словарного отдела. Но все же можно было воспользоваться и регулярно пользоваться такой программой, как Interpretatio 2.01, объединяющей под единой оболочкой 44 словаря, в том числе словари Даля, Ушакова и Ожегова, которая реально оказывает помощь в работе, в том числе и в чисто словарной (см.: Бурыкин 2009). Мультитематическая энциклопедия Darkenc, объединяющая более 100 словарей, неудобна для работы по той причине, что она не позволяет просматривать два или несколько словарей одновременно. Имеется несколько программ (Texrpipe Pro в разных версиях и другие), которые позволяют разбивать текст на словоформы и группировать словоформы по определенным принципам — алфавитному, частотному (по возрастанию и убыванию), и даже инверсионному, создавая обратный словарь к тексту. Увы, именно с помощью таких программ пока решается проблема подбора материалов к Словарю русского языка первой половины ХХ века (фактически так же могло бы осуществляться пополнение картотеки) — это стало возможным только при сверке словников текстов со сводным словником 173 А. А. БУРЫКИН толковых словарей: достижение заключено в том, что оба задействованных продукта уже имеют электронную форму. Первыми подразделениями Словарного отдела ИЛИ РАН явились группа Новых слов, сотрудникам которой было необходимо проверять неологические материалы, зафиксированные в периодике последних лет, по более ранним источникам, причем Большая Словарная картотека при таких проверках не давала результатов ввиду неполноты, а также группа Большого академического словаря русского языка, при работе над которым ощущался острейший недостаток цитатного материала. Один из первых тестов Библиотеки, предложенный неологами, содержал слово Арбатство — неологизм, известный по текстам Б. Окуджавы. Было найдено 3 примера из сочинений самого Окуджавы и 2 — из критиков, писавших о них. НКРЯ на тот момент — лето 2009 года — не выдал ничего.1 Однако как раз пользователи из группы БАС задавались вопросом: как работать с массивом иллюстраций, выдаваемым Библиотекой и превосходящим все привычные объемы? Да, «Библиотека лексикографа» позволяет просматривать сотни и тысячи текстов с десятками и сотнями употреблений данного конкретного слова, это серьезно озадачивало пользователей и в начале работы проекта, и сейчас составляет довольно сложную задачу. Возникали спонтанные диалоги: — Как работать с этими тысячами примеров, выдаваемыми компьютером? — Вот карточки из ящика можно раскладывать, просматривать, группировать… Ответ был один: ограниченное количество карточек относительно небольшого объема документации слов в самом 1 Стихотворение Б. Окуджавы «Надпись на камне», где в эпиграфе присутствует это слово, датируется 1982 г., диапазон документации 1985—2011 гг., число документов на 2016 г. — 15. Другие опыты тестов Библиотеки: Тест С. А. Крылова — форма выкарабкивающегося — показал хронологический диапазон 1928—2010 гг., число документов — 16. Тесты С. А. Мызникова: данные на слово пыжьян — 35 документов в диапазоне 1838—2011 гг.; форма вогулич встретилась в 101 документе с 1750 по 2013 гг. Тест С. Св. Волкова: слово слоеватый, встретившееся у М. В. Ломоносова (2 примера) и не попавшее в словари, встретилось в 10 документах с 1700 по 1996 г. в разных значениях. 174 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... деле комфортно — только оно не дает возможности находить среди словоупотреблений новые значения слов, спрашивается, уж не в этом ли состоит главное удобство и комфорт бумажной картотеки? Тогда же стало ясно, что НКРЯ помогает лексикографам из группы БАС и Группы новых слов далеко не во всех случаях. С течением времени, соответственно с появлением опыта работы с «Библиотекой лексикографа» подобные суждения отпали сами собой. Стало ясно — альтернативы «Библиотеке лексикографа» не существует. К числу тех, кто обращается к Библиотеке, относятся и сотрудники группы СРНГ, и составители Словаря языка М. В. Ломоносова, неизменно находящие ответы на возникающие вопросы. Одним из пожеланий пользователей Библиотеки, представляющих разные группы Словарного отдела ИЛИ РАН, была возможность идентификации даты создания тех или иных текстов, содержащих нужные цитаты на лексические единицы. Это пожелание в настоящее время выполнено, и ныне Библиотека существует в двух вариантах — в алфавитном списке по авторам с проставленной в имени файла датой (наиболее доступный для просмотра вариант, открывающий возможность для автоматической выборки и группировки текстов), и в раскладке по годам, где произведения за каждый год — с 1699 по 2015 годы — размещены в отдельные папки-директории, которые в программе Архивариус 3000 при переключении настройки могут быть выстроены в хронологическом порядке. Этот вариант ресурса дает возможность с максимально доступной на сегодняшний день достоверностью определять примерное время вхождения лексических единиц в русский язык, а также позволяет просматривать материалы по отдельным словам за определенные временные периоды. Проблема изучения документации на наиболее частотные лексические единицы — голова, рука или стол — естественно, осознается прежде всего составителем проекта, который сам начал пользоваться им при изучении русской терминологии родства, где объем документации на разные термины — напри- 175 А. А. БУРЫКИН мер, отец и ятровь1 — различается в сотни и тысячи раз. Опыт составления в рамках библиотеки мини-корпуса, специально предназначенного для поисков такого рода материалов и предпринятый в 2012 г., был основан на идее обобщения минимум наиболее репрезентативных текстов от наиболее репрезентативных авторов. Однако корпус даже всего в 1500 текстов оказался слишком объемным по лексическому наполнению, а по количеству выдаваемых примеров — слишком большим. И, главное, не особенно информативным ни по семантике, ни по хронологии. В настоящее время рассматривается иная идея подготовки мини-корпуса — в него должны войти по 1-2 наиболее репрезентативных текста за каждый год примерно с 1775 по 2015 годы. Одна из недавних лексикографических инициатив А. С. Герда, во многом связанная с его работой над БАС — это, как уже отмечалось, Словарь русского языка первой половины XX века (Бурыкин, Герд 2015). Этот словарь призван компенсировать лакуны в словнике толковых словарей русского языка ХХ века, вызванные разными причинами, из которых, видимо, основная — неполнота охвата текстового материала, обусловленная политическими или идеологическими причинами. В Большую картотеку не попадали сочинения писателей, публицистов и политических деятелей, ставших жертвами репрессий 1930-х годов, произведения писателей-эмигрантов, материалы зарубежной периодики, а позднее, в конце 1970-х годов — произведения писателей-эмигрантов третьей волны, диссидентов или участников неконформных акций, к числу которых, например, относится альманах «Метрополь» 1978 года. В лексико1 Слово ятровь в Библиотеке лексикографа встречено в 18 документах, в основном в цитатах из исторических сочинений или в филологических работах как экзотика, вышедшая из употребления — ни один из документов не отражает узуса. Даже в диалектных картотеках это слово зафиксировано лишь однажды в Орловской области. В отличие от деверя и золовки, никто не собирается восстанавливать ятровь даже из отъявленных защитников русского языка и русского родства, за номенклатурой которого стоит крестьянская или мещанская семья середины позапрошлого века. 176 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... графическую немилость тогда попали Б. Окуджава, А. Вознесенский. Б. Ахмадулина и другие блестящие представители русской литературы конца ХХ века и рубежа тысячелетий. 1 Еще одна задача задуманного словаря — изучение семантической стороны слов на синхронном срезе 1905—1939 годов; вполне можно ожидать, что какие-то значения слов или оттенки значений оказались не отраженными ни в БАС в двух его доступных изданиях, ни в четырехтомных словарях — МАС и словаре под редакцией Д. Н. Ушакова. Проект «Библиотека лексикографа» по существу снимает вопросы с корпусом источников для нового словаря — подавляющее большинство авторов текстов, материал которых отсутствовал или имелся в недостаточном объеме в Большой словарной картотеке, ныне представлены в Библиотеке лексикографа в полно текстовом формате, а раскладка по годам снимает вопрос о подборе или выборе источников для словаря из имеющихся ресурсов. Обобщающий словник толковых словарей русского языка — БАС, МАС, Ушакова и Ожегова — составлен на основе имеющихся ресурсов. Вклад А. С. Герда во все новые предприятия исключителен, будем ли мы говорить о прикладных проектах, о диалектологических исследованиях и их организации от сбора материалов студентами до выпуска многотомного словаря, или об академической лексикографии начала XXI в. Нелишне напомнить, что именно А. С. Герд , заинтересовавшийся проектом «Библиотека лексикографа» еще в 2010 году, представил нам 1 Автор статьи хорошо помнит, как в самом конце 1970-х годов по группам Словарного отдела демонстрировался рукописный листок, написанный почерком зав. отделом Ф. П. Сороколетова «Не цитируются…», а далее шел список фамилий, украшающих русскую литературу последней четверти ХХ века. Трудно только вспомнить, к работе над каким именно словарем относилось это требование — в работе находилось тогда только второе издание Словаря русского языка в 4-х томах под ред. А. П. Евгеньевой. Однако установка сработала и на более продолжительное время, в том числе оказала дейсвтие и на пополнение картотеки. Ныне она служит ориентиром для обратного — для более полного представления попавших в немилость авторов в «Библиотеке лексикографа». 177 А. А. БУРЫКИН свой список авторов и произведений, которые требовалось разыскать и ввести в научный оборот. Так создавались условия подготовки ресурсов для Словаря русского языка первой половины ХХ века — и, кажется, не только для него. «Есть три эпохи у воспоминаний» — написала А. Ахматова в «Северных элегиях». А. С. Герд и его единомышленники по словарной практике пережили несколько эпох в компьютеризации лингвистических исследований и технологии словарной работы. Они были свидетелями того времени, когда ЭВМ занимали все пространство машинных залов и картотека занимала целый этаж Института, и стали свидетелями того, когда все необходимые атрибуты лексикографа тиражируются в неограниченных объемах и умещаются в 7-дюймовом нотбуке. Наверное, уже никто, кроме учеников Александра Сергеевича, не сможет рассказать о том, что было раньше. Литература Беляева Л. Н. Информационное пространство филолога и принципы его организации // Изв. РГПУ им. А.И. Герцена. 2004. Т. 4. Вып. 9. С. 17–32. Бурыкин А. А. Русская диалектная лексикография в эпоху компьютерных технологий: обзор ресурсов, возможности работы и насущные потребности // Диалектная лексика — 2009. СПб.: Наука, 2009. С. 67–81. Бурыкин А. А. Проблемы и задачи справочного аппарата к корпусам и картотекам // Труды международной научной конф. «Корпусная лингвистика — 2013. СПб., 2013. С. 208–216. Бурыкин А. А., Герд А. С. Электронные ресурсы для лексикологии и лексикографии и задачи составления словаря русского языка первой половины двадцатого века // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2015». СПб., 2015. С. 146– 153. Волков С. С., Захаров В. П. Информационная среда современной лексикографии: корпус текстов и / или электронная картотека? // Технологии информационного общества — Интернет и современное общество (IST / IMS–2004): Сборник трудов VII Всероссийской объединенной конф. СПб., 2004. С. 52–54. Герд А. С. Типы русских текстов и машинный фонд русского языка // Машинный фонд русского языка. М., 1986. С. 67–75. 178 ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСАХ... Герд А. С. Автоматизация исследований в гуманитарных науках // Вторая Всесоюзная конф. по созданию Машинного фонда русского языка. М., 1987. С.110–116. Герд А. С. Ещѐ раз об автоматизации лексикографических работ // Советская лексикография. М., 1988. С. 225–232. Герд А. С. Лексические базы данных и вопрос тезауруса русского языка (к 125-летию со дня рождения А. А. Шахматова) // Третья Всесоюзная конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Ч. 1. М., 1989. С. 19. (а) Герд А. С. Некоторые замечания о политекстовых базах данных // НТИ. 1989. № 9. Сер. 2. С. 16–18. (б) Герд А. С. Лексическая база данных МФРЯ (структура) // Доклады третьей Всесоюзной конф. по созданию Машинного фонда русского языка. М., 1990. С. 53–57. Герд А. С. Картотеки русской диалектной лексики и машинный фонд русского языка // Национальные лексико-фразеологические фонды. СПб, 1995. С. 193–197. Герд А. С. Базы данных и прикладная лингвистика // Материалы конф. «Корпусная лингвистика и лингвистические базы данных»: Доклады... СПб, 2002. С. 3–6. Герд А. С. РНК и академическая лексикография // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2006». СПб, 2006. С. 88– 92 Герд А. С. Словарь русского литературного языка первой половины XX века (к постановке проблемы) // Слово и текст в культурном сознании эпохи. Вологда, 2007. С. 208–211. Герд А. С. Национальный корпус русского языка — Словарная картотека — Академический словарь // Труды Международной конф. «Корпусная лингвистика — 2008». 6–10 октября, 2008 г. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 143–149. (а) Герд А. С. Словарь русского литературного языка первой половины XX века (к постановке проблемы) // История русского слова в тексте и словаре. Вологда, 2008. С. 20–21. (б) Герд А. С. Академическая лексикография как система корпусов // Труды международной конф. «Корпусная лингвистика — 2013». СПб., 2013. С. 247–249. Герд А. С. Автоматизация в лексикографии (итоги и перспективы) // Структурная прикладная лингвистика. Вып. 10. СПб., 2014. С. 230–236. Герд А. С., Кузнецова Е. Л. Проект автоматизированной словарносправочной системы по топонимике СССР // Топонимия 179 А. А. БУРЫКИН Северо-Запада СССР и проблемы еѐ изучения в высшей и средней школе. Череповец, 1982. C.12–13. Герд А. С., Кузнецова Е. Ж., Асиновский А. С. Разработка автоматизированной системы создания и редактирования словарей // Третья конф. по созданию Машинного фонда русского языка. Ч. 1. М., 1989. С. 34–35. Захаров В. П. Компьютерная модель большой словарной картотеки Института лингвистических исследований РАН // Технологии информационного общества — Интернет и современное общество: Труды VIII Всероссийской объединенной конф. (СанктПетербург, 8–11 ноября 2005 г.). СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. С. 33–34. Захаров В. П. Словарная картотека Института лингвистических исследований РАН как объект автоматизации // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Труды международной конф. «Диалог–21». М., 2007. — Режим доступа: http: //www.dialog-21.ru/digests/dialog2007/materials/html/31 .htm Пашнева С. А., Смахтин Е. С. Практикум по автоматизации рабочего места лингвиста. Учебно-методическое сетевое электронное пособие. Курск, КГУ, 2011. Номер госрегистрации 0321203684. Практическая лексикография: 100 лет словарной картотеке / Отв. ред. Р. П. Рогожникова. М, 1989. Сводный словарь современной русской лексики / Под ред. Р. П. Рогожниковой. М.: Русский язык, 1991. Т. 1–2. 180 Е. И. Грехова ХРАНИТЕЛЬ ОЧАГА Об ученом, организаторе науки, администраторе А. С. Герде подробно напишут, несомненно, многие люди. Мне хочется рассказать о незабываемых эпизодах моей жизни, которые связаны с Александром Сергеевичем. В 1964 году младший научный сотрудник Словарного кабинета пришел в аудиторию к матлингвистам читать курс лексикологии русского языка. После фонетики в исполнении Л. Л. Буланина, который читал лекцию медленно бесстрастным монотонным голосом, маяча вдоль доски в маленькой аудитории в «катакомбах», яркая эмоциональная манера Александра Сергеевича пришлась нам по душе. Тут было место и шутке, и юмору, а главное — чувствовалось любовное отношение к живому слову. Видимо, поэтому мы с подругой напросились в диалектологическую экспедицию, хотя учебный план матлингвистов такой практики не предполагал. В первый раз мы попали в поморскую деревню на берегу Онежской губы с Г. Я. Симиной. Следующая экспедиция уже с Александром Сергеевичем направлялась в Заонежье. Как опытные диалектологи мы взяли с собой магнитофон, удочки и запас продуктов. Из Петрозаводска нам предстояло вдвоем лететь на гидросамолете до Водлозера. Е. И. ГРЕХОВА Александр Сергеевич усадил нас в дряхлый забитый туристами и байдарками самолетик, который еле взлетел после нескольких безуспешных попыток оторваться от поверхности озера. Вознаграждением за пережитые страхи был вид Кижей, над которыми пилот сделал несколько кругов на небольшой высоте. Приводнились мы уже на Водлозере возле Поги, а оттуда на попутной моторке добрались до крохотного острова, где оставалась всего одна деревенька. Я неслучайно пишу об этом так подробно. Александр Сергеевич за все годы своей диалектологической практики несчетное число раз проделывал подобные и еще более рискованные марш-броски, чтобы добраться до своих подопечных. Не успели мы обжиться на новом месте, только очухались от предложения хозяйки «пахать мосты», обследовали остров и нашли места, где ловится ряпус, как неожиданно под вечер с большим рюкзаком за плечами появился на пороге Александр Сергеевич. Надо сказать, что он застал нас врасплох. Ужином-то мы его накормили с дороги, даже домашние припасы из чулана выложили на стол, а вот с записями в тетрадях было плоховато. Понадеявшись на магнитофон, мы потеряли много времени. Выслушивая наставления, как следует организовать работу, чтобы наверстать отставание, мы засиделись допоздна, пока хозяйка не забеспокоилась, где же наш гость будет ночевать. Подходящего места в доме не было: это был не просторный поморский дом-пятистенок, а простая деревенская изба, где за печкой в закутке помещались мы. Не долго думая, хозяйка предложила постелить в чулане, на что Александр Сергеевич охотно согласился, поскольку проситься на ночлег в деревне уже было поздно. Радуясь, что не получили заслуженный разнос, мы долго не засыпали и пошучивали: что если Александр Сергеевич обнаружит в чулане наши припасы и съест. Наутро наш гость с первой попутной моторкой отправился инспектировать других горе-диалектологов. Организовать работу экспедиции непросто. Что уж говорить о руководстве кафедрой, где заведующие менялись с завидной регулярностью. С благословления партбюро на этой должности побывали за короткое время В. П. Ступин, Е. Д. Панфилов, О. Ф. Воронкова, Л. Н. Засорина, которую активно не 182 ХРАНИТЕЛЬ ОЧАГА принимала часть коллег. Подоплека этого конфликта меня мало интересовала, так как работала я в группе программированного обучения, которая формально относилась к кафедре математической лингвистики, но располагалась в отдельном помещении и была по сути межкафедральной. Немецкая, русская и английская секции с энтузиазмом работали над учебниками и обучающими программами, мечтали о временах, когда по ним с помощью обучающих машин будут учиться языку студенты. Поздравляя нас с пятилетием от имени Словарного кабинета, В. М. Мокиенко очень точно выразил наше тогдашнее настроение: Хоть молода проблема программуча, Зато она не засорена. К несчастью, лидера и вдохновителя этих работ А. Р. Белопольскую администрация вскоре выдворила на пенсию, а участники разбрелись кто куда. Мне пришлось перебраться на кафедру матлингвистики вместе с письменным столом и полным карточками и черновиками программ кубом и на новом месте пытаться хотя бы сохранить сделанное. Повезло, это был последний год заведования Л. Н. Засориной, и до меня никому не было дела. Помню самое короткое заседание кафедры, на котором был представлен новый заведующий. А. С. Герд обратился к собравшимся с короткой речью, после чего объявил окончание заседания. Все расходились, недоумевая: что-то будет. Перемены не заставили себя ждать. Вместе с уже дипломированным матлингвистом В. Д. Буторовым, который стал секретарем, Александр Сергеевич начал строить кафедру, наладив с различными НИИ хоздоговорные работы по созданию отраслевых терминологических словарей. В качестве исполнителей привлекались выпускники отделения, которым непросто было найти работу по специальности. Это была «кузница кадров» для будущего кафедры. (Надо заметить, что все эти работы выполнялись еще до появления персональных компьютеров на каждом рабочем месте, а «машинное время» в вычислительном центре на Даче Долгорукова часто выпадало на ночные часы.) 183 Е. И. ГРЕХОВА Я не участвовала в этих работах. Александр Сергеевич не закрыл тему программированного обучения и великодушно позволил мне продолжать прежние занятия, отпускал в «местные командировки» домой к Анне Рафаиловне, которая не теряла надежды издать свой «Путеводитель по тексту» — алгоритмический учебник немецкого языка. К сожалению, ни техническая, ни полиграфическая реализация этого пионерского проекта не могла быть осуществлена в то время. (Учебник увидел свет лишь в 2014 г. благодаря упорству Э. М. Белопольского и при содействии Александра Сергеевича.) Прошло некоторое время, и я получила царский подарок: зная, что у меня сданы кандидатские экзамены, Александр Сергеевич предложил мне целевое место в аспирантуру на кафедре общего языкознания. Это был предел мечтаний. Радость омрачало одно условие: по окончании придется позаботиться о трудоустройстве самостоятельно. Было немного обидно, но, как оказалось, Александр Сергеевич в который раз проявил дальновидность. С годами еще целый ряд выпускников отделения матлингвистики вошли в штат кафедры общего языкознания, подтверждая уровень подготовки на отделении. В коллективе, созданном заботами Александра Сергеевича, «цветут все цветы». Достаточно просмотреть оглавление периодического кафедрального сборника «Структурная и прикладная лингвистика», чтобы оценить спектр научных интересов сотрудников, сформировавшихся в атмосфере свободы, творчества и человеческого тепла, которое всегда излучал всеми любимый Александр Сергеевич. 184 В. Г. Гузев О ПОНЯТИИ «ФОРМОИЗМЕНЕНИЕ» Аннотация. Статья преследует цель показать, что традиционный ряд лингвистических понятий — словообразование, словоизменение, формообразование — целесообразно дополнить понятием «формоизменение», под которым понимается разновидность словоизменения, представляющая собой имеющийся далеко не во всех языках и не у всех категорий механизм репрезентации в речи (чаще всего значением лица) предметов, участников ситуации, которые вступают в передаваемую категориальным значением связь в одном и том же амплуа (например, субъекта обладания, производителя действия или субъекта передаваемого суждения). Ключевые слова: оперативное грамматическое преобразование слов, словоизменение, формообразование, формоизменение. Исследование строя тюркских языков, которые в структурном отношении относятся к числу суффиксальных агглютинативных языков, привело автора настоящей заметки к необходимости дополнить общеизвестную триаду понятий — словообразование, словоизменение, формообразование (напр., см.: Кубрякова 1976; Герд 1984) — понятием «формоизменение». Первым критиком или комментатором последнего совершенно случайно (при случайной встрече) оказался мой многолетний друг Александр Сергеевич Герд. В. Г. ГУЗЕВ В то, теперь уже довольно отделенное, время я размышлял о трактовке упомянутых четырех понятий, и встретив Александра Сергеевича, поделился с ним своими соображениями. На его вопрос, что я понимаю под формоизменением, я ответил следующим пояснением: если, скажем, немецкий перфект состоит из глагола haben или sein плюс причастие II, то этим и ограничивается его формообразование. За аналитической формой перфекта закреплено и его категориальное значение. Изменение этой формы по лицам никак не меняет еѐ категориального значения. Значит, главным в перфекте является его сложное значение, оно-то и участвует в выполнении главной, коммуникативной, функции языка. Наличие у него спряжения следует признавать второстепенным признаком перфекта (что может быть подкреплено, например, фактом неполноты механизма его спряжения в английском языке). С другой стороны, формы русского прошедшего времени (шѐл, шла, шло, шли), строго говоря, некорректно называть личными, поскольку они не представляют субъект значением лица (сигнализируя о роде / поле и числе). Кроме того, алтаистам известно много языков, в которых имеются неспрягаемые финитные формы, т. е. формы, которые не подвергаются спряжению. Таким образом, во избежание недоразумений наличествующие не во всех языках механизмы изменения форм по лицам или числу точнее было бы называть формоизменением. Реакцией А. С. Герда на приведенное объяснение были слова: «Как ты до этого додумался? Кажется, пока еще никто этого не подметил». Поясню подробнее упомянутую точку зрения автора настоящих строк. Словоизменение трактуется на тюркском материале как языковой механизм такого оперативного грамматического преобразования знаменательных или служебных слов (в речи)1, которое преследует следующие цели. 1 Уже давно высказана точка зрения, согласно которой словоизменительные операции в агглютинативных языках производятся не в языковой системе, а в речи. См., напр.: Мельников 1969; 2003: 338–341. 186 О ПОНЯТИИ «ФОРМОИЗМЕНЕНИЕ» 1. Сопряжения лексических (знаменательных или служебных) значений со служебными, не нарушает тождества лексемы самой себе и находит речевое воплощение в построении словоформ. В тюркских языках словоизменительные операции чаще всего производятся для передачи информации или о связях (турецкие примеры: ev+imiz+den «из нашего дома», yaz+dır+dı «побудил кого-либо писать»), или о второстепенных свойствах тех элементов реального или воображаемого мира, которые называются исходными основами (kız+cağız «маленькая девочка» gel+iver+di «неожиданно появился»). 2. Вторичной репрезентации, например, представления действия в именных образах: предмета (gel+me «приход, прихождение»), признака (gel+en «приходящий») или обстоятельства (ge+lerek «приходя»).1 В результате словоизменительной операции не происходит нарушения «тождества слова» самому себе (Павлов 1985: 27). Как справедливо писал Л. В. Щерба, форма слова есть такое изменение его фонетического облика, которое не создает значительного расхождения с лексическим значением исходного слова (Щерба 1957: 77). Формообразование в свете сказанного понимается как основная (с коммуникативной точки зрения наиболее важная) разновидность словоизменения, представляющая собой языковой механизм такого оперативного грамматического преобразования слов, которое производится с целью репрезентации в речи каких-либо категориальных значений (т.е. значений, содержащих информацию о связях или второстепенных свойствах элементов действительности, называемых основой). Этим механизмом обладают все словоизменительные категории, т.е. как те, в которых не используется изменение форм по лицам, числам, по роду (например, категории склонения, залога), так и те, в которых имеется спряжение (категория принадлежности, именная и глагольная категории сказуемости). Формоизменение — с коммуникативной точки зрения менее важная, чем формообразование разновидность словоизменения, представляющая собой механизм такого оперативного 1 Подробнее см.: Гузев 2015: 119–121, 153–176. 187 В. Г. ГУЗЕВ грамматического преобразования (слово)форм, которое не затрагивает их категориального значения и производится с целью репрезентации (чаще всего значением лица) в речи предметов, участников ситуации, которые вступают в передаваемую категориальным значением связь в одном и том же амплуа (например, субъекта обладания как одного из участников отношения принадлежности, производителя действия или субъекта передаваемого конкретного суждения). Формоизменение свойственно только многочленным категориям (в частности, категории принадлежности, именной и глагольной категориям сказуемости) и в большинстве тюркских языков оно представляет собой спряжение по лицам. В некоторых тюркских языках (в чувашском, туркменском, в одном из диалектов татарского, в ряде тюркских языков Китая) и в большинстве других алтайских языков имеются категории принадлежности и сказуемости, не обладающие механизмом формоизменения. 1 Термину «формоизменение» (вместо термина «спряжение») отдается предпочтение по следующим соображениям: 1) он более мотивирован с точки зрения функционального подхода (словоизменительная (слово)форма изменяется со сформулированной выше целью); 2) он более прозрачен с точки зрения современного восприятия его русскоязычным учащимся или исследователем; 3) он более «логичен» в терминологическом отношении, т. е. естественно продолжает ставший традиционным ряд терминов: «словообразование», «словоизменение», «формообразование». Литература Герд А. С. Словообразование, формообразование и словоизменение // Лингвистика и модели речевого поведения. Л., 1984. С. 13–21. Гузев В. Г. Теоретическая грамматика турецкого языка. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 2015. 1 Термин «формоизменение» с иным значением употреблен в «Словаре лингвистических и литературоведческих терминов» Е. Д. Поливанова (см.: Поливанов 1991: 389). 188 О ПОНЯТИИ «ФОРМОИЗМЕНЕНИЕ» Кубрякова Е. С. О формообразовании, словоизменении, словообразовании и их соотношении // Изв. АН СССР. Серия литературы и языка. 1976. Т. 35. № 6. С. 514–526. Мельников Г. П. Языковая стратификация и классификация языков. // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М.: «Наука», 1969. С. 45–72. Мельников Г. П. Системная типология языков. Принципы, методы, модели. М.: «Наука», 2003. Павлов В. М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Л., 1985. Поливанов Е. Д. Труды по восточному и общему языкознанию. М.: Наука, ГРВЛ, 1991. Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку / Ред. М. И. Матусевич. М.: Учпедгиз, 1957. М., 1957. 189 Н. Н. Казанский ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС Аннотация. В статье предлагаются критерии для разграничения диалектных и просторечных употреблений на материале русского и древнегреческого языков. Ключевые слова: диалект, просторечие, древнегреческие диалектные надписи, русские народные говоры. Весенний семестр 1970 г. для студентов отделений, у которых второй специальностью был русский язык, открылся лекцией Александра Сергеевича Герда по русской лексикологии и лексикографии. А. С. был в то время едва ли не самым молодым профессором филологического факультета, в 1968 г. защитившим докторскую диссертацию, увлеченным и методичным как в изложении предмета, так и в своих требованиях к слушателям. Вспоминая об этом курсе через столько лет, хочется в первую очередь указать на то глубокое уважение к работе лексикографов, которое А. С. умел привить слушателям. Курс А. С. был построен необычно для общих лекций, читавшихся для многих десятков студентов классического, албанского, финно-угорского и других отделений: каждая лекция ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС завершалась заданием 1 подробно законспектировать и сравнить между собой интерпретацию отдельных русских слов в разных словарях, от словаря В. И. Даля до «Словаря современного русского литературного языка» и «Малого академического словаря» под редакцией А. П. Евгеньевой. Нет нужды говорить, что все эти задания методично проверялись и комментировались иногда едкими замечаниями (изредка звучало: «Вы, милая моя, свой конспект прочитать не можете!») Значительная часть курса была посвящена диалектологии, и многие студенты впервые познакомились с этим предметом, поданном сразу в историческом развитии, от Ж. Жильерона и Э. Эдмона до работ В. М. Жирмунского, Е. А. Реферовской и М. А. Бородиной, с которой А. С. сотрудничал, в частности, по линии Русского географического общества. Нетрудно догадаться, что основное внимание в курсе уделялось диалектам русского языка. Александру Сергеевичу я обязан одним из важнейших, как я теперь понимаю, аспектов подготовки филолога — вниманием к живому слову, к диалектной речи и к реальной лингвистической ситуации в стране. Утверждение о 100% грамотности жителей Советского Союза, содержавшееся во всех официальных отчетах, в лекциях А. С. утрачивало свою идеологическую пафосность перед простым вопросом: можно ли считать грамотным человека, который окончил начальную школу и в последующие 40 лет не прочитал и не написал ни одной строчки? Сам А. С. на основе своего опыта считал, что в СССР конца 60-х годов было примерно 15% неграмотного населения. В конце лекционного курса А. С. предложил всем желающим поехать в диалектологическую экспедицию на север Карелии. В это время благодаря его усилиям широко развернулись работы по созданию «Словаря русских говоров Карелии», которые завершились в 2005 г. выходом 6-го и последнего тома данного словаря (Герд 1994–2005). Перед экспедицией все участники проходили практический курс полевой транскрипции, использовавшейся для записи, а также рекомендовалось 1 Значительно позднее я узнал, что так строятся лекции для потока магистрантов в американских и западноевропейских университетах. 191 Н. Н. КАЗАНСКИЙ посмотреть «Описание России» под редакцией В. П. СеменоваТянь-Шанского (Россия...) и другие описания, чтобы иметь возможность сравнить увиденное с тем, что было в этих местах в конце XIX века. Наша первая экспедиция была в деревню Ковда, расположенную в самом конце Кандалакшской губы. Мы провели в этой деревне месяц, записывая рассказы пожилых жителей деревни (молодежь приезжала в родные края только летом), участвовали в работах, традиционных для данного края, принимали участие и в рыбной ловле, которая вместе с подсобным хозяйством спасала людей от полной нищеты. Мы записывали рассказы о том, как еще в 20-е годы из большой и богатой деревни, застроенной сплошь двухэтажными деревянными домами с извозами1, жители целыми семьями на карбасах отправлялись на сезонную рыбную ловлю, снабжая рыбой не только весь этот край, но и многие регионы России. Поздней осенью, в последнюю путину ушедшие на лов возвращались с полными карбасами рыбы, и под порывами ледяного ветра у женщин пропитанные соленой водой сарафаны превращались в подобие кринолинов. Иногда, иллюстрируя рассказ, пожилая женщина доставала случайно сохранившийся шитый жемчугом кокошник. Но в Княжьей губе уже была построена гидроэлектростанция, из-за которой реки, впадавшие в Кандалакшскую губу, были переброшены в Княжую, треска почти перестала приходить на нерест, и вместо полных карбасов рыбы улов местных жителей не превышал необходимого для приготовления обеда. Вместо 2000 жителей села, указанных в переписи предреволюционных лет, постоянно жили только 8 семей, стадо заменила единственная корова; основным заработком для жителей стала заготовка сена для Кандалакшского заповедника. В журнале «Живописная Россия» перед поездкой я прочитал большую статью об этой деревне, и контраст между фотографиями начала ХХ в. и увиденным воочию давал то необходимое филологу понимание дистанции между общими теориями и реальными фактами, без которого филологическая работа лише1 Пандус из бревен, позволявший въезжать на второй этаж с возом сена. 192 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС на важной основы и опоры на здравый смысл. И в этом тоже была заслуга А. С., так наглядно показавшего соотношение филологического материала и реального комментария к нему. Мы находились в течение месяца на одном месте, а А. С. переезжал от одной группы студентов к другой, проверяя работу каждого из небольших отрядов, живя вполне по-спартански и приучая нас не обращать особого внимания на жизненные условия (с нами вместе он жил на сеновале). Его приезды имели двойную цель — научить нас использовать вопросник, составленный Б. А. Лариным для записи диалекта, и проверить, насколько точно мы фиксируем слова информантов. Тетрадь проверялась сразу же после беседы и случайно попавшая в записи реплика самого Герда, произнесенная им также на диалекте, подвергалась незамедлительному и укоризненному удалению. После этой первой экспедиции были еще несколько зимних экспедиций в Подпорожский район, также организованных А. С. для пополнения картотеки Карельского словаря. По окончании университета я получил рекомендацию Ученого совета Филологического факультета для поступления в аспирантуру — необходимое в те годы условие продолжать научные занятия. У меня есть сильное подозрение, что определенную роль в этом важном для меня решении Ученого совета сыграло мнение А. С. Во всяком случае от него первого я услышал об этом разрешении с добавлением в стиле Александра Сергеевича; «Хоть Вы этого и не заслужили» (я действительно с большим трудом сдал на «тройку» экзамен по научному коммунизму). В последующие годы наши встречи были нечастыми, даже когда А. С. возглавлял Словарный отдел ИЛИ РАН. Встречи стали еженедельными, когда А. С. возглавил «Большой академический словарь русского языка» и «Лексический атлас русских народных говоров» (ЛАРНГ). Мы встречались едва ли не каждую пятницу — день, который А. С. неукоснительно проводил в ИЛИ РАН. Обсуждалась и подготовка к ежегодной конференции по ЛАРНГ, и сам ход работы над Атласом, начиная с поступления материала, сбор которого осуществлялся силами студенческих экспедиций из десятков университетов России, включая студенческую практику в ИЛИ РАН, во время которой 193 Н. Н. КАЗАНСКИЙ объединялись привезенные материалы, и ход работы по составлению карт. Эта работа ежегодно завершалась большой конференцией, открывавшейся в Русском географическом обществе и продолжавшейся несколько дней в ИЛИ РАН. Разумеется, эта колоссальная работа была бы невозможна без участия С. А. Мызникова и О. Н. Крыловой, О. В. Глебовой и других сотрудников группы Атласа, однако все сложные переговоры с иногородними участниками, все архивы решений по результатам встреч, а также поездки на картографические семинары, которые вела Т. И. Вендина, составляли предмет неуклонной заботы самого А. С. Не меньшие, если не большие усилия пришлось прилагать для подготовки и издания БАС, в котором А. С. участвовал, начиная с первого тома, сначала больше как организатор, а затем как главный редактор, сменив на этом посту К. С. Горбачевича. В момент, когда начиналось издание, мало кто верил, что оно продвинется дальше шестого тома. Только стараниями А. С. удалось довести публикацию БАС до 24 тома. Последующие тома, часть которых была им отредактирована, в ближайшее время должны быть переданы в издательство. Все эти годы мы вместе ходили к директору Издательства «Наука», настаивая на ритмичном издании Словаря, и неоднократно обсуждали отдельные проблемы, из которых самой тяжелой была и остается проблема кадров. Благодаря А. С. эта проблема хотя бы отчасти решена. При нем в группу влились шесть деятельных сотрудников — нежданная удача для нашего времени, когда так редко встречается человек, подготовленный к лексикографической работе. Напомню, что в подготовке нового издания «Оксфордского словаря» (Oxford English Dictionary) принимали участие 600 человек и что при всем желании в современной России такого числа подготовленных лексикографов не найти. Осуществленный А. С. тщательный и смелый отбор лексикографических кадров заслуживает отдельной благодарной памяти. Смелый — так как А. С. не боялся поручать составление ответственных статей молодым сотрудникам, но до самого последнего времени и он сам, и Е. А. Левашов тщательно вычитывали и обсуждали с составителями подготовленные тексты. 194 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС Вся эта огромная работа составляла только часть энергичной деятельности А. С., который успевал заведовать Кафедрой математической лингвистики на Филологическом факультете СПбГУ, возглавлять издательский отдел Университета, издавать двуязычные словари и способствовать компьютерной обработке житий русских святых (Герд 2003; 2004). Особое внимание он уделял трогательной газете ЯЛИК, сообщавшей о прошедших конференциях, вышедших книгах и вообще о жизни филологии в России. Его радовала каждая новая книга, выпущенная Институтом, и можно было не сомневаться, что, попав в руки А. С., она обязательно будет упомянута в ЯЛИКе, где часто публиковались развернутые рецензии на вышедшие книги. Так не хватает сейчас того ровного и спокойного, всегда деятельного и прозорливого отношения к делу, которое отличало все начинания и труды А. С. Мое увлечение диалектологией возникло во многом благодаря влиянию Александра Сергеевича. Занятия диалектами древнегреческого языка не исключали размышлений на более общие темы, в частности, — о вопросах, вынесенных в заголовок данной заметки1. * * * Отличить диалектное употребление от просторечного совсем не просто, так что не случайно Б. А. Ларин задумал «Псковский областной словарь» (ПОС) как полный, включающий в себя и собственно диалектное, и просторечное, и то «неряшливое», что неизбежно присутствует в спонтанной речи, изъясняется ли человек на литературном языке или использует диалект. У меня нет готового рецепта, как отделить собственно диалектную лексику от просторечия. Легче отделяется случайное, не подтвержденное частотностью, то есть не повторяющееся в записях живой речи. 1 Сам А. С. размышлял над этими общими проблемами, см., например, Герд 2006а: 221–222; 2006б: 77–79. 195 Н. Н. КАЗАНСКИЙ Пушкин, определяя «некоторые погрешности противу языка» в романе М. Н. Загоскина, прозорливо установил деление, которое очень трудно соблюсти при занятиях диалектологией. Напомним этот текст: «Эти два последние выражения (имеется в виду «охотиться вместо ездить на охоту; пользовать вместо лечить» — Н.К.) не простонародные, как, видно полагает автор, но просто принадлежат языку дурного общества» (Пушкин 1937: 92–93). Любопытно, что эти «простонародные» (т. е. просторечные) лексические единицы не получают достаточно долго стилистической характеристики в лингвистических описаниях 1. Выработка вкуса при обследовании примеров составляет важную сторону филологического анализа, при том что сам по себе метод такой оценки и субъективен и недостоверен. Отказ от оценки качества неизбежен при формальном описании больших массивов материала, например при корпусных исследованиях, однако, когда речь идет о выводах, об интерпретации, включающей в том числе отделение диалектного материала от просторечия, даже здесь оценочное суждение вступает в свои права. Обстоятельства, заставляющие исследователя делать оценочные замечания, тонко и справедливо описал М. Л. Гаспаров (Гаспаров 1990: 5–14). Оценочные суждения отражаются в полном объеме в академических словарях, включая БАС, во главе которого многие годы стоял А. С. Герд. При анализе отдельного слова его стилистическая характеристика формулируется исходя из языковых норм достаточно точно, а само понятие «просто1 В. М. Жирмунский использует термины «вульгаризмы» (mots populaires) (Жирмунский 1936: 13) и «социальные говоры крестьянства» (там же: 87), «мещанские говоры» (Halbmundart) (там же: 89–90) «мещанское просторечие» (там же: 92), «диалект крестьянской буржуазии», который относится к «типу мещанских говоров» (там же: 93), а также язык рабочих, поскольку «рабочие говорят на другом диалекте, чем буржуазия» (там же: 96, со ссылкой на Энгельса). Наддиалектный характер языка фольклорных памятников специально исследовался в трудах А. В. Десницкой. Для древнегреческого языка, по крайней мере в том, что касается проблемы просторечного произношения, работы велись, начиная с исследования П. Кречмера (Kretschmer 1889: 381–483). 196 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС речие» прочно входит в систему стилистической характеристики среди основных лексикографических помет 1. Применительно к русскому языку можно указать на относительно простые случаи разграничения диалектного и просторечного материала, поскольку речь идет о наших современниках, использующих родной для нас язык. Тем не менее и здесь обширная работа, осуществленная как при составлении академических словарей русского языка, так и при составлении орфоэпических словарей, показывает общеупотребительность стилистически сниженных вариантов, которые фиксируются, впрочем, и в диалектной речи. Дело значительно усложняется при рассмотрении языка иной эпохи, известного только на ограниченном материале отдельных текстов, эстетическая оценка которых бывает в значительной степени затруднена. «Правильная» диалектная речь во многом зависит от носителя, на которого могут воздействовать разнообразные экстралингвистические факторы, например, желание показать свою светскость. Хорошим примером 1 Еще В. И. Даль писал, что его всегда «тревожила и смущала несообразность письменного языка нашего с устною речью простого русского человека, не сбитого с толку грамматейством» (Даль 1955, I: XV). Характерна его же более осторожная формулировка: «…не утверждаю, будто вся народная речь, ни даже все слова речи этой должны быть внесены в образованный русский язык; я утверждаю только, что мы должны изучить простую и прямую русскую речь народа» (там же: XVIII). Эти взгляды имели продолжение в формулировках «Введения» к ССРЛЯ (1950. Т. 1: V): « Границы между книжной разновидностью литературного языка и стилями живой разговорной речи не всегда могут быть точно установлены, и литературный язык не может быть оторван от живого просторечия; поэтому широко употребительная просторечная лексика включается в словарь с соответствующими пометами», среди которых помета простореч. отсутствует (с. ХХ в.), но зато есть помета Вульг., хотя вульгаризмы отдельно в «Предисловии» не рассматриваются. Более детальная стилистическая дифференциация представлена в БАС, в том числе включена помета «прост. — просторечное, просторечие» (2004. Т. 1: 49), и подчеркнуто присутствие в словаре широкоупотребительных просторечных слов (там же: 8). 197 Н. Н. КАЗАНСКИЙ может служить речь Вакулы в разговоре с казаками, где нет ни одного точно употребленного слова1. Для диалектов древнегреческого языка сформулированная проблема особенно важна, поскольку мы имеем дело с записанным текстом, причем текстом не просто диалектным, но подчеркнуто контрастирующим с нормами, принятыми в литературном языке. С этим связаны случаи появления так называемых гипердоризмов и других искусственных диалектных форм в древнегреческих надписях, а в редких случаях — целых текстов на таком искусственном языке. Образцом такого текста может служить фессалийская надпись ок. 214 г. до н. э. (Buck 1955: № 29), содержащая письмо Антиоха VI на безупречном койне (всем в то время понятном), а также перевод этого письма на фессалийский диалект, заведомо понятный только в пределах одной области. Официальная переписка на фессалийском диалекте не велась, и переводчику приходилось вводить новые обороты по образцу разработанных и уже устоявшихся оборотов эллинистического койне. Очевидно, что в дошедшем тексте надписи мы имеем не столько отражение настоящего живого диалекта, сколько своего рода сплав местного просторечия и бюрократических штампов, выработанных в рамках эллинистического койне и наполненных фонетическими и морфологическими особенностями местного диалекта. Вопрос о том, на1 «— Что ж, земляк, — сказал, приосанясь, запорожец и желая показать, что он может говорить и по-русски, — што балшой город? Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же, как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык. — Губерния знатная! — отвечал он равнодушно. — Нечего сказать: домы балшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами из сусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция! Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывели заключение очень для него выгодное. — После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчас к царице. — К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою! (Н. В. Гоголь «Вечера на хуторе близ Диканьки. Часть вторая. Ночь перед Рождеством»). 198 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС сколько подобные тексты могут использоваться для воссоздания диалектной картины Древней Греции, остается открытым. Сложнее обстоит дело с различением диалектного и просторечного материала, причем здесь, вероятно, помимо пристального внимания к ареалам распространения, возможны некоторые типологические сопоставления, учитывающие особенности разных языковых традиций. Ниже мне хотелось бы представить небольшой этюд с попыткой разграничения общенародного, диалектного и просторечного материала при обозначении времени. Русское прошлый год или прошедшие годы имеет хорошие параллели во многих индоевропейских языках. В основе этих обозначений — идея хода времени, бег времени, представленный уже у Горация (fuga temporum). Для праиндоевропейского состояния мы можем реконструировать обозначение цикличности движения времени, основанного как на солнечном, так и на лунном календаре, в том числе, поскольку восстанавливается название месяца, совпадающее с названием луны (мик. me-na /mēns/, греч. μήν, μηνόρ, лат. mensis и т. д.). Для солнечного года такого единства в наименовании нет: даже восточнославянские языки демонстрируют вариативность, ср. рус. год, укр. рiк, gen. року, белор. год (но летáсь, у минулым годзе «в прошлом году»). При этом отсчет по летам (сколько лет, сколько зим) еще отражает древний хозяйственный уклад. Русское время по своей внутренней форме связано с идеей вращения1, а сама идея проходящих лет отражена во многих индоевропейских традициях, например, у Гомера в «проплывающих годах» (ἐπιπλομένων ἐνιαύηων). В СРНГ приводится выражение «год по другой» «два года подряд»2, где другой явно относится к прошлому году, если правильно мое понимание «год после другого (т. е. прошедшего, предшествующего) года». Правда, фиксация не вполне надежна и содержит указание только на Ишим Тобольской губернии. 1 Но белор. час в значении ‗время‘ (ср. часалiчэнне ‗времяисчисление‘), как и укр. година, относятся к промежутку времени, а не к идее кругового движения. 2 СНРГ. 2002. 6: 266 199 Н. Н. КАЗАНСКИЙ Лучше засвидетельствовано другой в значении ‗следующий, второй‘. «Другой» в смысле следующий (на другой день и под.) фиксируется всеми словарями русского литературного языка (ССРЛЯ III 1954: 1134). В этих как диалектных, так и просторечных употреблениях отчетливо наблюдается энантиосемия, как можно думать, свойственная не только русскому языку1. Разумеется, просторечные выражения с одинаковой легкостью проникают и в литературный язык, и в диалектную речь. Выявлять просторечные выражения в тексте представляется желательным как при анализе литературного языка, так и при исследовании диалектных особенностей. «Эстетический» критерий («нравится, не нравится»), который неизбежно присутствует в любой филологической работе, нигде, в том числе и в этом случае, не может считаться скольконибудь надежной основой для классификации. Как представляется, типологические сопоставления (в первую очередь в пределах родственных языковых традиций) могут до некоторой степени придать надежность выводам при определении статуса формы. Для крито-микенского диалекта, засвидетельствованного текстами, записанными слоговым линейным письмом В на рубеже XIII в. до н. э., известно выражение a2-te-ro we-tо /hateron wetos/ ‗следующий год‘ букв. ‗другой год‘, ср. текст. PY Ma 365 1. ro-u-so *146 17 RI M 14[ ] KE M 5 *152 8 O M 4 ME 2. o-da-a2 , ka-ke-we , a2-te-ro , we-to , di-do-si *146 1 RI N 2 ME 10 «Лусос (перечисляются налоги целой области) 2. А вот что2 кузнецы другой год дают (перечисление)». Для правильного понимания данного текста важно видеть весь контекст пилосских табличек серии Ma: он позволяет говорить о единстве содержания текстов и их структуры, поскольку на первом месте везде стоит топоним, обозначающий область (me-ta-pa Ma 90; ti-mi-ti-a-ke-e Ma 123; ri-jo Ma 193; pa1 Ср. подобное обозначение будущего и прошедшего времени в новоиндийских языках, где наречие бенг. kāl, хинд. kal обозначают и ‗вчера‘, и ‗завтра‘, так же как севернорусское цыг. (а)тася, а бенг. parśu, хинд. parsoð обозначают и ‗позавчера‘, и ‗послезавтра‘. 2 О начальном комплексе частиц см.: Казанский 1999: 508–519. 200 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС ki-ja-pi Ma 221; pi-*82 Ma 225; ka-ra-do-ro Ma 346 и др.). Значительная часть перечисленных местностей хорошо известна из других пилосских текстов и в ряде случаев надежно отождествлена с топонимами, засвидетельствованными греческими текстами классического времени. В интересующем нас тексте все они, как можно думать, стоят в местных падежах: локативе (ti-mi-ti-a-ke-e) или в аблативе (pa-ki-ja-pi /Sphangian-phi/); в остальных случаях условности микенской передачи топонимов не позволяют отличать локатив от номинатива. Лучше других в античных источниках представлена Писа (Πῖζα < pi-*82 /Piswa/), откуда в Олимпию были перенесены соревнования, известные как Олимпийские игры, но в I тыс. до н.э. упоминаются и Рион (ri-jo = Ῥίον), и Харадра (ka-ra-do-ro = Χαπάδπα), топоним, основанный на обозначении ущелья с бурным потоком. Для всех этих мест в пилосских текстах серии Ma приводятся данные о поступлении налога, после чего сообщается о внесении (a-pu-do-si /apu-dosis/) или о недополучении (o-u-di-dosi /ou didonsi/ ‗не дают‘ Ма 90, 123, 193, 221, 225, 397 [+] 1048) или о долге (pe-ru-si-nu , o-pe-ro Ma 193, Ma 216, 330; Ma 225 peru-si-nu-wa, o-pe-ro), где o-pe-ro соответствует ὄθειλον ‗они должны‘ с указанием, что речь одет о прошлом годе (pe-ru-si-nu). В приведенном выше тексте табл. PY Ma 365 речь идет об области ro-u-so (Лусос) с перечислением поступлений года, для которого ведется учет и, возможно, с прогнозом на следующий год. Употребление настоящего времени для обозначения прошедшего действия было бы беспрецедентным, в то время как praesens pro futuro обычен. В классическом греческом языке целый ряд примеров показывает, что при употреблении местоимения ἕηεπορ речь идет о будущем времени, ср. примеры в словаре Лидделла-Скотта-Джонса s.v. ἕηεπορ IV b: θαηέπα (scil. ἡμέπα) on the tomorrow, Soph. O.T. 782, Eur. Rhes. 449; ηῆρ ἑηέπαρ Plato Crit. 44a; but ηῇ ἑηέπᾳ on the following (i.e. the third) day, Xen. Cyr. 4.6.10. (LSJ: 702). Таким образом, интерпретация «следующий год» подкреплена и данными классического греческого языка, и противопоставлением pe-ru-si-nu / pe-ru-si-nu-wo / pe-rusi-nu-wa, o-pe-ro — недоимок, относящихся к прошлому году, и a-pu-do-si — налог данного года. Правдоподобно, что a2-te-ro , we-to , di-do-si говорит о будущей уплате налога. Нигде более в 201 Н. Н. КАЗАНСКИЙ греческих текстах применительно к году местоименное прилагательное ἕηεπορ не появляется, но зато засвидетельствовано для дня. В том числе эллипсис ἡ ἑηέπα (с пропуском слова ἡμέπα ‗день‘), представленный в трагедии, — признак афинского просторечия, в то время как единственный случай употребления данного прилагательного в микенское время может быть отнесен к обычному языку или к административному койне, отражающему не столько диалектные особенности древнегреческого языка II тыс. до н. э., сколько наддиалектное койне той эпохи1. Следует специально подчеркнуть, что просторечие, особенно там, где речь идет об определении времени, легко видоизменяет образцы грамотной речи таким образом, что они теряют свою внутреннюю форму, а с ней и образность, и точность выражения. К живому и далеко не всегда просторечному употреблению относятся устойчивые повторения слов, основанные на разных видах редупликации. Удачным примером здесь может служить повторение таких слов, как день или год в значении день за днем или год за годом, изо дня в день и из года в год2. Для микенского в нашем распоряжении есть такие слова как a-mo-ra-ma /āmōr-āmar/ < прагреч. *hāmr̥-hāmr̥3 с фонетическими изменениями *r̥, отличающимися в начале и в середине 1 Теорию койне микенской эпохи отстаивали Н. С. Гринбаум и И. М. Тронский (см.: Bartonek 1968: 180). 2 Выражения подобные слово за слово и т. д. невозможно отнести по их происхождению к литературному языку, но они обладают необходимой точностью и образностью. Бюрократический язык с бесконечными повторениями также может быть точным и одновременно отражающим устную речь. В качестве раннего примера приведем выдержку из челобитной кн. Б. А. Голицына 1692 г.: «И тот указ и доднесь стоит нерушим, и на обновление против того указу новоуказных статей никаких нет, а вершат и до ныне все такие дела тем указом» (цит.: Забелин 1990: 293). 3 Предположение о переносе придыхания со слова ἐζπέπα (Wackernagel 1910) кажется маловероятным именно в силу данного примера, если только не считать, что это предмикенская особенность. Форму di-wi-ja-me-ro можно интерпретировать вслед за де Ламбертери как /dwi-āmeron/ ‗двухдневный срок‘, см.: Beekes 2010: 518. 202 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС слова, что свидетельствует о достаточной древности самой модели, основанной на редупликации слова. Такая модель была продуктивной, как показывает удвоение слова wetos (греч. ἔηορ) 'год', в тексте PY Es 644 1. ko-pe-re-wo , do-so-mo , we-te-i-we-te-i GRA T 7 ‗Пñдать Копрея год за годом‘ (we-te-i-we-te-i /wetehiwetehi/ < *wet-es-i + *wet-es-i ‗год за годом‘, буквально ‗в год в год‘). Текст насчитывает 13 строк, отличающихся только именами и количеством зерна. Нечто подобное отмечается и в диалектных надписях из Саламина на Кипре, где мы находим в слоговой записи (ICS 318.B V 2 и VII 1) a-ma-ti-a-ma-ti /āmati-āmati/ ―изо дня в день‖ (ср. Egetmeyer 2010: 306; 792–793). Такое же словосложение, которое, безусловно, должно пониматься как āmredita, присутствует и в древнеиндийском композите dyávi-dyavi (Ригведа I, 4,1; 25,1) ―изо дня в день‖. Этот тип композитов является древним, а его сохранение в диалектах первой волны греческого переселения, говорит в пользу именно диалектной стихии, а не просторечия. При всей трудности отделения диалектного словоупотребления от просторечного в древнегреческих эпиграфических текстах I тыс. до н. э. можно найти несколько очевидных примеров, демонстрирующих просторечие. Так, надпись 270 г. до н. э. из Аркадии (Buck 67) содержит выражение ἄμαηα ηὸμ πάνηα σπόνον буквально ‗все дни по времени‘ в значении ‗всегда, на все будущее время‘, где контаминированы два встречающихся уже у Гомера выражения πολὺν σπόνον ‗долгое время‘ и ἤμαηα πάνηα ‗во все дни‘. Эти два выражения хорошо засвидетельствованы в греческом эпосе, причем ἤμαηα πάνηα может восходить к бюрократическому языку II тыс. до н. э., как это показывает надпись из Тегеи, регламентирующая использование священного участка при храме Афины Алеи. В этом тексте употреблено ἄμαηα πάνηα, имеющее точное соответствие в выражении ἤμαηα πάνηα гомеровского текста. Исследования прошлого века отчетливо показали языковую преемственность именно аркадского и кипрского диалектов (а отчасти и памфилийского 1) с языком 1 Начиная со статьи А. Мейе (Meillet 1908: 413–425). 203 Н. Н. КАЗАНСКИЙ первой волны греческого переселения, который представлен текстами на крито-микенском диалекте. В самих документах, записанных линейным письмом В, это выражение не засвидетельствовано, однако совпадение аркадского диалектного материала с данными эпической традиции позволяет думать об устойчивом выражении, восходящем к эталонным текстам крито-микенского времени. Поэтому формулировка в священном законе (Мантинея, см.: Buck 17, 22), в котором речь идет о родственниках по мужской линии, воспротивившихся передаче своих имений в пользу храма, за что они должны быть отлучены «на веки вечные» (ἄμαηα πάνηα) от храма (ἀπὺ ηοῖ ἰεποῖ), может рассматриваться как архаичная и традиционная. Словосочетание ἄμαηα πάνηα К. Бак (Buck 1955: 199) определял как заимствованное из эпоса формульное выражение, поскольку в других контекстах аркадский диалект демонстрирует слово ἡμέπα (как и все другие диалекты I тыс. до н. э.). При выборе решения, следует ли рассматривать ἄμαηα πάνηα как эпическое заимствование, или же предполагать сохранение микенского наследия в храмовой и эпической традициях независимо, мне представляется более правдоподобным второе решение1. То же выражение встречается в Акарнании (εἰρ ἄμαηα πάνηα IG IX, 1 № 484, 5), и в Тегее, где священный закон обозначен как νόμορ ἱεπόρ ἰν ἄμαηα πάνηα ‗священный закон во все дни‘ (т. е. ‗навсегда‘), что в определенной степени (за исключением уточняющего ἰν = εἰρ) продолжает употребление, отраженное в эпической традиции. Уже в Илиаде мы находим это выражение 9 раз, в Одиссее — 22, в Гомеровом гимне Деметре 4 раза, в гимнах Аполлону и Гермесу по 2 в каждом, в гимне Афродите 5 раз и один раз те же два слова представлены в обратном порядке. У Гесиода также встречается около 10 случаев употребления ἤμαηα πάνηα, причем также по преимуществу закрепленных в формульной позиции в конце стиха; сопоставимо по частотности выражение νύκηα καὶ ἥμαηα ‗дни и ночи‘, 1 Задолго до дешифровки крито-микенских текстов об этом явлении как об иератической формуле (hieratische Formel) писал Бруно Кейль. 204 ДИАЛЕКТ, ПРОСТОРЕЧИЕ И ЯЗЫКОВОЙ ВКУС которое по понятным причинам едва ли может относиться к бюрократическому языку. Нечто подобное отмечается и в диалектных надписях из Саламина на Кипре, где мы находим в слоговой записи (ICS 318.B V 2 и VII 1) a-ma-ti-a-ma-ti /āmati-āmati/ ―изо дня в день‖ (ср.: Egetmeyer 2010: 306; 792–793). Такое же словосложение, которое, безусловно, должно пониматься как āmredita, присутствует и в древнеиндийском композите dyávi-dyavi (Ригведа I, 4,1; 25,1) ―изо дня в день‖. Этот тип композитов является древним, а его сохранение в диалектах первой волны греческого переселения, говорит в пользу именно диалектной стихии, а не просторечия. Подводя некоторые итоги нашему рассмотрению, следует сказать об устойчивости целого ряда диалектных выражений, в части случаев об их формульности и во всех случаях — о традиционности в их употреблении. Следует также отметить диалектную вариативность в том, что касается звуковой формы рассмотренных примеров. Отчетливо видна и осознается носителями диалектов внутренняя форма таких выражений. Там, где встречается удвоение слова, оно оправдано если не экспрессией, то настойчивостью в повторении, придающей самому выражению дополнительную четкость и определенность. Напротив, там, где теряется внутренняя форма слова или выражения, где эллипсис приводит к нарушению устойчивого текста, мы можем говорить о просторечном употреблении, о чем свидетельствуют такие примеры, как ἄμαηα ηὸμ πάνηα σπόνον, представляющее собой контаминацию двух разных выражений. Пользуясь «эстетическими» критериями и словами Пушкина их можно было бы определить как выражения, которые «принадлежат языку дурного общества». Литература Гаспаров М. Л. Семантический ореол пушкинского четырехстопного хорея // Пушкинские чтения: Сборник статей / Сост. С. Г. Исаков. Таллин, 1990. С. 5–14. Герд А. С. (ред.). Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994–2005. Вып. 1–6. 205 Н. Н. КАЗАНСКИЙ Герд А. С. (ред.). Житие Кирилла Новоезерского. Текст и словоуказатель. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. Герд А. С. (ред.). Житие Корнилия Комельского. Текст и словоуказатель. СПб.: СПбГУ, 2004. Герд А. С. Несколько слов о понятии «национальный язык» // ...Слово отзовется. Пермь, 2006. С. 221–222. (а) Герд А. С. Существует ли реальная норма в лексике? (Из очерков по этнолингвистике) // Филология, русский язык, образование. СПб., 2006. С. 77–79. (б) Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 1–4. Жирмунский В. М. Национальный язык и социальные диалекты. Л.: «Художественная литература», 1936. Забелин И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Кн. 1. Государев двор или дворец. М.: «Книга», 1990. Казанский Н. Н. Начальный комплекс частиц o-da-a2 и a-ke-a2 в микенском греческом // Поэтика. История литературы. Лингвистика. Сб. к 70-летию Вяч. Вс. Иванова. М., 1999. С. 508–519. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 16 томах в 20 книгах. Т. 13. Переписка. 1815–1827. Л.: Изд-во АН СССР, 1937. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества, настольная и дорожная книга для русских людей / Под ред. В. П. Семенова-Тянь-Шанского. Т. 3. Озерная область / Сост.: Б. Г. Карпов, Н. И. Ильин, Я. Ф. Ставровский и др. СПб.: Изд. А. Ф. Девриена, 1900. Bartonek A. (ed.) Studia Mycenaea. Proceedings of the Mycenaean symposium. Brno April 1966. Brno, 1968. Beekes R. Etymological Dictionary of Greek. Leiden; Boston: Brill, 2010. Buck C. D. The Greek Dialects. Grammar, Selected Inscriptions, Glossary. Chicago, 1955. Egetmeyer M. Le dialecte grec ancien de Chypre. Tome I: Grammaire. Tome II: Répertoire des inscriptions en syllabaire chypro-grec. Berlin; New York : Walter de Gruyter & Co., 2010. Kretschmer P. Über den Dialekt der griechischen Vaseninscriften // KZ. 1889. Bd. 29. S. 381–483. Meillet A. La place du pamphylien parmis les dialectes grecques // Revue des études grecques. 1908. T. 21. P. 413–425. Wackernagel J. Zur griechischen Wortlehre // Glotta 2, 1910. S. 1–8. 206 Л. Я. Костючук ПСКОВСКИЕ ГОВОРЫ — ОДИН ИЗ ОБЪЕКТОВ ИЗУЧЕНИЯ А. С. ГЕРДА (Теоретические и практические аспекты) Аннотация Со второй половины XX века в современной, так называемой новейшей, филологии вновь отмечается активное сближение диалектологии и этнографии, чему А. С. Герд также уделял особое внимание, продолжая традиции своего научного руководителя по аспирантуре — Н. П. Гринковой. Уникальные псковские говоры всегда были одним из объектов научного наблюдения Герда на протяжении всей его активной и плодотворной деятельности: его начало совпало с реализацей Б. А. Лариным своего замысла — создать первый в мировой лексикографической практике «Псковский областной словарь» полного типа и «с историческими данными». Богатейшая Псковская картотека с современными диалектными материалами и с региональными историческими данными из псковских письменных памятников способствовала решению теоретических и практических научных планов самого А. С. Герда. Прекрасное знание литературы и научных достижений прошлого и настоящего позволяло ему осуществлять важные теоретические обобщения и возглавлять многие значимые практические проекты. Ключевые слова. Диалектология, этнография, этнолингвистика, лексикография, псковские говоры, «Псковский областной словарь с Л. Я. КОСТЮЧУК историческими данными», славянские языки, взаимодействие языков, актуальные проблемы современной филологии. Александр Сергеевич Герд ещѐ аспирантом обратил внимание на уникальные псковские говоры: ведь его руководителем была Надежда Павловна Гринкова — выдающийся диалектолог, этнограф, историк языка — У Н. П. Гринковой есть работы, посвящѐнные псковским говорам, в частности относительно второго полногласия в северо-западных говорах (Гринкова 1950: 211–227). Как раз в конце 50-х — начале 60-х годов XX века, Б. А. Ларин с коллективом словарников Ленинградского госуниверситета и Псковского госпединститута начал работу по созданию «Псковского областного словаря с историческими данными» (ПОС). Яркой страницей в этот важный для отечественной филологии момент вошла первая Псковская диалектологическая конференция 1960 года в Пскове, на которой обсуждалась также «Инструкция Псковского областного словаря», составленная Б. А. Лариным1. Римская цифра в названии сборника «Псковские говоры. I» стала пророческой: так было заявлено о непрекращающейся работе над лексикографическом трудом. После появления нескольких выпусков сборника, помеченных очередными римскими цифрами, Министерство заставило снять его нумерацию: не разрешалось и не поощрялось говорить о серийных изданиях в «провинции». В «Предисловии» к первому сборнику Б. А. Ларин писал: «Псковский сборник отражает многолетнюю работу диалектологов и историков русского языка Ленинградского университета в сотрудничестве с Псковским педагогическим институтом» (Ларин 1962б: 3). Высокий уровень статей каждого автора замечательно и точно был отмечен Лариным, например: «…непосредственное изучение северо-западных говоров Псковской области привело З. В. Жуковскую к хорошо обоснованным выводам о процессе их образования. Историко-сравнительные изыскания С. М. Глускиной обогащают историческую фонетику русского языка» (там же: 3). Добрые напутственные и одобри1 Доклад на конференции 1960 г. был опубликован в сборнике 1962 года (Ларин 1962а: 252–271); отдельное изд.: Ларин 1961. 208 ПСКОВСКИЕ ГОВОРЫ... тельные слова нашлись у него и о начинающем учѐном: «А. С. Герд хорошо обработал материал по суффиксам -уха, -уша в псковских говорах» (там же). В докладе (и статье) Герда были представлены тематически сгруппированные псковские слова XIX века из создававшейся тогда Картотеки «Псковского областного словаря», которые он сравнивал с лексикой других говоров, в частности брянских. В те годы и с участием аспирантов создавалась Картотека брянских говоров под руководством Н. П. Гринковой и В. И. Чагишевой, а по инициативе Гринковой велась подготовка к созданию «Словаря брянских говоров» (СБГ). Исследование же А. С. Гердом указанных диалектных суффиксов проявило его умение систематизировать необходимые слова, подавая их на широком культурно-историческом фоне, причем с прекрасным знанием научной литературы и словарей на разных языках. Тематическая классификация позволяла обратить внимание на этнографическую специфику реалии, называемой соответствующим суффиксальным существительным. Эта информация выясняется также благодаря структурно-семантической стороне наименования. С интересом перечитывая сейчас эту статью, хорошо видишь, что внимание к выводам с математическим подтверждением распространѐнности (частотности слова, суффикса) уже позволяло исследователю проявить умение пользоваться и применять точные методы и приѐмы для своих наблюдений за словом или морфемой. Подчѐркивание сходства или различия в территориально близких языках — это важные показатели индивидуальных (дифференциальных) или интегральных свойств в речи носителей «соседствующих» языков (что, кстати, чрезвычайно важно для изучения именно псковских говоров с их территориальным «пограничьем») Убедительно и сейчас звучат, например, такие выводы: «Следует отметить весьма незначительную продуктивность суффикса -уш-а в украинском, белорусском и польском языках. Возможно, что усиление продуктивности суффикса -уш-а в сербо-хорватском языке и говорах чешского языка относится к эпохе определѐнной близости этих языков и диалектов между собой» (Герд 1962: 127). Убеждает и заключение о неразвитости 209 Л. Я. КОСТЮЧУК продуктивности у суффиксальных образований с указанными суффиксами из-за их яркой экспрессивности (Герд 1962: 128). А. С. Герд не раз обращается и в дальнейшем к рассмотрению суффиксов в народных говорах. Говоря о значимости указанной статьи учѐного или иных его работ для выяснения судьбы псковских говоров (их описание, исследование и выводы об обнаруженном своеобразии), нельзя не вспомнить именно эту статью, где так много псковского материала, поданного в сравнении с другими русскими говорами и славянскими языками. Внимательные наблюдения привели к выводам, которые могли быть использованы в разнообразных других исследованиях самого́ автора , а также полезны другим исследователям. Во второй половине 60-х годов у А. С. Герда появляются выводы о связи псковских говоров также с прибалтийско-финскими языками, наряду с белорусским и другими славянскими (например: Герд 1965: 80; 1967а: 64–66; 1967б: 94–96; 1968: 127–146). По характеру изложения исследовательского материала на первую статью (1962 года) похожа статья 1968 года: после перечисления необходимых слов следуют аналогичные выводы (Герд 1968: 127–146). Довольно отчетливо у А. С. Герда наметился подход к рассмотрению диалектного материала с обобщением как будто частных наблюдений над такими диалектными особенностями, которые дают представление о структуре (морфемика, словообразование — это морфология), о системе (взаимоотношения рассматриваемых единиц, например при именном склонении). Чаще всего учѐный привлекает именные части речи (обычно существительные). Для доказательности своих наблюдений и выводов А. С. Герд подбирал максимально возможное количество фактов (языковых единиц — это количественный фактор в обосновании выводов). Учѐт же иноязычного славянского материала — это качественный фактор, который способен при выявлении какойлибо особенности привести к выводу о судьбе взаимоотношений между разными языковыми системами на временной оси. 210 ПСКОВСКИЕ ГОВОРЫ... По мере накопления соответствующих обобщений на базе псковского лексического материала А. С. Герд вскоре обращается к исследованиям, обнаруживающим, что их автор вполне овладел историко-диалектологическими данными, в частности, применительно к северо-западным диалектам. Речь идѐт о выявлении диалектных границ. Одна из таких статей — это «К истории диалектных границ на северо-западе Европейской части СССР» (Герд 1969: 225–228).. Регулярное знакомство с работами А. С. Герда1 сделало очевидным, что он всегда интересовался такими широкими и серьѐзными вопросами, которые решать можно при хорошем знании научной литературы, при использовании собственных достижений и достижений других исследователей. Самое главное, это такие стороны исследования, которые являются актуальными на данном этапе разработки проблем. Обоснование границ и диалектных зон при хорошем владении диалектологическими и этнографическими сведениями — это было и в поле зрения Н. П. Гринковой. И от менее обширного диалектного пространства, связанного с хорошо изученными, например, псковскими говорами, А. С. Герд обращался уже к обширнейшим регионам — славянским диалектным зонам, выступая в соавторстве с В. М. Мокиенко2. Таким образом, уже разрастался диалектный материал для наблюдений — особенно привлекалась лексика, учитывалась лексико-семантическая структура слова. Причем настоятельно сближаются диалектология и этнография. Ведь вторая половина XX века ознаменовалась «содружеством гуманитарных дисциплин» (Аверинцев 1990: 544–545). В первой половине XX века такие учѐные, как Н. П. Гринкова, ясно понимали необходимость использовать одно1 В аспирантуре у нас были общие руководители (Н. П. Гринкова, К. А. Тимофеев) и общий объект изучения — в основном после окончания аспирантуры — псковские говоры. Но разными был предмет наших наблюдений при этом общем объекте. 2 «Славянские диалектные зоны по словообразовательным и лексическим данным» (Герд, Мокиенко 1970: 51–53), «К проблеме членения славянских диалектов» (Герд, Мокиенко 1974: 114–120). 211 Л. Я. КОСТЮЧУК временно данные диалектологии и этнографии. Во второй половине XX века Н. И. Толстой тоже настойчиво пишет об этом. Например, значимой оказалась небольшая, но очень важная статья «Некоторые вопросы соотношения лингво- и этнографических исследований» (Толстой 1997: 222–242). Александр Сергеевич руководил многими актуальными и значимыми проектами и занимался самой разнообразной научной тематикой: «Лексическим атласом русских народных говоров»; «Большим академическим словарѐм русского языка»; «Псковским областным словарем с историческими данными» 1. Кроме того, Герд заведовал кафедрой математической лингвистики и Межкафедральным словарным кабинетом имени профессора Б. А. Ларина, был редактором многих изданий и основателем замечательного научно-информационного бюллетеня — «ЯЛИК». И более полувека ездил в диалектологические экспедиции… Оставаясь верным диалектологии, А. С. Герд бережно хранил память о Н. П. Гринковой; как и все ученики Надежды Павловны, занимающиеся лексикографией, особенно диалектной. Он сокрушался, что работа над «Словарѐм брянских говоров» прекращена с «замораживанием» замечательной его Картотеки. Знаменательно, что одна из последних статей А. С. Герда называется «Языкознание и этнография» и что вышла она в последнем опубликованном выпуске его любимого детища — «Севернорусские говоры» (Герд 2015: 3–13). Это название перекликается с названием давнишней, но актуальной до сих пор статьи по докладу Н. П. Гринковой — «Этнография и диалектология». Доклад был прочитан на Всесоюзном географическом съезде ещѐ в конце первой половины XX века. Речь была о роли диалектологии в решении этнографических проблем, в частности при определении зон и границ народной речи, принадлежащей соответствующим еѐ носителям. Пожалуй, последним посещением Александром Сергеевичем Пскова явилось его выступление на замечательной по 1 А. С. Герд входил в его редколлегию и был составителем словарных статей в семи выпусках ПОС из 25 опубликованных. 212 ПСКОВСКИЕ ГОВОРЫ... содержанию, по составу участников конференции, посвященной 1100-летию первого упоминания Пскова в летописи. То был 2003 год, совместный доклад А. С. Герда и Г. С. Лебедева и их публикация на тему «Славяне, финны, балты и скандинавы на Северо-Западе Европейской России в период русского этногенеза» (Герд, Лебедев 2003: 182–198). По словам авторов это «сжатое обобщение результатов работы междисциплинарного коллектива исследователей, объединѐнных общностью интересов и методов изучения региональных процессов демогенеза, этногенеза и культурогенеза на территории Прибалтийской России» (там же: 192). Широта интересов и кругозора А. С. Герда позволяла ему не раз выступать по излюбленной проблеме «содружества» диалектологии и этнографии, с учѐтом некоторых необходимых археологических сведений на археологическом семинаре в Пскове, руководимом академиком В. В. Седовым. Не всѐ, конечно, было названо нами в связи с изучением А. С. Гердом псковских говоров. Неожиданная кончина учѐного потрясла всех, знавших его. Но ведь «всѐ остаѐтся людям»: лучшие труды, поступки, начинания, планы, открытия во имя отечественной науки и для тех, кто пристрастен к еѐ достижениям, совершенствованиям и развитию. Литература Аверинцев С. С Филология // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 544–545. Герд А. С. Имена существительные с суффиксами -ух-а и -уш-а в русских народных говорах // Псковские говоры. I: Труды первой Псковской диалектологической конф. 1960 года. – Псков: Псковская областная типография, 1962. С. 119–128. Герд А. С. Из истории русских говоров, переходных к белорусскому языку // Программа и краткое содержание докладов IX научнометодической конф. северного зонального объединения педагогических институтов. Л.: ЛГПИ, 1967. С. 64–66. (а) Герд А. С. Из морфологических связей русских говоров, переходных к белорусскому языку, с другими славянскими языками (родительный падеж существительных) // Программа и тезисы докладов IX научно-методической конф. северного зонального 213 Л. Я. КОСТЮЧУК объединения педагогических институтов. Л.: ЛГПИ, 1967. С. 94–96. (б) Герд А. С. Из истории связи псковских говоров с другими славянскими языками и диалектами (на материале имѐн существительных с суффиксами с детерминантом *Н) // Псковские говоры. II. Памяти Б. А. Ларина: Труды второй Псковской диалектологической конф. 1964 года. Псков: Изд-во ПГПИ, 1968. С. 127–146. Герд А. С. Из русско-белорусских языковых отношений. Об одной изоглоссе псковских говоров // Тезисы докладов X диалектологического совещания (11–14 мая 1965 г.). М., 1965. С. 77–79. Герд А. С. К истории диалектных границ на северо-западе Европейской части СССР // Юбилейная научно-методическая конф. Северо-Западного зонального объединения кафедр русского языка. Программа и краткое содержание докладов (27.01 — 01.02.1969 г.). Л.: ЛГПИ, 1969. С. 225–228. Герд А. С. Языкознание и этнография // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 14. СПб.: СПбГУ, 2015. С. 3–13. Герд А. С., Лебедев Г. С. Славяне, финны, балты и скандинавы на Северо-Западе Европейской России в период русского этногенеза // Псков в российской и европейской истории (к 1100летию летописного упоминания). Т. 2. М.: Московский гос. ун-т печати, 2003: С. 182–198. Герд А. С., Мокиенко В. М. К проблеме членения славянских диалектов // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л.: Наука, 1974. С. 114–120. Герд А. С., Мокиенко В. М. Славянские диалектные зоны по словообразовательным и лексическим данным // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Л.: ЛГУ, 1970. С. 51–53. Гринкова Н. П. О случаях второго полногласия в северо-западных диалектах // Труды Института русского языка. Т. II. 1950. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 211–227. Ларин Б. А. Инструкция Псковского областного словаря. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. Ларин Б. А. Инструкция Псковского областного словаря // Псковские говоры. I: Труды Первой псковской диалектологической конф. 1960 года. Псков: Псковская областная типография, 1962. С. 252–271. Ларин Б. А. Предисловие // Псковские говоры. I: Труды Первой псковской диалектологической конф. 1960 года. Псков: Псковская областная типография, 1962. С. 3–4. СБГ — Словарь брянских говоров. Вып. 1-5. Л.: ЛГПИ, 1976–1988. 214 ПСКОВСКИЕ ГОВОРЫ... Толстой Н. И. Некоторые вопросы соотношения лингво- и этногеографических исследований // Толстой Н. И. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1997 Т. 1. С. 222–242 215 В. М. Мокиенко МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА «Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом». А. П. Чехов «Ванька». 1963 год. Июль. Деревня Дубокрай Невельского района Псковской области. Николай Афонин и автор этих строк — студенты-слависты 4-го курса, по совету Б. А. Ларина отправившиеся в диалектологическую экспедицию, ждут приезда руководителя нашего отряда аспиранта Александра Герда. Уже издали видим, как он легкой, быстрой, пружинистой походкой входит в деревню и вот уже сидит с нами за скромной трапезой у нашей бабушки. После проверки тетрадей с нашими записями и уже расписанных карточек мы предлагаем ему пойти с нами на озеро. Пока мы пришли на место, уже стемнело и лишь яркая луна и звѐзды освещают озерную гладь. Мы, зная об ихтиологических пристрастиях Александра Сергеевича, начали ему вы- МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА кладывать псковские названия рыб, записанные нами, а потом почему-то перешли на названия звѐздного мира. — А в нашей деревне, — заметил Николай, — Плеяды зовут Стожарами, Большую Медведицу — Конѐм на приколе, а Млечный путь — Дорогой для птиц… — Ничего удивительного, — отвечал наш руководитель. Ведь привычные нам названия планет и звѐзд — это наследие античности, а в нашей народной речи они называются по-своему. И надо все эти названия записывать, потому что все они — отражение народной культуры, мифологии, системы образного восприятия окружающего мира… Глядя на звѐздную полосу Млечного пути, воспроизводимую водной гладью, я все-таки думал, что точнее, чем «Молочная дорога», обозначить еѐ невозможно. А вернувшись в Ленинград, на всякий случай заглянул в мифологические словари. Не потому что не поверил аспиранту А. С. Герду, а потому что захотелось побольше узнать о названии галактики, которую мы созерцали 53 года назад на берегу ночного озера с нашим будущим Юбиляром. Действительно, как оказалось, название Млечного пути, несмотря на такую старославянскую форму прилагательного, — не исконно русское . Оно восходит к древнегреческой легенде о молоке священной козы Амалфе́и , которая в одном из греческих мифов спасла от голодной смерти Зевса. Это произошло, когда Зевс был ещѐ ребѐнком. Его отец — титан Кронос, имевший обыкновение пожирать своих детей, хотел точно так же поступить и с будущим богом богов. Чтобы этого не случилось, Зевса сразу же после рождения спрятали в заброшенном гроте и оставили там. Амалфея, подобно волчице, вскормившей легендарных Ромула и Рема, вскормила главу греческих богов своим козьим молоком. Воспитывать «божѐнка» помогали нимфы. Боги обязаны поступать великодушно. Поэтому, когда Зевс вырос и сверг своего отца с трона (Кроносу это было предсказано, потому он и пожирал своих детей), он отблагодарил свою кормилицу: вознѐс еѐ на небо и сделал созвездием. А нимфам подарил рог козы Амалфеи, из которого, чего бы они ни захотели, всѐ сыпалось в изобилии. Шкурой этой священной козы эгидой (др.-греч. αἰγίρ (-ίδορ) ‗козья шкура‘ от αἶξ (αιγόρ) 217 В. М. МОКИЕНКО ‗коза‘) был обтянут щит Зевса, хранящий его в боях с многочисленными богами и героями. Ср. под эгидой ‗под защитой, под покровительством‘, ‗под щитом‘. Но под особой эгидой, обтянутой шкурой козы Амалфеи, укрывались от врагов лишь два греческих божества: Зевс и дочь его Афина, богиня мудрости и войны. Именно эта легенда легла в основу названия Млечного Пути. Примерно 150 миллиардов звѐзд, составляющих его, — это капельки молока козы — кормилицы Зевса. По мнению древних писателей, например Сервия, созвездие Козерога из цикла зодиака — не что иное, как Амалфея. А Млечный Путь — еѐ богатый удой. Сочетание Млечный Путь многим из нас кажется таким же русским, как и Большая Медведица. Но так же как и последнее, это название лишь перевод древнегреческого ϰύϰλορ γαλαξίαρ «молочный круг (цикл, путь)». Многие европейские языки унаследовали это название, хотя некоторые из них — уже через посредство латинского via lactea «молочная дорога». А мы, диалектологи, с тех студенческих лет не уставали записывать все новые и новые народные и иноязычные обозначения Млечного Пути. Русские зовут его Моисеевой дорогой, Батыевой дорогой, Птичьим путѐм, Дорогой птиц, или просто — Дорогами, Путями, Улицами, Поясами на небе; украинцы — Чумацким шляхом, шведы — Зимней улицей, вьетнамцы — Серебряной рекой, манси — Лыжной дорогой мужчины из племени Мось, якуты — Следом, оставленным добрым духом, когда он шѐл по небу на лыжах. И каждое из названий эти народы воспели в поэтических мифах, не менее красивых, чем миф о козе Амалфее (Мокиенко 1975: 92–93). Погружение в мифологию открывает всѐ новые яркие обозначения «молочной» галактики, обнаруживая детализированную систему поверий, обрядов, суеверий, связанных и с этим звѐздным конгломератом, и с их словесными ассоциациями. В фундаментальной энциклопедии «Славянские древности», созданной группой учеников акад. Н. И. Толстого под его руководством и редакцией, статья Млечный путь (СД 3: 264–266; автор статьи — О. В. Белова) освещает почти все аспекты отношения славян к этому звѐздному скоплению. И предлагает 218 МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА читателю едва не полное собрание его славянских наименований. Вот лишь некоторые из них, распределѐнные по типам общей мотивации: 1. Внешние и природные особенности: рус., укр., польск. «Небесная», «Молочная», «Белая», «Звѐздная», «Ночная» дорога; полесск. Птичья луна; 2. Дорога Бога, святых, предков, духов и т.п.: укр. Божья дорога (ср. рус. курск. Святая дорога); польск. «Дорога Иисуса Христа», «Дорога Богородицы», «Дорога святых», «Дорога св. Якуба», «Дорога св. Ильи»; рус. (владимир., тамбов., саратов.) Моисеева дорога; польск. Droga dusz, Droga dusz umarlych, т.е., по которой души летят в виде птиц; болг. «Путь грешников»; польск. «Ворота в небо», «Божьи врата», Droga przodków, Droga duchów; 3. Дорога к «святым местам»: калужск. «Дорога в Старый Иерусалим», «Дорога из Киева в Старый Иерусалим»; укр. «Дорога из Москвы в Иерусалим»; «Дорога Божьей Матери в Иерусалим»; «Шлях на Иерусалим»; «Шлях на Киев»; Ср. нем. die Milchstraßе ist die Straße nach Jerusalem; польск. Droga do Jerozolimy, Droga do Rzymu, Droga z Jeruzalem do Betleem, Droga do Częstochowy; 4. Военная дорога (с которой: связаны представления о набегах воинственных противников): рус. Татарская дорога. Мамаева дорога, Батыева (Батеева, Бакеева) дорога, Басурманское становище; пол. Droga bohaterów, Droga wojenna (о том, как Наполеон шел в Россию). 5. Названия, связанные с промыслом чумаков (возчиков соли) и караванщиков (южн.-рус., укр. Чумацкий шлях — дорога в Крым, куда ездили за солью (название якобы связано с тем, что по дороге соль сыпалась с возов); болг. Коларски път, Кираджийския път — дорога, по которой шли караваны и вдоль которой возницы (кaрванджии) останавливались кормить скот. 6. Соломенная дорога: серб., болг., макед., словен. Кумовска слома, Кумова слама, Попова слама, Kumova slama, связанные с легендой об украденной соломе, которую похититель (кум, кума, поп) рассыпал, а Бог в наказание поместил еѐ на небо и поджѐг, чтобы напоминание о проступке осталось 219 В. М. МОКИЕНКО навсегда (темные пятна на Млечном пути — следы лошади похитителя). Серб. Робов пут объясняется легендой о беглых рабах, которые нашли по Млечному пути домой. При поражающем воображение множестве народных наименований Млечного пути в европейских языках в большинстве из них самым популярным и вошедшем в литературное употребление стало именно древнегреческое, «молочное». В русском языке оно не просто укоренилось, но и постоянно обновляется оригинальными полифоничными ассоциациями. Так, его неоднократно употреблял А. Блок, обогащая «звѐздную» семантику своим поэтическим воображением и создавая собственную перифразу нашего сочетания — шлейф, забрызганный звездами: Шлейф, забрызганный звездами, Синий, синий, синий взор. Меж землей и небесами Вихрем поднятый костер. Жизнь и смерть в круженьи вечном, Вся — в шелках тугих — Ты — путям открыта млечным, Скрыта в тучах грозовых. Пали душные туманы. Гасни, гасни свет, пролейся мгла... Ты — рукою узкой, белой, странной Факел-кубок в руки мне дала. Кубок-факел брошу в купол синий — Расплеснется Млечный путь. Ты одна взойдешь над всей пустыней Шлейф кометы развернуть. Дай серебряных коснуться складок, Равнодушным сердцем знать, Как мой путь страдальный сладок, Как легко и ясно умирать. Шлейф, забрызганный звездами… 220 МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА Образ Млечного пути как звѐздного шлейфа запечатлевается А. Блоком и в стихотворении «Твоѐ лицо бледней, чем было…», обогащаясь метафорой серебряный узкий пояс: Комета! Я прочѐл в светилах Всю повесть раннюю твою, И лживый блеск созвездий милых Под чѐрным шелком узнаю! Ты путь свершаешь предо мною, Уходишь в тени, как тогда, И то же небо за тобою, И шлейф влачишь, как та звезда! Не медли, в темных тéнях кроясь, Не бойся вспомнить и взглянуть. Серебряный твой узкий пояс — Сужденный магу Млечный путь. В другом стихотворении поэта («В снегах») Млечный путь обозначается иной прозрачной поэтической перифразой — Лента Млечная, более близкой к исходной форме и содержанию греческой мифологемы: И я затянут Лентой млечной! Тобой обманут, О, Вечность! Подо мной растянут В дали бесконечной Твой узор, Бесконечность, Темница мира! Узкая лира, Звезда богини, Снежно стонет Мне. Этот образ осложняется А. Блоком в стихотворении «Ночь», где млечная лента, которой охвачена голова мага, «простѐртого над миром бренным», перекликается с млечной 221 В. М. МОКИЕНКО стезей, по которой «в бледно-фосфорном сияньи Ночь плывѐт путѐм цариц»: Маг, простерт над миром бренным, В млечной ленте — голова. Знаки поздних поколений — Счастье дольнего волхва. Поднялась стезею млечной, Осиянная — плывет. Красный шлем остроконечный Бороздит небесный свод. В длинном черном одеяньи, В сонме черных колесниц, В бледно-фосфорном сияньи — Ночь плывет путем цариц. Млечная лента в воображении А. Блока может трансформироваться и в представление Млечного пути как горящего серебром «узкого пояса» — «млечной стези», «звезды мечтаний нежных» : Я — звезда мечтаний нежных, И в венце метелей снежных Я плыву, скользя... В серебре метелей кроясь, Ты горишь, мой узкий пояс — Млечная стезя! (А. Блок «Я в дольний мир вошла, как в ложу…») Этот же образ в поэзии А. Блока может также представляться в расширенном варианте — как сверкающий («горящий») млечный пояс «серебристой звезды»: Протекут ещѐ мгновенья, Канут в тѐмные века. Будут новые виденья, Будет старая тоска. 222 МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА И, в печальный саван кроясь, Предаваясь тайно горю, Не увидим мы тогда, — Как горит твой млечный пояс! Как летит к родному морю Серебристая звезда! (А. Блок «В час глухой разлуки с морем…») Описывая такие трансформации сочетания Млечный путь в поэзии А. Блока, в нашем словаре «Фразеология в русской поэзии» (А. М. Мелерович, В. М. Мокиенко – в печати; ср. о принципах составления этого словаря: Мелерович, Мокиенко 2013), мы предлагаем его более развѐрнутое и полное толкование — «Скопление огромного количества звѐзд и туманностей, представляющееся невооруженному глазу светлой полосой неправильной формы, растянутой по небесному своду». Оно, как кажется, вбирает в себя основные доминанты метафорических уподоблений, принадлежащих А. Блоку. Как видим, древнегреческая мифологема Млечный путь прочно обосновалась в русском литературном языке и постоянно обогащается его образным — в том числе и поэтическим употреблением. А какова судьба не менее красочных и мифологических народных обозначений этой светлой звѐздной полосы? Увы, — лишь единичные из них «прорвались» в литературные языки, но при этом так и не вышли за орбиту их периферии. Так, русское выражение Моисеева дорога используется (по данным НКРЯ) лишь дважды, — причем одним и тем же писателем в одном и том же романе: «Ясно горят звезды в глубоком темносинем небе, бледным светом тихо мерцает Моисеева дорога, по краям небосклона то и дело играют зарницы, кричат во ржи горластые перепела, трещит дергач у речки, и в последний раз уныло кукует рябая кукушка» (П. И. Мельников-Печерский. «В лесах», книга вторая); «Переливчатым блеском сверкают частые звезды: горят Стожары, широко над севером раскинулся ярко мерцающий 223 В. М. МОКИЕНКО Воз, белыми прогалинами с края до края небес сияет Моисеева дорога» (там же). Моисеевой дороге ещѐ более или менее «повезло»: оно всѐ-таки занесено в скрижали литературного языка, — пусть и в скрижали одного-единственного писателя. И даже попало в словарь «Русская мысль и речь» М. И. Михельсона (Михельсон 1902, 1: 564). А псковское обозначение Млечного пути — Дорога для птиц, которое мы некогда услышали в деревне Дубокрай, так и не стало достоянием нашей литературы. Но благодаря петербургским диалектологам — составителям «Псковского областного словаря с историческими данными» оно лексикографически увековечено. Его записали и в Гдовском районе Псковской области: «Д о р o г а д л я п т и ц . Млечный путь. Даро́га для птиц , пти́цы па е́тай даро́ги лятя́т ф тѐплы стра́ны , ме́лка усы́пана даро́га, поло́шшэцца, кака́-та савершэ́нна даро́га . Гд. (ПОС 9: 263). За более чем полвека с той памятной дубокрайской ночи, освещѐнной Млечным путѐм и пришествием в нашу деревню руководителя отряда, неутомимые собиратели псковских народной речи записали около 2 миллионов иллюстраций к ней и издали 26 выпусков этой энциклопедии псковской народной жизни. Составление и редактирование «Псковского областного словаря» продолжается когортой петербургских и псковских диалектологов: Л. А. Ивашко, Л. Я. Костючук, Д. М. Поцепней, Е. В. Пурицкой, М. А. Тарасовой, А. С. Щекиным и другими. В эту когорту входил и один из самых эрудированных диалектологов и лексикографов России — Александр Сергеевич Герд. Литература Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеология в русской поэзии (проспект учебного фразеологического словаря. СПб., 2013. Михельсон М. И. Русская мысль и речь. Своѐ и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний. СПб., 1902. Т. 1; 1903. Т. 2. Мокиенко В. М. В глубь поговорки. М.: «Просвещение», 1975. – 174 с. (7-е изд.: СПб.: «Авалонъ», «Азбука-класссика», 2010. – 170 с.). 224 МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ГЕРДА Мокиенко В. М., Третьякова И. Ю., Якимов А. Е. ... / Под ред. А. М. Мелерович, В. М. Мокиенко. Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2013. ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными / Основан Б. А. Лариным. Вып. 1–26. Л. (СПб.): Изд-во ЛГУ (СПбГУ), 1967–2015 (изд. продолжается). СД — Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под ред. Н. И. Толстого. М.: «Международные отношения», 1995. Т. 1. А–Г; 1999. Т. 2. Д–К (Крошки); 2004. Т. 3. К (Круг) – П (Перепелка); 2013. Т. 4–5. 225 И. С. Николаев ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ БАЗЫ ДАННЫХ ПО ТОПОНИМИИ ИНГЕРМАНЛАНДИИ (ЭСТОНСКО-РУССКАЯ ПОЛЕВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 2005 ГОДА) Аннотация. В статье опубликованы материалы топонимической экспедиции 2005 года в Ленинградской области, в которой участвовали студенты СПбГУ и Таллинского педагогического института. Рассмотрены особенности географической терминологии, использованной при записи топонимов у носителей финских диалектов Ингерманландии. Обсуждается вариативность видовых слов и их эстонские эквиваленты. Проанализированы и подтверждены принципы сбора топонимии, предложенные руководителем топонимических экспедиций СПбГУ проф. А.С. Гердом. Ключевые слова: топонимика, топонимия, полевая лингвистика, финские диалекты, эстонский язык, Ленинградская область, Ингерманландия. А. С. Герд за время своей научной работы участвовал в полусотне полевых экспедиций по лексикографии, диалектологии и топонимике. Более 30 лет он руководил ежегодными топонимическими экспедициями кафедры математической лингвистики, которые входят в учебную программу студентов второго курса отделения прикладной лингвистики филологического факультета СПбГУ. Экспедиции проводятся летом в ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... Ленинградской области и в Республике Карелия. Многие преподаватели кафедры математической лингвистики с удовольствием участвовали в этих полевых экспедициях вначале студентами, а потом и как помощники руководителя студенческой практики. Ежегодно начиная с апреля-мая Александр Сергеевич начинает подготовку к поездке, обсуждая с помощниками районы практики, маршруты и места поселения. Перед начало практики он проводит детальный инструктаж студентов на кафедре. Во время экспедиции в июне-июле А. С. Герд обязательно приезжает один-два раза к каждой из групп студентов для уточнения задач и проверки результатов. По окончании практики в конце июля руководитель и помощники снова собирают студентов на кафедре для сдачи материалов и отчетов. За эти годы на кафедре математической лингвистики собрана картотека топонимов Ленинградской области и Карелии, которая насчитывает более 30 тысяч карточек. Полевые дневники, рабочие тетради и карты-схемы, составленные участниками экспедиции формируют вспомогательные материалы для уточнения данных картотеки (Николаев и др. 2005). На их основе были опубликованы топонимические словари Ленинградской области и Карелии (напр.: Муллонен и др. 1997). В последние десять лет была создана база данных по топонимике Ингерманландии, в которую вошла большая часть материалов картотеки (Герд и др. 2007). На основе базы данных создан научный и образовательный веб-ресурс (Герд и др. 2012; Nikolaev, Stolyarov 2014). Сейчас по этим материалам готовится словарь топонимии Ингерманландии (Николаев, Герд 2015). В топонимической базе данных математической лингвистики есть раздел топонимов на прибалтийско-финских языках. Часть этих материалов была собрана в 2005 году студентами Таллинского педагогического института, которые проходили совместную практику со студентами отделения прикладной лингвистики в Волосовском районе Ленинградской области. Шесть студенток, владеющих эстонским и финским языком, попытались собрать топонимы, которые используют носители финских диалектов, проживающие на территории исторической Ингерманландии со времен русско-шведских войн XVII—XVIII 227 И. С. НИКОЛАЕВ веков. Эти жители Ленинградской области хорошо владеют русским языком, но современные эстонские студенты практически на нем не разговаривают. Было интересно проверить смогут ли они добыть оригинальный финский материал, общаясь с местными жителями на их родном языке. В топонимической базе данных представлено 160 топонимов, записанных в ходе эстонской экспедиции 2005 года. Полностью список этих топонимов приведен в Приложении (табл. 3). В табл. 1 указаны типы объектов с видовыми словами или без них и количество топонимов, в которых встречаются эти видовые слова. Для прибалтийско-финской топонимии характерно, что видовые слова часто включаются непосредственно в топоним, и именно по видовому слову можно определить язык или диалект, на котором первоначально записан топоним. Видовые слова являются по сути географическим термином, включенным в топоним. Таблица 1. Топонимы в эстонских материалах Объект 228 Видовое слово Количество топонимов аэродром aerodroma 2 баня sauna 1 болото suo 6 болото šuo 1 болото suopaika 1 вокзал rautatieasema 2 двор hov, hovi 4 деревня kylä 9 деревня hoov 1 деревня без видового слова 13 дом talo 8 дом kot 2 дом huttar, huttor, huttari 9 ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... дом без видового слова 7 дом uued majad 1 дорога tie 7 дорога без видового слова 1 камень iso kivi 1 кладбище hautusmua 1 кладбище kalmoi 1 колодец kaivo 4 колхоз kolhoosi 2 колхоз без видового слова 1 лес metsä 8 лес mets 1 лес без видового слова 1 мельница mylly 4 место без видового слова 2 озеро järvi 2 парк park 1 пастбище karjamaa 1 покос heinamaa 1 покос heinäpelto 1 поле pelto 4 поле pellot 1 поле polje 1 пруд tiikki 5 пруд tikki 1 развалины varemed 1 река joki 1 рынок rõnok 1 совхоз sovhoos 1 улица katu 8 229 И. С. НИКОЛАЕВ улица uulitsa 1 улица без видового слова 1 холм mäk 3 хутор hutar, huttor, hutor 4 хутор viron mua 1 хутор без видового слова 1 церковь kirik 2 школа internat, koulu, koolimaja 3 У некоторых терминов можно заметить большую вариативность, а у некоторых объектов есть несколько видовых слов. Например, объектам «дом» и «хутор» соответствуют 7 видовых слов: talo, kot, huttar, huttor, huttari, hutar, hutor. Первые два являются финскими по происхождению. Остальные — разные варианты заимствованного русского «хутор», но мы не можем точно сказать, чем вызвана эта вариативность. Прежде всего, здесь отражаются особенности восприятия носителей эстонского языка — студентов-практикантов. У объекта «школа» три термина: internat, koulu, koolimaja, соответственно русский, финский и эстонский. У ряда объектов (пастбище, развалины, церковь) только эстонские видовые слова: значит, они уже проинтерпретированы собирателями топонимии. В табл. 2 приведены все 10 эстонских термина, которые встречаются в этих материалах, два из них даже во множественном числе (majad, varemed). Есть также русское слово «рынок», записанное в эстонской графике rõnok. Все эти видовые слова добавлены эстонскими студентами. Интересно, что в топонимии встречается три объекта с двумя прибалтийско-финским корнями со значением «эстонский»: eesti, viro: Eestin polje (поле), Viron metsä (лес), Viron mua (хутор). В топонимии Ингерманландии подобные названия нередки, но первый из этих топонимов, вероятно, является переводом русского топонима Эстонское поле, сделанное эстонскими собирателями. 230 ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... Таблица 2. Основные топоформанты Эстонский Русский Эстонский Русский hoov двор koolimaja школа heinamaa покос majad дом karjamaa пастбище mets лес kirik церковь sovhoos совхоз kolhoos колхоз varemed развалины Еще во время рассматриваемой экспедиции А. С. Герд отметил, что полученные материалы будут представлять сомнительную ценность, так как они нарушают основной принцип сбора топонимического материала: топонимию у носителей определенного языка должны собирать специалисты, хорошо владеющие этим языком. Александр Сергеевич коротко формулирует этот принцип так: «носители должны собирать у носителей». Поэтому студенты отделения прикладной лингвистики собирают русскую топонимику у жителей Ленинградской области на русском языке. Таблица 3. Финско-эстонские топонимы Волосовского района Ленинградской области. Топоним Тип объекта, разделитель (•), место записи Aerodroma Место • Vo'lossova Волос. Aleksanterin katu Улица • Kikkiri Волос. Čeroppitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Dontso' Деревня • Vo'lossova Волос. Eestin polje Поле • Orankylä Волос. Ehdine Klopitsa Место • Lo'pitsa Волос. Ensimmäinen uusi katu Улица • Kikkiri Волос. Erttin huttar Дом • Mura'tova Волос. Hatšinan maantie Дорога • Vo'lossova Волос. 231 И. С. НИКОЛАЕВ Haukka hutor Хутор • Pe'kkalo Волос. Heinosen hutar Хутор • Vesikkola Волос. He'ndrikkil' Дом • Kanttula Волос. Hendrikkova huttori Дом • Mura'tova Волос. Herran kot Дом • Kemppalo Волос. Herran kot Дом • Lo'pitsa Волос. Hevosen talo Дом • Vo'lossova Волос. Hie'na'utio Деревня • Mura'tova Волос. Hilitäti talo Дом • Kanttula Волос. Hinkkinen Дом • Kanttula Волос. Hlopitsan hautusmua Кладбище • Lo'pitsa Волос. Ho'lopitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Homutan sovhoos Совхоз • Vo'lossova Волос. Hylkysin suo Болото(болота) • Vo'lossova Волос. Ihanus Дом • Kanttula Волос. Ikkolan talo Дом • Orankylä Волос. Школа (школа-интернат) • Lo'pitsa Волос. Internat "Bezdomnoi" Iso katu Улица • Kikkiri Волос. Išo kivi Камень • Röllä Волос. Išo mylly Мельница • Pieni Kikker Волос. Ivan Kreus huttar Дом • Orankylä Волос. Je'rošin huttar Дом • Mura'tova Волос. Juhannan huttar Дом • To'roššova Волос. Juhannan katu Улица • Kikkiri Волос. Juokkalon tiikki Пруд • O'rponja Волос. Juokkolan talo Дом • O'rponja Волос. Kaivo Колодец • Kanttula Волос. Kali'tsinan suo Болото(болота) • Vo'lossova Волос. Kalkkiaho pelto Поле • Mura'tova Волос. Kalmoi Место • Vesikkola Волос. 232 ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... Kamppalo Место • Vo'lossova Волос. Kana'rškin kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Kangat Роща • Mura'tova Волос. Kankan mäk Холм • Vesikkola Волос. Kannikko Лес • Vesikkola Волос. Kantakylän metsä Лес • Kanttula Волос. Kanttolan kolhoosi Колхоз • Kanttula Волос. Kanttoloan šuo Болото(болота) • Vo'lossova Волос. Kanttula Деревня • Vo'lossova Волос. Kargoložo Болото(болота) • Vo'lossova Волос. Karssalova Деревня • Vo'lossova Волос. Kasepark Парк • Lo'pitsa Волос. Kemppalan metsä Лес • Kemppalo Волос. Kemppalo Деревня • Vo'lossova Волос. Развалины здания • Kemppalo Волос. Kemppalo varemed Keronen Дом • Kanttula Волос. Keskkylä Часть деревни • Vo'lossova Волос. Kikkerin hov Двор • Kikkiri Волос. Kikkerin rautatieasema Место • Kikkiri Волос. Kikkerin sauna Баня(бани) • Kikkiri Волос. Kikkiri Деревня • Vo'lossova Волос. Kilkkin hutar Хутор • Vesikkola Волос. Kilkkin pellot Поле • Vesikkola Волос. Школа (школа-интернат) • Lo'pitsa Волос. Koolimaja Korkea mäk Холм • Kanttula Волос. Kurkkuvitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Kylän kaivo Колодец • Orankylä Волос. Lädän kylä Деревня • Kikkiri Волос. La'gonovo Деревня • Vo'lossova Волос. Leninskii put' Совхоз • Lo'pitsa Волос. 233 И. С. НИКОЛАЕВ Lo'pitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Lopitsan mylly Мельница • Lo'pitsa Волос. Lumitsan metsä Лес • Luumitsa Волос. Lumitsan takana suo Болото(болота) • Luumitsa Волос. Lumitsan tie' Дорога • Luumitsa Волос. Luoša Дорога • Luumitsa Волос. Luumitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Mäk Холм • Kanttula Волос. Metsäkatu Улица • Kikkiri Волос. Me'tsitie Дорога • To'roššova Волос. Mura'tova Деревня • Vo'lossova Волос. Mustalaismetsä Лес • Vo'lossova Волос. Nalge kirik Церковь • Lo'pitsa Волос. Näppiset Дом • Kanttula Волос. Nikkonen Дом • Kanttula Волос. Olto'rskii huttor Хутор • Pe'kkalo Волос. Orankylä Деревня • Vo'lossova Волос. Orankylän heinäpelto Покос • Orankylä Волос. Orankylän metsä Лес • Orankylä Волос. Orankylän tiikki Место • Orankylä Волос. Oravankylän hov Двор • Orankylä Волос. Oravankylän pelto Поле • Orankylä Волос. O'rediš joki Река • Lädän kylä Волос. O'rponja Деревня • Vo'lossova Волос. Ožeritsa Деревня • Vo'lossova Волос. Ožogina kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Ožogina suo Болото(болота) • Vo'lossova Волос. Pe'kkalo Деревня • Vo'lossova Волос. Pekkalon suo Болото(болота) • Pe'kkalo Волос. Pieni Kikker Деревня • Kikkiri Волос. Pieni Kikkerin pelto Поле • Pieni Kikker Волос. 234 ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... Pietarin talo Дом • Orankylä Волос. Pikku katu Улица • Kikkiri Волос. Piukkalon kaivo Колодец • Orankylä Волос. Popovka kylä Деревня • Pu'tina kylä Волос. Punaine Orankylä Колхоз • Orankylä Волос. Punane kirik Церковь • Lo'pitsa Волос. Pu'tina kolhoosi Колхоз • Pu'tina kylä Волос. Pu'tina kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Röllä Деревня • Kikkiri Волос. Röllän kaivo Колодец • Vo'lossova Волос. Sa'karin talo Дом • Mura'tova Волос. Šakonjan mylly Мельница • Vo'lossova Волос. Salu kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Savhoosi heinamaa Покос • Čeroppitsa Волос. Savhoosi karjamaa Пастбище • Čeroppitsa Волос. Seltsan kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Seltsan metsä Лес • Vo'lossova Волос. Sirkka hutar Хутор • To'roššova Волос. Šögolevan huttori Дом • Mura'tova Волос. Sophoosin pelto Поле • Orankylä Волос. Šuoritsan mylly Мельница • Vo'lossova Волос. Suur Kikker Деревня • Kikkiri Волос. Suuri tiikki Пруд • To'roššova Волос. Tallinn tie Дорога • Vo'lossova Волос. Tehtaan katu Улица • Kikkiri Волос. Tiikki Пруд • Pu'tina kylä Волос. Tiikki Пруд • Kanttula Волос. Toinen uusi katu Улица • Kikkiri Волос. Tommonen huttori Дом • Mura'tova Волос. To'roššova Деревня • Vo'lossova Волос. Torossovan aerodroma Место • To'roššova Волос. 235 И. С. НИКОЛАЕВ Torossovan hov Двор • To'roššova Волос. Toro'ššovan hovi Двор • To'roššova Волос. Toro'ssovan tie Дорога • Mura'tova Волос. Tšiikkina järvi Озеро • Lädän kylä Волос. Tuo'malan talo Дом • Orankylä Волос. Болото(болота) • Kurkkuvitsa Волос. Tuonitsan suopaika U'ro Дом • Kanttula Волос. Uued majad Дом • Lo'pitsa Волос. Uulitsa Ma'nino Улица • Voi'skovitsa Волос. Uus tiiki Пруд • Vo'lossova Волос. Valkoinen hoov Деревня • Vo'lossova Волос. Vas'kan talo Дом • Orankylä Волос. Vesikkola Деревня • Vo'lossova Волос. Vesikkola mets Лес • Vo'lossova Волос. Школа(-интернат) • Волос. Vesikkolan koulu Vesikkola Vingisaar Улица • Vo'lossova Волос. Vinkkelin huttar Дом • To'roššova Волос. Virolainen huttor Дом • Pe'kkalo Волос. Viron metsä Лес • Orankylä Волос. Viron mua Хутор • Orankylä Волос. Voi'skovitsa Деревня • Vo'lossova Волос. Vo'lkovan kylä Деревня • Vo'lossova Волос. Volkovan metsä Лес • To'roššova Волос. Volosovan tie Дорога • Vo'lossova Волос. Volosovskii rõnok Место • Vo'lossova Волос. Vo'lossova Деревня • Vo'lossova Волос. Vološšovan tie Дорога • Vo'lossova Волос. Vo'lossovo rautatiea'sema Место • Vo'lossova Волос. Ympäriläinen järvi Озеро • Ožeritsa Волос. 236 ЭСТОНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ... Эксперимент с эстонскими студентами в очередной раз продемонстрировал правильность первоначальных принципов сбора материала, а собранные топонимические материалы, о которых шла речь в статье, стали памятником эстонско-русской дружбы и научного сотрудничества во время совместной полевой экспедиции 2005 года, которую организовал и которой руководил А. С. Герд. Литература Герд А. С., Азарова И. В., Дмитриев А. В., Николаев И. С., Федоров С. А. Автоматизированная база данных по топонимии как основа модели формирования историко-культурного ландшафта Ингерманландии // Труды Международной конф. «Финноугорская топонимия в ареальном аспекте». Петрозаводск, 2007. С. 143–154. Герд А. С., Дмитриев А. В., Николаев И. С., Столяров Д. А. Научнообразовательный веб-ресурс «Топонимия Ингерманландии (Ленинградская область)»: перспективы исследования // Структурная и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник. Вып. 9 / Ред. А. С. Герд. СПб.: Изд. СПбГУ, 2012. С. 148–158. Муллонен И. И., Азарова И. В., Герд А. С. Словарь гидронимов ЮгоВосточного Приладожья. Бассейн реки Свирь. СПб.: Изд. СПбГУ, 1997. Николаев И. С., Азарова И. В., Герд А. С. Свод топонимов Ленинградской области в Санкт-Петербургском государственном университете // Топонимический журнал. Материалы II городской Топонимической конф. 14 февраля 2005 года. СПб, 2005 С. 15– 16. Николаев И. С., Герд А. С. Словарь топонимии и микротопонимии Ингерманландии // Севернорусские говоры. № 14 / Отв. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2015. Nikolaev I., Stolyarov D. Linguistic Information System of Multicultural Russian-Fennic Region of Ingermanland // Proceedings of International Multidisciplinary Scientific Conferences on Social Sciences and Arts (SGEM 2014). 2014. P. 131–137. 237 О. И. Фонякова СЛОВО ОБ АЛЕКСАНДРЕ СЕРГЕЕВИЧЕ ГЕРДЕ Дорогой Александр Сергеевич, с которым недавно с горечью простились, был необычайно талантлив, ярок и динамичен в своей жизни и научном творчестве, он был многолик в своих устремлениях и успешен в реализации своих планов в течение долгих лет… В Межкафедральном словарном кабинете (МСК) он появился в самом начале 1960-х гг. после окончания аспирантуры в ЛГПИ им. А. И. Герцена, а вскоре защитил кандидатскую диссертацию о суффиксальном словообразовании в славянских диалектах под руководством Н. П. Гринковой. Б. А. Ларин зачислил его младшим научным сотрудником по МСК в 1962 г. Уже в эти годы словообразование и морфемика становятся главным направлением в его научной работе на всю жизнь. Но интерес к точным — статистическим — методам исследования лексики приводит его к фронтальному исследованию древнерусских памятников. Он выпускает серию монографий вместе с рабочей группой своих коллег по кафедре русского языка. Интерес к точным методам описания слова и термина привѐл его в сферу научно-технической лексикографии, и словарное описание названий русских рыб (как продолжение дела СЛОВО ОБ АЛЕКСАНДРЕ СЕРГЕЕВИЧЕ ГЕРДЕ его отца — известного ихтиолога С. А. Герда) вылилось в докторскую диссертацию, защищѐнную им в 32 года! Он был самым молодым доктором наук среди учѐных нашего факультета. Александр Сергеевич проводил много конференций по диалектологии, научно-технической и компьютерной лексикографии, заведовал кафедрой математической лингвистики долгие годы. Но этого мало: он подхватывает тему диалектной лексикографии у Н. А. Мещерского и организует работу в разных вузах Северо-Запада по сбору и обработке диалектного материала в русских говорах Карелии и сопредельных областей, которая вылилась в шеститомное издание Карельского словаря (1994—2005). Одновременно с Карельским словарѐм он возглавляет авторский коллектив другого диалектного словаря — говоров вокруг озера Селигер, который издается с подзаголовком «Материалы по русской диалектологии» (2003–2014. Вып. 1–6, издание продолжается). Однако и этого мало. В течение многих лет Александр Сергеевич руководит конференцией-семинаром по составлению Лексического атласа русских народных говоров России, труды которого регулярно публикуются (фактически с 1993 г.). Ему принадлежат идея и издание информационного журнала по языку, истории, литературе и культуре («ЯЛИК», выходит с 1995 г.), предназначенного для всех вузов страны, который получил большую известность. Александр Сергеевич редактировал серию научных сборников «Севернорусские говоры» (выходит с 1970 г.), продолжая традицию Б. А. Ларина («Слово в народных говорах русского Севера», 1962). Он опубликовал множество работ по общему, русскому и славянскому языкознанию, среди которых отметим «Введение в этнолингвистику» (1995; 2-е изд.: 2005; перев. на англ. яз.: 2015), «Словарь гидронимов Юго-Восточного Приладожья: Бассейн реки Свирь» (1997) и др. Руководство таким большим словарным центром, как МСК им. проф. Б. А. Ларина в СПбГУ и весь предшествующий огромный опыт работы в области лексикографии позволили 239 О. И. ФОНЯКОВА А. С. Герду стать ведущим редактором-координатором нового издания БАС–3 в ИЛИ РАН. Нет возможности перечислить все грани научной деятельности этого выдающегося учѐного и замечательного улыбчивого человека. Остаѐтся признать, что все направления научной и общественной деятельности Александра Сергеевича были всегда плодотворны, а его неисчерпаемое трудолюбие и внимание к сотрудникам вызывают бесконечную любовь и добрую благодарную память у всех, кто его знал и с ним работал… 5 мая 2016 г. 240 О. А. Черепанова К ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕКОТОРЫХ СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ В ОБЛАСТИ ИМЕННОГО СКЛОНЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ СЛАВИИ Научная и научно-организаторская деятельность А. С. Герда чрезвычайно плодотворна и разнообразна. Я принимала участие в нескольких коллективных проектах, осуществляемых под непосредственным руководством А. С. Герда как их автора, или как вдохновителя и основного организатора работы всего коллектива. Хочу остановиться на одном их них. В первой половине 70-х годов авторским коллективом в составе А. С. Герда, Л. В. Капорулиной, В. В. Колесова, М. П. Мирчевой и О. А.Черепановой осуществлена большая научностатистическая работа по регистрации всех именных флексий в разножанровых текстах основных славянских языков с XI по XVI века. В 1974 году вышла первая книга по этой теме под редакцией Н. А. Мещерского (Именное склонение... 1974 — далее 1), а тремя годами позже — вторая под редакцией А. С. Герда и Н. А. Мещерского (Именное склонение... 1977 — далее 2). Был определен статистически адекватный объем текста в 12000 знаков для каждого анализируемого памятника, и в этом тексте фиксировались все флексии существительных всех типов склонения всех падежей. Период XI—XIV вв. представляют 44 памятника, XV—XVI вв. — 60 памятников разных типов О. А. ЧЕРЕПАНОВА (деловые, летописно-хроникальные, повествовательные, конфессиональные, конфессионально-повествовательные, хождения). Книга предназначалась для филологов-историков языка, славистов; предполагалась возможность ее использования в курсе сравнительной грамматики славянских языков. Проект был поддержан акад. Н. И. Толстым. Компьютеров, компьютерных программ и других современных технологий в нашем распоряжении тогда не было, фиксация словоформ и флексий, а также подсчеты велись вручную. Для каждого памятника авторы делали из склеенных листов бумаги «простыни», расчерчивали на них таблицы и фиксировали «палочками»-черточками каждую именную флексию, занося ее в клеточку соответствующего типа памятника, типа склонения, рода, числа и падежа, а затем подсчитывали результат. Помимо ряда восточнославянских текстов, на мою долю выпало расписывать средневековые чешские тексты. Несмотря на утомительность однообразной работы, мне доставляло большое удовольствие читать такие тексты, как «Zápisy starého města Prašského», «Historie Trojanská» и другие. Понимание этих текстов затруднений не вызывало, и я погружалась в незнакомый мне мир средневековой Чехии. Почему-то мне особо запомнились летние вечера на даче, когда я при свете слабой настольной лампы или даже свечи занималась этой работой. При подготовке издания рецензенты выборочно проверили наши подсчеты и убедились в их адекватности. Не вызвали замечаний и результаты обработки статистических данных путем использования математического аппарата, полученные с помощью инженера и математика В. А. Андрющенко. В силу сложности публикации научных трудов в те годы оба тома вышли в ротапринтной печати и небольшим тиражом, поэтому это издание в настоящее время почти забыто. Тем не менее оно не потеряло своей актуальности для исторической морфологии славянских языков и русского языка, в частности. Естественно, что часть выводов, вытекающих из представленного материала, достаточно тривиальны, известны науке давно. Так, давно отмечено весьма значительное разнообразие флексий уже в XIII в. по сравнению с системой именного скло- 242 К ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕКОТОРЫХ СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ... нения времен первых старославянских памятников. Однако в издании впервые представлен весь корпус именных флексий, засвидетельствованный в значительном числе памятников основных славянских территорий, в текстах разных жанров. В результате высвечивается обобщающая картина движения славянской парадигмы имен существительных. Очевидно, что изменение деклинационной системы имени начиная с XI в. шло не по прямому пути унификации и устранения дублетных и устарелых форм. Если в XI—XIII вв. наибольшие изменения происходили в единственном числе, то в XIV—XVI — во множественном (Именное склонение... 2: 77). Но во всех славянских текстах и в XV—XVI вв. наиболее высокочастотными остаются флексии, восходящие к праславянской системе, что указывает на то, что они являются наиболее сильными элементами парадигмы (там же: 75). Высвечивается и тот факт, что наибольшие расхождения в системе связаны не с жанровыми разновидностями текстов, а с их территориальной принадлежностью. Различные по жанровой принадлежности тексты отличаются не столько набором флексий, сколько их частотностью (там же: 222). Наиболее значительные изменения в славянских языках связаны у имен существительных с Вин. и Род. падежами, что обусловлено пересечением синтаксических функций этих падежей (Именное склонение... 1: 214). Материалы, представленные в обеих книгах издания, и в настоящее время не полностью использованы для уточнения некоторых известных науке выводов и постановки новых вопросов. Если метод статистического обобщения не дает возможности видеть многие детали, не обнаруживает связь изменений в системе склонения с синтаксическими явлениями, с лексическим наполнением парадигм, то он обеспечивает широкий взгляд как бы с высоты птичьего полета, позволяет увидеть состояние предмета изучения на всей славянской территории в целом в тот или иной период, выделить зоны активности или наоборот затухания какого-либо явления в том или ином регионе, увидеть движение явления во времени. Это касается, напр., судьбы флексий -амъ/-ямъ, -ами/-ями, -ахъ/-яхъ в ДП, ТП и МП мн. ч. м. р. основ на *о-. Рас- 243 О. А. ЧЕРЕПАНОВА пространение этих флексий на месте исконных многократно являлось предметом рассмотрения в исследованиях по истории русского языка, исторической морфологии, в частности. Излагать сколько-нибудь подробно имеющиеся интерпретации этого процесса в настоящем случае не представляется возможным и актуальным. Достаточно полная сводка сложившихся в настоящее время мнений содержится в томе 1-м «Исторической грамматики древнерусского языка», глава 3 которого посвящена процессу унификации форм ДП, МП, и ТП (Иорданиди, Крысько 2000: 224–274). В результате обобщения мнений ряда крупнейших славистов, авторы приводят сводку положений, из которых для настоящего предмета рассмотрения наиболее актуальны следующие. Приводится тезис, что в великорусской зоне, по крайней мере на северо-западе, единая внеродовая парадигма мн.ч. *о- м.р. с формами косвенных падежей -амъ/ямъ, -ахъ/-яхъ, в меньшей степени -ами/-ями к концу XIV века в основном сформировалась. Высказано суждение, что западные и южные восточнославянские говоры эволюционировали по пути, резко отличному от направления, принятого диалектами северными. (там же: 272) При этом авторы указанного труда говорят об отсутствии а-форм в ДП, МП, ТП в обширных материалах старобелорусских (Полоцкие грамоты XIII—XVI вв,) и староукраинских памятников (ГрЮЗ — Грамоты Х1У столетия. Киïв. 1974; см.: Иорданиди, Крысько 2000: 272). Среди живых славянских языков наблюдается следующая картина. Из южнославянских языков а-экспансия широко распространена лишь в словенском, где явное отставание м.р. от ср. р. по числу а-форм заставляет думать о ведущей роли в этом процессе среднего рода. В западнославянском ареале наименее продвинутую стадию процесса представляет чешский и словацкий языки (там же: 226-70). Состояние, синхронно наиболее близкое к восточнославянским, наблюдается в сербо-лужицких языках, где флексии -ам/-ям, -ами/-ями, -ах/-ях в равной степени характеризуют имена как м.р., так и ср.р., а также в польском. В польском а-форма в м.р и ср.р. фиксируются практически синхронно, поэтому делается заключение, что в польском возникновение инноваций связано не с внутрипарадигматическими 244 К ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕКОТОРЫХ СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ... процессами, а с нейтрализацией (деморфологизацией) рода. (там же: 227). Обобщая изложенное, С. И. Иорданиди и В. Б. Крысько высказывают мнение, что а-экспансия по отдельным славянским языкам обнаруживает различие и в хронологическом аспекте, и с точки зрения последовательности морфологических изменений, что побуждает сделать вывод о распространении а-форм как необщеславянском и типологически неоднородном процессе (там же: 227). Статистические данные, приведенные в книге «Именное склонение...» (1 и 2), в целом высвечивая картину, сходную с изложенными выше положениями, позволяют на некоторые детали взглянуть по-другому, в частности на территории наибольшей активности а-форм в XV—XVI вв. Что касается XI— XIV вв., то статистические данные показывают, что новые флексии в южных и восточных славянских языках представлены единично как в м.р., так и в ср.р. См. таблицу (Именное склонение... 1: 58–65) и сводную таблицу № 28 по флексиям ДП, ТП, МП на (там же: 168). При этом следует учитывать, что для этого периода нет достаточно полноценных текстов на старопольском и старочешском языках. В русских текстах обращает на себя внимание «Чудовский Новый завет», в котором отмечается «взрыв» флексии -амъ/-ямъ в ДП – 44 случая. Этот памятник, как известно, отличается обилием инноваций, при этом характерно, что именно ДП дает частотную новую флексию (в ТП и МП новые флексии в этом тексте не отмечены); в русских текстах именно дательный падеж обнаруживает наибольшую активность проникновения новой флексии и в более позднее время, вплоть до ХУП века, в текстах разной жанрово-стилистической принадлежности. Как представляется, особое внимание следует обратить на ареал распространения а-форм в XV и XVI веках, и для этого особенно актуальны данные регионов с высокой частотностью а-форм. В таблице 1 приведена сводка данных о памятниках и территориях, где а-формы у существительных м.р. мн. ч. *оосновы наиболее частотны в ХУ-ХУ1 вв. Сведения извлечены из соответствующих таблиц рассматриваемого труда (Именное 245 О. А. ЧЕРЕПАНОВА склонение... 2: 44–55). В числителе указано количество новых форм, в знаменателе — старых форм. Таблица 1. Распределение а-форм в XV и XVI вв. Дат. Мн. М.р. *о- Тв. Мн. М.р. *о- Местн. Мн. м.р. *о- 246 ХУ в. 12/13 Двинские грамоты 14/20 Москва. Пахомий Серб. 4/9 Летописец Великих князей литовских 17/38 Псковская II летопись 4/18 Двинские грамоты 6/30 Западнорусские грамоты 7/14 Псковск. II летопись 3/15 Двинские грамоты ХУ1 в. 19/10 Рязанские грамоты 18/29 Псковская II летопись 14/25 Тверские акты 36/107 Москва. Судебник 1589 г. 9/50 Псков. Повесть о Стефане Батории 23/2 Акты польские 55/12 Польша. Петр Скарга 7/2 Василий Тяпинский 8/5 Польша. Повествователи 49/18 Виленские акты 25/13 Пересопница 12/19 Василий Острог 7/9 Москва. Судебник 1589 г. 5/7 Польша Żołtarz wrñbla 1539 8/19 Юго-зап. Русь, Иван Вишенский 14/41 Виленские акты 14/71 Псков. Повесть о Стеф. Батории 7/41 Псковская II летопись 22/9 Иван Вишенский 12/5 Брестские акты 12/3 Петр Скарга 13/13 Виленские акты 11/12 Псковская II летопись 4/2 Василий Тяпинский 18/14 Москва. Судебник 1589 г. 4/6 Рязанск.акты; 3/7 Москва. Повести ХУ1 в. 4/9 Зап. Русь. Акты Правоб. Украины 5/16 Чехия. Повествователи. 8/31 Тверские акты. К ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕКОТОРЫХ СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ... Из таблицы 1 видно, что в XV в. случаев высокой частотности а-форм не столь много, и связаны они с северо-западной Русью (Псков, Северная Двина), отчасти с Москвой. Вместе с тем очевиден и западнорусский след: Западнорусские грамоты и «Летописец великих князей литовских», входящий составной частью в 1-ю Белорусскую летопись и повествующий о борьбе за литовский престол между Ягайлой и Кесйстутом и о Подольской земле. В XVI веке число текстов с частотным использованием новых а-форм значительно возрастает. Это, как и в предшествующее столетие, Псков, Москва, идет также продвижение а-форм на юго-восток и восток (Тверь, Рязань). Но совершенно отчетливо видно, что область наибольшей активизации новых форм — западная и юго-западная Русь, т.е. территория постоянной борьбы за влияние (и владение) между Литвой, Польшей и Московской Русью. Это территория складывания и функционирования западнорусского литературного языка, влияние которого на формирование общерусских норм русского литературного языка достаточно известно. Таким образом, «ядерной» зоной распространения а-форм с XVI в., а в общем-то и с XV в., оказывается территория западной и юго-западной Руси. Это утверждение не согласуется с тезисом, изложенным в книге С. И. Иорданиди и В. Б. Крысько об отсутствии а-форм в староукраинском и старобелорусском языках, о различном пути процесса в северных русских и западных и юго-западных говорах (см. выше). И в современном состоянии на территории Славии выделяется ареал, где нормативными являются аформы: это восточнославянские языки (причем в украинском это явление представлено не столь ярко), польский и ныне практически утраченный сербо-лужицкий язык. Также уже в XVI в. отчетливо видна тенденция, результаты действия которой мы видим и в современном состоянии: территория наименьшей активности в отношении инновационных форм ДП — польский язык (В современном польском сохраняется старая флексия ДП, см.: Гаспаров, Сигалов 1974: 299), а в отношении ТП — собственно русские территории в XV—XVI вв., вплоть до XVII века. Можно предположить, что «многоязычие», одновременное функционирование на названных территориях русского, в его 247 О. А. ЧЕРЕПАНОВА московском и юго-западном вариантах, староукраинского, старобелорусского, польского и даже литовского языков было фактором, стимулирующим определенные изменения в языке, в том числе и стирание родовых различий, унификацию модели косвенных падежей во множественном числе, что, по сути, является одним из проявлений тенденции к аналитизму. Особого рассмотрения требует состояние а-форм в словенском языке, где предполагается усиленное влияние форм среднего рода. Что касается западных и русских территорий, то о влиянии среднего рода здесь говорить весьма затруднительно вследствие очень низкой частотности а-форм и вообще низкой частотности имен ср.*о-основ мн. числа. Предлагая тезис о западном и юго-западном «эпицентре» активизации а-форм существительных м.р. мн.ч. *о-основ, о близости тенденций развития процесса в XV—XVI веках на территории Юго-западной Руси, Московской Руси и в польском и сербо-лужицком языках, мы отдаем себе отчет в том, что необходима дополнительная проверка сведений на расширенном корпусе памятников различных территорий. Вместе с тем еще раз подчеркнем, что материалы, представленные в книгах «Именное склонение...» (XI—XIV вв. и XV—XVI вв.) в настоящее время использованы не в полной мере, и они могут дать толчок дальнейшим исследованиям проблемы а-форм, а также, вероятно, и других явлений в области именного склонения в славянском ареале. Литература Гаспаров Б., Сигалов П. Сравнительная грамматика славянских языков. II. Тарту. 1974. Именное склонение в славянских языках XI—XIV вв. / Под ред. Н. А. Мещерского. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. Именное склонение в славянских языках XV—XVI вв. / Под ред. А. С. Герда и Н. А. Мещерского. Л.: Изд-во ЛГУ, 1977. Иорданиди С. И., Крысько В. Б. Историческая грамматика древнерусского языка / Под ред. В. Б. Крысько. Т. I: Множественное число именного склонения. М., 2000. 248 С. Д. Шелов ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ И СПРАВОЧНИКОВ1 Аннотация. В статье представлен обзор новых отечественных терминологических словарей и справочников, образующих самостоятельный тип лексикографических изданий. Эти словари включают специальную лексику самых различных и порой весьма далеких друг от друга областей деятельности и профессиональных занятий или лексику всего универсума специальных знаний, которая может заинтересовать не профессионала, а человека среднего уровня образования и компетенции. Подчеркивается актуальность таких словарей, обсуждаются их сильные и слабые стороны, а также теоретический аппарат лексикографии, необходимый для их подготовки. Ключевые слова. Терминологический словарь, новый тип терминологических словарей, толкование термина, терминологическая лексика, профессиональная лексика. Среди разнообразных и многочисленных научных интересов Александра Сергееевича Герда область научно-технической терминологии пользовалась особым постоянством и устой1 Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект 15–24–01001 a/м). С. Д. ШЕЛОВ чивостью. Его вклад в эту область мог бы стать предметом отдельного и, не сомневаемся, заслуживающего большого внимания сборника под одиозным для старшего поколения названием типа «Проблемы терминоведения в свете трудов А. С. Герда» (см., напр.: Герд 1986; 1993; 20051). В этой приверженности и постоянстве поражает многое: и хронологический диапазон его научных работ (первую из них можно отнести не позже, чем к 1962 г., когда автор этих строк ходил в школу, а последнюю из нам известных — не ранее 2011 г.), и их количество (оно составило, по нашим подсчетам, около 50 в далеко не полном, подозреваю, списке, приведенном в Интернете, и в списке трудов автора по прикладной лингвистике, см.: Герд 2005), и их разнообразие (от инструкций по полевой лингвистической работе, связанной со сбором, скажем, названий рыб до материалов по составлению информационно-поисковых тезаурусов, от философско-теоретических вопросов семантики термина и его места в научном знании до «специфики семантического развития малых терминологических групп» и до «материалов для терминологического словаря по стали». Поэтому, в связи с абсолютной невозможностью откликнуться хотя бы на часть положений А. С. Герда даже только в терминоведении, мы остановимся лишь на одном, достаточно узком вопросе терминологической лексикографии (где у А. С. Герда также имеются значительные достижения), который, впрочем, мы рассматриваем как весьма перспективный и в теоретическом, и в практическом отношении. Когда специалист слышит словосочетание «терминологический словарь», то у него немедленно возникает вопрос о той области знания, которую этот словарь представляет. В самом деле, имеются десятки тысяч терминологических словарей, которые, независимо от их назначения, языка, чья лексика служит входными (заголовочными) единицами, адресной ориента1 См. разделы: «Значение термина и научное знание» (с. 48–55), «Еще раз о значении термина» (с. 56–62), «Лексикографические аспекты прикладного терминоведения» (с. 112–123), «Терминологический словарь среди других типов словарей» (с. 142–148), «Информационнопоисковый тезаурус как объект лексикографии» (с. 149–162). 250 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... ции, круга решаемых задач и т. п., тематически «привязаны» к той или иной дисциплине, сфере деятельности, профессии, специальная лексика которой и собрана в таком словаре, ср. «Современный философский словарь», «Краткий словарь лингвистических терминов», «Карточная терминология и жаргон», «Англо-русский строительный словарь», «Большой юридический словарь» и т. п. (приведены формулировки реальных названий некоторых терминологических словарей). Тем интереснее появление на этом фоне изданий, которые, так сказать, под одной обложкой содержат специальную лексику самых различных и порой весьма далеких друг от друга областей деятельности и профессиональных занятий или лексику всего универсума специальных знаний, которая может заинтересовать человека среднего уровня образования и компетенции. При этом речь не идет об универсальных энциклопедиях, ни о политехнических словарях, ни об изданиях для школьников (Большая школьная энциклопедия 2002; Большой энциклопедический словарь... 2002). Все они ставят перед собой в целом энциклопедические задачи, здесь же имеются в виду словари филологического толка, а это значит — словари, во-первых, ориентированные не на специалиста-предметника, а на широкого читателя, и, во-вторых, — представляющие информацию не столько о реалиях, стоящих за лексическими единицами их словника, сколько о самих лексических единицах и, в первую очередь, об их значениях и о культуре их употребления как в профессиональной, так и в обыденной речи. Далее мы представим краткий обзор некоторых отечественных терминологических словарей и справочников этого типа (Галевский, Мауэр, Жуковский 2003; Ваулина, Белик 2008; Ваулина, Штельмахин 2008; Ермаков 2008; Какзанова 2013; 2015; Севастьянова, Чепурных 2008; Словарь... 2002; Словарь... 2014)1, следуя хронологическому порядку их появления в печати и уделяя основное внимание двум важнейшим характеристикам практически любого толкового терминологического словаря — 1 Обзор зарубежных словарей этого типа (в частности, весьма интересного изд.: Godman, Payne 1979,) мог бы составить самостоятельное исследование. 251 С. Д. ШЕЛОВ принципам формирования словника и совокупности определений (толкований) включенных в него терминов. Начнем обзор с рассмотрения словаря Н. Т. Бунимович и др., который, согласно точке зрения его авторов, имеет «комплексный толково-энциклопедический характер и лингвистический характер» (Словарь... 2002: 3). Словарь, разъясняющий около 9000 понятий и терминов, представляет «наиболее часто употребляемые в общественно-политической, экономической и общекультурной лексике современного русского языка, особенно в средствах массовой информации, слова и слово-сочетания, включая многочисленные иноязычные заимствования», причем в него отбирались, как отмечают авторы словаря, только такие слова и термины, «которые больше других вызывают те или иные затруднения, сомнения в правильности их написания, произношения и особенно толкования». Лексика расположена в алфавитном порядке, причем это «как наиболее используемая в сфере экономики, политики, философии, юриспруденции, науковедения, искусствознания, филологии, культуры, страноведения, религиоведения терминология, так и обиходные встречающие в быту разговорные слова и выражения» (там же). Последняя цитата вызывает некоторое недоумение: что объединяет в одном и том же словарном издании, с одной стороны, актуальную экономическую, политическую, философскую и т.п. терминологию, а с другой — «обиходные встречающиеся в быту разговорные слова и выражения»? В самом деле, включение в словарь, лексики терминологического и профессионального характера (преимущественно из области политики и экономики) типа брокераж, бизнес-проект, воздушный режим пространства, геронтократия, клонирование, монетаризм, национализм, реинвестиции, политтехнология, тэтчеризм эвтаназия и др., наряду с давно освоенной общей лексикой в ее привычном значении, типа арендатор, воскресение (один из главных догматов христи-анства), диета, договор, кáбель, кадры, катастрофа, кокетка, мобилизация, политика, садизм, система, тайм, язык и др. представляется более чем спорным. В связи с отбором лексических единиц в словник необходимо также отметить, что адресная ориентация словаря на 252 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... «самого широкого читателя», по-видимому, предполагает некоторый отбор специальной лексики с точки зрения употребительности той или иной терминологической единицы, ее встречаемости в речи. Между тем в словаре в качестве заголовочных слов немало таких языковых единиц, частотность употребления которых близка к нулю. В самом деле, даже в таком громадном и представительном собрании разнообразных текстов, размещенных в свободном доступе в Интернете, каким является НКРЯ, некоторые из единиц словаря либо не содержатся в нем вовсе, либо встречаются исключительно редко (не более 3–5 вхождений на весь корпус). Таковы бидонвиль, дезадаптация, компайлер, контестация, контингентирование, опэн, рамбурс и др. Но может быть, эти лексические единицы являются совсем новыми и по этой причине не попали в НКРЯ и практически в нем не представлены? Однако просмотр трехтомного и весьма представительного словаря (Новые слова... 2009–2014) показывает, что и в нем эти единицы отсутствуют (а ведь этот словарь представляет именно новую русскую лексику 90-х годов XX века, т.е. лексику почти одновременную той, которая включена в изд.: Словарь... 2002). Во всяком случае эти наблюдения делают весьма сомнительными утверждения авторов о том, что основная лексика словаря — это «наиболее используемая в сфере экономики, политики, философии, юриспруденции, науковедения, искусствознания, филологии, культуры, страноведения, религиоведения терминология». Особенностью рассматриваемого издания является отсутствие в нем примеров употребления тех или иных единиц словника и включение некоторых собственных имен (например, имен центральных персонажей ряда религий: Будда, Христос, Яхве), что, безусловно, усиливает энциклопедический характер словаря. Приведем в качестве примера несколько словарных статей этого издания. ВОР: «вор в законе» — профессиональный вор-рецидивист, строго соблюдающий воровские законы и традиции и наблюдающий за их соблюдением, принятый в воров. братство на спец. сходе / прил. воровскóй: «в. капитализм». 253 С. Д. ШЕЛОВ ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ — 1) «первое введение во храм» младенца в правосл. богослужебной практике на 40-й день от рождения — с молитвой и троекратным обхождением вокруг престола; ныне совершается только над крещѐными; 2) восстановление религ. церк. жизни. ДИСКАУНТ (англ. discount скидка, сбавка) — 1) предприятие розничной торговли, стремящееся в своей деят-ти к снижению и издержек, и цен на товары; скидка при покупке чего-л. КОНТРПРОДУКТИВНЫЙ (вместо непродуктивный) — широко использ. в последние годы термин для обозначения предложений, решений и т.п., не только не приносящих пользы, выгоды, но и наносящих вред. РЕПРЕССАЛИИ (лат. repressaliae от reprehendere — удерживать, останавливать) — в междунар. праве принуд. меры, применяемые одним гос-вом в ответ на неправомерные действия др. гос-ва (ср. также реторсия). САБАНТУЙ (от тюрк. сабан — плуг и туй — праздник) — 1) народный праздник по окончании весенних полевых работ у татар и башкир; 2) (перен., разг.) шумное веселье с застольем, пирушка. СЕРИАЛ (англ. serial) — ряд кино- или телесерий, многосерийный фильм или радиопьеса. Относительно принятых в словаре толкований авторы лишь кратко замечают: «Учитывая, что Словарь предназначен для использования в повседневной жизни и работе и не претендует подменить академические, специальные и отраслевые издания, составитель стремился дать толкование имеющихся в нем понятий в краткой и удобной для восприятия широкого круга читателей форме» (там же: 4). Являются ли все предложенные формулировки толкования словарных единиц авторскими или часть из них была заимствована из других источников и каких именно, остается не вполне ясным. Не очень обычен словарь Г. В. Галевского, Л. В. Мауэр и Н. С. Жуковского (Галевский 2003). Оговоримся сразу: его название несколько обескураживает: «Словарь по науке и технике (Английский. Немецкий. Русский)». Можно ли представить 254 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... себе, чтобы в компактной книжице объемом в 300 с небольшим страниц была собрана вся (!) научно-техническая терминология, да еще на трех развитых и цивилизационно значимых языках — английском, немецком и русском? А ведь именно такой вывод можно сделать из заглавия работы! Снимает удивление предисловие к этому изданию, где говорится: «Настоящий словарь по науке и технике содержит около 5000 английских терминов (с именами собственными в основе) и их эквиваленты на немецком и русском языках, используемые в таких областях знания, как физика, математика, электроника, металлургия, строительство, химия и т.д. Словарь содержит также термины, относящиеся к таким дисциплинам, как астрономия, радиотехнология, экология, экономика, гидравлика, кибернетика, геология и т.д.» (там же: 5). Ключевыми в этой цитате являются слова «с именами собственными в основе», которые и вводят критерий сильного сужения объема словника, хотя, разумеется, и эта часть терминологии, не представляет всех научных областей и дисциплин (хотя бы в силу отсутствия терминологических представителей гуманитарных областей)1. Приведем в этой связи несколько примеров словарных статей, расположенных в английском алфавите заголовочных слов. Cаrtesian vector component [kartesische Vektorkomponente f] мат. составляющая вектора в декартовой системе координат, Cherenkov adsorption [Tscherenkow-Adsorption f] рад. эл. черенковское поглощение, Mendeleev’s law [Mendeleew‘sches Gesetz n] хим. периодический закон Менделеева, Newtonian attraction [newtonische Attraktion f] физ. всемирное тяготение по закону Ньютона, 1 По нашим наблюдениям, в словаре почти не представлены термины по экономике, экологии, полиграфии и некоторым другим областям знания, которые, судя по списку помет и условных сокращений, должны были быть в словаре; но даже охват лексического материала только математики, физики и химии делает словарь самодостаточным. 255 С. Д. ШЕЛОВ ohm [Ohm n] физ. ом, ОМ (единица электрического сопротивления СИ, равная 1,11 ·10 12 ед. СГСЭ, т.е. 109 ед. СГСМ), Turing algorithm [Turing-Algorithmus m] мат. алгоритм Тьюринга. Заметим также, что, как и в предшествующих случаях, критерии включения или невключения лексической единицы в словник явным и недвусмысленным образом не описаны. С этой точки зрения вопрос о том, почему, скажем, номенклатурный эпоним Kolmogorov-Smirnov test (критерий согласия Колмогорова-Смирнова) включен в словник 1, а многочисленные другие специальные наименования, в составе которых представлено имя великого советского математика А. Н. Колмогорова, не включены, остается открытым. Ср. имеющиеся в Википедии (на англ. яз.) и отсутствующе в словаре лексические единицы Fisher-Kolmogorov equation (равенство Фишера-Колмогорова), Kolmogorov axioms (аксиомы Колмогорова), Kolmogorov–Arnold theorem (теорема Колмогорова-Арнольда), Kolmogorov continuity theorem (теорема непрерывности по Колмогорову), Kolmogorov‘s criterion (критерий Колмогорова), Kolmogorov‘s complexity (сложность по Колмогорову) и т.д. Таким образом словарь содержит лексический материал, который можно охарактеризовать как антропонимические (эпонимические) номенклатурные наименования и некоторые термины-эпонимы типа бел, ватт, дизель, кардан, ом, френель и др. (в самом словаре они приводятся на английском языке, который для словаря является входным)2. В словаре имеются также два актуальных для выбранного языкового материала приложения — список сокращений и биографическая справка крупнейших ученых мира, чье имя так или иначе отразилось в терминологии соответствующей области, например: Euler Leonard [Euler Leonard] Эйлер Леонард (1707— 1783), математик, физик и астроном; имел труды по матема1 По всей вероятности, с ошибочной пометой хим. вместо мат. О номенах, номенклатурных наименованиях и их соотношениях с терминами см.: Шелов 2007; Шелов, Лейчик 20013; Цисун, Шелов 2015. 2 256 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... тическому анализу, дифференциальной геометрии, теории чисел, приближенным вычислениям, небесной механике, математической физике, оптике, баллистике, кораблестроению. В целом данный словарь, несмотря на явно неудачное его название и не вполне ясные критерии формирования словника, является полезным собранием номенклатурных наименований определенного типа, широко представленных в развитых терминологиях английского, немецкого и русского языков; насколько нам известно, он не имеет аналогов на русском языке 1. Интересна практика разработки некоторых словарей специальной лексики разработанных и выпущенных Факультетом филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета в серии «Давайте говорить правильно!», специально посвященных описанию терминологической лексики и рассчитанных на читателей-непрофессионалов, см., напр.: Ваулина, Белик 2008; Ваулина, Штельмахин 2008; Севастьянова, Чепурных 2008. Хотя каждое из этих изданий, в отличие от предыдущих, содержит специальную лексику лишь одной области знания, все словари этой серии написаны с единых позиций, в своей совокупности они могли бы составить «терминологическое покрытие» всего универсума знаний и, с этой точки зрения, их привлечение в качестве предмета изучения в настоящей работе представляется оправданным. Авторы так формулируют задачи любого справочного пособия этой серии: «…справочное пособие предназначено для самого широкого круга читателей и призвано помочь им избежать распространенных ошибок в речи». В словаре актуальной медицинской лексики более конкретно такое предназначение уточняется следующим образом: «… словарь призван предоставить читателю информацию о правильном написании, произношении, значении и употреблении новейшей и наиболее актуальной медицинской лексики русского языка» (Севастьянова, Чепурных 2008). Словари этой серии, безусловно, своей 1 Некоторую параллель к нему составляют словари-справочники (Какзанова 2013; 2015), на которых мы остановимся ниже; однако в последних собрана только интернациональная терминология. 257 С. Д. ШЕЛОВ целью имеют повышение культуры профессиональной речи, что проявляется в разработке и использовании многих параметрах словаря: акцентуационной характеристики заголовочного слова, его грамматической характеристики, указания на распространенные ошибки и т.п. В качества примеров приведем словарные статьи из цитированного выше словаря актуальной медицинской лексики: атипичный, ая, ое, атипичен, чна, о. Не характерный для обычного течения или симптомов какой-л. болезни, нетипичный; атипический. Атипичная депрессия. Атипичное течение болезни. Атипичное алкогольное опьянение (протекающее у психически больных при наличии патологии мозга). венография, и, ж. [вена + graphō пишу, описываю]. То же, что флебография. Маточная, почечная венография неправильно! венография иммунодефицит, а, м. синдром приобретенного иммунодефицита. Инфекционное вирусное заболевание, связанное с поражением иммунной системы и считающееся в настоящее время неизлечимым. контузия, и, ж. [лат. contusio ушиб]. Ушиб, травма или общее поражение организма без повреждения наружных покровов тела. Тяжелая контузия. Получить контузию спины при разрыве снаряда. пролежень, жня, мн. род. пролежней, м. Омертвевшее место на мягких тканях человека, образующееся вследствие долгого и неподвижного лежания или постоянного давления на них. Глубокий, поверхностный пролежень. Пролежни на ягодицах, бедрах. Опасность развития пролежней. облитерация, и, ж. обли[тэ]рация [лат. obliteratio стирание, сглаживание]. Заращение или закрытие просвета сосуда, канала, трубчатого органа или полости тела вследствие разрастания ткани, образования сгустков и т.п.; искусственное закрытие просвета сосуда, канала, трубчатого органа или полости тела в лечебных целях. 258 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... Облитерация капилляров. Облитерация плевральной полости. Врожденная облитерация мочеиспускательного канала. Полная облитерация яйцеводов приводит к бесплодию. Лазерная облитерация вен. Осуществить облитерацию полости. терапия… Симптоматическая терапия. Лечение проявлений болезни без целенаправленного воздействия на основную причину и механизмы развития заболевания. В разделе «Как пользоваться словарем» авторы этой серии достаточно подробно говорят о процедуре формирования словника, основу которого составляет обширная электронная картотека (более 17 миллионов словоупотреблений) «Нормативного толкового словаря современного русского языка» Лаборатории компьютерной лексикографии факультета филологии СПбГУ. Отмечается также, что при составлении словника привлекались материалы средств массой информации и сайтов Интернета и данные энциклопедических и лингвистических словарей русского языка, и приводится список соответствующих источников. Сам отбор включаемой в словари лексики, согласно авторам словарей, осуществлялся «в соответствии со следующими принципами: актуальность, новизна, трудности слово-употребления (написания, произношения, словоизменения, сочетаемости и др.)» (Ваулина, Белик 2008: 5–6; Севостьянова, Чепурных 2008: 5). Говоря о составлении словника, необходимо отметить ряд его недостатков, часть из которых повторяет уже отмеченные недостатки формирования словника других словарей. Вопервых, некоторые из изданий (напр.: Ваулина, Белик 2008) не содержат указаний на общее количество включенных единиц. Во-вторых, не вполне ясно, как конкретно учитывались принципы актуальности, новизны и трудности словоупотребления, которые названы, насколько можно судить, как критерии включения или невключения профессиональной языковой единицы в словарь. В-третьих, даже при наличии списков основных источников не вполне ясно, как все же происходит отбор словарных единиц из этих источников. 259 С. Д. ШЕЛОВ В связи с последним замечанием отметим, что адресная ориентация рассматриваемой серии словарей на «самого широкого читателя» (как отмечают авторы) сомнительна: в качестве заголовочных слов немало таких терминов, частотность употребления которых вне сугубо медицинских текстов близка к нулю. В НКРЯ некоторые слова, включенные в соответствующие словари, либо не содержатся вовсе, либо встречаются исключительно редко (не более 3–5 вхождений на весь корпус). Таковы атеротромбоз, вертебро-неврология, герпететический, иммуно-диагностика, иммунопатологический, иммунопатология, коронографический, риноскопия, хондросаркома и др. (см.: Севостьянова, Чепурных 2008). Соглашаясь с тем, что приведенные слова представлены в тематической области медицины, трудно представить себе, что они имеют широкое хождение вне ее и в этом смысле вряд ли будут полезны для «самого широкого читателя». Сказанное можно распространить и на словарь, включающий столь же малоупотребительные вне профессиональной речи представителей «точных наук» термины арктангенс, арккотангенс, изоэдр, изотропия, изохора, итерирование, мантисса, электростатическая индукция и др. (Ваулина, Белик 2008) Еще более нерешенных вопросов оставляет проблема дефиниций (толкований) единиц, содержащихся словарях. Так авторы последнего словаря, поясняя используемые толковании, утверждают: «Для определенной группы слов достаточно краткого, обобщенного толкования», одновременно отмечая: «Другие группы слов нуждаются в развернутом, описательном толковании» (там же: 30–31). При этом, во-первых, не сообщается, откуда берутся эти самые «краткие, обобщенные толкования» или «развернутые описательные толкования», а, во-вторых, за исключением примеров, не поясняется, что имеется в виду под «кратким, обобщенным толкованием», а что — под «развернутым описательным толкованием»; также нет каких-либо указаний на то, какие именно группы слов могут получить только краткое обобщенное толкование, а каким — требуется «развернутое описательное толкование», тем более, отсутствует обоснование того, почему это так. Такую же позицию, выраженную в 260 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... тех же формулировках, занимают и авторы другого словаря (Севастьянова, Чепурных 2008: 18–19). Следует упомянуть также иллюстрированное издание, содержащее около 3000 единиц, — словарь технических терминов бытового происхождения, задачу которого авторы понимают таким образом: «облегчить понимание мира техники и естественное вхождение в него» (Ермаков 2008: 4). Приведем здесь несколько примеров из этого источника: КОМПРЕССОР (от лат. compressus — сжимание) — машина для сжатия воздуха; НАГНЕТАТЕЛЬ — компрессор для предварительного сжатия воздуха или смеси воздуха с топливом, поступающих в цилиндры двигателя внутреннего сгорания; ПОДВЕСКА — 1) система амортизаторов (автомат.); 2) держатель контактной сети; 3) П. маятниковая — качающаяся на узлах опора узла; 4) П. магнитная — магнитное поле с помощью электр. устр-в; ПОЛОТЕНЦЕ СУДОПОДЪЕМНОЕ — полоса гибкого материала, соединяемая со стропами подъемного механизма. Словник словаря включает самые разные лексические единицы, выраженные как терминами-словами, так и словосочетаниями, ср. с одной стороны док, дышло, индуктор, каупер, маховик, одеяло (предохранительный покров в строительных сооружениях) и термины дорожный просвет, лабиринтный насос, момент опрокидывающий, подвеска транспортных машин, старение металлов, с другой стороны; как терминами русского и славянского происхождения, так и терминами, заимствованными из различных языков, ср. с одной стороны меха, мушка, прижим, проушина, седло, а с другой — виадук, криостат¸ процессор, фаска, фаустпатрон. К сожалению, выражение «термины бытового происхождения» — весьма существенное для понимания объема словника этого словаря — остается во многом неясным. Автор не определяет это выражение, а иллюстрирует его содержание различными примерами. Так, он пишет: «Яркими примерами того, что технические термины берут свое начало из быта, являются такие слова, как баба — ударная часть копра или молота; двор (мо- 261 С. Д. ШЕЛОВ нарший) — литейный, шихтовый, артиллерийский; керосин — от торговцев нефтепродуктами Кера и сына; монитор (от лат. monitor — надзирающий, старший в группе) — бронированный корабль для борьбы с береговой артиллерией, еще видеоконтролирующее устройство; с приставкой — гидро — гидромонитор — водобойная машина. Еще пример: патрон. В прямом смысле — это покровительствующее лицо, хозяин; а в технике — и заряд с пулей, снаряженные в гильзе, и приспособление для крепления детали на станке, а также приѐмное гнездо электрической лампочки или прибора, ещѐ и образец для выкройки деталей одежды» (там же: 3). Тем не менее, эти примеры мало что проясняют в вопросе о словнике словаря, и включение в словник таких лексических единиц как велосипед, комплекс, лопасть, цикл и др. является более чем спорным: ведь такое включение означает, что они трактуются как термины, а между тем все эти слова в их обычном, общем значении давно включаются в филологические словари русского языка без каких-либо специальных помет. Прямое, буквальное понимание выражения «термины бытового происхождения» как терминов, этимоны которых обозначали (а иногда и продолжают обозначать) реалии часто используемые в быту, также не поддерживается тем лексическим материалом, который представлен в словаре, ибо здесь имеются как термины и их этимоны, обозначающие реалии быта, так и такие термины, значение которых вряд ли можно идентифицировать в качестве объектов, имеющих отношение к быту, ср. с одной стороны бочка, люлька, нож, опора, свеча , но, с другой стороны, вертолет, космос, лесовоз, омметр, телескоп, тепловыделяющий элемент (пенал или труба с ядерным топливом), фальшборт. По тем же причинам не вполне ясно, почему в словаре отсутствует та или иная лексика, которая, по всей вероятности, должна была бы в нем содержаться. Из числа таких слов приведем здесь лишь некоторые лексические единицы терминологического характера, которые получили помету «Тех.» в общих филологических словарях русского языка (например, в МАСе), ср.: выхлоп (выход отработанных газов из цилиндра двигателя внутреннего сгорания после рабочего хода поршня), демонтаж, доводка (чистовая обработка отшлифованных деталей с целью 262 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... получения точных размеров и малой шероховатости поверхности), ендова (пространство между двумя скатами крыши, образующими входящий угол), желатин (употребляется в технике, фотографии, кулинарии, медицине), запарить (обработать горячим паром) и т.п. Можно также пожалеть и о том, что в рассматриваемом издании ничего не говорится о характере толкований включенных в словник единиц и их источнике: эти толкования предлагаются автором словаря или они заимствованы из различных источников? В последнем случае остаются без ответа вопросы о том, каковы именно эти источники и является ли их заимствование полным, не допускающим какихлибо изменений или предложенные толкования как-то отличаются от тех, что содержатся в источниках. Весьма интересны два многоязычных иллюстрированных словаря, составленные Е. М. Какзановой (2013; 2015)1, содержащие около 300 входных единиц. Будучи в некоторых отношениях схожими со словарем Г. В. Галевского и др. (2003), они все же значительно отличаются от него. Во-первых, если словарь Г. В. Галевского в основном содержит лексику из двух и более слов, построенную по модели имя собственное + имя нарицательное (т.е. лексику, которая может быть, охарактеризована как номенклатурные наименования (согласно работам: Шелов 2007, Шелов, Лейчик, 2012), то словари (Какзанова 2013; 2015) включают исключительно однословную эпонимическую лексику — по типологии автора, антропонимического, мифонимического и топонимического характера, ср.: дизель, вулкан и портвейн соответственно. Во-вторых, будучи антропонимическими по происхождению, эпонимы включенные в словари Е. М. Какзановой, стали нарицательными словами-интернационализмами, т. е. словами, которые «похожи друг на друга вплоть до орфографической или фонологической узнаваемости и имеют 1 Словари чрезвычайно близки по составу, но отличаются друг от друга «входным языком», т.е. тем языком, на котором представлены заголовочные единицы: в словаре 2013 г. это русский язык, а в словаре 2015 г. — английский; в силу разницы написания имен собственных и алфавитов языков порядок словарных статей, посвященных одним и тем же реалиям, оказывается, естественно, различным. 263 С. Д. ШЕЛОВ полностью или частично совпадающую семантику в трех или более языках», что и позволяет сделать словарь многоязычным (в данном случае — англо-русско-немецкоязычным). Приведем, например, в их русском варианте единицы август, деним, доберман, гипноз, менделевий, пекинес, регби. Наконец, в-третьих, немаловажным является то обстоятельством, что каждый термин снабжен объяснением (толкованием) на всех трех европейских языках (которые не являются переводами друг друга, а, по мысли автора, дополняют друг друга), а также иллюстрирующей толкование картинкой (чаще всего портретом исторического лица, в честь которого вещь была именно так названа, или фотографией предмета). Представим в несколько сокращенном варианте два примера: DIESEL – ДИЗЕЛЬ – DIESEL (изображение) An internal-combustion engine using oil as fuel. In allusion to Rudolf Diesel (1858—1913), German mechanical engineer, who designed this engine in the 1890‘s. Поршневой двигатель внутреннего сгорания с впрыскиванием топлива в цилиндр внутренним смесеобразованием и воспламенением от сжатия. Назван по имени немецкого инженера Рудольфа Кристиана Карла Дизеля (1858—1913), построившего первый дизельный двигатель в 1897 году Mit einem Dieselmotor Antriebsmotor Versehene, mit ihm in einer Baugruppe zusammengefaßte und dadurch von anderen Energiequellen unabhängige Arbeitsmaschine. Benannt nach dem deutschen Ingenieur Rudolf Christian Karl Disel (1858—1913), der nach fehlgeschlagenen Versuchen mit hochgespanntem Ammoniakdampf 1893—1897 in Zusammenarbeit mit der Maschinenfabrik Augsburg und der Firma F. Krupp den Diselmotor entwickelte. GUILLOTINE – ГИЛЬОТИНА – GUILLOTINE (изображение) Named after Joseph-Ignace Guillotin (1738—1814), French physician, incorrectly regarded as the inventor. When a deputy to the National Assembly, he proposed the capital punishment be by beheading, most quickly and humanely performed by a machine, 264 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... which was built in 1791 and first used in 1792. At first the machine was called Louisette, or Louison, but soon became known as la guillotine. Устройство для обезглавливания преступников, приговоренных к смертной казни. Получило название по имени врача и члена Национальной Ассамблеи Жозефа Игнаса Гильотена (Гильотэна) (1738—1814), который в 1789 году предложил использовать гильотину для «более гуманной» казни преступников. Конструкция была разработана учителем Ж. И. Гильотена хирургом Антуаном Луи (1723—1792). Первоначально называлась «луизеттой» (Louisette, или la petite Louison) (от имени доктора Луи). Скоро это название сменилось названием гильотина. Schon im Altertum und im Mittelalter bekanntes, auf Vorschlag des französischen Arztes Joseph-Ignace Guillotin (1713— 1814) während der Französischen Revolution eingeführtes und nach ihm benanntes mechanisches Fallbeil zur Enthauptung Verurteiler. Как и ранее, следует обратить внимание на то, что автор нигде не отмечает полноту включения интернациональных эпонимов в словарь, что оставляет читателя в неведении о том, представлены ли в работе все слова типа бикини, грог, доберман, маузер, хеннеси (марка коньяка), фаянс (которые все так или иначе происходят от имен собственных) или же только некоторая их часть. Что же касается толкования, то в данном словаре оно играет вспомогательную роль по отношению к этимологии. Как отмечает автор, «объяснение заголовочного слова, вводящего словарную статью, не переводится с одного языка на другие, а дополняет информацию на других языках… энциклопедические и этимологические источники по-разному интерпретируют то или иное слово в зависимости от языка, а в некоторых случаях этимология может просто не совпадать. Мы не стремились в данном случае найти истину. Мы видели свою задачу в том, чтобы представить различные взгляды на этимологию данного слова» (Какзанова 2015: 3). Эта вспомогательная роль определения особенно заметна, например, в словарных статьях эпонимов, представляющих не- 265 С. Д. ШЕЛОВ которые единицы измерения. Так, например, эпоним герц поясняется следующим образом: HERTZ – ГЕРЦ – HERTZ Единица измерения частоты повторения цикла периодического процесса в системах СИ и СГС. Обозначение: Гц, Hz. Назван в честь немецкого ученого-физика XIX века Генриха Герца (22 февраля 1857, Гамбург — 1 января 1894, Бонн), который внес важный вклад в развитие электродинамики… (далее ни на английском, ни на русском, ни на немецком не указывается, что эта единица измерения частоты обозначает одно колебание в секунду, т.е., самое главное, с точки зрения содержания термина). Также с опорой на этимологию и историю принятия наименования, но без упоминания его конкретного физического содержания, описываются физические единицы измерения ампер, ватт, вольт, ньютон. Одним из самых новейших является содержащий около 2500 словарных статей и «предназначенный широкому кругу читателей» (Словарь... 2014), подготовленный группой петербургских авторов под редакцией А. С. Герда и У. В. Буторовой. Этот словарь универсален: он охватывает почти все области знаний, а его словник не связан каким-либо лингвистическим критерием ограничения привлекаемого языкового материала, как упомянутые выше издания (Ермаков 2008; Галевский 2003; Какзанова 2013; 2015), поэтому в этом отношении он, наряду со словарем Н. Т. Бунимович и др. [Словарь... 2002), является словарем специальной лексики нового жанра. Приведем примеры словарных статей издания 2014 г. ВОДНОСТЬ, и, ж. Степень накопления, наличие воды в водоемах, облаках, почве. Определение водности рек. ДЕСЯТИНА, ы, ж. Старинная русская мера площади, равная 1,0925 гектара. Восемь десятин земли. КОНЪЕКТУРА2, ы, ж. Восстановление или исправление испорченного текста или расшифровка текста (не поддающегося прочтению) какого-л. памятника на основании исторических, лингвистических, палеографических и т.п. данных. 266 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... СВЕТОВОЙ ГОД. Мера расстояния, равная 9,4605∙1012 километра. СЕДАТИВНЫЙ, ая, ое. Обладающий успокаивающим воздействием на центральную нервную систему. Седативные препараты. Обращаясь к словнику данного издания отметим, что его состав в целом, по замыслу соответствует той, лексике, которая в общефилологических словарях русского языка получает помету «спец.» или другие отраслевые пометы (если они приняты в данном словаре), т. е. лексике терминологического и профессионального характера, получившей значительное распространение и в общем употреблении. Так, во введении авторы пишут: «В обиходно-разговорной речи и в литературном языке ―термин‖ — это название областей знания, специальных предметов, абстрактных понятий, иногда довольно широко известных многим носителям языка, но имеющих при этом в речи окраску книжности. Именно такие неузкоспециальные термины помещаются в толковые словари обычно с пометой ―спец.‖» (Словарь... 2014: 3). Иначе говоря, словник этого издания задуман как лексика промежуточной между, с одной стороны, узкоспециальными терминами (которые интересны только специалистам), а с другой стороны, общеупотребительными словами, терминами по происхождению, которые, однако, уже лишились своей специальной научно-дисциплинарной окрашенности, вошли в общее использование и ничем не выделяются в кругу нейтральных слов. Уточняя состав словника, авторы в разделе «Как пользоваться словарем» приводят довольно пространный список отраслей знания, специальная лексика которых (при условии ее достаточной употребительности в общем языке) включается в словарь: от авиации до языкознания и от архитектуры до философии — всего 37 наименований (там же: 7). Там же приводится достаточно большой список тематических областей, специальные слова которых не включаются в словарь и слова, характеризующиеся некоторыми особыми лингвистическими параметрами, которые не попадают в словарь. Фактически именно это издание, как нам представляется, в наибольшей степени концентрирует в себе новые характеристики рассмотренных 267 С. Д. ШЕЛОВ словарей, в силу которых их можно было бы назвать универсальными терминологическими словарями: (а) они универсальны по тематическому охвату (что так непривычно для терминологических словарей), (б) изначально они ориентированы на специальную область знания (но необязательно научного знания) и (в) с помощью специальной лексики соответствующей области знания они представляют это знание так, чтобы оно было понятно не узкой группе специалистов, а широкому кругу читателей, потенциально — любому образованному носителю русского языка. Отметим все же несколько спорных моментов этого словаря. Если исключение некоторых единиц из словника принципиально важно и вполне оправдано (например, «терминов, значение которых выводимо из их составных частей», «имен собственных»), то исключение других — вызывает удивление (напр., «названия судов, приборов, технических приспособлений и устройств и их частей», «названия религиозных обрядов, ритуалов и т. п.»). Следует, обратить внимание на то, что в названии словаря в качестве его объекта указана «специальная лексика» в целом, однако, согласно введению, «разговорные термины» в словарь не включаются (там же). Таким образом, профессиональные коллоквиализмы (профессионализмы), профессиональные жаргонизмы и некоторые другие единицы профессиональной лексики1, проникшие в литературную речь, оказываются вне словаря. Между тем некоторые единицы профессиональной речи получают довольно широкую известность в литературном языке и, сохраняя при этом стилистическую окрашенность, как отмечают исследователи, попадают в общефилологические словари и снабжаются одновременно двумя пометами — «спец.» и «разг.» или «спец.» и «проф.», ср. в МАСе слова: вделка (камня в оправу), втачка (рукавов), выморозка (вина), дюймовка (доска), звуковик (профессия), полóм (инструмента), россыпь (муки по мешкам) и др. (Цумарев 2013: 113– 1 О составе различных классов профессиональной лексики и их соотношении между собой и с терминологией см., напр.: Шелов, Лейчик 2012а; 2012б. 268 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... 115). Следовательно, подобные единицы, если говорить о специальной лексике в полном ее объеме (а не только о лексике, находящейся в рамках литературной нормы) могли бы быть включены в словник. Основная часть представленных в словаре единиц соответствует интуитивному пониманию лексики научно-технического характера, достаточно широко употребляемой в общем языке. В то же время в словаре присутствуют единицы, которые трудно квалифицировать иначе как узкоспециальные. Это, например, слова астрагал, бесса, виньетирование, дамно, дизажио, дипляция, калам, консигнат, мотет, остинато, римесса, пуэрперальный, ри, синерезис, субфоссильный, узуфрукт, филлиты, эно́зис, эонотема и др. Если снова обратиться к НКРЯ, то можно легко убедиться, что частотность их употре-бления в общем русском языке либо нулевая, либо чрезвычайно близка к ней. Поэтому представляется, что включение в словарь далеко отстоящих от общелитературного лексического запаса терминов астрагал, бесса, виньетирование, дамно, дизажио и т.п. вряд ли может быть оправдано и явным образом противоречит авторскому принципу отбора лексических единиц для словаря, «предназначенному широкому кругу читателей». Относительно толкования (определения) включенной в словарь лексики авторы сообщают следующее: «Значение термина выражается в форме определения. Определение термина на естественном языке — это наиболее удобный, привычный, простой, емкий и краткий тип представления семантики термина. Это основной вид сжатого семантического представления специального знания в учебниках, словарях, энциклопедиях. Однако такое представление отражает лишь самые существенные, основные признаки понятия и никогда не передает всех признаков и потому никогда не совпадает с понятием» (Словарь... 2014: 5). Хотя авторы оговаривают возможность использовать в составе определяющего выражения одного термина другие термины (значение которых следует смтреть в других соответствующих местах словаря), в целом сильной стороной толкований, принятых в этом лексикографическом издании, является понятность подавляющего большинства из них в отдельности, 269 С. Д. ШЕЛОВ отсутствие необходимости смотреть толкования многочисленных других терминов в других словарных статьях 1. Как отмечают авторы, «при определении значения терминов использованы наиболее авторитетные словари и энциклопедии» (там же: 6), в связи с чем приводится список основных лексикографических источников словаря, включающий 26 изданий. Заметим все же, что, как и в случаях, рассмотренных выше, явно не указывается, откуда конкретно были взяты те или иные определения соответствующих лексических единиц. Подведем теперь некоторые итоги рассмотрения перечисленных словарей. В последнее время наблюдается тенденция создания словарей терминологической и профессиональной лексики, которая во-первых, не была бы привязана только к одной специальной области знания, и во-вторых, могла бы быть понята и освоена не профессионалом, не специалистом, а человеком весьма далеким от соответствующей сферы знания, профессии, области и которая, в-третьих, достаточно часто используется, чтобы быть на слуху у среднего образованного носителя русского языка. В то же время процессу решения этих задач, несмотря на наличие некоторого количества публикаций на эту тему, не хватает должного научного обоснования. В частности, до настоящего времени без убедительных ответов остаются вопросы формирования их словника и источника определений языковых единиц, включенных в словарь. 1. Что относить к терминологической и профессиональной лексике? Каковы критерии ее выделения в языке и критерии ее включения в общефилологический словарь? 1 К сожалению, это замечательное качество словаря резко нарушено группой геологических терминов, толкования которых более годятся для энциклопедии или обычного толкового терминологического словаря по геологии, ср.: ПЛИОЦЕН. Верхняя эпоха неогенового периода в геологической истории Земли. НЕОГЕНОВЫЙ ПЕРИОД. Второй период кайнозойской эры в геологической истории земли, длившийся 22—23 млн. лет. КАЙНОЗОЙСКАЯ ЭРА. Новейшая эра фанерозойского эона в геологической истории Земли продолжительностью около 66 млн. лет, следующая за мезозойской эрой… и т. д. 270 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... 2. Каковы должны быть правила толкования слов терминологического и профессионального характера в общефилологическом словаре? Отличаются ли они от правил, принятых для определения терминов в логике и в терминоведении, и если да, то чем именно? Следует ли лексикографу ориентироваться на дефиниции в специальных терминологических и профессиональных словарях и если да, то в каких именно и как и в какой степени? 3. Какая система помет, ремарок, а также правил их применения, касающаяся сферы употребления слова терминологического и профессионального характера, может быть рекомендована для его описания в толковом словаре? Каковы типы специальной лексики, которые должны маркироваться с помощью помет и ремарок (например, термины и профессиональные слова разговорного, жаргонного, просторечного и т. п. характера)? Литература 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. Герд А. C. Основы научно-технической лексикографии (как работать над терминологическим словарем). Л.: Изд–вo Ленинградского ун–та, 1986. Герд А. С. Научное знание и система языка // Вестник Санкт–Петербургского университета. Сер. История, языкознание, литературоведение. 1993. Вып. 1. C. 30–34 Герд А. С. Прикладная лингвистика. СПб, 2005. Цисун Е., Шелов С. Д. О классификации номенов и номенклатурных наименований (на материале наименований товаров) // НТИ. Сер. 2. Информационные процессы и системы. 2015. N 6. С. 32–36. Шелов С. Д. Номенклатура и терминология (три подхода к выделению номенклатурных наименований) // Актуальные проблемы лингвистики и терминоведения. Екатеринбург, 2007. С. 76–82. Шелов С. Д. Вопросы толкования специальной лексики в толковых словарях (из истории теории и практики отечественной лексикографии) // Труды Института русского языка им. В. В. Виноградова. Вып. 1. М., 2014. С. 434–453. (а) Шелов С. Д. О различии в толковании специальной лексики в терминологических и филологических словарях // Терминология и знание: Материалы IV Международного симпозиума. М., 2014. С. 185–200. (б) 271 С. Д. ШЕЛОВ Шелов С. Д., Лейчик В. М. Номенклатурные наименования как класс научно-технической лексики: состав и функции: Учебное пособие. СПб: Изд-во СПбГУ, 2007. 9. Шелов С. Д., Лейчик В. М. О классификации профессиональной лексики // Известия РАН. Сер. лит-ры и языка. 2012. Т. 71. N 2. C . 3–16 (а). 10. Шелов С. Д., Лейчик В. М. Терминология и профессиональная лексика: Состав и функции: Учебное пособие. СПб: Изд-во СПГУ, 2012. (б). 11. Шелов С. Д., Цумарев А. Э. Пометы как элементы описания языковых единиц терминологического и профессионального характера (на материале Малого академического словаря русского языка) // Русский язык в культурно историческом измерении. Посвящается 200-летию Я. К. Грота. Тезисы докл. III Межд. конф. «Культура русской речи». М.: ИРЯ РАН, 2012. С. 224–228. 8. Словари и энциклопедические издания 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Большая школьная энциклопедия. Точные науки / Сост. П. Кошель. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. Большой энциклопедический словарь для школьников и поступающих в вузы / Отв. ред. С. Миронов. М.: Дрофа, 2002. Ваулина Е. Ю., Белик В. В. Давайте говорить правильно! Специальная лексика точных наук: Краткий словарь-справочник. СПб: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. Ваулина Е. Ю., Штельмахин Е. В. Давайте говорить правильно. Лексика современной экологии. СПб: Факультет филологии и искусств СПБГУ, 2008. Галевский Г. В., Мауэр Л. В., Жуковский Н. С. Словарь по науке и технике (Английский. Немецкий. Русский). М.: Флинта; Наука, 2003. Ермаков Ю. М., Технические термины бытового происхождения. Около 3000 терминов. М.: Изд. дом «Техника молодежи», 2008. Какзанова Е. М. Англо-русско-немецкий словарь интернациональных эпонимов: название и происхождение. От A до Z. М.: ООО «Галлея-Принт», 2015. Какзанова Е. М. Русско-англо-немецкий словарь эпонимических интернационализмов: название и происхождение. От Августа до Янки. М.: Изд-во ИИЯ, 2013. Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 90-х годов XX века / Сост. Т. Н. Буцева, Е. А. 272 ОБ ОДНОМ НОВОМ ТИПЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ... 10. 11. 12. 13. Левашов, Ю. Ф. Денисенко и др.; Отв. ред. Т. Н. Буцева. СПб.: Дмитрий Буланин, 2009–2014. Т. 1–3 (ИЛИ РАН). Севастьянова Н. Д., Чепурных Н. О. Давайте говорить правильно! Актуальная медицинская лексика: Краткий словарь-справочник. СПб: Факультет филологии и искусств СПБГУ, 2008. Словарь современных понятий и терминов / 4-е изд., дораб. и доп.; Бунимович Н. Т. и др.; Общ. ред.: Макаренко В. А. М.: Республика, 2002. – 527 с. Словарь специальной лексики русского языка / Под ред. А. С. Герда, У. В. Буторовой; Авт.-сост. У. В. Буторова. СПб.: Русская коллекция, 2014. Godman A., Payne E. M. F. Longman Dictionary of Scientific Usage / The Reprint Ed. London: Longman Group Limited, 1979 (переизд.: Годман А., Пейн Е. М. Ф. Толковый словарь английской научной лексики. М.: Русский язык, 1989 — на англ. яз.). 273 Лексикология. Языковой материал. Теория языка А. А. Алексеев, Е. Л. Алексеева ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О ТЕЗАУРУСЕ Аннотация. В статье рассматриваются необходимость и возможности создания корпуса рукописных древнеславянских текстов, начав с объединения разрозненных существующих сегодня корпусов. Ключевые слова: корпус, тезаурус, рукописи, старославянский язык, древнерусский язык, церковнославянский язык Применяемый в лексикографии греческий термин θηζαςπόρ «сокровище» обозначает словарь, включающий в себя без ограничений всю лексику языка или же всю лексику определенной эпохи языка или, наконец, всю лексику данного круга источников. Тезаурус является прежде всего справочником. Строгость выделения значений, оттенков его и разные приемы лексикографии не имеют в тезаурусе большой значимости. Обширный иллюстративный материал заменяет здесь точность лексикографического описания, позволяя подготовленному читателю самостоятельно решать многие лексико-семантические вопросы. Противоположный метод работы, основанный на отборе лексики, на ограничении круга источников характерен для русской академической лексикографии, идеалом которой является нормативный словарь, дающий читателю только специально ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О ТЕЗАУРУСЕ отобранный материал и фиксирующий ту или иную языковую норму. Отечественная академическая лексикография стремится превратить словарь из справочника в систематическое описание характерных черт языка в ту или другую эпоху, принципов лексической семантики. Чем больше филологических проблем решает словарь, тем более он становится закрыт для широкого читателя, ибо теряет свое значение справочника. Впервые тезаурус появился в XVII в. К этому типу относятся латинский и греческий словари, изданные великим французским филологом Шарлем Дюканжем в 1678 и 1688 гг. Они не исчерпали, разумеется, всех источников латинской и греческой письменности. О сложности такого рода задач свидетельствует то обстоятельство, что Thesaurus linguae latinae, который претендует на охват всей латинской письменности от первых памятников до 600 г., был начат в 1894 г. и к настоящему времени дошел лишь до буквы R. Работа над «Немецким словарем» братьев Гримм, в который вошли источники от Лютера до Гете, длилась с 1852 до 1960 г. Самым успешным в этом отношении было издание The Oxford English Dictionary (1884—1928); на его страницах представлено 2.400.000 иллюстраций. На материале русского языка были проведены два опыта в жанре тезауруса: словарь Даля, особенно в его 4-м издании под редакцией И. А. Бодуэна де Куртене (1903-1909), и словарь II Отделения императорской Академии наук под редакцией А. А. Шахматова (1891—1937), который закончен не был. Лексикографы никогда всерьез не брались за задачу изготовления тезауруса славяно-русской письменности. Главным препятствием была и остается трудность разработки письменных источников. В материалах Срезневского охвачен ограниченный круг памятников, он дополнен источниками XV—XVII вв. в «Словаре русского языка XI—XVII вв.»1, но в том и другом случае крайне неприятным обстоятельством является то, что очень немногие источники были расписаны для картотек полностью, так что множество слов из названных в издании источников не отражено ни в картотеках, ни в словарях. Словари оказываются 1 За три с лишним десятилетия доведен в 2008 г. до слова сулебный, но будет ли продолжен, сегодня не ясно. 275 А. А. АЛЕКСЕЕВ, Е. Л. АЛЕКСЕЕВА не только неполны, но создают ложное впечатление об отсутствии каких-то слов в привлеченных источниках. Со второй половины XX в. в исторической лексикографии получили широкое распространение идеи Иозефа Курцаи Вацлава Мареша1 о системе региональных словарей старославянского и церковнославянского языков. Источниковедческая база их определяется в согласии с датировками и изводами рукописей. Этим, с одной стороны, крайне сужается круг источников, в которых реально представлены тексты определенной эпохи и определенного региона, а с другой стороны, осуществляется бездумное дублирование труда: источниковедческую основу древнерусского словаря XI—XIV в., староукраинского словаря XI—XIV вв., староболгарского словаря X—XII вв., сербского словаря XII—XIV в., старомакедонского словаря (эти словари либо опубликованы частично, либо изданы их проекты)2 составляют региональные списки славянского Евангелия, язык которых имеет по регионам совершенно ничтожные отличия, на их фиксацию уходит громадный труд большого числа исследователей, а более важные тексты, как оригинального, так и переводного характера остаются вне словарей лишь потому, что их филологическое изучение еще не завершено. Между тем, словарь прежде всего создает предпосылки к изучению истории языка и письменности и в меньшей степени является результатом этих исследований. В итоге, за два столетия славянской филологии не сделано ничего, что стояло бы рядом с опытами Дюканжа XVII в. Изданный впервые два десятилетия назад на компактдиске Thesaurus linguae graecae (TLG, подготовлен в Универси1 См.: Kurz 1958. S. 13–53; Мареш 1964; 1966. Ср.: Мошинский 1966. Идея региональных словарей порождена опытом издания пражского словаря (Slovník jazyka staroslovĕnského), в котором была охвачена незначительная часть материала, а остальной предоставлен любознательности лексикографов Болгарии, Македонии, России, Сербии, Украины и Хорватии. 2 См. библиографию и некоторые замечания по этому поводу: Алексеев 2014: 432–461 (раздел «Русская историческая лексикография в Академии наук»). 276 ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О ТЕЗАУРУСЕ тете Лос-Анджелеса) дает традиционной лексикографической форме новый облик. К настоящему времени источниковедческая база этого словаря охватывает все источники от начала письменности до VII в. включительно, из более позднего времени, вплоть до XV в., также немало источников обработано, и эта работа продолжается непрерывно. Тексты представлены в компьютерной форме, к ним добавлена хорошая поисковая система — таков новый словарь, который внешне совершенно не похож на традиционные лексикографические формы и жанры, но решает все задачи и служит всем целям, какие только могут интересовать исследователя. Скажем, одна из важных задач, с которыми ежедневно сталкивается исследователь древней письменности, заключается в отождествлении фрагментов текстов, цитат, установлении источников в работе древнего автора, выявлении связей различных текстов и авторов друг с другом. Все эти задачи могут быть решены с помощью такого рода тезауруса. Разумеется, что только на таком материале можно уверенно и авторитетно решать вопросы лексической семантики, норм словоупотребления как в синхронии, так в диахронии. Иначе говоря, электронный тезаурус не только является сокровищницей письменности, он представляет собою самый могучий инструмент ее изучения. Вместе с текстами в TLG включены основные переводы древних текстов на английский язык, основные грамматики и словари греческого языка. Эти дополнения оказывают существенную помощь в работе при истолковании отдельных мест в древних текстах. Состояние исторической лексикографии славяно-русских текстов на сегодня таково, что всю работу нужно практически начинать заново. Старые картотеки не могут служить новому этапу лексикографии. В последние полтора-два десятилетия во всем мире ведется работа по оцифровке древних рукописей. В нашей стране важными центрами такой работы являются Институт русского языка РАН, кафедра лингвистики Ижевского государственного технического университета и кафедра математической лингвистики СПбГУ. Еще в конце 1970-х гг. заведующий кафедрой математической лингвистики СПбГУ А. С. Герд организовал ввод в 277 А. А. АЛЕКСЕЕВ, Е. Л. АЛЕКСЕЕВА компьютер агиографических церковнославянских текстов XVI — XVII вв. (Герд и др. 2004), и, хотя тогда еще не было возможности издавать сами тексты, в 1980-х — 90х гг. было опубликовано несколько полученных на ЭВМ указателей словоформ к житиям Сергия Радонежского, Никона Радонежского, Иосифа Волоцкого, Акакия Тверского (Аверина и др. 1990); Михаила Клопского, Варлаама Хутынского (Аверина и др. 1993); Зосимы и Савватия (Аверина и др. 1996). С 2000 г. кафедра осуществляет широкомасштабный проект по изданию серии текстов «Памятники русской агиографической литературы»: на данный момент опубликовано 11 выпусков серии, содержащих 23 севернорусских жития (Перечень... 2012). В 2006 году был создан СКАТ — Санкт-Петербургский корпус агиографических текстов, в котором в открытом доступе размещаются опубликованные жития в двух форматах — pdf и xml1. Сводный указатель словоформ к житиям обеспечивает поиск слов по всем текстам. Словоформа для поиска вводится в упрощенном виде: из букв, отсутствующих в современном алфавите, используется только ять: неважно, какой именно буквой обозначен, например, звук [i] или звук [u] в рукописи, словоформа будет найдена; можно искать словоформу целиком, задав строгое соответствие, можно задать только основу слова. На запрос пользователя выдается список всех словоформ, удовлетворяющих условиям поиска, и по указанным адресам можно автоматически перейти к соответствующим фрагментам текста. В начале 2000-х гг. в Ижевске под руководством В. А. Баранова, заведующего ныне кафедрой лингвистики ИжГТУ, начала формироваться база данных древнеславянских и древнерусских памятников письменности «Манускрипт» 2. В настоящее время в базе представлено 33 рукописи, в основном, XI—XIV веков — евангелия (Остромирово, Архангельское, Туровское, Пантелеймоново, Музейное), Изборник 1073 г., минеи, триоди, летописи (Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, Ипатьевскому и Радзивиловскому спискам) и др. На сайте предусмотрен поиск по текстам корпуса (Баранов 2014). Для 1 2 278 Адрес сайта http://www.project.phil.pu.ru/scat. Адрес сайта http://manuscripts.ru/ ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О ТЕЗАУРУСЕ получения доступа к полным текстам рукописей нужно обратиться с заявлением к администрации сайта. В 2006 г. Институтом русского языка РАН и издательством «Языки славянских культур» образовано некоммерческое партнерство «Рукописные памятники Древней Руси», ставящее своей целью «собрать как можно более обширный электронный архив древнерусских материалов, хранящихся в отечественных и зарубежных музеях (архивах, библиотеках, хранилищах) и представить его в открытом доступе в интернете с соблюдением и защитой всех юридических прав музеев-хранителей рукописей»1. На сайте партнерства есть три раздела: Древнерусские берестяные грамоты, Русские летописи и Издания славянских памятников. В первом разделе представлены более 900 берестяных грамот с фотографиями и расшифровками текста, но без системы поиска по текстам грамот. Во втором разделе содержатся тексты четырех летописей (Ипатьевской, Суздальской, Галицко-Волынской и Киевской) с грамматической разметкой и системой поиска по каждому тексту отдельно и трех летописей, воспроизведенных по изданиям в формате pdf. В третьем разделе в формате pdf воспроизведены четыре публикации: древнерусский перевод «Истории Иудейской Войны» Иосифа Флавия, Псалтирь 1683 г. в переводе Аврамия Фирсова, «Остромирово Евангелие» 1056-1057 года по изданию А. Х. Востокова и «Типографский устав» (устав с кондакарем конца XI — начала XII века) под редакцией Б. А. Успенского; эти публикации доступны только для чтения. В Ижевске в 2006 г. состоялась конференция «Современные информационные технологии и письменное наследие: от древних рукописей к электронным текстам», в итоге которой было организовано сообщество «Письменное наследие», объединившее «специалистов в области исследования, описания, сохранения, популяризации и публикации рукописных и старопечатных книг древнейшего, средневекового и преднационального периодов»2, занимающихся созданием электронных библи1 http://www.lrc-lib.ru/ http://textualheritage.org/content/view/19/41/lang,ru/ — Сайт сообщества «Письменное наследие»: 2 279 А. А. АЛЕКСЕЕВ, Е. Л. АЛЕКСЕЕВА отек и корпусов. Конференции, посвященные проблемам компьютерного представления древних памятников, проводятся с тех пор каждые два года. Несмотря на постоянное общение участников разных проектов между собой и на желание объединить усилия, все электронные библиотеки рукописей существуют автономно: со своими собственными шрифтами, своими собственными форматами ввода и поиском слов только в пределах своего сайта или в пределах отдельных текстов. Разумным выходом из создавшегося положения было бы создание корпуса древнеславянского языка по образцу НКРЯ под эгидой ИРЯ РАН. Прежде чем приступить к созданию такого корпуса, нужно, прежде всего, тем или другим образом решить вопрос об унификации орфографии. Исследователи греческой и латинской письменности не воспроизводят в своих изданиях орфографические черты источников, но представляют их в нормализованной орфографии. К сожалению, этот путь, как кажется, не подходит для славянской письменности, где за сравнительно недолгий промежуток времени в несколько столетий вместе с развитием языка письменности менялась его орфография. Этим обусловлены отчетливые признаки локальной и хронологической приуроченности текста, их удаление с филологической точки зрения не может быть оправдано. Однако какая-то орфографическая унификация, вероятно, нужна, ибо только она открывает возможности автоматического отождествления вариантов. Не исключено, что есть смысл разделить материал на два подкорпуса: старославянский с архаизированной орфографией и церковнославянско-древнерусский с модернизированной орфографией, так чтобы можно было справиться с автоматическим отождествлением соответствий в обоих подкорпусах. А далее можно условиться о параметрах грамматической разметки текстов, что не должно вызвать особых разногласий. Владельцы существующих электронных корпусов и библиотек старославянских и древнерусских текстов могли бы передать во вновь создаваемый корпус свои тексты, оформленные в соответствии с общими требованиями. Старославянский под- 280 ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О ТЕЗАУРУСЕ корпус в идеале может с самого начала создаваться как международный. Создание общего корпуса не будет препятствовать ведению отдельных корпусов «на местах» — со своими задачами и принципами. Дальнейшее слияние корпусов в условиях развития машинной технологии может быть только полезно для дела. Литература Алексеев А. А. Очерки и этюды по истории литературного языка в России. СПб. 2014. Аверина С. А., Азарова И. В., Алексеева Е. Л., Герд А. С. Лексика и словообразование в русской агиографической литературе XVI в.: Опыт автоматического анализа. СПб, 1993. Аверина С. А., Азарова И. В., Алексеева Е. Л., Герд А. С., Захарова Л. А., Кривоносов А. Д. Лексика и морфология в русской агиографической литературе XVI в. СПб, 1996. Аверина С. А., Азарова И. В., Кузнецова Е. Л. и др. Язык русской агиографии XVI в.: Опыт автоматического анализа / Под ред. А. С. Герда. Л., 1990. Баранов В. А. Организация поиска и демонстрации коллокаций в корпусе «Манускрипт» // Проблемы истории, филологии, культуры. 2014. 3 (45). С. 275–277. Герд А. С., Алексеева Е. Л., Азарова И. В., Захарова Л. А. Электронный корпус текстов по памятникам древнерусской агиографической литературы // НТИ. Сер. 2. Вып. 9. 2004. С. 16–20. Жития Феодосия Тотемского, Вассиана Тиксненского и Андрея Тотемского / под. ред. А. С. Герда. СПб, 2012. Мареш В. Ф. Древнеславянский литературный язык в великоморавском государстве // Вопросы языкознания. 1964. № 2. С. 12-33. Мареш В. Ф. Проект подготовки словаря церковнославянского языка // Вопросы языкознания. 1966. № 5. С. 86-89. Мошинский Л. Отношение словаря церковнославянского языка и словаря отдельных славянских языков // Вопросы языкознания. 1966. № 5. С. 81–85. Kurz J. Církevnĕslovanský jazyk jako mezinárodní kulturní (literární) jezyk Slovanstva // Československé prĕdnášky pro IV mezinárodní sjezd slavistů v Moskvĕ. Praha, 1958. S. 13–53.1966. № 5. С. 81–85. 281 О. Г. Борисова ПРИРОДА ЭКСПРЕССИВНОСТИ КУБАНСКИХ УСТОЙЧИВЫХ ВЫРАЖЕНИЙ Аннотация: в статье рассматриваются способы создания экспрессивности у фразеологизмов, зарегистрированных в кубанских говорах, подчѐркивается, что именно экспрессивность и продлевает им жизнь в диалекте. Ключевые слова: экспрессивность, собственно экспрессивные фразеологизмы, экспрессивно-эмоциональные фразеологизмы, кубанский фразеологизм, кубанские говоры. Экспрессивно-окрашенные устойчивые выражения, функционирующие в речи современных носителей кубанских говоров, составляют яркий и самобытный пласт лексических единиц, нашедший отражение в региональных словарях (Борисова 2005; РГК; ФСГК) и в диссертационном исследовании В. П. Чалова (Чалов 1981). Фразеологизмы не только называют то или иное явление объективной действительности, но и содержат в себе указание на определѐнное отношение говорящего к этому явлению. В таких фразеологических единицах присутствуют «экспрессивно-эмоционально-оценочные обертоны» (О. С. Ахманова), как правило, проникающие друг в друга. В лексикографических изданиях они отражаются с помощью одних и тех же словарных помет, что подтверждает сложность, а часто и невозможность их дифференциации. ПРИРОДА ЭКСПРЕССИВНОСТИ... Все экспрессивные ФЕ, как известно, делятся на две группы: 1) собственно экспрессивные, в значении которых наряду с понятийным содержанием присутствует квантитативная характеристика явлений, процессов, признаков; 2) экспрессивно-эмоциональные, в которых указание на степень и количество сочетается с репрезентацией эмоций, оценок, чувств. ФЕ первой группы соотносятся с наречиями меры и степени с общим значением ‗сверх меры‘, а также с количественными наречиями с общим значением ‗очень много‘ или ‗очень мало‘. В кубанских говорах в количественном отношении преобладают ФЕ второй группы. Экспрессивность ФЕ тем богаче, чем полнее в их семантике выражены коннотативные элементы, чем оригинальней и неожиданней положенные в их основу образы. Как известно, экспрессивность ФЕ создаѐтся за счѐт использования разнообразных средств. Одно из них — выражение ФЕ представлений об алогичных, нереальных действиях, состояниях, признаках: каза́к в ю́ бке ‗о боевой, смелой женщине‘, жена́тое / женѐное молоко́ ‗молоко, разбавленное водой (обычно идущее на продажу)‘, на́шему забо́ру двою́ родный плете́ нь ‗об очень дальней родне‘, репья́х в(у) кра́пынку ‗о нелепом, несуразном человеке‘, от жиле́ тки / жилѐтки рукава ‗о полном отсутствии, утрате чего-либо‘, живы́й сатана́ ‗о злом и жестоком человеке‘, чу́рка с глаза́ ми ‗об очень некрасивом человеке‘, вари́(ы́)ть воду ‗издеваться, мучить кого-л‘, жить во́ здухом, печь аплодисме́ нты ‗голодать‘, залы́(и́)ть са́ ла за шку́ ру / шки́рку ‗доставить много неприятностей, причинить зло‘, жени́ть молоко́ ‗разбавлять молоко водой, имея выгоду при продаже‘, в чу́ба загляну́ть ‗оттаскать за волосы‘, иска́ть ко́ сти в молоке́ ‗привередничать‘, ха́рю кра́сыть ‗пьянствовать‘, в(у) ма́сле купа́ ться ‗жить в достатке‘, наде́ть ро́ ги ‗заупрямиться, заартачиться‘, натере́ть мозги́ пе́рцем ‗досадить кому-л., привести в состояние озлобленности, ярости‘, натя́гивать шку́ рку / шку́ру на кисе́ ль ‗1) пытаться скрыть что-л. неблаговидное; 2) чрезмерно экономить‘, хвосты́ подноси́ть ‗угодничать‘, роска́зувать про рога́ ту(ю) соба́ку ‗рассказывать небылицы‘, умы́ть мозги́ ‗начать мыслить здраво‘, кы́шкы завора́чиваются ‗у кого-л. появилось чувство сильного голода‘, молочко́ на ве́рбу поле́ зло ‗молока у коровы 283 О. Г. БОРИСОВА стало меньше‘, ум раскоря́ чился / расхо́дится ‗кто-л. сомневается в принятии решения, не знает, как поступить‘, аж шку́ ра говоры́ть ‗у кого-либо появилось страстное желание что-л. сделать‘ и др. Экспрессия у устойчивых выражений часто возникает благодаря внутренней рифме: по вси́ м го́ рам, по вси́ м до́ лам ‗везде, повсюду, в разных местах (побывать)‘, ни дити́ночки ни были́ночки ‗об одиноком, бездетном человеке‘, идти́ как мак цвести́ ‗идти в нарядной, праздничной одежде, в приподнятом настроении‘, через ковы́ль-косты́ль ‗плохо, кое-как‘, но́ги мыть и ю́шку пить ‗быть готовым к полному повиновению, рабски покоряться кому-л.‘, неве́стке на отме́ стки ‗назло‘, попа́сть в рай на са́ мый край ‗просчитаться в чѐм-л.‘, пришей́ пристеба́й ‗ненужный человек‘, без стуку, без грюку ‗тихо, бесшумно‘, ни в те́нь, ни в плете́ нь, ни в Кра́ сную А́ рмию ‗о чѐм-л. несуразном‘, хвоста́ться, лишь бы не оста́ ться ‗принимать участие в чѐм-л., хотя в этом нет нужды‘, день блы́ сну, тры дни кы́ сну ‗кто-л. часто болеет, имея кратковременные улучшения в состоянии здоровья‘, во́ду вида́ло, валѐк слыха́ло ‗о плохо постиранном белье‘, го́лый, бо́сый и простоволо́ сый ‗очень бедный, нищий‘, ши́ком, ши́ком мой наря́ д с головы́ до са́ мых пьят ‗о модной, красивой одежде‘, в на́ шем по́ лку не́ ту то́ лку / с на́ шего по́ лку не́ту то́ лку ‗о неразберихе, беспорядке, отсутствии дисциплины, единоначалия в каком-л. обществе, коллективе людей‘, сам пью, сам гуля́ ю, сам стелю́ся, сам ляга́ю ‗об одиноком человеке, свободном от семейных обязательств‘, су́хо по са́ мое (в)у́хо ‗мокро, грязно‘, на (в)у́хо не ся́ дет му́ ха ‗о человеке с чувством собственного достоинства‘, сами родители, сами победители ‗о самостоятельных, не прибегающих к помощи других людях‘, и ши́е и бры́е ‗о кокетливой, заигрывающей с мужчинами девушке или женщине‘ и др. Экспрессивность может появляться в результате гиперболизации или, напротив, значительного преуменьшения мотивировочного признака, выраженного ФЕ: глаза́ по шесть копе́ек ‗о сильном удивлении‘, глу́пый по са́ му(ю) завя́зку ‗об очень глупом человеке‘, гро́ши чува́ лами заробля́ть ‗много зарабатывать, наживать‘, хоть ваго́н грузи́ ‗много, в большом количестве‘, зате́паться до самой поты́лыци ‗очень сильно испачкаться‘, 284 ПРИРОДА ЭКСПРЕССИВНОСТИ... сорок килограмм в мокрой куфайке ‗о человеке с небольшим весом‘, все кы́шкы повы́студыть ‗сильно замѐрзнуть‘, все и кро́ шечки / ка́пельки подобра́ ть ‗быть очень похожим на кого-л.‘, зе́млю но́сом подпира́ть ‗быть слишком худым, истощѐнным, немощным‘, скака́ть до потолка́ ‗радоваться, быть в приподнятом настроении‘, хлебну́ть по са́ мые глаза́ ‗испытать, пережить многое (о нужде, горе и т.п.)‘, за ша́ пку сухаре́й ‗очень дѐшево‘, бурьяны́ в ви́ кна загляда́ ють ‗о заросшем огороде‘, жисть сном прошла́ ‗о быстротечно прожитой жизни‘, через год у плуг можно (запрягать) ‗о подрастающих детях‘, за день на теле́ге не объе́дешь ‗о большом, широком лице‘, аж пя́тки в зад влипа́ют / влипа́ли ‗кто-л. быстро бежит / бежал‘ и др. Использования необычных сравнений также способствует повышению эмоционального тонуса. См., например: бе́гать как ку́цый хвост за за́йцем ‗ухаживать за девушкой‘, как два ва́ленка вме́сте ‗о глупом человеке‘, гонять как солѐного зайца ‗ругать, устраивать нагоняй‘, дурны́й як са́ ло без хли́ба, дурны́й як сапо́ г ‘об очень глупом человеке‘, жисть як кра́ сна(я) перчи́на ‗о тяжѐлой, горькой жизни‘, ката́ться как на блю́ де ‗жить вольготно, богато‘, лома́ться як сдо́ ба на помо́ йныце ‗воображать‘, мота́ться як вша по га́шны(и)ку ‗суетиться без толку‘, по́длый як ды́ ня ‗о пожелтевшем от болезни человеке‘, як кошеня́ похлеба́ть ‗очень мало съесть‘, как свѐкор пелѐнки мыть ‗очень долго‘, посине́ть як ку́ рячий пуп ‗очень сильно замѐрзнуть‘, пья́ный як дубы́ на ‗об очень пьяном человеке‘, как сара́й с пристро́ йкой ‗о неуклюжем, нескладном человеке‘, си́ний як ку́рячий пуп ‗о болезненном виде‘, как бу́дто с не́ба сорва́тый ‗о человеке небесной, неземной красоты‘, как сдо́ бный суха́ рь в помо́йнице / лоха́нке ‗о человеке, который ведѐт себя чрезмерно заносчиво‘, как ви́ лками сло́женна(я) ‗о нескладной, неуклюжей фигуре‘, воло́сья матюко́м стоя́т(ь) 1) о растрепанных волосах; 2) кого-л. охватывает ужас, страх, отчаяние‘, как коты́ соса́ли ‗о слипшихся долго не расчѐсывавшихся волосах‘ и др. Экспрессивность у устойчивых сочетаний возникает и за счѐт тавтологии, поскольку «экспрессивна сама идея тавтологичности» (Потебня 1899: 562). Безусловно, обычное повторение слов, если они только усиливают семантику, не изменяя, еѐ не следует, как справедливо отмечает А. И. Фѐдоров, зачислять в 285 О. Г. БОРИСОВА разряд фразеологизмов (Фѐдоров 1980: 172), хотя подобные повторы могут быть достаточно регулярными. См., например, зарегистрированные в кубанских говорах следующие регулярно воспроизводимые сочетания слов: голь голѐм, голь гольцо́ м ‗об очень бедном человеке‘, замухря́ замухрѐй ‗о некрасивом, неказистом человеке‘, ку́дла ку́длой ‗о растрѐпанном, лохматом человеке‘, кулѐма кулѐмою ‗о неудельном человеке‘, сиде́ть си́дьма ‗долго сидеть на одном месте не вставая‘, си́ла си́ лою ‗обильно, в большом количестве (об урожае)‘ (си́ла ‗о большом урожае‘), тума́к тумако́ м ‗1) о глупом человеке; дурак дураком; 2) о человеке, плохо разбирающемся в каком-то деле‘ и др. К образным тавтологическим выражениям можно отнести такие, как го́ном гнать ‗выгонять, заставлять уйти‘, е́дом есть ‗донимать, изводить кого-л.‘, земля́ землѐй ‗о чѐм-л. очень чѐрном‘, лежмя́(а́) лежа́ть ‗бздельничать‘, леп ле́ пом ‗обильно, в большом количестве (об урожае)‘, как ли́ зень слиза́ л ‗кто-л. или что-л. быстро исчез / исчезло‘, недогрѐбки сгреба́ ть ‗донашивать старую одежду с чужого плеча‘, сло́ны слоня́ ть ‗бездельничать‘, хо́дором ходи́ ть ‗быть весѐлым, энергичным‘, чин чинарѐм ‗в полном порядке, очень хорошо; так, как следует‘, чужа́(я) чужина́ ‗о чужом, неродном человеке‘ и др. В кубанских говорах зарегистрированы также словосочетания, у которых экспрессивность появляется благодаря созвучию рифмующихся искусственно созданных звуковых комплексов, лишѐнных образных представлений. Такую экспрессивность В. М. Мокиенко назвал «фонетической» (Мокиенко 1980: 148). Эти словосочетания близки к тавтологическим. Они только по форме похожи на слова, соединѐнные по типу устойчивых сочетаний. См, например: ке́дя(и)-муке́дя(и) ‗1) медленно, елееле; 2) неохотно, без желания‘, ку́нтики-пу́нтики, пы́ндыкымы́ндыкы ‗что-л. вкусное‘, те́ти-ме́ти, тю́ти-му́ти ‗деньги‘, хаб́у́р-чабу́р ‗всякая всячина‘, не хала́ м-бала́м, не хухры́-мухры́ ‗не пустяки, не фунт изюму‘, хохла-мохла ‗люди разных национальностей, проживающие в одном населѐнном пункте‘, хурда́мурда́ ‗харчи, некалорийная пища‘, ча́пу-ля́пу ‗о медленной, неуклюжей походке‘, шарла́й-марла́й ‘1) те, на ком едут верхом при игре в чехарду; 2) те, кто находится в зависимом, подневольном положении‘, ши́ры-пы́ры-растопы́ры ‗разговор не по 286 ПРИРОДА ЭКСПРЕССИВНОСТИ... существу‘. Некоторые фразеологизмы данного типа минимально мотивированы: в их составе выделяется гендиадис — рифмованное сложение слов, в котором один из компонентов соотносится со значимым словом, а другой является асемантичным (ср.: Журавлѐв 1982: 84–86). В кубанских говорах это следующие устойчивые выражения: ни ду́ху ни ху́ху ‗абсолютно ничего‘, пу́ндыкыму́ндыкы ‗деликатесы‘ (пундик ‗род пирожного‘ (Гринченко III: 499), вся́кы та́ кы-бря́кы‗всякая всячина‘, ширь-пырь-нашаты́рь ‗о человеке, который делает всѐ наспех, некачественно‘, шалта́й-болта́й ‘1) устар. особый язык для общения с адыгейцами; 2) плохо, лениво‘; 3) о человеке без определѐнных занятий, бездельник‘, шу́ря-бу́ря ‘фольк. сильная буря с ветром‘, шу́шераму́шера ‗мусор, отходы‘ (шушера ‗мусор, отходы‘). В экспрессивно окрашенных ДФЕ могут совмещаться несколько из перечисленных способов. См., например: внутренняя рифма и гиперболизация или преуменьшение мотивировочного признака — глуп по са́ мый пуп ‗об очень глупом человеке‘, прия́тной нару́ жности — семь вѐрст в окру́ жности ‗о толстом человеке‘, как вста́нет, так до неба доста́нет ‗о высоком человеке‘, хоть на маши́ ну грузи и вывози́ ‗много‘, ни хаты́ ны ни лозы́ ны ‗о бедном, абсолютно ничего не имеющем человеке‘; внутренняя рифма и выражение ДФЕ представлений об алогичном, нереальном действии — вы́менять часы́ на трусы́ , променя́ть шлы́ чку на рукави́ чку ‗1) ошибиться в расчѐтах; 2) совершить невыгодный обмен‘, кышка́ кышке́ бьѐт(ь) по башке́ ‗о чувстве сильного голода‘, ма́зать са́лом по муса́лам ‗не выполнять обещаний, вводить в заблуждение‘, кот влез на са́ ло и кричи́т: «ма́ло» ‗о жадном, скупом человеке‘; внутренняя рифма и необычное сравнение: голова́ как дом сове́ тов с пусты́ м кабине́том ‗о человеке, который думает в данный момент о постороннем‘, напаха́ться як мы́ла наглота́ться ‗много, с жадностью поработать‘, пы́ка як прыты́ ка ‗о большом лице‘; гиперболизация и необычное сравнение — як кошеня́ похлеба́ть ‗об очень мало съесть‘, язы́к как у соба́ ки хвост ‗о болтливом человеке‘; выражение ДФЕ представлений об алогичных, нереальных действиях, состояниях, признаках и гиперболизация мотивировочного признака: без году три дня ‗совсем немного времени‘; внутренняя рифма, необычное сравнение и преуменьшение мо- 287 О. Г. БОРИСОВА тивировочного признака — кусо́чѐк с (з) воло́вий носо́ чѐк ‗очень большой кусок‘, голоси́шко как на плеши́ не волоси́шко ‗о слабом певческом голосе‘ и др. Экспрессивные ДФЕ в подавляющем большинстве входят в активный словарный запас носителей кубанских говоров. Полагаем, что именно экспрессивность и продлевает им жизнь в диалекте. Литература Андрющенко В. И., Иванова Р. Я., Иванова Т. Г., Пелих В. М. Фразеологический словарь говоров Кубани. Армавир, 2006. (ФСГК) Борисова О. Г. Кубанские говоры: Материалы к словарю. Краснодар, 2005. Гринченко Б. Д. Словарь украинского языка: В 4-х т. Киев, 1958. Т. III. Журавлѐв А. П. Технические возможности русского языка в области предметной номинации // Способы номинации в современном русском языке. М., 1982. С. 84–86. Мокиенко В. М. Славянская фразеология: Учеб. пособие для филол. специальностей университетов. М., 1980. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т.II. Харьков, 1889. Фѐдоров А. И. Сибирская диалектная фразеология. Новосибирск, 1980. Чалов В. П. Историко-лингвистический очерк фразеологии кубанского казачества, отражающий его историю, военный быт и духовную культуру. Дис. … канд. филол. наук. М., 1981. 288 И. В. Бродский ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ 4. ХВОЩ Аннотация. В статье представлен фитонимический портрет хвощей (род Equisetum) в финно-пермских языках — ветви финноугорских языков, исключающей угорские. Описываются все известные народные названия хвощей в этих языках (около ста пятидесяти), изучается их происхождение, морфологическая структура, а также вопросы номинации растений данного рода. Большинство названий хвощей возникло на почве отдельных языков, заимствованных фитонимов немного. Наиболее частотны названия хвощей, связанные с местами их произрастания; менее распространены названия, связанные с характерным внешним видом растений, а также основанные на их лекарственном и пищевом применении. Ключевые слова: финно-угорские языки, финно-пермские языки, лексика, фитонимы, названия растений, хвощ На территории проживания финно-угорских народов в России, а также зарубежных странах Балтийского региона, произрастает несколько видов растений рода хвощ: хвощ лесной (Equisetum sylvaticum), хвощ полевой (Equisetum arvense), хвощ луговой (Equisetum pratense), хвощ болотный (Equisetum palustre), хвощ топяной или приречный (Equisetum fluviatile), хвощ И. В. БРОДСКИЙ зимующий (Equisetum hyemale), хвощ камышовый (Equisetum scirpoides), хвощ пестрый (Equisetum variegatum). Вегетативные побеги трех последних видов лишены видимых веточек, у остальных видов эти побеги всегда ветвистые. Виды с ветвистыми побегами внешне очень схожи, и лишь хвощ лесной выделяется ветвистостью боковых побегов. Кроме этого, разные виды хвоща предпочитают для произрастания различные места (лесная подстилка, луг, болото, речной берег), что отражено в их видовых названиях и может служить причиной различения в народной ботанике. На практике же, в том числе и по нашим полевым наблюдениям (вепсы, русские), виды хвоща различаются очень слабо либо не различаются вовсе, и тогда получают обычно одно общее название. В прошлом поводов для различения разных видов хвоща было больше, так как эти растения имели разное хозяйственное и лекарственное применение. В данной работе мы рассматриваем все народные названия хвоща в финно-пермской ветви финно-угорских языков: это объясняется проживанием обско-угорских народов в Зауралье, флора которого отличается от флоры Европейской части РФ. По этой же причине саамский лексический материал привлекается нами в ограниченном объеме. Статья написана на основе значительного числа печатных источников, в т. ч. лексикографических и этимологических; также нами использован ряд научных статей по лексике финноугорских и контактирующих с ними языков, по этнографии и ботанике. В списке литературы даны лишь основные лексикографические источники. Иные ссылки на конкретный источник даются нами лишь в случае необходимости; в частности, они указывают на старейшие фиксации фитонимов для двух старописьменных языков — финского и эстонского, а также приводятся в случае спорности или явной ошибочности фитонима либо его истолкования в печатном источнике. Мы использовали также новые сведения, полученные в рамках экспедиционной работы по проекту Лингвистического атласа вепсского языка (ЛАВЯ). Названия растений рассматриваются нами по ветвям финно-пермских языков и отдельным языкам. В случае необходимости они объединяются в лексико-семантические гнезда; эти 290 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ гнезда пронумерованы, всего их насчитывается сто сорок семь. В рамках языковых ветвей и отдельных языков названия хвоща даны в порядке алфавита. Транскрипция, данная здесь, полностью повторяет транскрипцию источника. НАЗВАНИЯ ХВОЩА В ФИННО-ПЕРМСКИХ ЯЗЫКАХ Прибалтийско-финские названия хвоща (1) фин. Aaronin||parta ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛борода Аарона (имя собственное)‘. (2) эст. aasa õrava||saba ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛луговой беличий хвост‘. Название — результат номинации вида хвоща по двум признакам: произрастанию на лугу (очевидно, у опушек леса), а также внешней схожести вегетативных побегов с хвостом белки. (3) фин. aro||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛степной хвощ‘. По-видимому, в той местности, в которой распространено данное название, этот вид хвоща произрастает на пустошах (это относится и к следующему гнезду). (4) фин. aro||musta||pää ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛степная черная голова‘. Определение musta||pää ‛черная голова‘ явно относится к колоскам растения. (5) кар. собств. (тверские говоры) betko, bretko, кар. ливв. bretkoi ‛хвощ (Equisetum)‘. Ср. фин. petkel, кар. собств. petkel, petel ‛пест‘. (6) эст. heinamaa kuusk, heinamaa kuused ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘; также ‛мытник болотный‘. Букв. ‛ель покоса‘, ‛ель [растущая] на покосе‘; это название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения (в лугах). (7) фин. hento||korte ‛хвощ камышовый (Equisetum scirpoides)‘. Букв. ‛тонкий, хрупкий хвощ‘; это определение точно характеризует тонкие и непрочные (в сравнении с другими видами хвоща) стебли этого растения. (8) эст. hobu||oblik, hobu||oblikas, hobuse||oblik и др. (более двадцати вариантов в различных говорах) ‛хвощ полевой 291 И. В. БРОДСКИЙ (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; также ‛щавель кислый‘, ‛щавель водяной‘, ‛щавель конский‘, ‛щавель курчавый‘, ‛щавель туполистный‘. Букв. ‛лошадиный щавель‘; действительно, чаще это название относится к различным видам щавеля, однако во многих случаях относится и к хвощам. Повидимому, название перенесено со щавеля на хвощ, однако причина этого не совсем ясна из-за заметной внешней несхожести этих растений. (9) эст. hobuse||uba ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛лошадиные бобы‘; неясно. Возможно, вторично по отношению к hobuse||oblik (см. выше). Кроме того, в образовании фитонима определенное значение могло принадлежать аллитерации (10) эст. hoora||nisad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛соски распутницы‘. С сосками в этом названии сравниваются колоски генеративных побегов хвоща. (11) фин. hosi, hose’, hosia, hosio, huosia, hoski; кар. собств. huosja, тверские говоры huoz’ie, кар. ливв. huož, huože||heinä, кар. люд. huad’ž’, huod’ž’; эст. osi; вод. e͔žž, vasi, õz’z’a; лив. vȯžā ‛хвощ (Equisetum)‘. Ср. также вепс. hozj, hozd’, hozg’ ‛мочалка‘. Сюда же и финско-саамское hoašša ‛хвощ (Equisetum)‘. Известные этимологические лексикографические источники считают происхождение данного слова общеприбалтийско-финским, упоминая еще о его заимствовании в латышский язык (латышск. aši < приб.-фин.). Однако основное латышское название хвоща kosa, этимологизирущееся на латышской и индоевропейской почве (LEV I: 415), вполне может быть источником прибалтийско-финских слов. Ни один из приведенных выше прибалтийско-финских фитонимов не имеет отношения к рус. хвощ. В людиковском словаре (LS) слова, относящиеся к данному гнезду, даны двумя статьями: huad’ž’ (LS: 76–77) имеет в словаре переводы ―ruskea kasvi, siitä tehdään pesuvihkoja― и, под вопросом, ―korte―; huod’ž’ переведено как kangaskorte ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘ (LS: 78). Пояснения в словарной статье однозначно указывают на то, что это название, действительно, относится в хвощу зимующему. 292 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ Вепсское hozj, очевидно, также первоначально имело значение ‛хвощ‘. В связи с использованием растения в качестве мочалки значение слова hozj в вепсском языке изменилось. Эст. osi, osjad может также относиться к разным конкретным видам хвоща. В ливских фитонимах инициальный v- имеет, по-видимому, протетическое происхождение. (12) эст. hund(d)i||saba ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛рогоз широколистный‘, ‛тимофеевка луговая‘. Букв. ‛волчий хвост‘. Номинация растения связана с внешней схожестью хвощей с мохнатым хвостом волка. (13) фин. (ингерманландские говоры) härkin||heinä, härki||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘; кар. собств. härkkin||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛мутовка-трава‘; действительно, вегетативный стебель полевого хвоща напоминает форму самодельной мутовки, обычно изготавливаемой из молодой ели. Название хвоща полевого härkin||häntä (Suhonen 1936: 141) явно вторично по отношению к härkin||heinä и стало результатом своеобразной народной этимологии. (14) фин. hörsmy ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. По-видимому, это диалектный вариант horsma ‛кипрей, иванчай‘ с передней огласовкой. (15) фин. iso||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛большой хвощ‘. (16) кар. собств. joki||korteh, jogi||korteh (ССКГ: 147); эст. jõe||osi, jõe||osjad ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛речной хвощ‘; название дано по месту произрастания этого вида (по берегам водоемов). (17) фин. (ингерманландские говоры) joloska ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Этот фитоним представляет собой заимствование из русского языка (< елочка). По-видимому, русское происхождение имеет и финское название полевого хвоща juolake (Suhonen 1936: 141; < рус. ѐлка). 293 И. В. БРОДСКИЙ (18) кар. собств. järvi||korteh, d’ärvi||korteh; эст. järve|| osja ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛озерный хвощ‘; название дано по месту произрастания (по берегам водоемов). Ср. саам. Колт. jávre||hoašša ‛хвощ топяной‘ (Equisetum fluviatile), букв. также ‛озерный хвощ‘. (19) фин. (ингерманландские говоры) jäsen||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛членистая трава‘ (то есть, трава, разделенная на члены). (20) фин. kallio||korte ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛хвощ [, растущий на] скале‘. (21) фин. kana||korte ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛куриный хвощ‘ (см.: Suhonen 1936: 140), возможно, представляет собой какое-то видовое название. (22) фин. kangas||korte(t), kangas||korsi; кар. собств. kangaš||korteh, kankaš||korteh, кар. ливв. kangas||korte, кар. люд. kaŋgas||kortteh ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛хвощ [растущий на] сухой возвышенности (холме)‘. (23) фин. karahka||kortes ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛сухая ветка-хвощ‘. Определение, по-видимому, характеризует старые, осенние побеги хвоща, становящиеся преобладающе бурыми по цвету. (24) фин. Karil(a)an||parta ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘ либо ‛хвощ вообще‘. Букв. ‛борода Карилы (имя собственное)‘. (25) фин. karva||heinä ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛меховая трава‘; веточки вегетативных побегов хвоща напоминают мех (с этим же связано множество названий хвощей, в которых они сравниваются с пушистыми хвостами различных животных). (26) фин. karva||korte, karva||korteh, karva||kortes, karva|| korre ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘ и, особенно, ‛хвощ лесной (Equise- 294 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ tum sylvaticum)‘ (преобладающее название). Букв. ‛мохнатый хвощ‘. (27) эст. karvane||kõrgas ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛мохнатый камыш‘. (28) эст. kase||osi ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛березовый хвощ‘; название дано по месту произрастания (в березняках). (29) фин. kaste||korte ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛росный хвощ‘. (30) кар. собств. (тверские говоры) kaz’l’a ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Это название перенесено с камыша, ср. кар. собств. kaisla, kaizla, kaizlä; фин. kaisla; эст. kaisel ‛камыш‘. (31) вепс. kaži͔ n||händ ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛кошачий хвост‘. Среди родственных языков эта модель номинации встречается только в мордовских языках, а к хвощу относится лишь в мокшанском языке: мокш. катонь пула ‛хвощ полевой‘, эрз. каткань пуло ‛тимофеевка‘, ‛пушица‘ (сюда же каткань пулыне ‛щетинник‘, букв. ‛кошачий хвостик‘). (32) фин. katin||lieka ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛кошачья привязь‘. Неясно. (33) эст. kesa||kuusk, kesä||kuus ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛летняя ель‘, то есть, подобие ели, растущее лишь летом. (34) фин. ketun||häntä, ketun||händä, kettun||händä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛лисий хвост‘; это одно из наиболее ранних зафиксированных названий хвощей в рассматриваемых языках (оно присутствует уже в: Tillandz 1683). (35) эст. kida||kõrgas ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛скрипучий камыш‘ (эст. kidi ‛скрип‘). Растение при механическом воздействии и при его хозяйственном использовании в качестве мочалки издает скрипучий звук; последний компонент kõrgas ‛камыш‘ появился в этом названии из-за того, что побеги зимующего хвоща практически не ветвятся и поэтому внешне напоминают камыш. 295 И. В. БРОДСКИЙ (36) эст. kide, kidda, kida||osjad, kidi||osi, kidi||osjad, kidsi||osi, kiod||osjad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛скрип-хвощ‘, ‛скрипучий хвощ‘. (37) фин. kirjava||korte ‛хвощ пестрый (Equisetum variegatum)‘. Букв. ‛пестрый хвощ‘. (38) вепс. kiz’u||hii̯ n; эст. kide||ein, kidsi||ein ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛скрип-трава‘. В СВЯ значение вепсского фитонима — ‛хвощ лесной‘, но при нем дано латинское название хвоща зимующего. По-видимому, компонент kiz’u идентичен вепс. kid’žu, kižu ‛скрип‘, в таком случае буквальное значение и вепсского фитонима также ‛скрипучая трава‘, что отвечает свойствам растения. (39) эст. kitse||nisa ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛козий сосок‘. О сравнении хвоща с соском см. ниже, в гнезде эст. lehma||nisa. (40) эст. kivi||osi ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛каменный хвощ‘. Неясно, носителем какого признака является определяющая часть этого названия: либо места произрастания хвоща (на камнях), либо свойств его стебля (твердость, жесткость). (41) эст. konna||kuusk, konna||kuus, konna||kuusik, konna||kuusike, kunna||kuus, kunna||kuuseke, kunna||kuusekene ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛лягушачья ель‘ (или ‛лягушачья елочка‘). Определение ‛лягушачий‘ косвенно указывает на место произрастания хвоща (по берегам водоемов); компонент kuusk указывает на схожесть вегетативных побегов хвоща с елью. В части фитонимов гнезда определяемый компонент выступает в диминутивных формах (kuusik, kuusike и др.). (42) эст. konna||lugu ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛лягушачий камыш‘ (эст. luga ‛камыш‘ выступает здесь в диалектной форме). (43) эст. konna||luht ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛лягушачья луговая трава‘. 296 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ (44) эст. konna||osi, konna||oss, konna||osjad, konna||oisma, konna||uss, konna||ohi, konna||ohjad, konna||voos, konna||õsi, kunna||osi ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; лив. kuuona||vož’a ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛лягушачий хвощ‘. По-видимому, ливское название kuuona||vož’a тоже относится к хвощу топяному. По этой же модели образовано саам. cuoppo||hoašši ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. (45) фин. korte, kortes; кар. собств. korteh, kort’eh, кар. люд. korteh, kortteh; вепс. korte͔h, korte͔z, korte͔||hii̯ n, korte͔z||hein; саам. gordѐg ‛хвощ (Equisetum)‘. На прибалтийскофинской почве эти названия не этимологизируются. Мы полагаем, что они могут быть связаны с коми кöрт ‛железо‘, мотивирующим некоторые коми фитонимы, в основном, в западных диалектах — кöрт нитш ‛вид жесткого зеленого мха‘, кöрт турун ‛репейник, лопух‘. Коми кöрт является носителем признака твердости, жесткости растения, что полностью соответствует свойствам хвощей. Предположительно, прибалтийскофинские названия хвоща могут быть суффиксальными производными от заимствованного коми кöрт. А. Н. Ракин полагает, впрочем, что определительный компонент кöрт в коми сложных фитонимах заимствован из прибалтийско-финских языков и не имеет отношения к коми кöрт ‛железо, железный‘ (см.: Ракин 1979). Мы полагаем, что для этого нет достаточных оснований. Фин. korte может относиться также к различным конкретным видам хвоща. Собственно кар. korteh относится также к камышу. В СВЯ значение вепсских фитонимов ‛хвощ болотный‘. Мы считаем это сомнительным: для ряда прибалтийско-финских языков (финский, карельские наречия) korte- — это общее название хвощей вообще. Cаам. gordѐg, gorddet и др. < приб.-фин. Рус. кортег, кортега < кар. или вепс. (SKES II: 220) (46) фин. koto||laukka (в оригинале cotolaucka – Variarum 1668; также см.: Suhonen 1936: 141) ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛домашний лук‘; неясно, по-видимому шутливое название. 297 И. В. БРОДСКИЙ (47) фин. kuk(k)on||kuusi, kukon||kuus, kuk(k)oin||kuusi ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; также ‛дымянка лекарственная‘, ‛бодяк болотный‘, ‛хвостник обыкновенный‘, ‛мытник болотный‘ (в форме cucoin cuusi со значением ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘ уже в: Variarum 1668); эст. kuke||kuus, kuke||kuusike ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛петушиная ель‘. Компонент kuusi, kuus указывает на схожесть вегетативных побегов хвоща с елью. Возможно, определяющий компонент kukon, kuke ‛петушиный‘ избран из-за аллитерации ku – ku. эст. kuker||kuus, kuker||kuusk — продукт народной этимологии, вторичный по отношению к kuke||kuus. (48) эст. kukulinnu||nisad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛соски кукушки‘. О сравнении хвоща с соском см. ниже, в гнезде эст. lehma||nisa. Причина присутствия в фитониме компонента kukulinnu ‛кукушачий‘ неясна. (49) эст. kuusk, kuused ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ болотный‘ (Equisetum palustre); вод. kuusk ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛ель‘; название основано на внешней схожести хвоща и ели. (50) эст. kuse||hein, kuus||hain, kuusik||hein, kuusik||hain, kuusi||hain, kuus||kein, kuuse||rohed ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛еловая трава‘; это название основано на внешней схожести хвоща и ели. (51) эст. kuuse||lilled ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛еловые цветы‘; использование последнего компонента названия неясно (у хвоща нет цветков). (52) эст. ku(u)se||osjad ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛ель-хвощ‘, ‛еловый хвощ‘; название основано на внешней схожести хвоща и ели. По этой же модели образовано саам. Норв. и саам. Колт. guossa||rássi ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, также букв. 298 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ ‛ель-хвощ‘, ‛еловый хвощ‘; название это относится и к хвостнику, стебли которого напоминают своим внешним видом ель. (53) эст. kuusk||jalg ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘ ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘ ‛хвощ зимующий‘ (Equisetum hiemale). Букв. ‛еловая нога‘; название основано на внешней схожести хвоща и ели. (54) эст. kõrbe||osjad ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛хвощ чащи‘; название дано по месту прозрастания (в лесу). (55) вепс. käg’ič ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Фитоним образован с помощью суф. -(i)č от kägi ‛кукушка‘. (56) фин. käen||kelkki ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛кукушкина молодая ель‘; Возможно, определяющий компонент käen ‛кукушкин‘ избран из-за аллитерации. (57) фин. käen||petkel, käen||petkele ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘ ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, также ‛кукушкин лен‘; кар. собств. käen||petkeli ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; вепс. käg’i||pestrušk, kägen||petklod ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; вод. tšagō||petšel (tšäğgoo||petšel) ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛кукушкин пест‘; мы полагаем, что перечисленные прибалтийско-финские фитонимы калькированы с рус. кукушкин пест ‛хвощ полевой‘. Подробнее о компоненте pestrušk вепсского названия см. в нашей работе (Бродский 2014: 664). (58) вепс. kägoin’||hii̯ n ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛кукушкина трава‘. Ср. фин. käki||heinä, käen||heinä ‛кислица‘, ‛ятрышник пятнистый‘. (59) эст. lamba||nisa, lamba||nis(s)ad, lamma||nisad; lamba||nänn, lamba||nännid; lamba||tiss, lamba||tissid ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛овечий сосок‘ (‛овечьи соски‘, — см. ниже, в гнезде эст. lehma||nisa). (60) эст. lehma||nisa, lehma||tissid ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛лядвенец рогатый‘, ‛первоцвет весенний‘, ‛чина весенняя‘ 299 И. В. БРОДСКИЙ Букв. ‛коровий сосок‘ (‛коровьи соски‘); неясно. Возможно, с сосками сравниваются спороносные колоски генеративных побегов хвоща. См. также kitse||nisa, lamba||nisa, sea||nisa. (69) фин. lieju||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛тина (грязь)-хвощ‘. В основе этого названия — произрастание хвоща этого вида на илистых отмелях. (62) эст. liiva||kuused ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛песчаные ели‘ Это название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения (на песке, по-видимому, у топких водоемов). (63) эст. liiv||osi, liiv||osjad ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‗хвощ пестрый‘. Букв. ‛песчаный хвощ‘; название дано по месту произрастания (на песке, по-видимому, у топких водоемов). (64) эст. lülid, lülija, lülü, lülü||ein ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛члены, сегменты, звенья‘: стебли хвоща разделены на звенья. (65) кар. собств. maa||korte, maa||korteh ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛земляной хвощ‘; название дано по месту прозрастания (на суше). (66) эст. maa||kuused ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛мытник болотный‘. Букв. ‛земляные ели‘; это название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения (в сухих местах, в полях). (67) эст. maa||männid ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛земляные ели‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с сосной, а также по месту произрастания растения (в сухих местах, в полях). (68) ижор. mā||pökköĭ ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛земляной побег‘; по поводу значения см. фин. pökkö|| heinä, ижор. pökö, prökkü. (69) эст. metsa||kuus ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛лесная ель‘; это название дано по схожести вегета- 300 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ тивных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения (в лесу). (70) фин. metsä||korte ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛лесной хвощ‘; название дано по месту произрастания (в лесу). (71) фин. mäki||korte ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛горный хвощ‘; название дано по месту произрастания (на возвышенностях). (72) фин. nummi||korte; эст. nõmmе||osi ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛хвощ пустоши‘; название дано по месту произрастания (на пустошах). (73) эст. nurmе||kuus ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛полевая ель‘. (74) эст. nurmе||osja’ ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛полевой хвощ‘; название дано по месту произрастания (на полях). (75) фин. (ингерманландские говоры) näre||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛ель-трава‘ (из-за внешнего сходства вегетативных побегов с елью). (76) фин. oikea||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛правильный хвощ‘. (77) фин. oja||korte ‗хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛ручьевой хвощ‘. (78) кар. собств. oma||betko ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛свой хвощ‘. Определение oma ‛свой‘ иногда входит в состав названий растений или грибов, употребляемых в пищу в данной местности. По-видимому, это название относится к такому виду хвоща (например, к съедобным генеративным побегам полевого хвоща). (79) ижор. oma||pökköĭ ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛свой побег‘; это название, несомненно, вторично по отношению к mā||pökköĭ и, таким образом, относится к хвощу полевому — в отличие от oma||pökköĭ, фитоним mā||pökköĭ имеет ясную эти- 301 И. В. БРОДСКИЙ мологию (номинация по месту произрастания: побег как у дерева, но растущий из земли). В наиболее полном ижорском словаре Нирви слово имеет дополнительное пояснение ―jokin kortelaji, jota lapset söivät― (IS: 363). Это пояснение относится к вегетативным побегам хвоща, так как в пищу употребляются только они. (80) кар. собств. oravan||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛беличья трава‘. Номинация растения связана с внешней схожестью растения с мохнатым хвостом белки. (81) фин. oravan||häntä; кар. собств. oravan||häntä||heinä, кар. ливв. oravan||händy, oravan||häntä||heinä, oravan||händä|| heinä, кар. люд. oravan||händ, oravà||händ(ad), oravan̬||hän’d’, oravan̬||händ||hein’; вепс. orau||händ, oravan||händ ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; эст. orava||saba ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛беличий хвост‘ (‛трава беличьего хвоста‘). Номинация связана с внешней схожестью растения с мохнатым хвостом белки. Это модель номинации хвоща широко распространена и является, очевидно, общеприбалтийско-финской; более того, распространение в других языках предполагает даже ее финно-пермское происхождение (ср. эрз. уронь||було, мар. ур||воч, коми зыр. ур||бöж ‛хвощ‘; подробнее см. в Бродский 2007). В работе Ю. Коппалевой «Финская народная лексика флоры» финский ингерманландский фитоним oravan||häntä относится к хвощу лесному (Коппалева 2007: 41, 64). К указанному названию семантически близко рус. беличий хвощ ‛хвощ лесной‘ (Анненков 1878: 134 с пометой Олон. – Олонецкая губерния). (82) фин. pamppu ‛хвощ (Equisetum)‘. Неясно; по-видимому, имеет отношение к фин. pamppu ‛меч‘; в таком случае, слово имеет шведское происхождение (< шв. pamp ‛меч‘, см. SSAP II: 306). (83) фин. parta||ruoho ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛борода-трава‘. 302 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ (84) фин. pelto||korte ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; эст. põld||osi, põld||osjad, põld||osja’, põld||oss, põllu||osjad ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘, ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛полевой хвощ‘; название дано по месту произрастания (в полях). Сюда же саам. bealdo||hoašša ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, букв. ‛полевой хвощ‘, являющееся калькой фин. pelto||korte либо норв. åker||snelle, также букв. ‛полевой хвощ‘. (85) фин. petkel||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛пест-трава‘. Для хвоща лесного зафиксирован и вариант petkel, букв. ‛пест‘. (86) кар. собств. (тверские говоры) piestuška ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Этот фитоним представляет собой заимствование из севернорусских говоров (ср. рус. пестушки ‛хвощ‘, диминутивная форма от пест ‛хвощ‘) (87) эст. piibusk, piipused ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛трубки, трубочки‘, это название дано по полому стеблю хвоща. (88) фин. poron||korte ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛олений хвощ‘; вероятно, название дано из-за того, что указанные виды поедают северные олени. (89) фин. pukin||parta ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛белоус торчащий‘, ‛дербенник иволистный‘. Букв. ‛козлиная борода‘; компонент parta — носитель признака мохнатости, присущей вегетативным побегам хвоща. Возможно, определяющий компонент pukin ‛козлиный‘ избран из-за аллитерации. (90) ижор. pura||heinä ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛буравтрава‘; неясно. (91) эст. põld||kuusk, põld||kuus, põllu||kuusk, põllu||kuus ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, также ‛кипрей, иван-чай‘. Букв. ‛полевая ель‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения 303 И. В. БРОДСКИЙ (в полях). Также põld||kuusk||jalg, põllu||kuusk||jalg, букв. ‛нога полевой ели‘. (92) эст. põld||mänd, põld||männid, põllu||mänd ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, также ‛молочай солнцегляд‘. Букв. ‛полевая сосна‘; это название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с сосной, а также по месту произрастания растения (в полях). Ср. рус. сосенка, сосенник, укр. полѐва сосонка ‛хвощ полевой‘ (Анненков 1878: 134). (93) фин. pykälä||heinä ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛зарубка-трава‘, то есть ‛трава с зарубками‘. В основе данного названия — членистое строение стебля хвоща. (94) фин. pyörä||korte ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛колесо-трава‘. Неясно. (95) фин. pökkö||heinä ‛хвощ‘; ижор. pökö, prökkü ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, также pökköĭ||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; вод. brökkö, pökkö, pökkö||roho, prökkö, pötkö ‛хвощ полевой (Equisetum sylvaticum)‘, pökkö – также ‛кипрей, иван-чай‘. В составе сложных названий хвоща в качестве определяемого компонента везде используется pö(k)kö, ижор. pökköĭ, основное значение которого ‛побег (растения)‘ (см., напр., в IS: 457 — mā||pökköĭ, oma||pökköĭ, variksem||pökköĭ). Названия pökö, prökkö, brökkö, prökkü вторичны по отношению к pökköĭ или могут быть результатом отпадения определяющего компонента. Перевод названия pökkö||heinä ‛торчащая трава‘ (Коппалева 2007: 60, 76) ошибочен (pökkö якобы произведено от глагола pököttää ‛торчать‘). Как показывает карта этого автора (ibid.: 200), финское название pökkö было распространено в приходах, соседствующих с ижорскими и водскими поселениями, поэтому связь фитонимов в этих языках выглядит естественной. (96) фин. pökkö||varsi ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛побег-стебель‘; см. также предыдущее гнездо. (97) фин. rauta||korte, rauta||korte, raata||korte ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘; кар. собств. rauta||korteh, rauda|| 304 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ korteh ‛хвощ, растущий в сосновом бору‘ (ССКГ: 501); эст. raud||osi, raud||osjad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛железный хвощ‘, то есть хвощ, обладающей особой жесткостью. Эст. raud||osi — наиболее распространенное название хвоща зимующего в эстонском языке. (98) эст. raud||konna||osi ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛железный лягушачий хвощ‘. (99) фин. revon||häntä(||heinä) ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; эст. rebase händ ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; также ‛лисохвост луговой‘, ‛плакун‘, ‛щирица хвостатая‘, rebase||saba(d), rebase|| saba||rohi ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; также ‛дербенник иволистный‘, ‛кипрей узколистный‘, ‛лисохвост луговой‘, ‛марьянник дубравный‘, ‛плаун булавовидный‘, ‛тимофеевка луговая‘, ‛щирица хвостатая‘; вод. revoo||änt(ä) ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛лисий хвост‘ (‛трава лисьего хвоста‘). Номинация растения связана с внешней схожестью хвощей с мохнатым хвостом лисицы. (100) кар. собств. ruoko ‛хвощ?‘. В значении ‛хвощ‘ (ССКГ:. 496), возможно, ошибочно. Соответствия в близкородственных языках относятся к камышу или тростнику (фин. ruoko; вепс. rogo, roho) и является балтийским заимствованием, ср. прус. drogis ‛тростник, камыш‘. (101) кар. собств. rüönä ‛хвощ (Equisetum)‘; также ‛камыш‘. Возможно, связано с кар. reuna ‛край, кромка (берега и др.)‘. В таком случае можно предположить отпадение детерминанта у изначально сложного по форме фитонима (rüönäheiny или др.). (102) фин. sara||korte ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛осока-хвощ‘. По-видимому, в основе названия — наличие у этого вида хвоща голого прямого стебля. 305 И. В. БРОДСКИЙ (103) фин. sarpa ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘ В финских диалектах это название относится, в основном, к разным видам камыша и клубнекамышу. На хвощ топяной оно перенесено в связи с одинаковыми местами произрастания. (104) эст. savi||pähklad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛глиняные орехи‘; название не вполне ясно. Возможно, дано по месту произрастания (на глинистой почве — по-видимому, в той местности, где бытует это название), а также по вкусу: молодые генеративные побеги полевого хвоща используются в пищу, и они, действительно, имеют ореховый вкус (по свидетельству информантов). (105) эст. sea||jalad ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиные ноги‘; неясно. Ни одна часть растения не имеет внешнего сходства с ногами свиней. (106) эст. sea||juur, sea||juured ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛горичник болотный‘, ‛козелец приземистый‘, ‛одуванчик‘. Букв. ‛свиной корень‘. О возможном происхождении такого названия см. в гнезде фин. sijan||heinä. (107) эст. sea||nisa, sea||tissid ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиной сосок‘ (‛свиные соски‘); О сравнении хвоща с соском см. выше, в гнезде эст. lehma||nisa. (108) эст. sea||piip, sea||piibud ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиная трубка (курительная)‘. С трубкой хвощ может быть сравнен в связи с наличием у него полого стебля; в отношении определения ‛свиной‘ см. ниже. (109) фин. (ингерманландские говоры) sijan||heinä ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиная трава‘; по мнению Ю. Коппалевой, название дано из-за того, что молодые побеги хвоща используются на корм свиньям (Коппалева 2007: 68). (110) фин. (ингерманландские говоры) sijan||pökkö, sijan|| pötkö ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиной побег‘; в отношении компонента pökkö см. выше, в гнезде фин. pökköheinä. Pötkö, несомненно, вторично по отношению к pökkö. В отношении определения ‛свиной‘ см. выше. 306 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ (111) кар. собств. (тверские говоры) šijan||betko ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘; эст. sea||osi ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛свиной хвощ‘; в отношении определения šijan ‛свиной‘ см. выше. Ср. также рус. свиная пестушка ‛хвощ лесной‘ (Анненков 1878: 134). (112) эст. sile||kõrgas ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛гладкий камыш‘. Оба растения (хвощ и камыш) растут в одинаковых местах, поэтому их сравнение естественно. Неясна причина введения в фитоним определения со значением ‛гладкий‘. (113) фин. solki||korte, soloki||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛пряжка-хвощ‘. Неясно. (114) фин. solmu||hainä ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛узел-трава‘. Название дано по членистому строению стебля хвоща. (115) фин. suo||korte ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘, ‛хвощ камышовый (Equisetum scirpoides)‘; кар. ливв. suo||korteh ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘; эст. soo||osi ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛болотный хвощ‘. (116) фин. suo||kuusi ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘; эст. soo||kuusk, soo||kuus, soo||kuused ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Эстонский фитоним может также относиться к мытнику болотному и ели, растущей в болоте. Букв. ‛болотная ель‘; название дано из-за сходства вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания. Ср. также рус. болотный ельник (Анненков 1878: 134). (117) лив. trušš’ ‛хвощ (Equisetum)‘. Это название относится также к клубнекамышу морскому (Bolboschoenus maritimus) и, по мнению Л. Кеттунена, имеет латышское происхождение (LW: 432). (118) фин. ukon||parta ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, также ‛белоус торчащий‘; фин. äijän||parta ‛хвощ лесной (Equi- 307 И. В. БРОДСКИЙ setum sylvaticum)‘, также ‛хвощ вообще‘. Букв. ‛дедова борода‘. Компонент parta ‛борода‘ — носитель признака мохнатости. (119) ижор. variksem||pökköĭ ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛вороний побег‘. (120) эст. vase||osi, vasi ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛медный хвощ‘. В основе названия — жесткость стебля хвоща. Очевидно, фитоним vasi вторичен по отношению к vase||osi. (121) фин. vesi||ahma, vesi||ahmalo ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ приречный (топяной) (Equisetum fluviatile)‘; также ‛вахта трехлистная‘, ‛очиток едкий‘, ‛подмаренник северный‘. Название дано по месту произрастания и по признаку лекарственности: фин. ahma, ahmalo — общее диалектное название ряда болезней глаз. В данных названиях растений отпал детерминант heinä ‛трава‘, что подтверждается существованием фитонима wes’||ahmalo||heinä (Suhonen 1936: 163). Таким образом, эти названия хвощей можно перевести как ‛водяная трава [от] болезни глаз‘. (122) фин. vesi||korte ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; кар. собств. ves(i)||korteh, vezi||korteh, кар. ливв. vezi||korteh ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘, ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘; эст. vee||osi ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛водяной хвощ‘; название дано по месту произрастания (в болотах, сырых низинах). (123) эст. vesi||kuusk ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; также ‛хвостник‘. Букв. ‛водяная ель‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью, а также по месту произрастания растения (по берегам водоемов). (124) эст. viilid ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛напильники‘; по-видимому, в основе этого названия — особая жесткость этого вида хвоща, используемого в т. ч. для шлифовки. Мордовские названия хвоща (31) мокш. катонь пула (MW: katə̑ń pula) ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛бухарник‘. Букв. ‛кошачий хвост‘. 308 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ Номинация растения связана с его внешней схожестью с мохнатым хвостом кошки. (125) мокш. кудонь штама тише (кудонь штамат) ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛трава мытья дома‘ (кудонь штама = ‛мытье дома‘). Номинация растения связана с его распространенным хозяйственным применением в качестве мочалки. (86) эрз. пестерькай ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘ (по-видимому, вначале ‛молодые побеги хвоща полевого‘). Из пестерька, ср. рус. пестерь ‛нераспустившаяся верхушка зонтичного растения‘ (СРНГ 26: 312). Вообще, у рус. пест имеется распространенное значение ‛хвощ‘ (СРНГ 26: 308). См. также удм. пестонька ‛молодые побеги хвоща‘. (126) эрз. петькелька ‛хвощ (Equisetum)‘. Фитоним — диминутивное производное от петькель ‛пест‘, родственное прибалтийско-финским словам с этим же значением, напр., фин. petkel, эст. pekel. Ср. гнездо (86). (127) мокш. рузонь пула ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛русский хвост‘; если второй компонент обычен для названий хвоща, то определяющий компонент-этноним уникален для названий хвощей в финно-пермских языках. (109) мокш. тува нар (тувонь нар) (MW: tuvə̑-na·r, tuvə̑ńń nar ~ tuvə̑ń nar ) ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; также ‛горец птичий‘, ‛паслен черный‘, ‛просвирник (мальва)‘. Букв. ‛свиная трава‘; о возможном происхождении такого названия см. выше, в гнезде фин. sijan||heinä. (81) эрз. уронь||було ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘; мокш. уронь||пула ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛беличий хвост‘. Номинация растения связана с его внешней схожестью с мохнатым хвостом белки. (128) мокш. шкаень штама тише ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Букв. ‛трава божьего мытья‘. Использование определения шкаень ‛божий‘ не совсем ясно; можно предположить ритуальное использование растения? 309 И. В. БРОДСКИЙ Марийские названия хвоща (129) мар. куку||няня ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛кукушкин хлеб‘. (130) мар. Г. марья||вуй ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛голова немарийки‘, ‛голова женщины другой национальности‘. (131) мар. Г. тыртня||няня ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛журавлиный хлеб‘. (81) мар. ур||воч, ур||вац, Г. ур||вач, ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛беличий хвост‘. Номинация растения связана с внешней схожестью хвощей с мохнатым хвостом белки. (132) мар. шылан ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Имеется соответствие в удмуртском языке (шылан, шилан, шолан, см.). Этот фитоним заимствован из тюркских языков, ср. чув. шăлан ‛шиповник‘, ‛терновник‘, шăлан курăкĕ ‛хвощ болотный‘ (Equisetum palustre); также тат. шылан ‛хвощ топяной‘ (Equisetum fluviatile). (133) мар. яга||шудо ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Букв. ‛монисто-трава‘; в основе этого названия — схожесть хвоща с традиционными украшениями. Пермские названия хвоща (81) удм. коньы||быж, пулѐ||быж ‛хвощ (Equisetum)‘; коми зыр. ур||бöж (турун) ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘, ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛беличий хвост‘. Номинация растения связана с внешней схожестью хвощей с мохнатым хвостом белки. (115) удм. куд||шилан ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛болотный хвощ‘. (134) удм. му||туш ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛земляная борода‘. В основе названия лежит сходство вегетативного побега хвоща с бородой. (86) удм. пестонька ‛молодые побеги хвоща (Equisetum)‘ 310 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ Фитоним заимствован из русского языка (пестонька — диминутивная форма рус. диал. пест ‛хвощ‘). (135) удм. пужым турун ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛сосна-трава‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с сосной. (136) удм. шилан, жылан, шылан, шолан ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘; с дополнительным детерминантом шилан||турым ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Ср. также мар. шылан ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘, ‛хвощ зимующий (Equisetum hiemale)‘. Данный фитоним — тюркского происхождения (см. выше). (137) удм. шыр||быж ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘, также ‛подорожник‘. Букв. ‛мышиный хвост‘. Номинация связана с внешней схожестью хвощей с мышиным хвостом. (138) коми зыр. гыжна||турун ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛трава от чесотки‘ (гыжна ‛чесотка‘), фитоним имеется только в ижемском диалекте. (139) коми зыр. зöридз, зэридз, зöрич, тöридз ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘; коми перм. зöридз ‛хвощ лесной (Equisetum sylvaticum)‘. Наиболее распространенное название хвоща в коми языках (наряду с ур||бöж). Его происхождение до сих пор не получило удовлетворительного объяснения. (140) коми зыр. кöк||куз ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛кукушкина ель‘. Компонент куз указывает на схожесть вегетативных побегов хвоща с елью. Причина присутствия в фитониме компонента кöк ‛кукушка, кукушачий‘ неясна. (57) коми зыр., коми перм. кöк||тоин ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛пест кукушки‘; по-видимому, фитоним представляет собой кальку рус. кукушкин пест ‛хвощ полевой‘. По такой же модели образован ряд названий хвоща в прибалтийско-финских языках (см. выше). (75) коми зыр. куз, коз турун ‛хвощ (Equisetum)‘; коми перм. кöз||турун ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. 311 И. В. БРОДСКИЙ ‛ель‘, ‛ель-трава‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью. (141) коми перм. куль пистик ‛хвощ топяной (Equisetum fluviatile)‘. Букв. ‛чертов хвощ‘; название неясно, возможно, оно связано с каким-либо поверьем. Коми пистик < рус. (см. ниже). (142) коми зыр. морт куз ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛человеческая ель‘; название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью. Определение морт ‛человек, человеческий‘, повидимому, можно сравнить по употреблению с прибалтийскофинским компонентом oma ‛свой‘, входящим в состав некоторых фитонимов. (143) коми перм. пистик ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Это заимствование из севернорусских говоров (пистик ‛хвощ полевой‘, ср. рус. пестик, пестушка и др.). Коми зыр. писти ‛хвощ (Equisetum)‘, также ‛оспа‘, по-видимому, продукт народной этимологии. (144) коми перм. пон пистик ‛хвощ луговой (Equisetum pratense)‘. Букв. ‛собачий хвощ‘; вероятно, определение пон ‛собака, собачий‘ указывает на непригодность этого вида хвоща в пищу. (145) коми зыр. порсь||куз ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛свиная ель‘; это название дано по схожести вегетативных побегов хвоща с елью; в отношении определения порсь ‛свинья, свиной‘ см. выше, в гнезде фин. sijan||heinä. (146) коми зыр. рака куз ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛рачья ель‘; определение ‛рачий‘ косвенно указывает на место произрастания (по берегам водоемов). В (ССКД: 177) рака куз ‛отцветший хвощ‘ ?? — совершенно не ясно, так как хвощи не способны цвести. (147) коми зыр. сир||пинь ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛щучий зуб‘; неясно; возможно, ‛щучья закуска‘, ‛щучий перекус‘. По-видимому, это и следующее название относятся к хвощу топяному (Equisetum fluviatile). (148) коми зыр. сир||пирог ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛щучий пирог‘; хвощи не поедаются щуками, поэтому включение в 312 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ состав фитонима зоосемизма со значением ‛щука‘ достаточно произвольно и может лишь косвенно указывать на место произрастания этого вида (в воде, на отмелях). Компонент пирог < рус. (80) коми зыр. ур||турун ‛хвощ (Equisetum)‘. Букв. ‛беличья трава‘; по поводу этого названия см. выше коми ур||бöж ‛хвощ (Equisetum)‘. (149) коми зыр. юсь||турун ‛хвощ болотный (Equisetum palustre)‘. Букв. ‛лебединая трава‘; определение ‛лебединый‘ косвенно указывает на место произрастания (по берегам водоемов). Также имеется коми зыр. сустава юсь||турун ‛хвощ полевой (Equisetum arvense)‘. Букв. ‛лебединая трава [для] сустава‘. Компонент сустава — прилагательное, образованное от русского заимствования сустав. * * * У хвощей в прошлом имелось четыре важнейших применения в хозяйстве: пищевое; как материал для изготовления мочалок; в качестве корма для домашних животных; лекарственное. В пищу хвощи используются у всех финно-угорских народов, о чем говорит большое количество иллюстративных примеров и комментариев в двуязычных словарях (напр., см.: IS: 363 — ‛jokin kortelaji, jokin lapset söivät‘); там же отмечается несъедобность полевого хвоща в отличие от других видов (IS: 641 — täDä ei sö̯ö̯vvä , tämä on variksempökköĭ). В пищу используются только молодые генеративные побеги, вкус которых называют ореховым. Тем не менее хвощ нельзя назвать существенным продуктом питания, и поэтому номинация его видов по признаку съедобности встречается очень редко. Отметим, что Н. Анненков отмечает использование в пищу только хвоща лесного (Анненков 1878: 135). Использование хвоща в качестве мочалок известно у многих народов. В первую очередь для этой цели применялся хвощ зимующий, как наиболее жесткий; его стебли содержат наибольшее количество диоксида кремния, и поэтому этот вид хвоща можно использовать даже для шлифовки металлических изделий. Этот вид использования хвоща отражен в его 313 И. В. БРОДСКИЙ названиях (семантические модели ‛мочалка-трава‘, ‛трава мытья дома‘, ‛напильники‘), хотя и редко. Примеры таких названий: мокш. кудонь штама тише (кудонь штамат) ‛хвощ лесной‘, букв. ‛трава мытья дома‘. Ср. пример, иллюстрирующий указанное применение хвоща: naì̯ st ē̮ŕubə̂d˽vožˊàdə̂ks ‛die Weiber scheuern mit Schachtelhalm‘ (LW: 506). См. также у Анненкова (Анненков 1878: 134) в отношении хвоща зимующего: «употр. для полированiя столярныхъ работъ». Вопрос кормового применения хвоща сложнее. Известные нам лексикографические источники дают в большом количестве иллюстративные примеры, в которых упоминается заготовка хвощей для корма коров. Наши вепсские информанты указывают как на кормовое растение лишь на зимующий хвощ, и то перезимовавший под снегом (прошлогодний). Хвощи широко применялись в народной медицине финноугорских и соседствующих народов в лекарственных целях; в народной медицине используется, в основном, отвар хвоща; наружное применение встречается намного реже. Отвар применяется от болезней мочевого пузыря. В народной медицинской практике коми, например, компрессы из хвоща прикладывали к незаживающим ранам, другим болячкам, а отваром полоскали горло при простуде. Внутрь же этот отвар принимали не только при простуде, но и при ломоте суставов, водянке, болезнях мочевого пузыря, болях в сердце, головной боли (см., напр., в Ильина 1997, глава 2). Несмотря на медицинское применение хвощей, их номинация по признаку лекарственности почти не отражена в фитонимах: мы можем назвать, пожалуй, лишь три примера названий подобного рода — фин. vesiahmalo, коми зыр. гыжна||турун, а также коми зыр. сустава юсь||турун. Множество названий хвощей связано с их внешним видом. Эти растения, при их распространенности, отличаются от других травянистых растений; для номинации хвощей важнейшими оказываются два признака: наличие большого количества мелких веточек у вегетативных побегов, а также особое строение стеблей, состоящих из сочлененных сегментов. Отличительной особенностью стеблей хвоща является их жесткость, связанная с высоким содержанием окиси кремния. 314 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ Именно эта особенность позволяет, кстати, применять растение в качестве мочалок и для шлифовки поверхностей (см. выше). Вообще, следует отметить скудность этнографических данных по использованию хвощей у финно-угорских народов. В таких работах хвощ обычно лишь упоминается в ряду какихлибо других растений, и его роль в материальной и духовной культуре не рассматривается. Поэтому отражение такой роли в названиях растения дает на сегодняшний день лучшее представление о его использовании. Наилучшие сведения о лечебном применении хвощей мы находим в исторической ботанической базе данных по эстонской народной медицине (herba.folklore.ee). К сожалению, ни одного подобного проекта на финском языке нет, как и отдельных работ, в которых рассматривалось использование этих растений. Подавляющее большинство названий хвоща в рассматриваемых языках — сложные фитонимы, простые названия встречаются редко, и они, по-видимому, являются наиболее древними. Как выясняется, наиболее часто номинация хвощей в финно-пермских языках происходит по признакам места произрастания и внешнего вида; довольно часто эти признаки совмещаются: определяющая часть фитонима носит признак места произрастания (‛лес‘, ‛болото‘, ‛берег‘ и т. д.), а определяемая — признак похожести на другое растение либо предмет (напр., ‛ель‘, ‛хвост‘, ‛борода‘, ‛сосок‘). Примеры номинации по признаку места произрастания: фин. aro||korte ‛хвощ топяной‘, букв. ‛степной хвощ‘; кар. собств. joki||korteh, jogi||korteh ‛хвощ топяной‘, букв. ‛речной хвощ‘; ижор. mā||pökköĭ ‛хвощ полевой‘, букв. ‛земляной побег‘; эст. jõe||osi, jõe||osjad ‛хвощ топяной‘, букв. ‛речной хвощ‘ и др. Определяющие компоненты таких названий очень разнообразны и представляют собой названия природных местностей или субстанций, в которых растут хвощи. Косвенно носителем признака места произрастания может быть название животного (также в качестве определяющего компонента; подробнее см. об этом ниже). 315 И. В. БРОДСКИЙ Примеры номинации по признаку схожести с другим растением, предметом: фин. (ингерманландские говоры) näre|| heinä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛ель-трава‘; parta||ruoho ‛хвощ полевой‘, букв. ‛борода-трава‘; petkel||heinä ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ лесной‘, букв. ‛пест-трава‘; фин. sara||korte ‛хвощ зимующий‘, букв. ‛осока-хвощ‘; эст. kuse||hein и др. ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ лесной‘, ‛хвощ болотный‘, букв. ‛ель-трава‘; ku(u)se||osjad ‛хвощ зимующий‘, букв. ‛ель-хвощ‘; мар. яга|| шудо ‛хвощ болотный‘, букв. ‛монисто-трава‘; удм. пужым турун ‛хвощ полевой‘, букв. ‛сосна-трава‘; Примеры семантического совмещения обоих признаков в одном сложном фитониме: фин. suo||kuusi ‛хвощ болотный‘, букв. ‛болотная ель‘; эст. heinamaa kuusk ‛хвощ луговой‘, букв. ‛ель покоса‘, ‛ель [,растущая] на покосе‘; karvane||kõrgas ‛хвощ луговой‘, букв. ‛мохнатый камыш‘; kuusk||jalg ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ луговой‘, ‛хвощ зимующий‘, букв. ‛ель-нога‘; liiva||kuused ‛хвощ болотный‘, букв. ‛песчаные ели‘; удм. му||туш ‛хвощ полевой‘, букв. ‛земляная борода‘; коми зыр. куз, коз турун ‛хвощ‘, букв. ‛ель‘, ‛ель-трава‘; коми перм. кöз||турун ‛хвощ луговой‘, букв. ‛ель-трава‘; Примеры номинации по иным внешним признакам: фин. hento||korte ‛хвощ камышовый‘, букв. ‛хрупкий хвощ‘; iso||korte ‛хвощ топяной‘, букв. ‛большой хвощ‘; karva||korte, karva|| korteh, karva||kortes, karva||korre ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ луговой‘, ‛хвощ топяной‘, ‛хвощ зимующий‘, ‛хвощ лесной‘, букв. ‛мохнатый хвощ‘; фин. (ингерманландские говоры) jäsen|| heinä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛членистая трава‘; фин. pykälä|| heinä ‛хвощ топяной‘, букв. ‛трава с зарубками‘; фин. solmu|| hainä ‛хвощ топяной‘, букв. ‛узел-трава‘; кар. собств. rauta|| korteh, rauda||korteh ‛хвощ‘, букв. ‛железный хвощ‘; эст. raud|| osi ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ зимующий‘, букв. ‛железный хвощ‘. Иногда растение в своем названии сравнивается с какимлибо этнографическим предметом, например, мар. яга||шудо ‛хвощ болотный‘, ‛хвощ зимующий‘, букв. ‛трава-монисто‘, однако Номинация хвощей по другим признакам является редкой. Например, в одном названии – эст. kida||kõrgas ‛хвощ зиму- 316 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ ющий‘, букв. ‛скрипучий тростник‘, отражено свойство хвощей издавать определенный звук при физическом воздействии. В состав сложных названий хвощей зачастую включаются в роли определяющего компонента зоосемизмы. Причины такого включения могут быть разные: одни из этих зоосемизмов относятся к животным, с хвостами или иными частями тел которых сравнивается растение либо его часть; другие зоосемизмы, скорее всего, называют животных, которые поедают хвощи. Из-за особенностей этих растений (жесткость, плохая перевариваемость), в качестве пищи они доступны далеко не всем домашним животным. Среди них выделяется свинья: действительно, ее названия чаще встречаются в составе названий хвощей. Присутствие части зоосемизмов в названиях хвощей необъяснимо, и мы полагаем их включение в фитонимы произвольным и немотивированным. В состав сложных названий хвоща в качестве их определяющих компонентов могут входить названия следующих животных: белка: фин. oravan||häntä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛беличий хвост‘; кар. собств. oravan||heinä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛беличья трава‘; вепс. orau||händ, oravan||händ ‛хвощ полевой‘, букв. ‛беличий хвост‘; эст. orava||saba ‛хвощ лесной‘, ‛хвощ луговой‘, ‛хвощ полевой‘, букв. ‛беличий хвост‘; эрз. уронь||було ‛хвощ‘, букв. ‛беличий хвост‘; мар. ур||воч ‛хвощ‘, букв. ‛беличий хвост‘; удм. коньы||быж, пулѐ||быж‛хвощ‘, букв. ‛беличий хвост‘; коми зыр. ур||бöж ‛хвощ‘, букв. ‛беличий хвост‘; коми зыр. ур||турун ‛хвощ‘, букв. ‛беличья трава‘. С мохнатым беличьим хвостом сравниваются вегетативные стебли хвощей; волк: эст. hund(d)i||saba ‛хвощ полевой‘, букв. ‛волчий хвост‘ (также сравнение вегетационных побегов с хвостом); ворона: ижор. variksem||pökköĭ ‛хвощ полевой‘, букв. ‛вороний побег‘; коза: эст. kitse||nisa ‛хвощ полевой‘, букв. ‛козий сосок‘ — в этом и следующих случаях с соском сравнивается колосок генеративного стебля; козел: фин. pukin||parta ‛хвощ полевой‘, букв. ‛козлиная борода‘ (сравнение вегетативного стебля с бородой); 317 И. В. БРОДСКИЙ корова: эст. lehma||nisa ‛хвощ полевой‘, букв. ‛коровий сосок‘; кошка: фин. katin||lieka ‛хвощ лесной‘, букв. ‛кошачья привязь‘; вепс. kaži͔ n||händ ‛хвощ полевой‘; мокш. катонь пула ‛хвощ полевой‘, букв. ‛кошачий хвост‘ (сравнение вегетационных побегов с хвостом); кукушка: фин. käen||kelkki ‛хвощ полевой‘, букв. ‛кукушкина молодая ель‘; кар. собств. käen||petkeli ‛хвощ полевой‘, букв. ‛пест кукушки‘; вепс. käg’ič ‛хвощ полевой‘ (суффиксальное производное от kägi ‛кукушка‘); вепс. kägoin’||hii̯ n ‛хвощ полевой‘, букв. ‛кукушкина трава‘; kägen||petklod ‛хвощ полевой‘, букв. ‛пест кукушки‘; эст. kukulinnu||nisad ‛хвощ полевой‘, букв. ‛соски кукушки‘; вод. tšagō||petšel ‛хвощ полевой‘, букв. ‛пест кукушки‘; мар. куку||няня ‛хвощ полевой‘, букв. ‛кукушкин хлеб‘; коми зыр. кöк||куз ‛хвощ‘, букв. ‛кукушкина ель‘; коми зыр., коми перм. кöк||тоин ‛хвощ‘, букв. ‛пест кукушки‘; курица: фин. kana||korte ‛хвощ‘, букв. ‛куриный хвощ‘; лебедь: коми зыр. юсь||турун ‛хвощ болотный‘, букв. ‛лебединая трава‘; лисица: фин. ketun||häntä, ketun||händä, kettun||händä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛лисий хвост‘; эст. rebase händ, rebase||saba ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ топяной‘, букв. ‛лисий хвост‘; вод. revoo||änt(ä) ‛хвощ полевой‘, букв. ‛лисий хвост‘ (сравнение хвоста со стеблем хвоща); лошадь: эст. hobu||oblik и др. ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ топяной‘, букв. ‛лошадиный щавель‘; hobuse||uba ‛хвощ полевой‘, букв. ‛лошадиные бобы‘; лягушка: эст. konna||kuusk и др. ‛хвощ полевой‘, букв. ‛лягушачья ель‘; konna||osi и др. ‛хвощ топяной‘, букв. ‛лягушачья ель‘; лив. kūona||vȯžā (kūona||vož’a)‛хвощ болотный‘, букв. ‛хвощ болотный‘. Зоосемизмы со значением ‛лягушка‘ маркируют в составе названияй хвоща место произрастания (берег, отмель); мышь: удм. шыр||быж ‛хвощ полевой‘, букв. ‛мышиный хвост‘ (снова сравнение с хвостом); овца: эст. lamba||nisa и др. ‛хвощ полевой‘, букв. ‛овечий сосок‘; 318 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ олень: фин. poron||korte ‛хвощ болотный‘, букв. ‛олений хвощ‘. По некоторым данным, олени поедают этот вид хвоща; петух: фин. kuk(k)on||kuusi ‛хвощ болотный‘, ‛хвощ лесной‘, ‛хвощ полевой‘, ‛хвощ луговой‘, ‛хвощ топяной‘, букв. ‛петушиная ель‘; sea||piip ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиная трубка (курительная)‘; рак: коми зыр. рака куз ‛хвощ болотный‘, букв. ‛рачья ель‘. Как и в случае с лягушкой, коми рак указывает на место произрастания; свинья: фин. (ингерманландские говоры) sijan||heinä ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиная трава‘; кар. собств. (тверские говоры) šijan||betko ‛хвощ лесной‘, букв. ‛свиной хвощ‘; эст. sea||jalad ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиные ноги‘; sea||juur ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиной корень‘; эст. sea||nisa ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиной сосок‘; мокш. тува нар (тувонь нар) ‛хвощ полевой‘, букв. ‛свиная трава‘; коми зыр. порсь||куз ‛хвощ болотный‘, букв. ‛свиная ель‘. Как уже указывалось выше, имеются сведения о поедании хвощей свиньями; собака: коми перм. пон пистик ‛хвощ луговой‘, букв. ‛собачий хвощ‘; щука: коми зыр. сир||пинь ‛хвощ‘, букв. ‛щучий зуб‘; коми зыр. сир||пирог ‛хвощ‘, букв. ‛щучий пирог‘. Как видно, в состав названий хвощей в финно-пермских языках входят названия св. двадцати животных; по-видимому, столь значительное число компонентов-зоосемизмов не имеет аналогов в фитонимии этих языков. В ряде случаев зоосемизмы относятся к животным, с хвостом которых сравнивается вегетативный стебель хвоща; в ряде других случаев колоски хвоща сравниваются в фитонимах с сосками животных. В некоторых случаях можно предположить, что зоосемизм в составе названия хвоща указывает на то, что растение поедается тем или иным животным (олень, свинья). К сожалению, научная литература, в которой описывалось бы такое явление, нам не встретилась; тем не менее, в популярной литературе и в Интернете имеется множество упоминаний не только о поедании хвощей животными, но и об использовании их людьми в качестве корма для скота (коровы, свиньи). 319 И. В. БРОДСКИЙ Следует отметить, что кремнистые стебли этих растений делают их непривлекательным кормом для большинства животных. Зоосемизм может указывать на место произрастания — в первую очередь это касается хвощей болотного и топяного, в состав названий которых входят зоосемизмы со значениями ‛лягушка‘, ‛рак‘, ‛щука‘. В ряде случаев включение названий животных в названия хвоща объясняются с трудом; в первую очередь, это относится к фитонимам, содержащим названия птиц (вороны, кукушки, курицы, лебедя, петуха). Слова со значением ‛кукушка‘ включаются в финно-пермские сложные названия хвощей достаточно часто. Иногда в составе названий хвоща появляются антропонимы, например, Aaroni в фин. Aaronin||parta ‛хвощ полевой‘, Karila в фин. Karil(a)an||parta ‛хвощ луговой‘. Сюда же фин. ukon||parta ‛хвощ полевой‘ и äijän||parta ‛хвощ лесной‘ ‛дедова борода‘; эст. hoora||nisad ‛хвощ полевой‘, букв. ‛соски распутницы‘; мар. Г. марья||вуй ‛хвощ полевой‘, букв. ‛голова немарийки‘, ‛голова женщины другой национальности‘; коми зыр. морт куз ‛хвощ‘, букв. ‛человеческая ель‘. Заимствованных в новое время названий хвоща немного, это, например, фин. (ингерманландские говоры) joloska ‛хвощ полевой‘ (< рус. елочка); кар. собств. (тверские говоры) piestuška ‛хвощ полевой‘ (< рус. диал. пестушки ‛хвощ‘); эрз. пестерькай ‛хвощ полевой‘ (< рус. пестерька); мар. шылан ‛хвощ болотный‘ и удм. шылан, шилан, шолан (тюрк., ср. тат. шылан ‛хвощ топяной‘, чув. шăлан курăкĕ ‛хвощ болотный‘); удм. пестонька ‛молодые побеги хвоща‘ (< рус. диал. пест, пестонька ‛хвощ‘); коми перм. пистик ‛хвощ полевой‘ (< рус. диал. пестик ‛хвощ‘). Заимствованные названия хвощей, как видно, имеют обычно русское происхождение. Подытоживая рассмотрение названий хвощей в финнопермских языках, отметим некоторые важнейшие выводы, которые можно сделать из нашего исследования. Названия хвощей весьма многочисленны в сравнении с названиями других травянистых растений. В структурно-морфологическом отношении основными особенностями всей совокупности этих фитонимов являются: заметное преобладание 320 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ двухкомпонентных сложных названий; резкое преобладание первых, определяющих компонентов этих фитонимов в форме номинатива в прибалтийско-финских языках (в мордовских языках, наоборот, преобладают определяющие компоненты в генитивной форме; для прочих языков это неактуально). Большую часть названий хвощей исследователям удалось отнести к конкретным его видам, но другая часть остается не вполне идентифицированной и относится к хвощу как роду. Большинство видовых названий относится к хвощу полевому и хвощу приречному (или топяному), что, по-видимому, отражает их распространенность. В отношении номинации хвощей укажем на резкое преобладание названий, в основе которых лежит признак места произрастания. Второй по распространенности выступает номинация по внешним особенностям растения. Описание названий растений определенного рода в группе родственных языков, каковыми являются финно-пермские, помогает детально исследовать морфологическую структуру, семантику, историю этих фитонимов, пути номинации растений данного вида и, в конечном итоге, определить их место в финноугорской фитонимии. Указатель видов хвоща1 хвощ лесной (Equisetum sylvaticum) — 2, 13, 14, 25, 26, 32, 41, 47, 50, 57, 65, 69, 81, 85, 94, 95, 96, 97, 99, 111, 125, 128, 139 хвощ полевой (Equisetum arvense) — 1, 8, 9, 10, 12, 13, 17, 19, 22, 26, 29, 31, 33, 34, 39, 41, 42, 44, 47, 48, 50, 53, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 65, 66, 67, 68, 73, 75, 80, 81, 83, 84, 85, 86, 87, 89, 91, 92, 95, 97, 98, 99, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 116, 118, 119, 127, 129, 130, 131, 134, 135, 137, 143 хвощ луговой (Equisetum pratense) — 6, 24, 26, 27, 28, 44, 47, 49, 51, 53, 74, 75*, 81, 84, 138, 144 хвощ болотный (Equisetum palustre) — 41, 44, 47, 49, 50, 62, 63, 88, 99, 115, 116, 121, 123, 132, 133, 136, 139, 145, 146, 149 1 Для каждого вида даны номера лексико-семантических гнезд, содержащих относящиеся к нему названия; гнезда, в которых вид хвоща не определен, сюда не включаются. 321 И. В. БРОДСКИЙ хвощ топяной или приречный (Equisetum fluviatile) — 3, 4, 8, 15, 16, 18, 23, 26, 30, 41, 43, 44, 47, 64, 76, 77, 88, 93, 99, 103, 112, 113, 114, 115, 121, 122, 123, 131, 136, 141 хвощ зимующий (Equisetum hyemale) — 11, 20, 22, 26, 35, 36, 38, 40, 52, 53, 54, 70, 71, 72, 97, 98, 102, 120, 124, 132, 133 хвощ камышовый (Equisetum scirpoides) — 7, 115 хвощ пестрый (Equisetum variegatum) — 37, 63 Литература Анненков Н. И. Ботанический словарь. СПб., 1878. Бродский И. В. Названия растений в финно-угорских языках. СПб.: «Наука», 2007. Бродский И. В. Вепсские названия растений: материалы для словаря // Вопросы уралистики 2014. СПб.: «Нестор-История», 2014. С. 639 – 695. Гришкина М. В. Народные эмпирические знания // История Удмуртии: конец XV — начало XX века. Ижевск, 2004. С. 206–207. Дилакторский П. А. Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб.: «Наука», 2006. Ильина И. В. Народная медицина коми. Сыктывкар, 1997. Колосова В. Б. Лексика и символика славянской народной ботаники. Этнолингвистический аспект. М., 2009. Коппалева Ю. Э. Финская народная лексика флоры. Петрозаводск, 2007. ЛАРНГ — Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования 2008. СПб, «Наука», 2008. Марийцы. Историко-этнографические очерки. Йошкар-Ола, 2005 (Марийский НИИЯЛИ). Ракин А. Н. Флористическая терминология коми языка (этимологический анализ) // Труды ИЯЛИ Коми филиала АН СССР. 1979. № 22. С. 129–164. СВЯ — Зайцева М. И., Муллонен М. И. Словарь вепсского языка. Л.: «Наука», 1972. ССКГ — Словарь собственно-карельских говоров. Петрозаводск: Издво ИЯЛИ КарНЦ РАН, 2009. ССКД — Сравнительный словарь коми диалектов. Сыктывкар, 1961. 493 с. ЭСБЕ — Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. В 85 тт. СПб., 1890–1906. Herba.folklore.ee — Herba. Historistlik eesti rahvameditsiini botaaniline andembaas. http://herba.folklore.ee 322 ФИННО-ПЕРМСКИЕ ФИТОНИМИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ IS — Inkeroismurteiden sanakirja. Toim. Nirvi R. E. LSFu 18. Helsinki, 1958 LEV — Karulis K. Latviješu etimoloģijas vārdnīca. I–II. Rīga: „Avots―, 1992. LW — Kettunen L. Livisches Wörterbuch mit grammatischer Einleitung. Helsinki, 1938 (LSFU V; репр.: 1999). MW — H. Paasonens Mordwinisches Worterbuch. Bd. I–V. Helsinki, 1990 (LSFU). SKES — Toivonen Y. H., Itkonen E., Joki A. J., Peltola R. Suomen kielen etymologinen sanakirjaю I–VII. Helsinki, 1955–1981. Suhonen P. Suomalaiset kasvinnimet. Annales Botanici Societatis Zoologicae-Botanicae Finnicae Vanamo 7.1. Helsinki, 1936. SSAP — Suomen sanojen alkuperä. Helsinki, 1992. I; 1995. II; 2000. III. Sõukand R., Kalle R. Plant as Object within Herbal Landscape: Different Kinds of Perception // Biosemiotics. 2010. 3. P. 299–313. Sõukand, Kalle 2012 – Sõukand R., Kalle R. The use of teetaimed in Estonia, 1880s – 1990s. // Appetite (2012): 59: 523–530. Tillandz E. Catalogus plantarum, quae prope Aboam tam in excultis, quam incultis locis hucusque inventae sunt. Aboae 1683 Variarum rerum vocabula latina cum Svetica et Finnonica interpretatione. Editio prioribus auctior et emenatior. Stockholmiae, Anno 1668. Vilbaste G. Eesti taimenimetused. Emakeele Seltsi Toimetised (Tallinn). 1993. N 20 (67). 323 И. А. Букринская, О. Е. Кармакова ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» Аннотация. В статье авторы еще раз обращаются к истории появления термина «региолект» и его функционированию в современных исследованиях. Предметом рассмотрения является речь жителей современной деревни и провинциального города, в качестве примера анализируется региолект и регионально окрашенный вариант литературного языка жителей пос. Епифань Тульской области. Ключевые слова: региолект, диалектная черта, регионально окрашенный вариант литературного языка Функционирование национального русского языка, представленного различными идиомами, в том числе социальными и территориальными, — предмет активного изучения как в прошлом, так и в настоящем (Вопросы... 2011; 2012; Региональные варианты... 2013 и др.). Социально-языковая ситуация порождает новые образования в формах устной речи, реализующиеся и в городе, и в деревне. Демократизация общества сказалась не только на судьбе диалектов, но и на судьбе литературного языка: размываются границы между языковыми стратами, в науке появляются такие понятия, как «новый» диалект, региолект, локально, или регионально окрашенные варианты литературного языка. Однако далеко не всегда упомянутые термины одинаково трактуются лингвистами. В связи с этим остановимся ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» подробнее на термине региолект, который нередко по-разному понимается исследователями. В. И. Трубинский, предложивший этот термин, отмечает, что диалекты не исчезают, а «возникают новые территориальносистемные образования — региолекты. Они охватывают обычно ареалы ряда смежных старых диалектов <…> и опираются на вполне определенные различительные черты, которые они избирательно наследуют от диалектов уходящих» (Трубинский 2004: 93), при этом утрачиваются многие архаические явления. Разработке и уточнению понятия «региолект» посвящены многие работы А. С. Герда, по его мнению, «региолект — особый тип языкового состояния, который является сегодня основной формой устно-речевого общения больших групп русских как на селе, так и в городах и поселках городского типа. В отличие от просторечия региолект — ареально ограничен» (Герд, 2000: 48), а его носителями могут быть учителя, библиотекари, работники местных органов власти, агрономы — иными словами, местная интеллигенция. В качестве примера автор приводит северо-западный региолект, которым пользуются жители Псковской, Новгородской, Ленинградской, Мурманской областей и Карелии. Как представляется, А. С. Герд трактует рассматриваемое понятие достаточно широко в географическом смысле, выделяя небольшое количество диалектных черт, характерных для указанной общности. Большой вклад в изучение языкового континуума и выделение в нем различных подъязыков внесла Е. В. Ерофеева, исследовавшая лингвистическое пространство Пермского края вероятностно-статистическим методом. Автор считает, что в русле социологических исследований может быть два подхода к пониманию термина региолект, останавливая свой выбор на такой дефиниции: региолект — «промежуточный идиом <…> который рождается на пересечении местных говоров, литературного языка и просторечия (и естественным образом взаимодействует с различного рода жаргонами) и является основной формой местной речи в провинции» (Ерофеева 2005: 292). По мнению исследователя, «переходный характер региолекта» позволяет включить в него и регионально окрашенную литературную речь. 325 И. А. БУКРИНСКАЯ, О. Е. КАРМАКОВА Особый интерес, на наш взгляд, представляют наблюдения Ерофеевой над свойствами провинциальной речи: «Двойственна сама природа объекта изучения — региолектной речи, которая, с одной стороны, является единством, поскольку сложное взаимодействие различных языковых подсистем приводит к возникновению гомогенной языковой структуры, характерной только для данного региона, а с другой стороны, — гетерогенной структурой, имеющей социальное расслоение» (там же: 294). При этом следует подчеркнуть, что слова «промежуточный, переходный» в определении региолекта не предполагают нестабильности, а констатируют лишь его смешанный характер. Действительно, как заметил В. И.Трубинский и как отмечают сотрудники отдела диалектологии ИРЯ РАН, которые постоянно ведут полевые исследования современных говоров, региолектная речь, утрачивая некоторые архаические черты, преобразуется в системы достаточно устойчивые. Таким образом, термин региолект может пониматься широко, включая трансформированный диалект, собственно региолект и регионально окрашенный вариант литературного языка (см. выше позицию Ерофеевой), и тогда он оказывается противопоставленным, с одной стороны, нормированному литературному языку, а с другой — традиционному диалекту (основным признаком которого является системность и территориальная приуроченность). Существует и более узкое понимание этого термина, при котором в региолект не входит локально окрашенный ЛЯ, обычно подобный взгляд разделяют диалектологи (Букринская, Кармакова 2013; Нефедова 2009). Такой подход имеет свою мотивацию: диалектологи, рассматривая языковой континуум, имеют точкой отсчета традиционный говор. По мере перехода от одной страты к другой прослеживается уменьшение числа диалектных черт всех языковых ярусов. В экспедициях последних лет были записаны разные типы разговорной речи в деревнях и близких к ним малых городах. Основным типом речи, по нашим наблюдениям, является региолект, в котором в зависимости от социальной принадлежности информанта в большей или меньшей степени сохраняются диалектные черты. Представители местной (не приез- 326 ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» жей) интеллигенции, живущие в маленьких городах, большей частью говорят на литературном языке, имеющем региональную окраску. Среди интеллигенции встречаются и диглоссы, местные жители, которые могут переходить с одного кода на другой, то есть с литературного языка на говор в зависимости от коммуникативной ситуации. Сельская интеллигенция, живущая в деревне, использует в своей речи региолект. Количество в речи диалектных особенностей зависит в каждом конкретном случае от ситуации общения и тематики: если речь заходит о деревенской жизни, детстве, оно увеличивается (Букринская, Кармакова 2011; 2012). В последние годы среди прочих мы исследовали говоры Тульской области, в частности поселок Епифань и окружающие его деревни. Епифанский острог, который упоминается с 1560 года., возник как форпост на южной границе Московского государства. С 1708 г. Епифань приписана к Московской губернии, а с 1777 г. стала уездным городом Тульского наместничества Московской губернии. На XIX в. — начало ХХ в. приходится расцвет города, который быстро рос и богател хлебной торговлей, открывал заводы, проводил крупные ярмарки. Фамилии многих епифанских купцов имели всероссийскую известность, поскольку они поддерживали тесные деловые связи с Москвой. В настоящее время городок Епифань превратился в село, здесь наряду с местными уроженцами проживают выходцы из близлежащих деревень. Есть в селе интеллигенция, представленная работниками Музея купеческого быта, учителями, медицинскими работниками, библиотекарями. Другие два села, обследованные нами, — Монастырщино и Милославщино, находятся в 10–15 км от Епифани рядом с Куликовым полем. В ходе экспедиции были записаны образцы традиционного говора, региолекта, регионально окрашенного варианта литературного языка. Традиционный говор отмечен у небольшого числа информантов старшего поколения, а преобладающим типом речи является региолект, в котором спорадически встречаются черты старого говора. Назовем диалектные особенности региолекта. В области вокализма: пятифонемный состав, аканье, в позиции после мягких согласных в первом предударном и 327 И. А. БУКРИНСКАЯ, О. Е. КАРМАКОВА заударных слогах произносится [и]: предс[и]даúт[ил‘и]м; умеренное яканье фиксируется спорадически; делабиализация у во втором предударном слоге: мъжики́, съндуки́, чьγунки́, къвъркáться, иногда и в заударном закрытом слоге: вóздъх, вы́стъп (выступ), кóньх; отмечено [а] и а-образные звуки на месте е и и в заударном открытом слоге в окончаниях глаголов: идѐтя, подожди́тя, хо́дя (ходит), сильная редукция (вплоть до нуля) в предударных слогах в соседстве с р: пьрло́жила, перверну́лась, прализóванный, пьрхрести́ла, у некоторых информантов редукция гласных до нуля лексикализована и отмечается лишь в слове прасѐнок. В области консонантизма: фрикативный [γ], имеющий глухую пару [х]: круγóм — крух, местоименное наречие где произносится, как идé; наряду с литературным отмечено произношение у( на месте твердого в перед согласным в середине и на конце слова: духóу(ка, корóу(ка, старнóу(ка, корóу(, делóу(; у на месте предлога и приставки в: у лаптях, у завóди, усѐ, узяли; предлог уво на месте предлога у: уво всех; на месте мягких с‘/з‘ зафиксированы альвеолярные (шепелявые) звуки с‘‘/з‘‘: с‘‘пина́, с‘‘е́но, с‘‘векро́вя, з‘‘ерно́, з‘‘емляни́ка, у некоторых информантов шепелявое произношение отмечается непоследовательно; долгие твердые шипящие: ишшó, клáдбишше, дожжéй; последовательное произношение [ш‘] на месте [ч‘] перед согласным: в рущну́ ю, дáщники, ду́рощка, овéщка, к пти́щнице, пéщка; смягчение губных согласных перед последующим мягким согласным: бáп‘ки, дéф‘ки, тря́п‘ки, смягчение зубных перед последующим мягким: д‘ве, д‘верь, с‘‘мета́на, с‘‘пина́, чет‘вѐртый,; смягчение р перед последующим мягким: Сер‘γéй, тéр‘пим, Монасты́р‘щина, а́р‘мия, шер‘c‘, упрощение групп согласных в середине и в конце слова: невéска, моски́ (мостки), преседа́телем, пощи́ (почти), жи́дкос‘, трактори́с (тракторист), чась (часть), дась (даст), прода́сь (продаст); отмечено произношение мн на месте вн в словах мну́чка, Влади́миромна. Из морфологических явлений зафиксированы следующие. Форма И.п. ед.ч. существительных свекрóвя и свекрóвья, В.п. свекрóвю; И.п. ед.ч. мáтерь, В.п. мáтерь, мáтерю; И.п.ед.ч. цéрква, В.п. в цéркву; вариативные формы жизнь и жизня, в В.п. — такую жи́ зню пережить; распространено окончание -ы в 328 ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» И.п. мн.ч. у сущ. ср.р.: óкны, сѐлы; зафиксированы формы И.п. мн. с окончанием -а в словах лошадя́, деревня́; широко распространено окончание -ов в Р.п. мн.ч. у сущ. .ж. и с. р.: бáбков, ви́шнев, дело́в, копнóв, я́блонев, я́блоков; мягкий задненѐбный согласный в исходе основы сущ. в Т.п. мн.ч.: ни́ткими, с пáлкими, сáнкими, платок пя́тнышкими. Прилагательные м. р. с основой на задненебный согласный в И.п. ед.ч. имеют окончание -ой: он мéлк[а]й такой, стрóγ[а]й отец был; отмечены диалектные формы сравнительной степени прилагательных: пабаγáтей, тоньшéе, должéе; последовательно сохраняется диагностическая черта южного наречия — формы с окончанием -е в Р. и В. п. местоимений 1 и 2 л. ед.ч.: у менé (у мне — реже), нет менé, у тебé, менé не пустили и возвратного — у себе, у данных местоимений отмечена основа с -е в Д. и П. пп.: как менé поступить, менé дали ссуду, при менé; зафиксирована распространенная в южном наречии форма Р.п . ед. ч. местоимения 3 л. ж.р. в сочетании с предлогом у ней и редкая форма из ею́ ; в Р.-В. п. 3 л. ед. ч. м.р. отмечена форма еγó (яγó вызвали, яγó там похоронила) с сохранением γ; указательное местоимение имеет осложненную основу: э́нтот, к э́ нтому или начальный -j: éта. Глаголы характеризуются многими яркими диалектными чертами: так, отмечена закономерность в распределении форм с -ть в 3 л. ед. и мн. ч. и его отсутствием. У глаголов 1 спр. с ударением на основе в ед.ч. -ть отсутствует: знáе, бу́дя, поéде, во мн.ч. — формы с -ть: накóлють, стирáють, глаголы с ударным окончанием употребляются в ед. ч. как с -ть, так и без -ть: живѐть, брехнѐть и несѐ, плетѐ, во мн.ч. — только формы с ть: жγу́ть, γуду́ть, отойду́ть. У глаголов 2 спр. с ударением на основе в ед.ч. отмечаются формы без -ть: хóдя, кóся, во мн.ч. — формы с -ть: γóнють, лю́бють, а у глаголов с ударным окончанием в ед. ч. с -ть: (он) γовори́ть, сиди́ть, а во мн. ч. употребляются формы с -ть и без -ть: сидя́ и сидя́ть. Такое сложное распределение, вероятно, отражает систему, описанную С. Л. Николаевым, которую он называет «вятичской» (Николаев 1994). В региолекте она представлена в довольно «смазанном» виде, о чем свидетельствует наличие вариативности. 329 И. А. БУКРИНСКАЯ, О. Е. КАРМАКОВА В окончании глаголов 3л. ед. и мн. ч. отмечается вариативность: -ть/-т, при этом в безударном окончании в 3 л. мн.ч. произносится только [у]: éздиют, хóдють, нóсють, намолóтют, γóнють, вы́сушуть, ку́пют, заплóтют; лу́пют. У глаголов прошедшего времени в ед.ч. муж. р. зафиксирован безударный постфикс -си: заγорéлси, оби́делси, вы́училси, жени́лси; а в ед. ч. жен. р., ср. р. и мн. ч. -ся: води́лася, получáлося, пришлóся, учи́лися, сошли́ся; вместо возвратных глаголов могут использоваться невозвратные: я так рáдъвала вместо радовалась, по́льзуйте моментом; употребляется инфинитив итить. Распространены личные формы настоящего (будущего) времени с ударением на корневом гласном и заменой этимологического о на а у глаголов 2 спр.: вóрит, вóришь, дóрит, завóлють (‗завалить‘), заплóтишь (платить ‗ставить заплату‘), подкóтит, посóдит, накóлют (‗накалить‘). Некоторые из перечисленных выше черт, например ассимиляция согласных по мягкости (бáп‘ки, дéф‘ки, тря́п‘ки, д‘ве, д‘верь, с‘мета́на, с‘пина́, чет‘вѐртый, Сер‘γéй, тéр‘пим, а́р‘мия и под.), окончание -ой в прилагательных с основой на задненебный согласный, окончание -ут в 3 л. мн. ч. глаголов 2 спряжения и др. характеризовали старомосковское просторечие. И сейчас подобное произношение отдельных слов зафиксировано у представителей старой интеллигенции, сохраняющей старшую норму (Розанова 1984; Земская, Китайгородская 1984). Что касается лексики, то была собрана лексическая часть по Программе Диалектологического атласа русского языка. Старая лексика сохранилась у носителей как традиционного говора, так и региолекта. Приведем фрагмент собранного лексического материала: бабáска ‗анекдот, преданье‘, брехáть ‗лаять‘, брухáть ‗бодаться‘, корова брухáчая; валѐк ‗орудие для стирки белья‘, вечѐрки ‗вечерние собрания молодежи‘, водопóлка ‗половодье‘, γолоси́ть ‗плакать в голос по покойнику‘, дежá ‗посуда в которой растворяют тесто‘ (раньше была деревянной), добрé ‗очень‘, жи́то ‗урожай‘, заку́та ‗место для скота‘, зеленя́ ‗молодые всходы зерновых культур‘, квашóнка ‗простокваша‘, кóрчик ‗ковш для воды‘, коромы́слы, коромы́сли, на коромы́ слях носили воду, кубáн ‗сосуд округлой формы‘, кубáнистый ‗толстый, пузатый‘, куру́шка, курáшка ‗курица, которая водит 330 ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» цыплят‘, лéтось ‗этим летом‘, лю́лька ‗колыбель, подвешиваемая к потолку‘, махóтка ‗глиняный сосуд для молока‘, морквá ‗морковь‘, нады́ся ‗недавно, вчера‘, найти́ ‗родить‘, ни ва ‗хлебное поле‘, окоти лась – об овце, окотила ягнѐночка, отчита́лка ‗старая женщина, которая отчитывает от сглаза‘, поγóда ‗плохая погода‘, по́дпол ‗погреб‘, похоро́нки ‗поминки‘, потоло́к ‗чердак‘, пря́ха ‗прялка‘, се́мя ‗конопля‘, семя дѐрγали, слéпушки ‗корки у хлеба‘, роγáч ‗ухват‘, твори́ло ‗крышка погреба‘, тужи́ть ‗печалиться‘, хо́ры ‗лавки, приступки для подъема на печь‘, ча́пельник, чепелу́шка ‗сковородник‘. Речь интеллигенция в Епифани можно охарактеризовать как регионально окрашенный вариант литературного языка, в котором отмечается γ-фрикативный, упрощение групп согласных в отдельных лексемах, спорадически шепелявость с‘‘, вставной –j- в указательном местоимении етот отмечен один раз. В речи экскурсовода, молодой девушки, только что окончившей школу, появляется γ-фрикативный только в том случае, когда она с заученного текста экскурсии переходит на спонтанную речь и начинает неформальное общение – отвечает на вопросы. Наличие в речи грамматических особенностей говора сразу же отмечается слушателями и придает речи диалектную или просторечную окраску. Поэтому в речи местной интеллигенции практически не встречаются грамматические диалектные черты, однако отмечаются региональная лексика и фразеологизмы (как меду напилась ‗о чем-то приятном‘, не рок помереть ‗не судьба умереть‘, он по Туле знался ‗был известен‘, Москва γуталиновая – о большом количестве «темнолицых» приезжих). Порой трудно в каждом конкретном случае определить статус речи, поскольку даже у одного носителя могут непоследовательно проявляться диалектные признаки, что зависит, как было отмечено, от ситуации общения и темы разговора. В заключение надо упомянуть и тот факт, что термин региолект получил достаточно широкое распространение не только среди лингвистов, но и в среде нелингвистов, чему способствуют социальные сети, где созданием словариков местного языка часто занимаются его носители или же их дети, рефле- 331 И. А. БУКРИНСКАЯ, О. Е. КАРМАКОВА ксирующие по поводу особенностей местной речи, К сожалению, подобные словари, составленные неспециалистами, содержат большое число неточностей и ошибок. Литература Букринская И. А., Кармакова О. Е. Речевой портрет жителя провинции // Русская устная речь: материалы международной конф. «Баранниковские чтения», Саратов, 2011. С. 84-93. Букринская И. А., Кармакова О. Е. Языковая ситуация в малых городах России // Исследования по славянской диалектологии. 15. Особенности сосуществования диалектной и литературной форм языка в славяноязычной среде. М., 2012. С. 153-164. Букринская И. А., Кармакова О. Е. Провинциальная речь: от диалекта к литературному языку // Региональные варианты национального языка: материалы всероссийской (с международным участием) научной конф.. Улан-Удэ. 2013. С. 12-16. Вопросы культуры речи. Вып. Х. М.: АСТ- ПРЕСС, 2011. Вопросы культуры речи. Вып. XI. М.: Языки славянской культуры, 2012. Герд А. С. Несколько замечаний касательно понятия «диалект» // Русский язык сегодня. Вып. 1. М.: 2000. С. 45–52. Герд А. С. Введение в этнолингвистику: Курс лекций и хрестоматия. СПб.: Изд.-во СПбГУ, 2005. Ерофеева Е. В. Вероятностная структура идиомов: социолингвистический аспект. Пермь: Изд-во Пермск. ун-та, 2005. Земская Е. А., Китайгородская М. В. Наблюдения над просторечной морфологией // Городское просторечие: Проблемы изучения. М., 1984. С. 66–102. Нефедова Е. А. О диалектном варьировании // Актуальные проблемы русской диалектологии и исследования старообрядчества. Тезисы докладов Международной конф. М., 2009. С. 161–163. Николаев С. Л. Раннее диалектное членение и внешние связи восточнославянских диалектов // ВЯ. 1994. № 3. С. 23–49. Региональные варианты национального языка: материалы всероссийской (с международным участием) научной конф.. Улан-Удэ: Изд.-во Бурятского ун-та, 2013. Розанова Н. Н. Современное московское просторечие и литературный язык (на материале фонетики) // Городское просторечие: Проблемы изучения. М., 1984. С. 37–65. 332 ЕЩЕ РАЗ О ПОНЯТИИ «РЕГИОЛЕКТ» Трубинский В. И. Современные русские региолекты: приметы становления // Псковские говоры и их окружение. Псков, 1991. С.156–162. Трубинский В. И. О новых территориально-системных образованиях в русской разговорной стихии // Исторические судьбы. Русский язык и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М.: МГУ, 2004. С. 93–94. 333 Н. Л. Васильев, А. Д. Карпов ОБ ОДНОМ ТИПЕ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ СЛОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ Аннотация. В статье анализируются полуокказиональные слова разговорного характера, связанные с титулованием в дореволюционной России и отражающиеся в художественной литературе (вашескородие / ваше-скородие / ваше-скородь, вашество / ваше-ство / ваше вашество, ее-ство, милостидарь / милости-дарь, милости-дарыня). Рассматривается их структурная вариативность и речевая частотность, отраженная в НКРЯ. Делаются выводы о степени узуальности / окказиональности отдельных речевых элементов такого рода и возможности их включения в толковые и исторические словари. Ключевые слова: окказиональные слова, исторические титулования, русская литература, частотность словоупотребления, Национальный корпус русского языка, лексикография. Среди многообразных видов окказиональных слов, фиксируемых в речи, встречаются вариативные индивидуально-авторские образования, связанные с трансформацией устойчивых номинативных обозначений (по структуре сложных слов или словосочетаний) в «кумулятивные» лексемы, являющиеся продуктом своеобразной звуковой редукции, основанной на экономии произносительных усилий носителя языка, причем в специ- ОБ ОДНОМ ТИПЕ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ СЛОВ... фических условиях общения. Данное явление рождается в устной речи, но распространяется и на письменную форму языка, отражаясь, в частности, в художественном творчестве как иллюстрация разговорной речи. Примером сказанного служат исторические титулования представителей социальной иерархии в дореволюционной России, где для каждого класса служащих (военных, гражданских, придворных), согласно «Табели о рангах», существовала определенная система обозначений не только самих рангов (с 1-го по 14-й) (см., напр.: Раскин 1989), но и номенклатура официальнобытового обращения к определенным лицам: ваше (их, его, ее) высокопревосходительство (1–2 ранги), ваше превосходительство (3–4 ранги), ваше высокородие (5 ранг), ваше высокоблагородие (6–8 ранги), ваше благородие (9–14 ранги) (см., напр.: Федосюк 2007: 92–93). Кроме того, имелись и особые титулы государственно-дворянской элиты: Ваше (их, его, ее) величество — по отношению к монархам и их женам; Ваше императорское высочество — по отношению к великим князьям (княгиням, княжнам), то есть близким родственникам (сыновьям, братьям, внукам, женам, дочерям, сестрам, внучкам) царствующих особ; Ваше высочество — по отношению к остальным князьям из царствующего дома; Ваша светлость — по отношению к светлейшим князьям и светлейшим графам; Ваше сиятельство, сиятельный — по отношению к князьям, графам, их женам и детям (см. также: Государственность 1996. 1: 72–73, 442–445; 2: 300–301; Ушаков 1935–1940. 1: 245, 506, 1386; 4: 196). Существовали и «усредненные» этикетные правила устного и письменного (эпистолярного) обращения привилегированных сословий друг к другу, например: милостивый государь, милостивая государыня (Ушаков 1935–1940. 2: 214). В отечественной художественной литературе прошлого и отчасти настоящего времени, если речь заходит об исторических реалиях, нередко встречаются упоминания таких титулов в контекстах официального быта, делопроизводства, в рамках непринужденной устной речи и т. д. Особенно интересны в этом плане реплики литературных героев, художественно имитирующие особенности бытового, чаще подобострастно-знакового или просторечного, дискурса в 335 Н. Л. ВАСИЛЬЕВ, А. Д. КАРПОВ различных его эстетических, психологических и личностных гранях. Приведем ряд примеров такого явления, когда официальные титулования подвергаются в художественной практике писателей XIX—XX вв. подобной языковой трансформации: «— [Городничий:] (подходя и трясясь всем телом, силится выговорить). — А ва-ва-ва... ва... — [Хлестаков:] (быстрым, отрывистым голосом). Что такое? — [Городничий:] А ва-вава... ва... — [Хлестаков:] (таким же голосом). Не разберу ничего, всѐ вздор. — [Городничий:] Ва-ва-ва... шество, превосходительство, не прикажете ли отдохнуть?..» (Н. В. Гоголь «Ревизор», 1835); «— Стало быть, вашество, это из казенного ящика-с?» (М. Е. Салтыков-Щедрин «Завещание моим детям», 1863); «— Что тебе нужно? — строго спросил его врач. — Ваше в-скродие, заставьте за себя бога молить и с малыми сиротами! Помогите. Очень нездоров», «— Сколько у вас больных? — спрашивает у ординаторов генерал. — Одиннадцать человек, ваше-ство», «— …Этот чем болен? — Только что поступил, ваш-ство…» (В. А. Слепцов «Сцены в больнице», 1863); «А в котором часу вам приходить написано, милостисдарь?» (Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание», 1866); «И страсть, вашескородие, что шкуры-то этой мы с носу-то… упаси господи!» (Г. И. Успенский «Столичная беднота», 1867); «— Мне не поверят мои товарищи, что ваше вашество мне всего сто рублей изволили пожаловать» (Н. С. Лесков «Сим воспрещается...», 1869); «Я слышал, что ее-ство разыгрывают в лотерею карету…» (А. П. Чехов «Депутат, или повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало», 1883); «Извините, вашество, я вас обрызгал… я нечаянно...» (А. П. Чехов «Смерть чиновника», 1883); «Да вы просто смеетесь, милостисдарь!» (там же); «Именно так, вашескородие!» (А. П. Чехов «Унтер Пришибеев», 1885); «Вы ваше вашество опять торжественно сели в лужу!» (М. Горький «На дне», 1902); «— А что, ваше-скородие, осмелюсь спросить: французы водки-то принимают, али как?», «— Да вот не верите, ваше-скородь, так пожалте, сами поглядите…» (Е. И. Замятин «На куличках», 1913); «Что же это такое, милостисдарь?! Что же происходит?» (В. П. Аксенов «Любовь к электричеству», 1969); «Обратите внимание, милости-дари-и- 336 ОБ ОДНОМ ТИПЕ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ СЛОВ... дарыни, на автострадах, ведущих к Кучук-Узеню, Туаку и Капсихору, фактически прекратилось движение», «— Милостидарыни-и-дари, – начал он и, еле заметно улыбнувшись, завершил обращение по-советски» (В. П. Аксенов «Остров Крым», 1979). Очень редко, по понятным причинам, данное явление встречается в поэзии, касаясь еще более ограниченного круга слов, например: «(У Иловайского не встретить тех историй) / Начальника герой мой увидал / В одной из всех мельчайших инфузорий. / ―Ах, ваше вашество‖… И, наклонивши лоб, / Он вдребезги разбил свой микроскоп…» (Л. Н. Трефолев «Двойник», 1894); «Прекрасные жемчужные глаза, / Звенит в них утром войска ―вашество‖» (В. Хлебников «И снова глаза щегольнули...», 1915); «―Ведь ты — не разобрав, без злобы, / Ты стой на том и будешь цел‖. — ―Нет, вашество, белить не пробуй. / Я вздраве наводил прицел‖» (Б. Л. Пастернак «Лейтенант Шмидт», 1927); «Комиссар в защитном рваном френче, / Умная, большая голова, / Говорил матросам о Юдениче, — / Вот его дословные слова: / ―Наступает царское отродье, / Вашество, / высокоблагородье…‖» (Б. П. Корнилов «Самсон», 1936). По данным НКРЯ, обращение вашескородие употребляется, по меньшей мере, 162 раза в 43 прозаических произведениях 17 авторов XIX—XX вв.: Г. И. Успенский (1865, 1867, 1877, 1889), М. Е. Салтыков-Щедрин (1869—1889), В. Г. Короленко (1880), А. О. Осипович (Новодворский) (1880), А. П. Чехов (1885—1886), Д. Н. Мамин-Сибиряк (1890, 1892, 1894), К. М. Станюкович (1895, 1900—1902); В. М. Дорошевич (1903), А. И. Куприн (1905), И. Ф. Анненский (1906), Н. Н. Златовратский (1911), В. Я. Шишков (1913—1932, 1934—1945), Саша Черный (1932), Л. С. Соболев (1932), Г. Коган (1963), Б. Хазанов (1976), В. Крупин (1992). Орфографический вариант этого слова (вашескородие) отмечен 4 раза в двух текстах: Е. И. Замятин «На куличках», 1913 (3 употребления), К. С. Петров-Водкин «Моя повесть», 1930; трижды фигурирует и вариант ваше-скородь (Е. И. Замятин «На куличках», 1913). Лексема вашество используется 199 раз в 33 прозаических текстах: М. Е. Салтыков-Щедрин (1863—1889), В. П. Авенариус (1867), Н. С. Лесков (1869, 1874), А. О. Осипович 337 Н. Л. ВАСИЛЬЕВ, А. Д. КАРПОВ (Новодворский) (1880), А. П. Чехов (1884—1885, 1890–1900), М. Горький (1909), А. Белый (1913—1914), Н. П. Карабчевский (1921), С. А. Клычков (1927), В. Я. Шишков (1934—1945), Б. Ш. Окуджава (1971—1977), Г. Щербакова (1997); и 6 раз в шести поэтических произведениях: Л. Н. Трефолев (1894), В. Хлебников (1915), Б. Л. Пастернак (1927), Б. П. Корнилов (1936), И. В. Бахтерев (1943), П. Г. Антокольский (1967). Орфографический вариант данной лексемы — ваше-ство фиксируется 129 раз в 40 текстах: В. А. Слепцов (1863, 1865), В. В. Крестовский (1864, 1869), Ф. М. Решетников (1864), А. И. Левитов (1869), Н. С. Лесков (1874), М. Е. СалтыковЩедрин (1875—1879, 1886—1887), Н. Н. Златовратский (1877, 1908), А. Н. Энгельгард (1878), А. П. Чехов (1883—1886, 1893— 1895), А. И. Эртель (1883, 1889), Э. Н. Гейнце (1893), А. И. Куприн (1894, 1904), К. М. Станюкович (1894), М. Горький (1901), К. М. Станюкович (1902), А. Белый (1909), Н. А. Тэффи (1911), А. Веселый (1924–1932), Д. А. Фурманов (1925), В. Я. Шишков (1934—1939), С. И. Аллилуева (1963), К. Глинка (2003). Гораздо реже, привлекается писателями слово милостисдарь — 6 употреблений в трех произведениях: Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание», 1866 (трижды); А. П. Чехов «Опекун», 1883 (дважды); В. П. Аксенов «Любовь к электричеству», 1969. Его орфографический, отчасти деэтимологизированный вариант милостидарь употребителен в XX веке — 5 «вхождений» в трех текстах: М. А. Шолохов («Поднятая целина», 1931, 1959); В. П. Аксенов («Остров Крым», 1979; «Новый сладостный стиль», 1998). Еще более уникальны варианты милости-дарь и милости-дарыня (В. П. Аксенов. «Остров Крым», 1981). Лексема ее-ство встречается единично: А. П. Чехов («Депутат, или повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало», 1883). В толковые словари эти элементы не включаются, — как, вероятно, рассматриваемые лексикографами в качестве искаженных или даже окказиональных единиц русского языка. Прошел мимо таких слов, например, и В. И. Даль, в статье на слово Ваш, отметивший лишь диалектно-просторечные обра- 338 ОБ ОДНОМ ТИПЕ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ СЛОВ... щения вашет, вашинский, вашец, вашеци (Даль 2005. 1: 169). Однако критерий речевой частотности данных образований, несомненная авторитетность литературных источников их бытования — важные лингвистические показатели вхождения некоторых их них в периферийную зону лексической системы языка, их литературно-художественной паспортизации и даже определенной эстетической «ангажированности». В таком случае актуален вопрос не только о необходимости, но и о способе ввода некоторых из указанных элементов (вашескородие, вашество, милостидарь) в словари. На наш взгляд, это вполне возможно, если не сказать необходимо, в «академических» и исторических словарях, например при иллюстрировании употребления исходных лексем и фразеологических словосочетаний с ними: высокородие (выше высокородие, ср. также вашескородие), милостивый (милостивый государь, ср. также милостидарь), превосходительство (ваше превосходительство, ср. также вашество) — с указанием разговорно-просторечной стилистической окраски подобных слов и контекстов использования. Такие детали были бы не только исторически оправданными, но и обогатили бы представление о русском языке, в том числе о его синонимической, количественной структуре. Лексемы же ее-ство, милости-дарыня, вероятно, следует признать, вследствие их редчайшей реализации, индивидуально-авторскими, хотя и построенными по узуальной модели, — и, следовательно, не принимать их во внимание в толковых и исторических словарях. Заметим, что лексема вашескородие фиксируется в словаре «Редкие слова в произведениях авторов XIX века» (Редкие слова... 2000: 84). Тем более уместно появление данных слов в словарях языка писателей (см. также: Васильев 2003; 2014; 2015а; 2015б: 98–106, 144–151; 2016). Таким образом, известны, по меньшей мере, 5 речевых единиц указанного плана, не считая их лексических вариантов: вашескородие (ваше-скородие, ваше-скородь), вашество (вашество, ваше вашество), ее-ство, милостидарь (милости-дарь), милости-дарыня. Исходя из анализа их функционирования в отечественной классике, можно сделать вывод, что временем активного привлечения подобных широко бытовавших в устной речи языковых ресурсов являются 1860-е гг., что, вероятно, свя- 339 Н. Л. ВАСИЛЬЕВ, А. Д. КАРПОВ зано с развитием «натуральной школы», реализма, бытописательными тенденциями. Они оказались востребованными и позже, вплоть до нашего времени, выполняя различные художественные функции, в частности становясь вербальными «этикетками» прошлого, знаками прежнего социально-речевого ритуала. Литература Васильев Н. Л. Словари языка писателей как источник изучения поэтики русской литературы XIX века // Проблемы изучения лирики в школе: К 200-летию со дня рождения Ф. И. Тютчева: Материалы региональной научно-практической конф. Арзамас, 4–5 декабря 2003 г. Арзамас: АГПИ, 2003. С. 152–162. Васильев Н. Л. Словари языка поэтов XIX в. как один из источников исторической и «синхронической» лексикографии // Материалы Международной конф., посвященной 150-летию со дня рождения академика А. А. Шахматова. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 84–85. Васильев Н. Л. Словари языка поэтов XIX в. как один из источников исторической и «синхронической» лексикографии // Академик А. А. Шахматов: жизнь, творчество, научное наследие: Сборник статей к 150-летию со дня рождения ученого. – СПб.: НесторИстория, 2015. С. 993–1001. (а) Васильев Н. Л. Теория языка. Русистика. История советской лингвистики. М.: Ленанд, 2015. (б). Васильев Н. Л. Новые горизонты в писательской лексикографии и в изучении исторической лингвопоэтики русской литературы // Международный журнал экспериментального образования. 2016. № 1. С. 150–153. Государственность в России: словарь-справочник. Кн. 5: Должности, чины, звания, титулы и церковные саны России: конец XV в. — февраль 1917 г.: В 2 ч. / Сост.: И. В. Сабенникова, Н. И. Химина. М.: Наука, 1996. Ч. 1–2. Даль В. И. Словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: Рус. яз.; Медиа, 2005. Раскин Д. И. Чины и государственная служба в России в XIX — нач. XX вв. / Д. И. Раскин // Русские писатели. 1800–1917: Биограф. слов. Т. 1. М.: Сов. энциклопедия, 1989. С. 661–663. Редкие слова в произведениях авторов XIX века: Словарь-справочник / Сост.: Р. П. Рогожникова, К. А. Логинова, С. А. Пономаренко, 340 ОБ ОДНОМ ТИПЕ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ СЛОВ... И. П. Пустынцева, Т. Б. Стельмах. 2-е изд., стереотип. М.: Рус. словари; Астрель, 2000. Ушаков Д. Н. (Ред.) Толковый словарь русского языка. В 4 т. М.: ОГИЗ, 1935–1940. Федосюк Ю. А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта. 10-е изд. М.: Флинта: Наука, 2007. 341 А. К. Гаврилов СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ1 Аннотация. Ст.-слав. существительное супостатъ, засвидетельствованное в литературных текстах в X—XI вв. в значении ‗заклятый враг‘ (иногда ‗Сатана‘), озадачивает в отношении своей внутренней формы. Иногда лексему возводили (I) к индоевропейской древности, причем оставалось, неясным, как из набора нейтрально звучащих элементов получалось особняком стоящее и выразительное образование. Другие (II) усматривали в слове супостатъ кальку с греческого, однако среди греческих слов не видно ни одного, которое могло бы стать ее источником, поскольку имеющиеся синонимы (Øpen-ant…oj, ¢nt…-dikoj, ¢nt-agwnist»j etc), должны были бы побудить к использованию слав. противъ. Автор предлагает (III) прямое (фонетическое) заимствование из греч. ¢post£thj в дописьменную эпоху, когда фонетические и прочие изменения происходят быстрее. Префикс ¢po- означало здесь, как и в ¢f…stamai, отход от верности истинному 1 Сюжет статьи наметился около 50 лет назад, когда аспиранты филфака ЛГУ могли среди совсем еще молодых, но уже получающих ученое признание русистов наблюдать А. С. Герда: он был одним из гонцов носившейся в воздухе начала 1960 годов лингвистической весны. В 1984 г. я пробовал собрать свои соображения по поводу слова супостат в докладе на конференции Института славяноведения и балканистики АН СССР (Москва). Завершить этюд тогда не удалось. Продолжая преподавать древнегреческий русистам и изучать кальки с греческого в русском языке, я исподволь следил за греческим влиянием на русскую лексику. СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ Богу в духе выражений, которые в Септуагинте стали передавать богатую древнееврейскую синонимику религиозного ренегатства. К этой словесной коннотации в IV в. н. э. добавился яркий исторический образ Юлиана Отступника ('Apost£thj и Apostata). При народноэтимологическом освоении в начальных слогах этого слова произошла гибридная (греко-славянская) фузия: ¢po- выражавшее идею отклонения вместе с настроением враждебности, в ходе переосмысления роли составляющих элементов оказалось приспособленным к расплывчатому слав. по- и привнесенному, но не достаточно отчетливому слав. со- / су- по образцу супртивьникъ, супьрь, супьрьникъ. Ассоциация ¢post£thj с Сатаной в средневековый период (так в «Лексиконе Суда», X в.) жива еще в русском XVIII в. С калькой отъступьникъ и с введенным было в XVIII в. латинизмом апостатъ, позднеантичное слово оказывается заимствованным в русский язык трижды. Ключевые слова. Этимология, историческая лексикология, культурные заимствования, переразложение, калькирование, грецизмы. Структура лексемы супостатъ, засвидетельствованной уже в древнейших старославянских источниках, кажется отчетливой: со-по-ста(-)тъ1, а по значению близка к ‗враг‘, иногда ‗чѐрт‘. Осмысливать истоки этого экспрессивного и явно литературного слова можно по-разному. I. Элементы лексемы соупостатъ иногда истолковываются как наследие общего индоевропейского языкового состояния (например, в трудах западных славистов XIX — 1-ой пол. XX вв.)2. Вся структура, в целом и в частях, в этом случае представляется на редкость отчетливо сохранившейся и даже 1 Продуктивный у прилагательных и причастий последний элемент –tu (ср. ст.-слав. пернатъ) можно толковать как суффикс, который со временем вошел в основу существительного, между тем как для передачи греческого причастия ¢ntike…menoj понадобилось прилагательное супостатьный — эту пару мы находим в качестве прямого соответствия в одном из древних переводных текстов, см.: Старославянский словарь... 1999: s.v. супостатьнъ. 2 Мнения старых западных ученых (К. Бругман, А. Мейе, Р. Траутман) резюмированы М. Фасмером (1971. 3: s.v. супостат). 343 А. К. ГАВРИЛОВ прозрачной для такой незапамятной древности1, хотя основа *po-stat (при наличии поставити, поставлiати, поставлiениiе) не засвидетельствована в древнейших старославянских памятниках2. Тем удивительней при этом положение со смысловой стороной слова: если в слове обозначено некое «стояние вместе»3, откуда взялось настойчивое представление о противостоянии? В самом деле, элемент по- чрезвычайно неопределенен, как показывают приставки греческих слов, которым эта приставка призвана была соответствовать в древних славянских переводах. Что касается начального су-, то оно тоже многозначно и богато разнообразнейшими смысловыми возможностями (Цейтлин 1959), однако, наиболее очевидное его значение не противопоставлять, а соединять (в греческих текстах ему обычно соответствует sun-). Это значение можно наблюдать в старославянском, применяясь ко все тем же древним образованиям: су-пругъ очевидным образом восходит к греч. suzÚg(i)oj, sÚzux (в качестве параллели ср. лат. coniu(n)x); при этом супругъ засвидетельствовано в переводном тексте, где греческий оригинал дает zeàgoj, из чего следует, что соу- уже до этого передавало sun-, естественно воспринимаясь в соединительном смысле. Также и в лексеме су-сѣдъ приставка очевидным образом имела то же соединительное значение. Правда, засвидетельствованные уже в древнейших текстах существительные су-пьрь и супьрьникъ, указывают наряду с лексемой супротивьникъ и сувражъ на враждебность, обычно соответствуя в переводных текстах греч. ¢nt…dikoj и его синонимам: ¢nt…dikoj, ¢nt…macoj, ¢nt…paloj, ¢ntagwnist»j и др. Следует, однако, принять во внимание то обстоятельство, что 1 Ср.: (Øf-)…stasqai и по-стоiати, независимо от того, имеем ли мы здесь дело с древней общностью, калькой или параллельным развитием. 2 В славянских яыках основа (po)stat- представлена, напр., в польск. postać ‗образ, форма‘; ср. русск. стать, мн. ч. стати и проч. 3 Об этом говорил А. Лескин (цит. по: Цейтлин 1959: 227, прим. 23). 344 СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ предлог су- в лексемах су-пьрь и супьрьникъ употреблен не сам по себе, а в сочетании с основой, которая указывает на борьбу и противостояние: это ст.-слав. пьрiа. За элементом ¢ntiизначально стояло указание на некое противостояние и противопоставление, между тем как соу- указывает — притом довольно неопределенно — лишь на некую двойственность, которая может оборачиваться той или иной степнью (не)приятия. Отсюда понятно, что в лексеме соупротивъ и тех лексемах и словосочетаниях, которые на нее опираются, смысл противостояния формируется не через первый элемент, а через второй: противу, противъ, противьникъ и т.д. Что касается роли элемента су-, то сам по себе к мысли о столкновении двух сторон он не вел. Таким образом, если бы мы захотели извлечь смысл прямо из тех элементов, которые выделяются в занимающем нас слове су-по-статъ, то ни в одном из них не выражено сколько-нибудь отчетливое представление о враждебности, между тем как мы ищем, откуда взялась идея сугубой вражды, знакомая нам по русскому слову супостат. В целом версия древнейшего индоевропейского происхождения лексемы соупостатъ оставляет в недоумении. II. Могло быть и так, что перед нами калька с какого-то греческого слова, а значит — одно из тех косвенных заимствований, какие в течение ряда столетий настойчиво сопутствовали воздействию греческого языка на старославянских и церковнославянских книжников (Molnár 1985; Schumann 1958). Литературное происхождение (кальки сочиняются по меньшей мере двуязычными, сугубо причастными к книжности людьми) хорошо подходило бы к экспрессии слова супостат, заметной с первых его письменных употреблений. Неудивительно, что лексикологи предполагали определяющее воздействие на лексему соупостатъ греческих слов, относящихся к семантическому полю ‗вражда и война‘. При этом, считая нужным держаться темы polšmioj или ™cqrÒj, они подбирали слова, содержащие элемент -¢nti-, что подсказывали текстуальные соответствия переводимых греческих текстов: Øpen-ant…oj и уже упомянутые 345 А. К. ГАВРИЛОВ выше ¢nt…dikoj и др.1 Называли и ¢ntist£thj, однако против последнего предположения говорит то, что (а) это слово встречается всего по одному разу у Эсхила и Плутарха, а еще один раз у «технического» писателя Герона Александрийского в применении к устройству с вертикальным шестом. Но зачем творцам старославянского литературного языка пересаживать на новую почву такую лексему, которая невзирая на свою простоту вряд ли вообще была в обиходе у всякого носителя греческого языка? Кроме того — и это относится ко всем только что перечисленным греческим словам из лексического поля «врагпротивник», — в этом случае (б) ожидались бы славянские новообразования, использующие (су)противъ / противу, противьнъ и т.п. Обращаясь к элементу со- / соу- в славянском соупостатъ, следует вспомнить, что при калькировании он был призван par excellence передавать греч. sun-, а для этой в высшей степени продуктивной греческой приставки характерно значение совместности и, так сказать, коллегиальности, некоего единства (ср. позднейшие кальки со-став / су-став)2 — слов, начинающихся по-гречески с sun- и указывающих на враждебность, не видим. Наконец, в славянской кальке у nomen agentis ожидался бы суффикс -тель или -ник, как можно убедиться хотя бы по лексемам (су)противьникъ или супьрьникъ, а супостатъ этого не дает. Скажем отдельно о примечательной форме соупостатьный в качестве текстуального соответствия ¢ntike…menoj в Хиландарских листках XI в. Здесь, пожалуй, получалось нечто примечательное: слово, содержавшее указание на противостояние, а по внутренней форме дающее «противо-лежащий», 1 По Ф. Миклошичу (Miklosich 1862–1865: s.v.), супостатъ калька с polšmioj и(ли) ¢ntist£thj; у А. Х. Востокова в «Словаре церковнославянского языка» (СПб., 1858–1861: s. v.), соупостатъ возводится к ¢ntike…menoj; другие настойчиво постулировали кальку с греч. Øpen£ntioj (ср.: Львов 1975: 305; также см.: 17 и 304). 2 Лексема состав появилась как калька с греч. sÚsthma, наряду с състояние. Что касается со-поставления и противопоставления, то они являются, по-видимому, кальками с нем. Gegenüberstellung и Entgegensetzung соответственно. 346 СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ избирает себе в качестве соответствия супостатьный, которое воспринималось переводчиком близко к «со-стоящий» в смысле «противу-стоящий». Приставка су- здесь приближается по смыслу к против(у)-, но этот случай стоит, мне кажется, особняком. Иначе говоря, несмотря на то, что возможность калькирования с греческого языка на славянский необходимо взвешивать и для лексемы супостатъ, однако правдоподобный греческий источник через это славянское слово, кажется, не усматривается. То, что его воинственный смысл, как мы видели при разборе «индоевропейской» версии, не выводится из структурных элементов этого слова, для объяснения последнего в качестве кальки еще менее благоприятно, поскольку в случае сознательного калькирования мы вправе ожидать внятности отношений между строевыми составляющими и общим смыслом рассматриваемой лексемы. III. Между тем обращает на себя внимание любопытное созвучие слав. супостатъ с очень употребительным, значительным по смыслу и ярким по эмоциональной окраске греч. ¢post£thj. Это наводит на мысль о прямом (фонетическом) заимствовании славянского слова из греческого, что — как это характерно для такого рода заимствований (Miklosich 1867; Jagić 1898: 519 ff.) — сопровождалось некоторыми преобразованиями: звуковыми, морфологическими и смысловыми. Общему созвучию обеих лексем не противоречит различие в окончании — ограничиваться при заимствовании основой было бы как раз нормой (ср. алавастръ, ангелъ, апостолъ, Асклипiадъ и проч., где берется только основа). Что касается смысла, то соотношение здесь интересное: супостат по содержанию «враг / дьявол» и «отступник / ренегат» отнюдь не тождественны, зато находятся в близком смысловом соседстве и объединены тем тоном неприятия, который так силен у супостата. В др-греческом ¢post£thj встречалось уже у Платона и Ксенофонта, наряду с другими дериватами той же основы, которые легко выводятся из глагола ¢f…stasqai, ¢postÁnai и имени ¢pÒstasij в естественных, ибо близких к значению своих составных элементов осмыслениях: отходить, отступать от 347 А. К. ГАВРИЛОВ кого/чего-либо. В политическом смысле ¢postÁnai + gen. (в различных функциях) означало отложиться, отпасть от когонибудь, выйти из союза и т. п. — дело серьезное, но настолько характерное для политической конъюнктуры в жизни греческих городов, что такое поведение (политика) многих озлобляло, но никого не удивляло: что ж поделать, если «свои» иногда ведут себя хуже чужих. Положение меняется в языке греческой Библии. Греч. слово ¢post£thj у иудеев и христиан получает вместо политического догматическое значение и конфессиональную окраску. Понятно, что в иудаизме, где идея религиозной верности (или, напротив, отступничества) заложена в самой сути конфессии, которая существенно опирается на священный текст (Schriftreligion), уклонение от основ веры неприемлемо и наказуемо. Септуагинта знает множество выражений, обозначающих идею отступничества как некий «отход в сторону» (¢po-stÁnai), что поддержано символом пути и пониманием поведения как «хождения» по пути — праведному или неправедному (др.-евр. derekh, нем. Wandel, рус. ходить пред Господом и проч.). В отличие от язычников отступничеством у монотеистов является все кроме ортодоксии. Отсюда целый ряд выражений, из которых назовем здесь некоторые термины, которые обозначали греховный отход от Бога: существительное meshubba или глаголы bagad, pasha` (Es. 1, 2); `azab (Jehova) и др. Лексемы типа ¢post£tij pÒlij (Jos. Flav. Ant. Jud. 11. 2. 1) начали появляться в языке Септуагинты 1. Персонифицированное, исторически броское воплощение ¢postas…a во 2-ой пол. IV в. н.э. получает в лице Юлиана Отступника: Iulianus Apostata, 'IoulianÕj Ð 'Apost£thj. Латинское apostata, усвоенное юридическим языком из греч. ¢post£thj (Cod. Theodos. 16. 7, 7), стало в языке права, — а для обеих частей империи вплоть до VI века это был латинский язык — важным церковно-политическим термином; правда, страшное обвинение, теряя определенность, начинало граничить с бранью. 1 В Новом Завете ¢post£thj не представлено; есть ¢post£sion и ¢postas…a, пришедшая на смену эллинской ¢pÒstasij. 348 СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ Нельзя не признать, что фонетически часть перенесенных на славянскую почву элементов звучит несходно с предполагаемым, по нашей догадке, источником. Таковы два очевидным образом славянские элемента в начале слова: су- и по-. Если стат- в любой из разбираемых нами трех основных версий (I– III) с основанием воспринималось как один и тот же корень с тем же основным значением, то приставка ¢po- была непонятна носителям славянской речи: слова вроде апокалипсис, апостол были известны, но этого было мало для натурализации греческой приставки. Это означало, что надлежало как-нибудь приспособить ¢po- для восприятия славян, каким-либо образом его осмыслив. При соприкосновении предыдущего слова с начальным гласным последующего (сандхи!), как известно, особенно часто начинается переразложение морфем, что редко обходится без участия народной этимологии. У славян из ¢po- в подобных случаях легко выделилось по-, тем более что афереза в славянских заимствованиях распространялась на различные приставки: ¢po-, ™pi-, Øpo- и т.д. Помимо покалипсис, назовем здесь поклисарь (¢pokrisi£rioj), патрахель вместо эпитрахиль (у Аввакума); в Синайской псалтири (82а 6) постояние передавало ØpÒstasij и проч. Бывает это и в грецизмах в рамках поздней латыни: potecari < apotecari1 и в ходе развития лексики романских языков2. Более того, случаются и казусы вроде: подрумие (в смысле ипподром), Пократ (о Гиппократе: «установление Пократово <…> добро тако рече Пократ»)3. Кроме этого, народноэтимологическое пов основе слова обнаруживаем в имени Полинарий вместо 1 См.: Мажуга 1987: 250. Ср. там же, сходная звуковая перемена: batissa < abatissa. 2 Исп. botega, фр. boutique, которые предполагают *poteca как упрощение греч. ¢poq»kh: как и в нашей аптеке, имеется в виду ‗отложенное, склад‘. 3 Редкие источники по истории России. Вып. 1 (М. 1977), с. 78. Апокалипсис превращался не только в Покалипсис, но — в плане гиперкоррекции — и в несравненное Гиппокалипсис. 349 А. К. ГАВРИЛОВ Аполлинарий («Синайский патерик»)1; ср. похожую переработку в латинских заимствованиях: полаты (palatia), поганый (paganus); в топониме Полюстрово образ славянской приставки потеснил законный источник palustris (от palus ) и т.п. Итак, ¢post£thj давало, по всей видимости, *о{а}-постат, или, промежуточно, *постат, где по- имело характерную для него неопределенную семантику. После этого в отношении начального гласного реконструируемого нами заимствования *апостатъ можно было решать трояко: либо а- воспринималось как след некой традиции, либо в начальном гласном теперь угадывалось о- (ср.: ограда, одеяние и проч.), либо начальный слог вовсе отбрасывали, причем, возможно, оставалась смутная память о каком-то утраченном слоге. Между тем словами, близкими по смыслу к разбираемой лексеме, уже в рамках древнейших старославянских памятников были, как помним, супротивьникъ, супьрь и супьрьникъ, затем сувражъ. Заметим, что во всех этих образованиях из того же семантического поля враг-противник на вражду и противостояние указывает, по существу, второй их элемент. Ведь привычное нам значение ‗конкурент‘ у соперника скорее не исконное; сперва слово значило ‗противник (в тяжбе); тот, с кем надо вести (судебный) спор‘ и лишь потом специализировалось в представление о состязательности и соревновании, которые не должны, хотя и могут, оборачиваться прямой враждой2. Не беремся судить, не произошла ли в этой группе слов грамматикализация соу- в направлении вражды, но, по-видимому, носители языка почувствовали, что приставка по меньшей мере не разрушает смысл слова, принимающего с нею определенно славянский вид; а что значило понравившееся ромейское слово, люди помнили из контекстов, с ним сопряженных, и праведного гнева на тех, кого 1 См. указатели личных и географических имен (Иванова 1984: s.v.). 2 Соупьрь, по ценным указателям к «Пандектам» Никона Черно- горца (XII в.) (см.: Максимович 1998: s.v.) соответствует греч. ¢nt…dikoj — слово, указывающее на тяжбу, судебное состязание (без идеи борьбы за жизнь или смерть). 350 СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ по-гречески называли ¢post£thj. Поучительно, что значение «Сатана» у греч. ¢post£thj (Suda: s. v. Satan©j) вплоть до словарных определений русского XVIII в. связывается с супостатом. На этом основании и на основе фузии начального гласного а- /о- с приставкой со-/ су-обновленный начальный элемент мог приобрести известный нам гибридный облик со-/су-постат (по схеме: *о-постат – сопостат)1. Нельзя, конечно, исключать и того, что со-/су- просто было добавлено к основе *постат словно в память о чем-то утраченном и для посильного восполнения не вполне отчетливого смысла. В любом случае примечательно, что образ вражды, звучащий в слове, отражает не столько эту декоративную в разбираемом случае славянскую приставку, сколько odium theologicum, сопрягавшийся некогда с греческим словом-источником. При таком ходе дел, когда начинают работать звуковые ассоциации вместе с народно-этимологическими процессами, о строгости и точном распределении смыслов говорить не приходится. Случаются, как известно, и более радикальные случаи перестройки, и не только в начале, но и в основе слов! Таков пономарь из para-mon£rioj (пономарь и парамонарь встречаются в одном тексте, см.: Максимович 1998: 541, 543). Еще более яркий пример: паникадило, поникадило из polycandelon < poluk£ndhlon, где переработана основа макаронического (греко-лат.) слова, которое после перехода от лат. candeo к слав. кадити стало звучать очень по славянски, — правда, не без ущерба для смысла, но с выгодой, если иметь в виду усвоение чуждого звукоряда и приискание ассоциаций. Приведенные случаи показывают, что дело не в поисках законного смысла исходного греческого слова (без книжной эрудиции это и невозможно), а в получении некоего квазисмысла, но такого, который делает слово более удобным для удержания в народной памяти, куда оно легко встраивается 1 Это был бы психологический механизм, в чем-то родственный репетативу — возможность, на которую автору указал Н. Л. Сухачев при дружеском обсуждении темы. 351 А. К. ГАВРИЛОВ благодаря фонетическому и структурному переоформлению. Приняв наше допущение (версия III) можно, кажется, снять хотя бы часть недоумений, которые останавливали нас применительно к версиям I–II: про незапамятную индоевропейскую древность или про сравнительно позднюю (почти кабинетную) кальку с неведомого греческого слова. Благодаря перераспределению (ре- или декомпозиции) в первых двух слогах грецизма *апостат из ¢post£thj, фонетически заимствованному в старославянский язык и бытовавшему в течение некоторого времени в живой славянской речи, возникло новое гибридное (греко-славянское) образование соупостатъ. То, что уже в древнейших памятниках такая лексема представлена без вариаций, указывает, что процесс имел место еще в дописьменную эпоху славянства; применительно к разбираемому слову это позволяет думать о VI—VIII вв. Если автор склонен полагать свое предположение об этимологии супостата несколько более, чем просто допустимым, то при объяснении фонетических и смысловых преобразований в начале слова приходится пока думать только о возможности. Намного позже появилась калька отъступникъ, а в XVIII в., русской словесности не показалось излишним усвоить еще и латинское заимствование того же греч. слова: apostata > апостатъ. Наряду с прямым заимствованием произошло калькирование ¢postas…a как отъстоупление (напр., у Никона Черногорца, см.: Максимович К. А., 1998, с. 18, 1), откуда и слово отъступникъ. Наконец, в XVIII в., русской словесности не показалось излишним усвоить еще и латинское заимствование того же греческого слова: apostata > апостатъ. Так у нас оказалось сразу три отражения одного и того же греческого слова1, впитавшего в себя кое-что из языка еврейской Библии и вошедшего в мировой латинский язык: супостат — отступник — апостат (ср. анахорет2 или схизматик) одного и того же 1 Вместе с влиянием латыни, сформированной под сильнейшим влиянием греческого, получается иногда и по четыре (притом — удержавшихся в языке надолго) заимствования из одной, по существу, греческой лексемы: metamÒrfwsij — преображение — метаморфоза (transformatio) — преобразование — трансформация. 2 Для важных слов из греческого (греко-византийского) языка по три заимствования из одной лексемы были не диво, напр.: о(т)шельник 352 СУПОСТАТ, ОТСТУПНИК, АПОСТАТ греч. слова1. Наследники обеих частей империи взапуски усваивали общий итог семантического развития занимающей нас позднеантичной греко-латинской лексемы ¢post£thj — apostata в своих языках-наследниках — романо-германских, с одной стороны, и славянских, с другой. Литература Востоков А. Х. Словарь церковнославянского языка. СПб., 1858–1861. Т. 1–2. Иванова Т. А. Рец. на Р. М. Цейтлин // Этимология 1978. М., 1980. С. 193 и сл. Иванова Т. А. (Сост.). Методические указания к анализу Синайского патерика. Л., 1984 Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. Мажуга В. И. Предметно-терминологический указатель // Акты Падуи конца XIII—XIV в. в собрании Академии наук СССР. Сост. Е. Ч. Скржинская, А. М. Кононенко, В. И. Мажуга. Л., 1987. Максимович К. А. Пандекты Никона Черногорца в древнерусском переводе XII века (юридические тексты). М. 1998. Старославянский словарь (по рукописям X—XI веков) / Под ред. Р. М. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой. М., 1999. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. и дополн. О. Н. Трубачева. М.: Изд-во «Прогресс», 1971. Т. 3; 1973. Т. 4. Цейтлин Р. М. Материалы для изучения значений приименной приставки so- в славянских языках // Уч. зап. Ин-та славяноведения. М. 1959. Т. 17. С. 208–247. Jagić V. Die slavischen Composita in ihrem sprachgeschichtlichen Auftreten // Archiv für slavische Philologie. 1898. Bd. 20. Miklosich F. Lexikon palaeoslovenico-graeco-latinum. Vindobonae, 1862– 1865. / ошьльць — о(т)ходникъ — анахорет как синоним к ‗пустыннику‘ < ™rhm…thj, ср. лат. heremita, см.: Иванова 1980: 193 и сл. 1 Тройное заимствование чаще случается, когда на поздних стадиях развитого литературного языка, перешедшего под крыло другого (западного) извода античной (греколатинской) лексики, заимствования делались из обоих воплощений: шихматик (народный вариант схизматика) — отщепенец (калька по sc…zw) — схизматик (mot savant); лексическая группа в целом развивает образ раскола. 353 А. К. ГАВРИЛОВ Miklosich F. Die Fremdwörter in den slavischen Sprachen // Denkschriften der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften. Phil.-hist. Classe. (Wien). 1867. Bd. 15. S. 73–140; Molnár N. The Calques of Greek Origin in the most Ancient Old Slavic Gospel Texts. A theoretical examination of calque phenomena in the texts of the archaic Old Slavic gospel codices // Slavistische Forschungen / Hrsg. von R. Olesch (Köln; Wien). 1985. Bd. 47. Schumann K. Die griechischen Lehnbildungen und Lehnbedeutungen im Altbugarischen // Veröffentlichungen der Abteilung für slavische Sprachen und Literaturen des Osteuropa Instituts (Slavisches Seminar) an der Freien Univ. Berlin / Hrsg. v. M. Vasmer (Wiesbaden). 1958. Bd. 16. 354 Л. Л. Касаткин ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА, РАССКАЗАННАЯ ЕГО ЖИТЕЛЬНИЦЕЙ 1 Аннотация. Д. К. Горшкова, жительница старообрядческого села Приморское, (бывшее Жебрияны) Килийского р-на Одесской обл. Украины, рассказывает историю села и свою историю за период с конца 1930-х годов до конца ХХ века. Это учѐба в румынской, а потом советской школе, порядки, установленные румынскими властями, Вторая Мировая война и послевоенная жизнь, включая голод 1945— 1946 гг. В этом рассказе отражены многие диалектные черты местного говора, их характеристика включена в лингвистический комментарий, завершающий публикацию. Ключевые слова: русские старообрядцы, русские крестьяне, коллективизация, голод, русские диалекты. В 2003 году я побывал в селе Приморском Килийского рна Одесской обл. Украины и сделал там 28 часов магнитофонных записей речи местных жителей. Село Приморское, бывшее Жебрияны было основано казаками-некрасовцами, выходцами с Дона, а позднее пополнялось другими старообрядцами из сѐл по нижнему течению Дуная, общее местное название кото1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 1404-00461 «Диалектный язык русских старообрядцев». Л. Л. КАСАТКИН рых липоване (Пригарин 2010: 63, 95). Говор села сохраняет многие черты Юго-Западной диалектной зоны, которые я старался по возможности сохранить в расшифровке двухчасового рассказа Дарьи Куприяновны Горшковой, 1931 года рождения. Жизнь при румынах. У нас (в)от была Румыния, мы жили тут при Румынии до сорокового года. Малая была — ходила в садик, пошла потом вот у первый класс. Пришли русские у сороковом году, отбили этых румын, стали тут русские. Тоже пошла в школу. Нас опять же узяли с первого класса у первый класс, учили русский язык нас. После года этого, как война началась двадцать первого июля чи в июне, румыны опять пришли, выгнали этых русских, мы остались у румынов. Узяли нас обратно у школу опять ниже классом. При Румынии румынские учителя были (у) нас. Учили нас так: если старший класс, пятый-шестой, два учителя, а младшие — это один учитель на весь класс. Но классы были тоже так вот: скажем, первый класс «А» и первый класс «Б». И так все классы в общем, примерно по тридцать четыре человека. Сейчас перестали рожать, а тогда были семьи — у каждого по четыре, пять, шесть детей. Учили они очень строго. Даже били нас, не всех, а кто боролись, особенно хлопчат 1. Это наказание было такое там — десять линеек или двадцать линеек били. Ну вот не выполнил ты уроки или же там баловался, что-нибудь делал чи девочку побил, учитель его наказываеть. А если не шкодишь, ничего не делаешь, нихто не бил. Учили очень строго, чтоб ты выполнял всѐ. Учитель был добрый, редко бил этых пройдох. А женщина была злая, выполняла за всѐ, что положено. Иконка была у школе, лампадики светили. Чистота была, как положено. Вечером, восем часов , у это время по селу никого нема , все домой, чтоб были дома все. Ни молодых, ни старых, никого. Щелки́ все надѐжно закрываются , чтоб закрыто было́ . До восьми, до девяти часов ты имеешь волю, ходи, гуляй, что хочешь делай, а вже так — Боже упаси. 1 356 Хло́пчик — маленький мальчик, паренѐк. ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... Румыны тут были , се́вце, как это сказать, ну, пост, пограничный пост, считай, пост был тут как охрана села, ето милиция когда была у нас. Шеф там есть, главный там, младший и солдат. Ничего не делали плохого, только вот хто нашкодить или кого обидел, украл что-нибудь, там такая была помещения, там (в)от секуть его, сорок и десять ему дадуть. Если кого заметили или пьяного, или что, сейчас тебе эти плѐтки. Такая нагайка вот была, с чего она там, ис резины чи чего изделана. Отсекут тебе, чтоб где сидеть — ты уже больше не придѐшь никогда. Не били палкими, я не помню, при моей памяти не били палкими. Только плѐткими били жѐсткими такими. Как берут у ету севцу, отлупили его, так что он синий весь, больше он не схочет. Даром никого не били. Не сажали по тюрьмах там. Не сажали, не стреляли никогда никого. Это мы читали в книжках, как это стреляли, как это сажали, Господи, помилуй. Если так заработал , хто нашкодил, то пожалуйста . Пьяница же выпить хочет, а нема за что , укра́деть ис пару курей да комусь продать. Если человек жалуется , что «меня обидели », а хто -то видел, то да , а не , то взнаю́ть. Всѐ равно расшукають 1, хто это сделал. Отлупять тебе добренько, иди потом. Ну и как вот жили так , на поле работали . Ну, хозяйство, мы были сами себе хозяева́ми , всѐ было наше, сеяли, орали2, собирали урожай . Скосили, сгарма́нили3 и тем и жили . Жили хорошо. Всѐ было́ у нас, коровки были, кони были работали. Ну, началась война, ничего не стало , ни товаров никаких , ни мануфактуры. И кругом, так и у нас кругом , суту́рно, ничего нема. Жили так сами собой , как хто умел. Сеяли коноплю, ткали по́лотна такие сами , чтоб сшить юбку какую-нибудь или кофту. О такую мы жизь вели. 1 Расшука́ть — разыскать. Ора́ли — пахали. 3 Гарма́нить — молотить каменными катками или телегами, нагруженными камнями, в которые впрягались волы или лошади. Их гоняют по настланным на земле развязанным снопам пшеницы, пока из колосьев не выбьют всѐ зерно, которое потом отделяют от соломы и собирают. 2 357 Л. Л. КАСАТКИН Война ишла. Румыны с немцами друзья были, оны ишли на Россию. Власть держали румыны, а немецкий был аэродром за селом, и там стояли немцы и край села жили по квартирах. Нас тут немцы не обижали наше село. Может быть, де 1-то, как мы слышали, по книгах, по телевидению, что де-то оны делали плохо, но у нашем селе оны стояли, никому не делали плохо. Не трогали нас, покупали у нас молоко. Даже я носила им молоко, де оны там жили, курочек носили туда им, петушков молоденьких. Оны ещѐ заплотють, сколько скажешь. Дорого платили, ещѐ тебе и шоколадку дадут там, угостят чем. В общем не обижали никого в селе у нас. Ну тут побо́чены2 сѐла, как от слышала я, что там партизане были, там что там делали , но у нас этого не было́. Пришли русские. Ну потом пришли ж опять русские, всѐ это выгнали, стали у нас русские, стали колхозы делать. Забрал колхоз у нас косилки, и веялки, и кони, и коровы, разобрали наш забор, всѐ забрал колхоз. И де какие были овечечки, де зѐрнышко, всѐ было везли. И подняли3 тут некоторые семьи, которые были проти этого, чтоб сдать. Забрали их на чѐрную машину и поповывезли в общем. А большинство этых (в)от наших таких бедняков, пьяниц, которые были: «О! наши пришли! Забирайте их, кулаков, оны кулаки». И тут у нас у селе многих забрали на машину, увезли, так и по сей день нема. Не кулаки были, оны своей семьѐй работали. Не то, что оны там держали людей чи как. Говорять русские, что мол оны держали там людей, не платили. Это просто семья, своих детей имеют пять-шесть человек, батька, матка. Тогда ж как рабы у ст éпи, утром у степ , увечери домой. Семьи так работали, чтобы было́. Ну, его заберуть, посодють, отвезли, а хозяйство осталось. А эты, шаглñта4 эта, разбирали это хозяйство. Эты бедняки, которые разбирали богатеньких этых, что забрали их и семьи, 1 Де — где. Побо́чены — соседние. 3 Подня́ть — раскулачить. 4 Шагло́та — отбросы, подонки. 2 358 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... имущество делють, забирають. Хозяйства разобрали, а надо ж работать, оны ж работать не хочуть. Что такое съедобное поели, а какие там кони — продали, выкинули, выгнали, бо надо ж кормить, ухаживать. Кулак же ухаживал, он не спал никогда, этый кулак. И что вы думаете, оны у голод поумирали ещѐ первые . Ни один не остался живой, и ни у кого ничего нема. Если какой хучь ребѐнок остался с йих один , не сдоброва́л , не сдобровал, нет, не сдобровал. Голод. Война закончилась девятого мая, ну и почали 1 нас шарабýить — всѐ выбирать, забирать. Ну, повыгребли всѐ, по хатам ходили, даже родители у лежаночку закапывали зѐрнушко, они отрывали, забирали всѐ, что было что съедобное. Вот всѐ вези, сдавай, всѐ вези, сдавай. Всѐ забрали. Это был ужас. Коли были кони свои, и забирали. Забрали всех конев, и подводы, и косилки, и веялки. Это вот инвентарь — это всѐ забрали. И зерно забрали. Тогда ж было этых уполномоченных по́лно разных . На кажну улицу подвода и уполномоченные заезжают, и два, три, даже милиционер: «Так, где зерно, говори. Говори, где зерно сховано2, где закопано». — «Ну нема, нигде не закопано. Что есть, то на чердаке». — «Если только раскопаем, де-нибудь будеть, пойдѐшь на машину». Ну хто там скажеть, а хто не говорил, находили, забирали. Даже одного у тюрьму посадили. Он эту лежанку свою вскрыл, верьх открыл и туды зѐрнышко насыпал. Ну замазал ипять3, а не то́пить . А лежанка — это, как топится, надо, чтоб она была тѐплая. А оны пришли: «Так, что у тебя такое?» — «Это лежанка». — «А де дирка4, что топится ?» Нача́ли ковы рять, расковыряли — там зерно. Зерно собрали и батьку посадили. 1 Поча́ть — начать. Схова́ть — спрятать. 3 Ипять — опять. 4 Ди́рка — дырка. 2 359 Л. Л. КАСАТКИН Во так было в сорок пятом , под сорок шестой год осенью . Но это быстро всѐ прошло , оны за месяц всѐ протруси́ли 1, оставили только пустое всѐ. И тут люди уже спужалися. И тут холод как раз, Бог морозу такого дал, ой. Тогда же у нас угля не было, мы ещѐ не имели понятия топить, а топили с плавня. Вот камыш растѐть, и мы косим. А нельзя показаться у плавне, нельзя набить камыша2. Мороз, сильно люди слабые, только вышел у плавнях и упал там. А другой уже не хочеть итить: «Буду падать уже дома, чего же я пойду к вам». А хаты у нас все были покрыты камышом. Так раскрывали крыши и топилися. Дак ещѐ надо влезть да силы иметь влезть, раскрыть. Хто мог, а хто даже не мог под крышу же добраться. И так весна пришла — крыши все попораскрытые. И там бедненьки накинут на себе все лохмотья какие, сидять, как кочерыжечка, у холодной хате. Ну и начался голод, нигде нема чего есть. Это я буду рассказывать, как у нашем селе. Зима сорок шестого года и зима ужасная. Ещѐ и Бог такую зиму́ дал, что страсть, сорок градусов, больше сорока. Мне было четырнадцать лет, я пошла в няньки няньчить там одному богатенькому деток, ну чтоб кормил хоть. Но чижало, запрягли мене — стирай. Простынь стираю — зима, холод, руки стынуть. Ну мать пришла туда, посмотрела, говорит: «Иди, дочечка, домой. Как же тут мучают, иди домой, вже будем умирать умéстесь». Забрáла меня стýда3. Буду говорить про свою семью. Отец, мать и нас трое деток. А гляди по всех полках, по всех кýтиках 4 — не найдѐшь что-нибудь, чтоб у рот можно было покласть. Все повысохли. Ну что, продавали всѐ, что было у нас там такое, всѐ попродали, и никому ничего не надо, и мы помираем. Никто ничего не даѐть, не продаѐть. Всѐ нема. Усе голодны. 1 Протруси́ли — протрясли. Был запрет на косьбу камыша. 3 Стýда — оттуда. 4 Кут — угол. 2 360 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... Сразу умер отец с голоду. Умер — закопали. Потом и девочка, моя сестра. И там люди все по селу мруть , даже ра́зом 1 соседи опухают, умирают. И на санки кладуть их и везуть на кладбище. По селу идѐшь, а люди лежать, той упал, той лежить уже, той доходить. Хоронить нема кому же , взять и закопать , бо все бессильные. И ещѐ снег такой высо́кой , мороз. Мама фо́рая 2 лежала, говорит: «Дочечка, иди погляди, там Петька-то живой? И живые оны?» Иду — как чурбаки, хто как, хто согнутый, хто лежить. Приду: «Мамочка, все лежать, все лежать». — «О, дочечка, хто же хоронить будеть?» — «Не знаю, хто их будеть хоронить». И так , пока мороз , лежали, той лежить , той лежить , той лежить. И семьями , я лично видала сама . Семьи. Вот открытые двери, фурту́на3; дуеть, мороз. И как же копать — все бессильные. И придуть , там снег отроють , там чуточку землю́ подолбають и туда его положили. А то едуть, санкими собирають. На санки поклали, наклали, повезли, там покопали, всех туда в одну ямку поклали. А потом уже стало стаять, весна уже , надо же убирать . Уже когда растаяло там всѐ , и уже земля мягкая сделалась , что ходили, хто остался жи́венькой , закапывали, чтоб не было видно. Мы их закапывали. На нашей от вулице вам час4 расскажут. Коло5 нас две семьи все у́мерли . Пять детей и матка, и батька умерли. Сбоку тоже, так само умерли. И собак люди ели , и крыс ели , и даже люди людей ели . Вот тут сейчас жива одна семья , умер батька, и матка, и сын, и дочка одна у́мерла, а две остались, старшая и младшая. Младшая мой годок была. И эта старшая уже такая форая , уже скоро ей помереть. У голод нема чего есть. Она ей отрезала ляжку, ногу́ и ела. Потом она у́мерла , она взяла еѐ, там колодец у неѐ был 1 Ра́зом — одновременно, в одно и то же время; сразу. Фо́рая — хворая, больная. 3 Форту́на — калитка. 4 Час — сейчас. 5 Ко́ло — около. 2 361 Л. Л. КАСАТКИН выкопан, она в той колодец еѐ кинула. Во так. Люди видели. Так много по селу было слышно, что люди ели людей. А этых котов, собак — это ой, бегали за ими , ловили их . Попереели их , что в селе , я думала, будут собаки после голода , останутся хто -нибудь? Ну остались , разви́лись опять . А то ели все собаков. Крыс, хомяков ходили в поле ловить. Ловили тых сусликов, у кого была ещѐ сила, двигались, ловили, ели. Раньше у нас не ели несколько вид рыб от. А потом начали всех котов морских , свиней морских , всех начали есть и до сих пор едят . Ко́лышка1, она ловилась , но еѐ не кушали , выкида́ли. Она такая меленькая и колючая такая, что еѐ ни рукой от взять никак. И вот варили еѐ. Такая была жирная, что если еѐ сварил, то ложкей собираешь этот жир — рыбий жир. И даже на этом жире пекли там коржики, тее латки 2 такие пекли, люди ели. Сваришь еѐ, потом эты колючечки, вострые такие, очищаются, и потом еѐ ешь. Укусная очень. Вот чичас уже ж у нас рыба есть, а мы бегаем весной, хочем колючки покушать. Она очень вкусная, сладкая 3 рыба. Летом ей нема и осень немае, только весной. После голоду кто остался живой, колючку стали есть. Пережили ту всю зим ý, весна, и есть нема чего . Мать заболела, слегла, лежит при смерти. Я беру эты рыбки, иду куданибудь по сѐлах , заменяю за что -нибудь. Мать от трошки отчу́ нела. Так мы с матерью осталися. Ну весной нехай нас двое идуть у школу. Там стали, кто в школу пошѐл, давали по стакану двестиграммовому варѐную сою, каша такая. А кто не ходит в школу, тñму ничего не давали. У школе начали делать уколы деткам. Сделали мальчику укол, он сразу упал и умер. И девочки похоронили мальчика. Девочка у шестом классе была чи в пятом, отличница она у нас была с первого класса. У шестой как надо было экзамены сдавать, стала сдавать, заболела головка. Пришла, плачет: «Мамо- 1 Ко́лышка — ко́люшка. Ла́тка — кушанье из рыбы, приготовленное в специальной посудине – латке. 3 Сладкая — вкусная. 2 362 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... чка, мне головка, мне головка». И тут температура поднялася. В больницу отправили, и она сгорела, ýмерла. Схоронили. Колхоз. Потом гонят силой у колхоз. Пошли мы с матерью у колхоз. Никаких посуд нема, стали каски собирать, немецкие каски. Пшеничи крупы сварют, тебе туды половник накладут у эту каску, ты поел и всѐ, день работаешь. Загребали ко́пы1. Трава, не сеяно, не орано года два, всѐ позаросши — рубали. Как слепые ходим, дѐргаем до утра по-за ради той кашки. Ну, как-то мы выжили. Ну и так это колхоз мы поднимали . Ходили бо́сые по колючкам, по траве. И зимой этыми лохмотьями закрутим ноги и постолики2 — кожа от коровы, или от собаки, или от телѐнка, и так вырежешь, согнѐшь и сделаешь такой на шворочке3 окладик. Горе такое было, что нельзя забыть его никогда. Я когда увижу, где крошки кидають или хлеб лежить, это боль такая, что господи ты мой. Как мы пережили! А теперешние жители ничего не знають. Вот внучки меня спрашивають: «Бабушка, расскажи про голод». Ну я им всѐ говорю, что «кусочечки доедайте, кусочек остался твой — доедай». – «А чего, бабушка?» — Говорю: «Мужик кривой будеть». А сама думаю : Господи, эти ж кусочечки мы шука́ли 4 у голод, де-нибудь бы найтить его — его не было. Малая: «Расскажи, бабушка, про голод, расскажи, как это бывало». Как-то все это хочуть знать, это как было. Стану им рассказывать, сама плачу и оны заплачуть. Потом у сорок восьмом году уродила пшеница, колхоз посеял там штось. Уже мы зажили, дали нам по три кила пшенички на трудодень, а то ходили работали только за кашу. Мы 1 Ко́па́ — Большая куча сена, снопов хлеба, копна. Посто́лы́ — Лѐгкая обувь, состоящая из одного или нескольких кусков кожи, брезента, стянутых вокруг ступни шнуром. 3 Шво́рка — шнурок. 4 Шука́ли — искали. 2 363 Л. Л. КАСАТКИН тут начали крутить у каждой хате. Есть такая жѐрна 1, и крутили, варили кашку и еѐ ели и кушали . Только была уволю каша . Мельницу открыли у чужом селе три километра , пустили нас . Стали хлебушек есть , ну и так немножко отжи́ли люди , которые остались. Так о во жили. Ну председатель, которы был тут у нас, говорил, что придѐть время, будете белый хлеб есть , кутя́ хотите есть , кашу есть не будем, хлеб белый будем только кушать. Церковь. Господи, как же стала жива я ?! У детстве не хотела ик вечерне ходить : вот сейчас вечером са́мо 2 же гулять. Воскресенье девочки гуляем. Мама кричить: «Даша, Варя, вечерня!» О, не охота к вечерне итить, отрываться от подруг. Ну, когда пойду, а когда и обману маму, что были у вечерне. А там бабушки же есть, мама спросить: «Были нынче мои на вечерне девочки?» — Скажуть: «Не были». Или бабки идуть: «Фѐкла, что ж не было твоих девочек по вечерне?» — «Как, Даша, вы были вечерне?» — «Были». Она: «А чего ж сказали бабушки, что вас там так не было?» Ну, отщѐлкает, конечно, нас. А у голод я уже так кричала была: «Господи, остав мне живую. Если оставишь, буду уси вечерни ходить, остав мене только живую». Вот мой Бог услыхал мене. Он молитвы топерь (в)от мене привязал вечерние и утренние всенощные. Я не жалею, конечно, я обещала Богу. Ой, Господи, во так. От у мене сваха у Каменке, есть такое село под Измаилом — Каменка, она мене рассказывала. У их церква, и когда это пришли русские, развалили церкву: «Никакого бога нет, ничего нет, церкву валить». Стали валить церкву: «Крест снимите. Кто полезет?» Той не хочет, той не хочет, ну, там два согласились, полезли. И только сломил этый крест и крест упал , и он стал слазить и упал , убился. Один остался и полгода не прожил . Пошѐл скирдовать на поле солому в ски́рды и с ски́рды упал и руки выломал по плечи. И всѐ, и умер. И люди даже не хотели итить схоронить его, все кричали: «Это тебе крест, тебе крест!» 1 Жѐрна — жѐрнов, плоский каменный круг, служащий для размола зѐрен в муку. 2 Са́мо — самое время. 364 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... А потом там от ещѐ нашлись какие-то, которые громили, там сделали склад у той церкве. А теперь оны восстановили. А у нас батюшка был участник войны, на войне был. И его затягали: «Закрыть церкву, не звонить». Приходили ломить. А он говорит: «Ничего не дам. От у мене стреляйте — не закрываю и не даю ломить. Вы будете мене ломить, а я буду вас». И вызывали его, и держали по ночам его закрытого, чтобы только он согласился, а он не соглашался. И так наша церква не пострадала ни от бомбы, никто еѐ не развалил, и служили как служили. Придуть, запрещають: «Не звоните, тебе приказали», — а он: «А я буду звонить ». И звонили , покойников носили ис хиру́гими1. Запретили, сказали: «Без хируг!», а он выносить ис хируги. Покличуть, там его трепють , трепють, а он гов ñрить: «Как носили наши предки , так и мы будем хова́ть 2». И так никто ему не запретил и не закрыл . И так он служил и до сих пор слу́жить. От Паска, люди же хочуть остаться дома — праздник. Мы считаем это же из праздников праздник Паска Христова. А оны гонють у степ, едуть бедкими 3, подводами, загоняють: «Какая церква!» Сталиными4 закрывають ворота, а люди — нет, у церкву. Ходили работали, а праздник — у церкву. И я у церкву ходила с малых лет, у меня родители верующие были тоже и посылали нас, и я знаю, что церкву я не брошу. Раньше у нас церкву держал старик один, он умер, потом поставили одну женщину, она была полтора года. Она любила выпивать, растащила всѐ. Что станут ревизию делать — нема и нема. Находили там еѐ ошибки, списывали. Списывают, судить же не будуть никого. Ну, решили еѐ заменить . Ну кого же взять? А наш священник старый , отец Терентий гово́рить , что «Идите просите Горшкову, она будет церкву держать. Это была отличная семья, и женщина такая». И оны пришли, вот этот, что у нас сейчас священник, и ещѐ один мужчина, он сейчас у нас председатель общины. Я сижу утром раненько дома, ну пришли, 1 Ис хиру́гими — с хоругвями. Хова́ть — здесь хоронить. 3 Бéдка — повозка. 4 Портретами Сталина. 2 365 Л. Л. КАСАТКИН и вот тут такое вот дело. Я говорю: «Вы что, маленькие? Я ж одна, одинокая. Вдруг я чи заболею, а хто мене подниметь, или надо что-нибудь, пока мене нету сила, помочь. Я женщина и одна. Не, говорю, на такое дело итить, это надо, чтоб хто-нибудь дома был». — «Ты нам будешь говорить, что там надо делать, а мы будем тебе помогать». Манили мене, целый день у мене просидели. Я говорю: «Дайте ж мне подумать, как же это будеть, как это я справюсь там чи не справюсь. Я знаю, что такое церков, объѐм, как это делать, и чистота чтоб была и порядок». Ну оны к вечеру мне говорят: «Знаешь что, отец Терентий нас послал и сказал: ―Не выходите из двора, пока она не согласится‖. Вот скоро быть вечерне, давай слово». Пойду, думаю, може попробоваю. Пошла. Там пачечек десять свечек , денег ни копейки нема , ничего нема. От будем как-нибудь выкарабкаться. И на́чала я им давать показания денег. Оны удивляются: «Де ж ты их берѐшь?» — «Вот, — говорю, — что продала, что люди дали, это то, что записано в кассе там». Удивляются. Тут крестины, а тут сходы или хто приехал , вече́ру какую подать. Я говорю: «Как же это мы будем, если тут нема куды человека садить?» — «Ну строиться вот нема с чего, у нас ни копейки нет». А тут был общественный дом, старый домик такой завален, уже, можно сказать, упал. И я им даю совет такой: «Давайте будем валить его. Мир же — большая сила. Всѐ делается с мира, церква она с мира живѐть. Пойдѐм по́ миру , люди что-нибудь же дадуть какуюсь копейку, штось мы уторгуем. Люди на помощь придут строить новое, кого пригласишь. И так думаю, что мы помаленьку построим вот, что если заплотим какся так». Вышли с церквы двадцать человек, которые тоже решают, собрание какое там. А мужчина один стоить: «На кого вы слагаетесь1, на бабу ? Баба вам тут построить . Ну трактор она пригонит, зава́лить это всѐ , она ж не построить, женщина». Я говорю: «Мы будем вместе все. Вот вас двадцать человек, это уже какая сила, да там ещѐ двадцать покличем, будеть уже сорок человек. Всѐ будет сделано , только надо взяться ». И что 1 366 Слага́ться на кого-либо, на что-либо — соглашаться, поддаваться. ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... священником сейчас , он был тогда ещѐ дьяко́м , сказал: «Справимся мы, захотеть только надо. Будет желание — всѐ сделаем». Лингвистический комментарий Фонетика. 1. Аканье сильное. 2. Иканье со следами еканья. 3. Ударная /о/ на месте /а/: запло́тим, запло́тють, посо́дють. 4. Ударный [и] на месте /ѣ/: уси́ (все). 5. Фонема /ɣ/ представлена [ɣ], чередующимся с [х] на конце слова. 6. [у] на месте /в/ В начале слова перед согласным: уво́лю, узя́ли, уку́сная, усе́. На месте предлога в перед — начальным гласным следующего слова: у это время; тебе туды половник накладут у эту каску; — начальным согласным следующего слова: были у вечерне, Оны у голод поумирали ещѐ первые; у детстве, у колхоз, у лежаночку закапывали; у нашем селе, у первый класс, нельзя показаться у плавне; у плавнях, у рот, у сороковом году, гонють у степ; сделали склад у той церкве; посадили у тюрьму, у холодной хате, у школу, у школе; 7. [в] на месте /у/ в начале слова перед согласным: вже, взнаю́ть. 8. Отсутствие начального [в] в слове от ʽвотʼ: Как от слышала я, что там партизане были; А большинство этых от наших таких бедняков, пьяниц, которые были: «О! наши пришли!»; На нашей от вулице вам час расскажут; Раньше у нас не ели несколько вид рыб от. Она такая меленькая и колючая такая, что еѐ ни рукой от взять никак; Мать от трошки отчу́нела ; Он молитвы топерь от мене привязал вечерние и утренние всенощные; А потом там от ещѐ нашлись какие-то; От у мене стреляйте – не закрываю; От будем какнибудь выкарабкаться. Отсутствие начального [в] и конечного [т] в слове о ʽвотʼ: Так о во жили. 367 Л. Л. КАСАТКИН 9. Протетический [в] перед /у/, /о/ в начале слова: На нашей от вулице вам час расскажут; Потом эты колючечки, вострые такие, очищаются. 10. [ф] на месте сочетания хв: фо́рая. 11. [х] на месте к перед смычным согласным в словах хто, нихто. 12. Протетический [j]: е́то. 13. Протетический и перед начальной группой согласных: Война ишла; ишли; Такая нагайка вот была, с чего она там, ис резины чи чего изделана; укра́деть ис пару курей; И звонили, покойников носили ис хиругими (= с хоругвями). Запретили, сказали: «Без хируг!», а он выносить ис хируги; У детстве не хотела ик вечерне ходить. 14. [и] на месте начального гласного в слове ипя́ть ʽопятьʼ. 15. Мягкий [рʼ] перед заднеязычным согласным: верьх. 16. Мягкий [дʼ] на месте твѐрдого в слове ди́рка. 17. Твѐрдые губные согласные на конце слова на месте мягких: восем, остав, церков, степ. 18. Утрата конечного сонорного согласного после согласного в конце слова: жиз(н)ь. 19. Утрата одного из двух одинаковых согласных на стыке слов: Если человек жалуется, что меня обидели, а хто-то видел, то да, а не(т), то взнаю́ть (если это не не в значении ‗нет‘). Ударение. Существительные. Единственное число. 1-е склонение Род. п. ски́рды: с скúрды упал; Вин. п.: зиму́, землю́, ногу́; Твор. п.: был тогда ещѐ дьяко́м. 3-е склонение Предл. п.: у стéпи. Множественное число Им. п. щелки́ – щѐлки, по́лотна; Твор. п. : хозяева́ми. Прилагательные-местоимения с двусложными окончаниями — ударение на 1-м слоге: А кто не ходит в школу, тóму ничего не давали. Глаголы 368 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... было́, у нас этого не было́; говóрить, укра́деть. Словообразование. Приставка с вместо за: схочет; вместо ис-: спужалися, повидимому, результат гиперкоррекции — отход от произношения протетического [и] перед согласным в начале слова; вместо от-: сту́да; вместо нуля: ста́ять: А потом уже стало стаять, весна уже. Приставка за- вместо нуля: Я беру эты рыбки, иду куданибудь по сѐлах, заменяю за что-нибудь. Дополнительная или единственная приставка по- со значением дистрибутивного способа действия, совершѐнного многими субъектами или охватывающего множество объектов: поповы́везли, поперее́ли, попрода́ли; попораскры́тые. Глагольный суффикс -а- вместо -ива/-ыва-: Ко́лышка, она ловилась, но еѐ не кушали, выкида́ли; От будем как-нибудь выкара́бкаться. Морфология. 1. Наличие категории определѐнности, которая выражается указательными местоимениями, употребляемыми при впервые названных существительных: Ловили тых сусликов, у кого была ещѐ сила, двигались, ловили, ели; На этом жире пекли там коржики, тее латки такие пекли; И зимой этыми лохмотьями закрутим ноги. 2. Существительные женского рода вместо среднего: такая была помещения. 3. Существительные мужского рода парных по роду названий домашних животных вместо слов женского рода в значении биологического вида: А этых котов <…> – это ой, бегали за ими, ловили их. Попереели их (котов вместо кошек); Всѐ было́ у нас , коровки были, кони были работали; Забрал колхоз у нас косилки, и веялки, и кони, и коровы; Коли были кони свои, и забирали. Забрали всех конев, и подводы, и косилки, и веялки; Что такое съедобное поели, а какие там кони – 369 Л. Л. КАСАТКИН продали, выкинули, выгнали, бо надо ж кормить, ухаживать (кони вместо лошади). 4. Це́рква — 1-го склонения: У их церква, и когда это пришли русские, развалили церкву: «Никакого бога нет, ничего нет, церкву валить». Стали валить церкву. 5. Именительный падеж мн. числа партизане. 6. Именительный падеж вместо винительного как показатель неодушевлѐнности у названий животных: Забрал колхоз у нас косилки, и веялки, и кони, и коровы; Я беру эты рыбки, иду куда-нибудь по сѐлах. 7. Формы родительного-винительного падежа расширение сферы окончания -ов: Забрали всех конев; А то ели все собаков; нулевое окончание на месте -ов: Раньше у нас не ели несколько вид рыб от. 8. Безударные окончания -ей, -ими после заднеязычных согласных твѐрдого варианта склонения: ложкей; бедкими, палкими, плѐткими, санкими; ср. также хиру́ги – хоругви. Прилагательные 9. Возможны стяжѐнные формы: кажну улицу; И там бедненьки накинут на себе все лохмотья. 10. Безударное окончание -ой в форме муж. рода именительного-винительного падежа после твѐрдого заднеязычного согласного: Снег такой высо́кой, Хто остался жи́венькой, закапывали. Местоимения 11. Формы мене (при редукции предударного гласного мне), тебе, себе родительного, дательного и винительного падежей: Род. п.: Целый день у мене просидели; Дат. п.: Он молитвы топерь (в)от мене привязал вечерние и утренние всенощные; Вин. п.: Вот мой Бог услыхал мене; запрягли мене; От у мене стреляйте — не закрываю; Вы будете мене ломить, а я буду вас; Вдруг я чи заболею, а хто мене подниметь?; Манили мене; Господи, остав мне живую; остав мене только живую; 370 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... Отсекут тебе, чтоб где сидеть — ты уже больше не придѐшь никогда; И там бедненьки накинут на себе все лохмотья. 12. Форма личного местоимения 3-го лица ед. числа жен. рода винительного падежа ей: Летом ей нема и осень немае, только весной. 13. Форма личного местоимения 3-го лица мн. числа оны́. 14. Указательные местоимения: той (И. п. муж. р.), то́му, те́е; этый, эты, этых, этыми. Глаголы 15. Выравнивание основы формы 1-го лица ед. числа будущего времени по другим формам: Дайте ж мне подумать, как же это будеть, как это я справюсь там чи не справюсь. 16. Выравнивание основы настоящего времени по инфинитиву: Пойду, думаю, може попробоваю. 17. Выравнивание основы форм мн. числа настоящего времени по формам ед. числа у глагола хотеть: хо́чем, хо́чете, хо́чуть. 18. В окончании 3-го лица ед. и мн. чисел настоящего/будущего времени /тʼ/: даѐть, придѐть, продаѐть, растѐть, будеть, дуеть, наказываеть, укра́деть, хочеть, – везуть, дадуть, заберуть, идуть, кладуть, мруть, придуть, секуть, едуть, забирають, загоняють, заплачуть, запрещають, знають, отроють, подолбають, расшукають, скажуть, спрашивають, стынуть, хочуть; кричить, лежить, стои́ть, зава́лить, выно́сить, постро́ить, слу́жить, спро́сить, то́пить; — сидять, лежать, гово́рять, отлупять. 19. Отсутствие -ть у глагола може: Пойду, думаю, може попробоваю. 20. Безударные окончания 1-го спряжения у глаголов 2-го спряжения в 3-м лице мн. числа: делють, заплотють, посодють. 21. Постфикс -ся возвратных глаголов после гласной: осталися, поднялася, спужалися, топилися. 22. Формы плюсквамперфекта: Всѐ было́ у нас, коровки были, кони были работали; А у голод я уже так кричала была. 371 Л. Л. КАСАТКИН С формой среднего рода вспомогательного глагола, согласованной с родом подлежащего, при форме мн. числа основного глагола: И де какие были овечечки, де зѐрнышко, всѐ было́ везли. 23. Форма прошедшего времени в сочетании с будущим: И придуть, там снег отроють, там чуточку землю́ подолбають и туда его положили. 24. Инфинитив с наращением -ть: итить, найтить. 25. Деепричастная форма в значении перфекта: Трава, не сеяно, не орано года два, всѐ позаросши. Местоимѐнные слова 26. Неопределѐнное местоимение-существительное ктонибудь, относящееся к названию животного: В селе, я думала, будут собаки после голода, останутся хто-нибудь? 27. Местоимѐнное наречие/союзное слово де ʽгдеʼ: Даже я носила им молоко, де оны там жили; И де какие были овечечки, де зѐрнышко, всѐ было везли; Мы слышали, по книгах, по телевидению, что де-то оны делали плохо; Эти ж кусочечки мы шука́ли у голод, де-нибудь бы найтить его. 28. Неопределѐнные местоимения и наречия с морфемой -ся после согласного — -сь после гласного: И так думаю, что мы помаленьку построим вот, что если заплотим какся так; – Укра́деть ис пару курей да комусь продать; Потом у сорок восьмом году уродила пшеница, колхоз посеял там штось; Пойдѐм по́ миру, люди что-нибудь же дадуть какуюсь копейку, штось мы уторгуем. 29. Указательная частица во ʽвотʼ: Так о во жили. Синтаксис. 1. Прямой объект — существительное женского рода в форме именительного падежа: Придѐть время, будете белый хлеб есть, кутя́ хотите есть; Надо что-нибудь, пока мене нету си́ла, помочь. 2. Беспредложная конструкция на месте предложной: Как, Даша, вы были вечерне? (если [в] — это не результат стяжения [в в]). 372 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... 3. Оборот я имею вместо у меня есть: До девяти часов ты имеешь волю, ходи, гуляй, что хочешь делай; Это просто семья, своих детей имеют пять-шесть человек, батька, матка. 4. Инфинитив в значении неизбежности действия в будущем: И эта старшая уже такая форая, уже скоро ей помереть. 5. Одиночное ни при отрицании вместо соединительного сочинительного союза ни... ни: Она такая меленькая и колючая такая, что еѐ ни рукой от взять никак; И так наша церква не пострадала ни от бомбы, никто еѐ не развалил. Предлоги за вместо беспредложного сочетания: Женщина была злая, выполняла за всѐ, что положено; вместо на: Я беру эты рыбки, иду куда-нибудь по сѐлах, заменяю за что-нибудь; ко́ло — ‗около‘: Коло нас две семьи все у́мерли; с в значении ʽизʼ; перед согласным следующего слова возможен протетический и: Нас опять же узяли с первого класса у первый класс; Если какой хучь ребѐнок остался с йих один , не сдоброва́л; Такая нагайка вот была, с чего она там, ис резины чи чего изделана; И звонили, покойников носили ис хиругими (= с хоругвями). Запретили, сказали: «Без хируг!», а он выносить ис хируги; вместо беспредложного сочетания: укра́деть ис пару курей; по с предложным падежом на месте дательного: Не сажали по тюрьмах там; жили по квартирах; гляди по всех полках, по всех кýтиках; Я беру эты рыбки, иду куда-нибудь по сѐлах; по-за ради в значении ʽрадиʼ: Как слепые ходим, дѐргаем до утра по-за ради той кашки. Союзы бо в значении ʽибо, потому чтоʼ: Что такое съедобное поели, а какие там кони — продали, выкинули, выгнали, бо надо ж кормить, ухаживать; Хоронить нема кому же, взять и закопать, бо все бессильные; коли в значении ʽеслиʼ: Коли были кони свои, и забирали. чи в значении ʽилиʼ, в том числе перед одним членом предложения: 373 Л. Л. КАСАТКИН После года этого, как война началась двадцать первого июля чи в июне; Не выполнил ты уроки или же там баловался, чтонибудь делал чи девочку побил, учитель его наказываеть; Такая нагайка вот была, с чего она там, ис резины чи чего изделана; Не то, что оны там держали людей чи как; Девочка у шестом классе была чи в пятом; Дайте ж мне подумать, как же это будеть, как это я справюсь там чи не справюсь; Вдруг я чи заболею, а хто мене подниметь. Лексика Ба́тька — отец: Пять детей и матка, и батька умерли. Бéдка — повозка: А оны гонють у степ, едуть бедкими, подводами. Гарма́нить – молотить каменными катками или телегами, нагруженными камнями, в которые впрягались волы или лошади. Их гоняют по настланным на земле развязанным снопам пшеницы, пока из колосьев не выбьют всѐ зерно, которое потом отделяют от соломы и собирают: Всѐ было наше, сеяли, орали1, собирали урожай. Скосили, сгарма́нили и тем и жили. Годо́к — одногодок, ровестник: Младшая мой годок была. Жѐрна — жѐрнов, плоский каменный круг, служащий для размола зѐрен в муку: Дали нам по три кила пшенички на трудодень <…>. Мы тут начали крутить у каждой хате. Есть такая жѐрна, и крутили, варили кашку и еѐ ели, и кушали. Ко́ло — около: Коло нас две семьи все у́мерли. Ко́лышка — рыба ко́люшка: Ко́лышка, она ловилась, но еѐ не кушали, выкида́ли. Она такая меленькая и колючая такая, что еѐ ни рукой от взять никак. Ко́па́ — Большая куча сена, снопов хлеба, копна: День работаешь – загребали ко́пы. Трава, не сеяно, не орано года два, всѐ позаросши – рубали. Край — на краю: Там стояли немцы и край села жили по квартирах. Куды́ — куда: Как же это мы будем, если тут нема куды человека садить? 1 374 Ора́ли – пахали. ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... Кут – угол, ку́тик – уголок: А гляди по всех полках, по всех кýтиках — не найдѐшь что-нибудь, чтоб у рот можно было покласть. Ла́тка — кушанье из рыбы, приготовленное в специальной посудине — латке: Такая была жирная, что если еѐ сварил, то ложкей собираешь этот жир — рыбий жир. И даже на этом жире пекли там коржики, тее латки такие пекли, люди ели. Ломи́ть — ломать: От у мене стреляйте – не закрываю и не даю ломить. Вы будете мене ломить, а я буду вас. Ма́лый — младший из детей: Малая: «Расскажи, бабушка, про голод, расскажи, как это бывало». Ма́тка — мать: Умер батька, и матка, и сын, и дочка. Нема́, нема́е вместо нет, не: Никого нема, И тут у нас у селе многих забрали на машину, увезли, так и по сей день нема; Что станут ревизию делать – нема и нема; Денег ни копейки нема, ничего нема; У голод нема чего есть; Пьяница же выпить хочет, а нема за что; Как же это мы будем, если тут нема куды человека садить?; Ну строиться вот нема с чего; Хоронить нема кому; Летом ей нема и осень немае, только весной. Неха́й — пусть: Ну весной нехай нас двое идуть у школу. Ора́ть — пахать: Всѐ было наше, сеяли, орали, собирали урожай. Осень — наречие: Летом ей нема и осень немае, только весной. Отчу́неть — отойти от болезни: Мать от трошки отчу́нела. Хиру́ги — хоругви: И звонили, покойников носили ис хиругими. Запретили, сказали: «Без хируг!», а он выносить ис хируги. Подня́ть — раскулачить: И подняли тут некоторые семьи, которые были проти этого, чтоб сдать. Забрали их на чѐрную машину и поповывезли в общем. Покла́сть — положить: Не найдѐшь что-нибудь, чтоб у рот можно было покласть; Всех туда в одну ямку поклали. Посто́лы́, посто́лики — Лѐгкая обувь, состоящая из одного или нескольких кусков кожи, стянутых вокруг ступни шнуром: И зимой этыми лохмотьями закрутим ноги и посто́лики – 375 Л. Л. КАСАТКИН кожа от коровы, или от собаки, или от телѐнка, и так вырежешь, согнѐшь и сделаешь такой на шворочке окладик. Поча́ть — начать: Война закончилась девятого мая, ну и почали нас шарабýить – всѐ выбирать, забирать. Про́ти — против: И подняли тут некоторые семьи, которые были проти этого, чтоб сдать. Протруси́ть — протрясти: Оны за месяц всѐ протруси́ли, оставили только пустое всѐ. Ра́зом — одновременно, в одно и то же время; сразу: И там люди все по селу мруть, даже ра́зом соседи опухают, умирают. Расшука́ть — разыскать: Если человек жалуется, что «меня обидели», а хто -то видел, то да , а не , то взнаю́ть. Всѐ равно расшукають, хто это сделал. Са́мо — самое время: Вот сейчас вечером са́мо же гулять. Се́вце — Как это сказать, ну, пост, пограничный пост, считай, пост был тут как охрана села. Си́льно — очень: Сильно люди слабые. Слага́ться — полагаться: На кого вы слагаетесь, на бабу? Сла́дкий — вкусный: Она очень вкусная, сладкая рыба. Ста́ять — таять: А потом уже стало стаять, весна уже. Стýда — оттуда: Ну мать пришла туда, посмотрела, говорит: «Иди, дочечка, домой. Как же тут мучают, иди домой, вже будем умирать умéстесь». Забрáла меня стýда. Суту́рно — ? Ну, началась война, ничего не стало, ни товаров никаких, ни мануфактуры. И кругом, так и у нас кругом, суту́рно, ничего нема. Так са́мо — тоже, также; точно так: Пять детей и матка, и батька умерли. Сбоку тоже, так само умерли. Топе́рь — теперь: Он молитвы топерь от мене привязал вечерние и утренние всенощные. Тро́шки — немного: Мать от трошки отчу́нела. Туды́ — туда: Он эту лежанку свою вскрыл, верьх открыл и туды зѐрнышко насыпал. Уве́чери — вечером: Тогда ж как рабы у стéпи, утром у степ, уве́чери домой. Уме́стесь — вместе: Иди домой, вже будем умирать умéстесь. 376 ИСТОРИЯ ОДНОГО СТАРООБРЯДЧЕСКОГО СЕЛА... Форту́на — калитка: Вот открытые двери, фуртуна; дуеть, мороз. Хло́пчик — маленький мальчик, паренѐк: Учили они очень строго. Даже били нас, не всех, а кто боролись, особенно хлопча́т. Хова́ть — прятать; хоронить; совершенный вид сховать: И звонили, покойников носили ис хиру́гими . Запретили, сказали: «Без хируг!», а он выносить ис хируги. Покличуть, там его трепють, трепють, а он говóрить: «Как носили наши предки, так и мы будем хова́ть»; Говори, где зерно схо́вано, где закопано. Хучь — хоть: Если какой хучь ребѐнок остался с йих один, не сдоброва́л. Час, чича́с — сейчас: На нашей от вулице вам час расскажут; Вот чича́с уже ж у нас рыба есть. Чего — зачем: Ну я им всѐ говорю, что «кусочечки доедайте, кусочек остался твой — доедай». – «А чего, бабушка?» – Говорю: «Мужик кривой будеть». Чижало́ — тяжело: Мне было четырнадцать лет, я пошла в няньки няньчить там одному богатенькому деток, ну чтоб кормил хоть. Но чижало, запрягли мене — стирай. Шарабýить — шерстить: Война закончилась девятого мая, ну и почали нас шарабýить — всѐ выбирать, забирать. Шагло́та — отбросы, подонки: Ну, его заберуть, посодють, отвезли, а хозяйство осталось. А эты, шаглóта эта, разбирали это хозяйство. Эты бедняки, которые разбирали богатеньких этых, что забрали их и семьи, имущество делють, забирають. Шво́рка — шнурок: И зимой этыми лохмотьями закрутим ноги и постолики — кожа от коровы, или от собаки, или от телѐнка, и так вырежешь, согнѐшь и сделаешь такой на шворочке окладик. Шука́ть — искать: Господи, эти ж кусочечки мы шука́ли у голод, де-нибудь бы найтить его — его не было. Литература Пригарин А. А. Русские старообрядцы на Дунае: формирование этноконфессиональной общности в конце XVIII — первой половине XIX вв. Одесса; Измаил; М.: «СМИЛ»; «Археодоксия», 2010. 377 А. В. Малышева, А. В. Тер-Аванесова ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ И ГРАММАТИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ РУССКИХ ГОВОРОВ (Формы, восходящие к плюсквамперфекту) Аннотация. В статье рассмотрены контекстные значения форм, восходящих к формам плюсквамперфекта, а также близких им по значению конструкций с бывало, было, в муромских и южнорусском говорах на материале текстовых баз данных. В этих говорах представлены формы с вспомогательным глаголом, согласованным с формой прошедшего времени (была пришла, были пришли и т. п.) и формы с частицами: был пришла в муромских говорах и было пришла — в южнорусском. В муромском говоре с. Пустоша формы, восходящие к плюсквамперфекту, среди которых наиболее распространены формы типа был пришла с преобладающим «антирезультативным» значением, встречаются в 5 раза чаще, чем в южнорусском говоре Роговатки. В южнорусском говоре получили распространение конструкции с вводным словом было ‗бывало‘, ‗было так, что‘. Ключевые слова: текстовые базы данных, русские говоры, плюсквамперфект, антирезультатив, неактуальное прошедшее. Одна из задач нашей статьи — показать возможности, которые дает применение корпусных методов в диалектологии. «Корпусный подход» в широком смысле этого слова является основой диалектологических исследований с того времени, когда в обиход ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... диалектологов вошла звукозаписывающая техника и появилась возможность анализа распределений и варьирования в говоре на основании исчерпывающих (в рамках данного корпуса материала) выборок данных. Такой подход теперь представляется единственно возможным, например, при изучении диалектных систем словоизменения, особенно систем сложно устроенных, и при описании грамматики говоров. Пионером в области компьютерной диалектологии (и далеко не только в ней) по праву считается А. С. Герд. В этой работе мы попытались проанализировать употребление форм, восходящих к плюсквамперфекту, и близких им по значению форм прош. времени в высказываниях с частицами (вводными словами) было и бывало на материале трех корпусов диалектных материалов: (1) лексико-грамматической базы данных по говору с. Пустоша Шатурского р-на Московской обл. (Пуст.), (2) аудиозаписей говора деревень Татарово, Ожигово и Нула Муромского р-на Владимирской обл. (Тат., Ож., Нула), (3) базы данных по говору с. Роговатое (Роговатка) Старооскольского р-на Белгородской обл. Текстовые базы данных по «муромско-рязанскому» говору Пустошей (с морфологической разметкой и частично снятой морфологической омонимией) и по слобожанскому говору Роговатки (без морфологической разметки) были построены С. А. Крыловым при помощи программ STARLING (автор С. А. Старостин). Тексты для баз данных подготовлены авторами настоящей статьи и С. В. Дьяченко. База данных по говору Пустошей размещена на сайте С. А. Старостина «Вавилонская башня» (www\: starling.rinet.ru). Объем баз данных относительно невелик: пустошенская база включает чуть более 120 тыс. словоупотреблений (текстовых словоформ), роговатовская база — чуть более 80 тыс. словоформ. Корпус данных по говорам Муромского р-на составлен путем выборки всех релевантных для этой темы примеров из аудиозаписей продолжительностью 12 часов звучания. Аудиозаписи, на которых основаны эти корпуса материалов, в основном представляют «спонтанную речь» носителей говоров. Меньшая часть записей — ответы информантов на вопросы программ. За редкими исключениями, речь каждого информанта представлена записями не менее полутора часов 379 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА звучания. Базы данных по говорам Пустошей и Роговатки построены на материале сплошных расшифровок нескольких аудиозаписей, выполненных в упрощенной фонетической транскрипции. В пустошенской базе данных отражена речь 10 человек 1912—1938 гг. рождения, в роговатовской базе — речь 15 жителей села 1919—1949 гг. рождения. Корпус материалов из Муромского р-на составляют записи речи 6 чел. 1921—1936 гг. рождения. Родившиеся в 20-х — начале 30-х гг., как правило, имеют начальное образование (кроме трѐх информанток со средним образованием и трех не учившихся в школе женщин, из которых одна осталась неграмотной). Родившиеся в середине — второй половине 30-х гг. имеют среднее или неполное среднее образование, родившиеся в конце 40-х гг. имеют среднее специальное или высшее образование. Все эти лица — носители местных говоров, однако их идиолекты несколько различаются в зависимости от возраста и личных особенностей. Кроме того, речь нескольких пожилых жителей Роговатки отражает вариант местного говора, распространенный в части села. Анализ и классификация значений форм, восходящих к древнерусскому плюсквамперфекту, а также близких им по значению, но по происхождению не связаных с древними формами плюсквамперфекта конструкций с вводными словами (частицами) бывало и было, в нашем материале был сильно облегчен наличием обширной литературы последнего времени, посвященной плюсквамперфекту в восточнославянских языках и диалектах и плюсквамперфекту в типологическом плане. В первую очередь, это (Пожарицкая 2015) и ряд ее более ранних работ, (Шевелѐва 2007) и другие работы автора, (Жукова, Шевелѐва 2010), (Петрухин, Сичинава 2008), (Плунгян 2002), (Сичинава 2013). 1. В муромских говорах Пустошей, Татарова, Нулы и Ожигова представлены два рода форм, восходящих к древнерусскому плюсквамперфекту: с согласованным вспомогательным глаголом (была́ родила́сь, бы́ли проходúли, была́ жила́ ) и с частицей был (напра́вили был, легла́ был, была́ был). Частица был во фразе всегда безударна. Ее форма, по-видимому, обязанная своим возникновением редукции конечного 380 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... гласного до нуля (<было), имеет в говорах постоянный состав был, без конечного гласного. Результаты фонетической редукции в данном случае морфонологизированы, как и в некоторых других формах, например, в татаровском союзе нет… нет (< не то… не то) и др. Чисто фонетическая редукция до нуля гласных 2-го предударного и 1-го заударного слогов в муромских говорах характеризуется факультативностью, ср. то́же / то́ш и даже род. ед. м. нич‘овô плохôвъ / нич‘о́ф плохôф (Пустоша). Частица бы́ло и вспомогательный глагол был (была́ и т. д.) могут нести фразовое ударение. Положение частицы был во фразе показывает, что она хорошо сохраняет свойства синтаксической клитики, располагаясь после первого ударного слова во фразе (см. ниже примеры 1, 2, 4, 6–9, 11, 14, 16, 18, 21, 22, 25, 27, 47, 48). Реже она является энклитикой не первой тактовой группы фразы, располагаясь в препозиции к л-форме (19, 20, 26, 46), между частями составного сказуемого (12) и в постпозиции к л-форме (3, 5, 10). Явными отклонениями являются случаи постановки был в начале фразы (17) и в позиции энклитики в тактовой группе, следующей за л-формой (13, 15). Положение во фразе вспомогательного глагола и вводного слова (частицы) было свободное. Однако формы вспомогательного глагола, бывшие энклиноменами, тяготеют к позиции синтаксической энклитики (29–31, 33). Дополнительные примеры см. в (Тер-Аванесова 2013). 1.1. В муромских говорах обнаружено 80 примеров форм, восходящих к формам др.-р. плюсквамперфекта (69 примеров в говоре Пустошей и 11 в говоре Татарова , Ожигова и Нулы ). Бо́льшая часть этих примеров — формы прош. времени с частицей был, имеющие антирезультативные значения (Плунгян 2001; Сичинава 2013); всего имеется 49 таких контекстов в Пустошах и 9 контекстов в Татарове, Ожигове и Нуле. 1.1.1. В контекстах с двумя соотнесенными предикатами формы прош. времени с частицей был обозначают: действие, результат которого отменен вследствие последующего действия, см. примеры (1–6); действие, цель которого не достигнута (7–8); действие, которое прервано вследствие последующего действия (9–10); нереализованного намерения (11). В то же время во всех 381 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА таких контекстах формы типа открыла был имеют таксисное значение, обозначая завершившееся действие, предшествующее другому действию в прошлом. Контексты такого типа представлены в материале чаще других (Пуст. — 41 пример, Тат., Ож., Нула — 5 примеров). Эти употребления полностью соответствуют конструкциям с частицей было в литературном языке (Русская грамматика 1982: § 1694). (1) Мен‘а́ был снач‘а́ла напра́вили в де́вич ‘йу (школу учительницей), ра́н‘ше гимна́зии бы́ли , во́т, мен‘а́ был в див‘ано́стъ вос ‘му́йу шко́лу , а пото́м ф сто́ дес ‘а́тъйу к ма́л‘ч‘икъм пир‘велú, йа́ три го́да рабо́тълъ та́м. Тат. (2) И во́т она́ уш упосл ‘а́ мнуч ‘о́нъка (стала жить в доме престарелых). Вз’а́л был мънуч‘о́нък в Му́ръм , а жона́ -тъ мнуч‘о́нкъ-тъ и ушла́ ут йово́. «Ты́ што́ ухо́диш?» — «Из-зъ ийо́, из-за ба́ушки ». Мнуч‘о́нък прив‘о́с ийо́ (обратно в Ожигово), дъ ф пристаре́лый до́м. Ож. (3) Ой, а йа́ закры́ла там по́тпъл-та, а то́ упад‘о́ш. Ет йа дл‘ь котôф откры́ла был по́тпъл, а то́ мъл пътай мы́шы нъб‘огу́т, карто́ф‘-тъ фс‘у згрызу́т, и откры́ла но́не-к. Пуст. (4) Етъ он ê ка́к-тъ върова́ли, фс‘овô набра́ли и, машы́ну был купúли… Тепéр‘ гдê-то да́ч‘а, килóмитръф зъ шыс‘а́т, а на да́чи – што́ у Кла́ви до́м , а у на́шый Га́ли фс ‘о́ покры ́тъ жолêзъм! Йа как чу́ствъла, што йейо́ етъ нару ́шут, вит‘ ни таки́х‘ пъдыма́йут, пра́вда? А éтъ говнô-тъ, и вот е́та значит онê: машы́ну отн‘а́ли, да́ч‘у не зна́йу , вот тепе́р‘ не зна́йу , отн‘а́ли нêт е́ту да́ч‘у, да́ч‘а она́ дал‘о́ка. Пуст. (5) Прийе́хъла (в дом престарелых навестить бывшую соседку), дли йейо́ (рядом с ней) устла́ла дъ л’огла́ был , а пришла́ н‘а́н‘ка и гъвор úт: «Ты што́ ту́та , идú наве́р‘х, та́м и ослобо́дны ко́йк ‘и». Йа́ уш наве́р ‘х ушла́, та́м и нъч ‘ова́ла. Де́скит‘, ты́ ни оддо́хниш ту́та. Ож. (6) (Вам помогла операция?) — Пъмогло́, йа софс‘е́м был осл’е́плъ. Нула. (7) Одúн па́рин‘, он шо́фир, вот он мен‘а́ был пъл’убúл. Но йа – с солда́тъми ни пойд‘о́ш гул‘а́т‘, та́м порôк большо́й. Пуст. (8) Йево́ (рапс) был посе́ил у на́с Петро́ф тогда́ , а о́н не вы́рас. Нула. 382 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... (9) Была́ был кл‘у́ква тут р ‘а́дъм, а фс‘о́ пъгорêла. Тепе́р‘ там фс‘о́ згорêта. Пуст. (10) А мы́ ишэ … йа ишэ уч’и́ццъ то́къ нъч’ала́ бъл . И удра́ли, но́ч‘йу уйе́хъли, из Украи́ны-ти. Тат. (11) И в ôт т ôл‘къ йа во дв ôр вошла́ , хотêла был открыва́т’ калúтку к корôви — открыва́иццъ фторо́й одд êл. У мен‘а́ гд ê корôва, там дв ê когда стойа́ли , а одна́ — пусто́й загôн. Открыва́иццъ — мужыч‘о́к, зна́иш како́й , вот м ôжыт быт‘ се́мдисет п ‘а́т‘ сантúмитръф, бôльшы не бу́дит нав êрнъ (встреча с домовым). Пуст. В позиции предикатов с был встретились глаголы и обороты: ходить 6×, уйти, приехать, говорить, рассказывать, хотеть сказать, хотеть открывать, с радостью, ничего ‗можно терпеть‘, зарядить ‗договориться‘, подрядиться, поступить (на работу), направить (на работу), набиваться, посадить (в тюрьму), не стать делать, (не) стать учиться 3×, начать учиться, работать 2×, сделать, посеять, купить 2×, открыть, ослепнуть, полюбить, взять, быть, стоять, лечь, жить, зажить. 1.1.2. В шести контекстах, см. примеры (12–16), предикаты типа нажили был обозначают действия, до некоторой степени приблизившиеся к своему результату в завершившийся период времени в прошлом. Во всех примерах речь идет о желательных для говорящего изменениях: повышении материального благополучия или повышении успеваемости в учебе; возможно, формы типа нажили был выражают неуверенность говорящего в том, что результат действия в будущем будет полностью достигнут или не отменен. Значения этих форм, повидимому, можно считать разновидностью антирезультативных. Отметим, что в этих контекстах таксисное значение предшествования другому действию в прошлом у форм типа нажили был полностью отсутствует; однако налицо противопоставление в этих высказываниях разных временных планов и принадлежность действий, названных этими формами, к области «неактуального прошедшего». (12) Дъ жы́с‘ была́, уш тут ман ‘е́н‘къ ста́л’и по́сл‘и был нала́жывъццъ, снача́лъ-тъ кон‘е́шнъ по́сл ‘и войны́ -т‘и тру́днъ бы́лъ. Нула. 383 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА (13) На́шы-тъ го́ж жыву́т с ‘еч‘а́с. На́шы-т‘ во́н как ръжжыл‘úс. У на́с н ‘е́ былъ тако́й жы́зн ‘и, кака́ с ‘еч‘а́с-ту… Што́ йетъ , во́т грит , не́ л ‘убъ йúм (правительству США), на́шы-ти ръжжылúс го́же был, хърошо́. Ож. (14) А потôм уш ы, вот был и жы́ст ‘-то, нъчалôс’ немнôшка: не л‘нôф не ста́ла , не пр‘а́с‘т‘ не ста́ла , гул‘а́й в любôйе вре́м ‘а (жизнь немного улучшилась, когда некоторые виды работ прекратились). Пуст. (15) Ета вот на́жыли фс‘о́ был, а тогда́ не́ была никакúх‘ мисору́бък (это потом уже понемногу обзавелись разными вещами, а в старое время не было мясорубок). Пуст. (16) Она́ пъступúла вот в ин ‘с‘титу́т, ни по ру́скъму , нъ англúским. И у йе́й мъл , учытел‘а́ руга́ли : пло́хъ учы́лъсе . Прийêдит — рев‘о́т-рев‘о́т: «Ника́к у мен‘а́ дêлъ ни ид‘о́т!» Ну вот мане́н‘ке был нъучы́лъс’ (немного втянулась в учебу). Пуст. 1.1.3. В шести контекстах предикаты типа убило был имеют проксимативные значения — разновидность антирезультативных (Плунгян 2001). Формы типа был сгорели обозначают «прерванные» действия, почти достигшие своего результата; в случае его достижения результат был бы крайне нежелателен для говорящего. Данные конструкции синонимичны конструкциям с чуть не, чуть было не лит. языка. (17) Бы́л во́тъ згоре́ли мы тогда́ (чуть было не сгорели: загорелась крыша, но дом и имущество остались целы). тросни́к. О́й, мы напуга́лис, ба́т‘ушки тепе́р ‘, кры́шъ-тъ не покры́тъ, а троснику́-ту за уса́дъм-ти во́ — стойа́л тако́й! Тат. (18) Как вот пъзъфчера́ бы́лъ мен‘а́ уда́рилъ (чуть было не потеряла сознание) йа угоре́ла. Тат. (19) Мен‘а́ рас то́към был уби́ла, в завôди. Пуст. (20) Он зъ мен‘а́ — бываuла хтоu мен‘а́ пъкориuт гдê, он с моuсту спуuстит. Он ф сельсовêти однуu с моuсту был спустиuл. Пуст. (влюбленный заступался за любимую девушку: клеветавшую на нее женщину он чуть было не спустил с лестницы), ср. об этом же эпизоде в примере (21). (21) Стаuла однаu кориuть мен‘а́, а она́ — съ фтор ôвъ йитажа́ был бро́сил. Пуст. (22) А онаu, ну стаuръйъ, чуuт‘ пъмолôжы мен‘а́, онаu гдê-тъ зъблудиuлъс‘. Ходиuла гл‘адêла Пустошаu, и ушлаu был 384 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... в Уuршъл. Вôт йа и над неuй смейаuлъс‘! (заблудившись, старушка чуть было не ушла в Уршель, в 20 км от Пустошей). Пуст. Ср. также пример из Задонского р-на Липецкой обл. (запись О. Е. Кармаковой и И. И. Исаева). (23) Мы был померли в сорак шестом гаду. Наряду с этим в Пустошах употребляются конструкции с чуть не. (24) Он мен‘а́ чут’ не убúл. Ср. пример, где л-форма с проксимативным значением употреблена без чуть не и без частицы был. (25) Йа́ в Роша́ли чуть не подо́хла ът ъдновô га́да, вúлами зъпорôл! (начальник цеха бросил вилы в работницу, но она успела увернуться). 1.2. В шести примерах из Пустошей сочетания частицы был с формой прош. времени не имеют антирезультативных значений и обозначают ситуацию, предшествующую моменту речи (26, 27); ситуацию в прошлом, имевшую временный характер (28, 29). В примерах (26–28) естественно усматривать выражение рассматриваемыми формами «регресса в повествовании» — его перехода в план прошедшего, неактуального для настоящего: (26) Вот гдê зъ Крива́ндиным , че́риз мо́ст упа́ли , йа́ те был роска́звъла (рассказывала раньше, в другом разговоре). Вот шо́фер-та жы́ф, и сеч‘а́с наернъ жы́ф, йа́ уш и не зна́йу. (27) И вôт тут прийеж ‘:а́л, ч‘ó-тъ г ýбы розд ýтыйе, наернъ с‘н‘а́ли либо с роб ôты, или ни робôтът нигдê вопщê. Он тут у на́з был гул’а́т’ ходúл, и йовô тут из‘бúли, нóс с‘ворнýли, в бол ‘нúцы л ‘ожа́л. Нý йа гъвор ‘у и жен úх. Врóди зъ с ‘острý зъступúлси, не зна́йу. (28) Знáиш, ъддыхáть прóстъ йêз‘д‘ут ф Сóчы? Навêрнъ Сóчы. Ф Сóчъф у нáс Йурка был робôтал три мêсица, ътробáтывъл (возможно также, что это пример с согласованным вспомогательным глаголом и должен относиться к рубрике 1.3). (29) А мы́ уход úли (на пенсию), у й éй вот ч éт‘вира бы́лъ детéй-та, у йéй ни хватáла стáжу. Онá был в Рошáл‘ пошлá, ъставл‘áла вот Кóл‘у ъдновô нá нъч‘… Онá вот пъступúла в 385 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА Рошáли робôтът‘, дъробáтыват‘ пéнсийу, ета гóт или пóлгъда. 1.3. Формы прош. времени с согласованным вспомогательным глаголом (былá учúлась и под.) в муромских говорах обозначают 1) давно бывшие действия/ситуации (30–33), давно бывшие завершившиеся действия, предшествующие другим завершившимся действиям/ситуациям (34–39); 2) в части примеров эти формы имеют антирезультативное значение (37– 39). В отношении нескольких примеров можно говорить об особых функциях данных форм в повествовании: регресса в повествовании, перехода его в план прошедшего в примерах (30–33), повествовательного зачина в примере (34). В примерах (38, 39) формы былá, квалифицируемые нами как вспомогательный глагол, в синтаксическом и смысловом отношении более автономны от л-форм, по сравнению с аналогичными формами в остальных примерах этого раздела; ср. о нечеткости границ между формами плюсквамперфекта и высказываниями с был — самостоятельными предикатами в (Пожарицкая 2015; Шевелѐва 2007). Всего в Пустошах зафиксировано 14 форм с согласованным вспомогательным глаголом, в говоре из Муромского района — 2 формы. (30) А вот Шату́ра от áпливъла еlектрúчиствъм, и сечáс робôтът один áкъвъ, каг был á, так и йе́с ‘т‘, и фс ‘у́ Москву́ ъбробáтывът. Суды́, Ивáнъвъ прохôдит л úнийа. Ты́ м ôжът вúдила, столбы́-тъ иду́т вон т áм ф концê? (Диалектолог: Нет, не видела.) Онê были тáм пръходúли (раньше столбы стояли там). Ивáнъвъ, Гус‘ Хрустáл‘ный — фс‘о́ ид ‘о́т от н áс с‘вêт. Пуст. (31) Ду́мъйу е́ти вот йе́с ‘т‘, и б ‘о́рдъ гд ‘ê-тъ бы́лъ вал’áлъсе, и е́ти, кáк уш ых , о́й. Забу́диш фс‘о́. Гдê-тъ у нáс нъ патлôки (на чердаке) онê фс‘о л‘ожáли. Пуст. (32) А фсê брат‘йá Сер‘ге́ивы. И писáлисе, фсê были в шкôлу ходúли, и Сер‘ге́ивы фсê риб‘атúшки. Пуст. (33) А рий óн был Су́дъгда , Владúмир‘c‘кий óблъс‘ти, Судогóцкъвъ рийóна бы́ли мы . А éта уш нáс ъткл’учы́ли, дъ двá рáза бы́ли (после «отключения» от Судогодского р-на с. Пусто- 386 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... ша было отнесено сначала к Кривандинскому, а потом к Шатурскому р-ну Московской обл.). Пуст. (34) До́ч‘к‘и-тъ — она́ была́ уч’úлъс нъ пръдафца́, м‘е́ста н‘е́ту, уш вы́уч‘илъс — ф Панф‘úлъв‘и търгова́ла, пото́м йейо́ ф с‘е́л‘сов‘е́т. Уш она́ на п‘е́н‘с‘ии, до́ч‘к‘и-та. Ож. (35) Попôф до́м-тъ был, бáт‘ушка стрôил был, кодá ищо, дъ ръскулáчиван‘йа-та. Пуст. (36) А у Шýрки отелúлас’а-то первушкóм былá лêтъс‘, а с‘овôдни фторы́м. Ай пéрвым, уш кáг бы не схвáстът‘, пъгодú. Пуст. (37) А дóчь, былá ръдилáсь хорôша — с такôй мáмъй такáя жъ стáла (о девочке из неблагополучной семьи). Пуст. (38) Та́м бы́ла нап úсънъ в етъй кнúшки-та, ф христома́тии-та, там в úдима бы́ла ище ни обжы́та Африка была́ … та́м бы́ла нап úсана: «жыву́т там ъбез ‘йа́ны, и нêт софсêм люде́й». Зна́чит ищ ó ни обжы́та была́ . А вот в е́тъй -тъ («Родной речи») уже́ не́ была (этих стихов), зна́чит уже ъбжыва́ласе та́ма… Христома́тийа была́ ъна прôщи была́ (об упраздненной хрестоматии для чтения в начальных классах, на смену которой пришла «Родная речь»). Пуст. (39) Йá вит‘ знáиш човô, пъступúла ф фезеó, тогдá былá, (потом ушла из ФЗО) а потóм з‘дêлъли тéх‘никъм, éта жы йá бы как рáс попáла ф тéх‘никъм. Пуст. 1.4. Сочетание жил был, по-видимому, является в муромских говорах устойчивым (только об умерших); вне всякого сомнения, оно стоит в ряду форм, восходящих к древнему плюсквамперфекту. Специально отметим, что в наших примерах эти сочетания стоят не в сказочных или других повествовательных зачинах. (40) У мен ‘а́ не́ былъ вы́вихъф -тъ при не́й , когда́ она́ жыла́-тъ была́. Тат. (41) Былá бы онá жылá, онá п те ръсказ áла, какýйу он á жылá жы́зн‘у. Пуст. Ср. без был: (42) Сы́н у мен ‘á одúн жыл, и орáла фс‘ó с‘олó уш, йа бóл‘нъ жалêлъ сы́на. Пуст. 1.5. В нескольких муромских примерах, разных по семантике и сочетаемости, можно видеть употребление вводного слова (частицы) было. Конструкции с вводными словами (ча- 387 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА стицами) было и бывало по происхождению не связаны с формами древнего плюсквамперфекта, хотя и сближаются с ними по значению (Шевелева 2007). 1.5.1. Частицы/вводные слова бывало и было (был) взаимозаменимы при л-формах глаголов быть и жить, см. примеры (42–44). Конструкции с бывало/было были (жили) выражают давно бывшие, завершившиеся состояния. (43) Бва́ла у на́с тут , йа́ те скажу, мы́ бы́ли, бва́ла вит‘, Владúмирс‘кий óбласти мы бы́ли. На́с тут отр êзали уш , ра́за два́ нас ътр‘оза́ли. Присйидин‘а́т – а потôм нас опе́т‘. А потôм уш отрêзъли-ти софсúм. Из-зъ дорôк. Дорôк нêту, и хтó тута. Пуст. (44) Вит‘ мы пр óжыли т óже фс ‘у жы́зин ‘ плóхъ. Тôкъ пърев‘óш… У на́с, у ма́тири бы́ла, жы́с‘-та была́ тóже нева́жна. Мы скотúну-ту фс‘у зда́ли, ф колхóс-то, одда́ли. Колхóс-ът был на́ш. Колхóз был на́ш, а тепе́р‘ фс‘ó úха. Пуст. (45) Вот та́к и пъжыв ú, одна́ плóхъ жы́т‘. Пока́ была́ ф сúли, тут бы́ла, быва́ла с ма́тир‘йу жыла́. Пуст. 1.5.2. Частица/вводное слово был (результат редукции было?) как синоним бывало несколько раз зафиксирована в конструкциях с формами полнозначных глаголов. При таких употреблениях был, как и при бывало, возможны формы и прош., и наст./буд. времени. Значения предикатов в таких конструкциях – регулярно повторявшиеся в прошлом действия. (46) В мóлдъс‘т‘и в д‘ефч‘óнкъх был пл’асáл’и. Нула; (47) И вôт ко мнê был приду́т – ты щó к нам нейд‘óш? Пуст. 1.5.3. В нескольких примерах вводное слово было зафиксировано в значении ‗было так, что…‘: это имеет место в конструкциях с формами прош. времени, обозначающими «единичные» (не повторяющиеся) действия или ситуации. Примечательно, что такое было дважды встретилось с формой прош. времени глагола быть: в «общем вопросе» и в отрицательной конструкции. (48) Йе́сли Шату́ра фста́ла бы , фс‘ó бы фста́ла. Бы́ла у вас свêту не́ была одúн де́н‘? Вôт така́йа бы в êщ пълуч‘úлъс‘. Пуст. 388 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... (49) У мен ‘а́ сноха́ , сыно́к в Му́ръми жыв ‘о@т, вот у йи@х умерла́ эта … то́жо ба́ушкъ . Ну она́ не́ былъ шъ была́ ста́рин‘ка (не то чтобы была старенькая). Тат. В одном примере сочетание был(о) с формой буд. времени имеет явное модальное (условное) значение ‗если (будет так, что)…‘ (50) Мъл К óл‘а: «Хтó теб‘а́ был обúдит, гóлъву ътрубл‘ý!» — реб‘а́та дескит ‘ обúд‘ут. Пуст.; (ср. также пример (37): было… еще не обжита Африка была). 1.5.4. Редкие примеры употребления частицы был(о) с инфинитивом также имеют модальные значения и подобны неполным конструкциям с опущенным модальным словом. (51) Недáвнъ, пиред вáми, йá был вáм пъказáт’, а оне́ уж вз‘áл‘и (ступу с пестом) (ср. я хотела была вам показать). Тат. (52) Завôт бы́л код á, бы́лъ топ úт’. А завôдъ, не стáл робôтът‘, тôплива н‘êту – фс‘ý мълод‘óш в лêс угнáли и мен‘á ф т‘êм жо (ср. надо было топить). Пуст. 1.6. Употребление форм, восходящих к плюсквамперфекту, в восточных среднерусских муромских говорах представляется достаточно архаичным. В 20% примеров в Пустошах и в 18% — в татаровском говоре сохраняется согласование вспомогательного глагола с формой прош. времени (была пришла). В юго-восточном архангельском говоре д. Тинева Верхнетоемского р-на согласование также сохраняется в 20% форм (Пожарицкая 2015: 393). (По происхождению юго-восточные архангельские говоры непосредственно связаны с более южными восточнорусскими говорами.) Чаще всего (59% примеров в Пустошах и 46% примеров в Татарове) формы, восходящие к плюсквамперфекту, встречаются в контекстах с двумя предикатами, где эти формы совмещают значение антирезультатива и значения предшествования другому действию в прошлом (41 пример в Пустошах и 5 примеров в Татарове с формами типа был пришла, 3 примера в Пустошах с формами типа была пришла). Значение антирезультатива имеет тенденцию закрепляться за формами с частицей был (был пришла): в Пустошах антирезультативные значения имеет 75% примеров форм типа был пришла, в том числе 389 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА 12% таких форм имеют антирезультативные значения и не имеют значений таксисных. Формы с вспомогательным глаголом (типа была пришла) в 75% примеров лишены значения антирезультатива и выражают значения неактуального прошедшего, предшествования другому действию в прошлом, маркируют начало или регресс в повествовании, в то время как формы с частицей был выступают в не-антирезультативных значениях всего в 9% муромских примеров, все они — из говора Пустошей. В муромской системе различаются формы с частицей был (был пришла) и конструкции с вводным словом (частицей) было. Последняя изредка выступает в качестве синонима вводного слова (частицы) бывало, а также в значении ‗был случай, что…‘. В представленных единичными примерами конструкциях с формой буд. времени (был обидит) и с инфинитивом (было топить) был(о) обнаруживает модальные значения. Муромская система форм, восходящих к плюсквамперфекту, таким образом, довольно близка системе литературного языка, однако отличается от нее сохранением форм с согласованным вспомогательным глаголом и сохранением у форм, восходящих к плюсквамперфекту, ряда не-антирезультативных значений и особых функций в повествовании. Как и большинство других восточнославянских систем, в том числе древних, она отличается от системы севернорусских говоров (Шевелева 2007), где достаточно последовательно употребляются формы с согласованным вспомогательным глаголом, а среди их значений «на первый план выходит модальная функция приглагольного был (-а, -о, -и), которую можно назвать маркированием семантической доминанты или фокуса в полипредикативном высказывании» (Пожарицкая 2015: 399). 2. В южнорусском говоре Роговатки, как и в муромских говорах, встречается два рода форм, восходящих к формам плюсквамперфекта: это сочетания форм прош. времени со склоняемым вспомогательным глаголом был (была, были) и с частицей было (и был как следствие редукции). Эти формы в роговатовском говоре очень редки (к приведенным ниже 8 примерам можно было бы добавить еще три). Зато развитие получают конструкции с вводными словами (или частицами) 390 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... было(че) и бувало(че), при которых возможны формы наст./буд. и прош. времени. Аллегровые формы этих двух синонимичных частиц иногда трудно разграничить. 2.1. Формы прош. времени совершенного вида с частицей было (был) имеют антирезультативные значения: прекращенного действия (1), действия, результат которого отменен вследствие последующего действия (2); неосуществленного намерения (3, 4): (1) Бы́лъ и у нáс стáл'и γръбá пръдъвáт', мъγаз'úн аткры́л'и, а патôм закры́л'и. (2) И вôт он был саб'ê куп'úл машы́ну, рáс ка мн'ê пр'ийêхъл, а нъ друγóй д'ен' уш н'ê нъ ч'ем (потому что продал машину). (3) И тôл‘къ събралúз’ былъ ит‘ит‘ — ты́ ид‘еш. (4) Кък увъшлá — н'икъγó н'êт у хáт'е, йá как был нъзáт (но выйти уже было невозможно, так как появилась сторожевая собака). 2.2 Формы прош. времени (совершенного и несовершенного вида) с вспомогательным глаголом был (былá, бы́ли), см. примеры (5–7), или с частицей было, см. пример (8), имеют значение действия или состояния, завершившегося в прошлом и неактуального для настоящего. В примерах (5, 6) это действия, относящиеся к давнему прошлому, а в примере (7) речь о только что завершившейся части разговора. Возможно, в (7) и (8) выражено предшествование действия моменту речи, ср. муромский пример (25); в примере (8) форма был шла может маркировать вставку в повествование. (5) Снъха́ п‘ек‘е́т, йа н‘êт. П'еклá йа, п'еклá тады́ былá и ус'ô д'êлълъ, хърашô д'êлълъ. Ну wôт. А ш ‘ш‘а́с т ‘ип‘ер‘ уш ч‘еγо́, н‘êт. Ш‘ш‘ас wôт вы́ду , пъс‘ижу́ во́ йд ‘е (вот где) дъ у ха́ту. Д‘êлът‘ йа н‘ич‘еγо́ н‘а д‘êлъйу. (6) Кáк зъхад'úл'и (в колхоз) — был д'êт врóд'и бъγăч'óм ътл'ич'úлс'и, бáт'ин ът'éц, вôт пъéтъму нас и бърахл'úл'и. (7) Вôт тъб ‘е так ‘и́йе, м‘и́л‘ин‘к‘ийе, д‘ела́. Ну хт ô зна́, ч‘о́ таб ‘е ишшо́ ръскъза́т ‘. Можъ та́к нъбубн’и́лъ а́бы що | была́. (8) Пр'ишлá éтъ сас'êткъ, къкáйь был суды́ шлá (которая только что шла сюда и уже прошла мимо), пр'ишлá и γъвар'úт': 391 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА «А йá w т'иб'е картôх'и пъγл'ажý». Все формы со склоняемым вспомогательным глаголом не имеют антирезультативных значений (5, 6?, 7); формы, образованные при помощи частицы было (был), могут иметь антирезультативные значения или маркировать регресс в повествовании. 2.3. Частицы (вводные слова) бувало(че), было(че) употребляются с формами наст./буд. и прош. времени, обозначая часто повторявшиеся, обычные действия в прошлом. На наш взгляд, частицы бывало(че), было(че) при формах наст./буд. времени и бывало, было при формах прош. времени несов. вида синонимичны. 2.3.1. бувало(че) + форма буд. времени, 21 пример. (9) И вот ънá, бувáлъ, нáйд'е ид'ê з'ипýн во éтът вот стар'úннъй, и нъб'ирáйе с сабôйу ч'ьлаек п'áт', и хôд'ут' (ряженые в Рождество). (10) У вóлъс'т', бувáлъ пън'асýт' пóч'ич'нъйу (взятку). (11) Óн бъвълъ л'áжъ, зъхвáт'е вп'ир'óт (место около печки), а йá л'áжу м'éжду йъγó и м'éжду γрýпк'и, дýмъйу аддв'úн'иццъ. (12) Ч'и нарôшнъ стръшшáл'и, бáпкъ бъвáла вы́д'а у дл'úннъй рубáх'и, халс'т'úннъй, дл'úннъй, в'иск'и (волосы) распýс'т'а и стръшшáла вот éт'их мълады́х. (13) И вот бывáлъ нъмусôл'уццъ, жы́л'и-та (бедно), а фс'ô хôццъ бы́ла пъкръсив'êйа. (14) Бъвáлъч'ъ óх-óх, пъдъйдé ýтръ, ан'ú у шкôлу з'б'ирáйуццъ, а йá бъл скажý: γóспъд'и, γóспъд'и, дъ н'и тó ш йа т'ип'éр' даждýс', щóп н'ихтó н'и хад'úл, у шкôлу! (15) Вот бwăлъ пълъжáццъ нъ п'ач'ú д'êт'и, и нашнýт', зъдáч'и там р'ешáт', зъдъвáйут' йим, а йá хажý. (16) Ув'аз'д'ê-т бъвáл пайêд'им — цýм, γýм, хôд'им, пъ мъγаз'úнам! (17) Вóт' йá бwыл бумáшку какýйу пъдымý — врóд'и ч'итáйу идý, ну хат'êлъс' мн'ê ў шкôлу. 2.3.2. было(че) + форма наст./буд. времени, 15 примеров. (18) Йá бы́лъ бран'ýс', бран'ýс' на н'úх, на Н'ýрку, γъвар'ý: «Дъ пъч'амý ты úх пускáиш?». (19) Бълъ пъсажý — ч'éр'ьз двá дн'á уш он пр'ин'áлс'и, 392 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... ўстъпóр'илс'и и стаúт'. (20) И вóт мы йеγо тóрх éтът, вóт éтъ пр'ийêд'иш былъч'ă — нас съб'ирáйут' ув артý. (21) И йá хôт' ид'ê был пайêм. (22) Был мáмă свôр'е ч'уγýн — двъццат'úл'итрôвъй, разд'êл'е нáдвъйе, пълав'úну пъклъд'é, пъйад'úм, а пълав'úн л'ажы́т', стаúт' ув éтъм ч'уγун'ê. (23) А тó wот ан'ú растýт' так'úйе wóд бал'шы́и, wот úγ был павы́д'ирγъйут', дъ ръс'т'éл'ут' их на éту, нъ жнéв'йъ, ан'ú ўл'ежáццъ, дъ мнýт' úх, да тôкъ-тъ рабôты бы́лă — н'евынас'úмъйъ с'úлă. 2.3.3. бувало + форма прош. времени несов. вида, 5 примеров. (24) Бувáлъ как тъдá нъ рабôту хад'úл'и, дъ ид'ê-тъ хот' с'илóм, а зъсм'ейéс'с'и. (25) Дъ éнтă зълатýха, зълатýха зъл'ипл'áла бувáла ўс'ý γóлъву! (26) А у м'ин'é йýпка д'в'ê палôтн'ишшы, дъ сáмъγъ пóла, как éт'и бал'ер'úны-т хад'úл'и бувáла, éт вот у м'ин'е м'итал'úч'иск'ий прóвълък, а йýпка ет ат м'ин'é. (27) Ó, дъ нъ прáзн'ик бъъл γатôв'ил'и, бл'инцы́ п'акл'ú. 2.3.4. было + форма прош. времени несов. вида, 3 примера: (28) А йá был ч'áстъ с мужыкóм с сваúм бран'úлъс'а. (29) С кăръвáнъм былъ з д'êвкъм'и, с р'еб'áтъм'и хад'úл'и зъ йáγъдъм'и. (30) Бы́л, знáиш, шо у стар'инý, кáк-тъ γрам'úл'и вóт бъγъч'éй éт'их, скат'úну вóт ъдб'ирáл'и. 2.3.5. Конструкции с частицей было и формами прош. времени совершенного вида отличаются от конструкций, приведенных выше (2.3.1-4), и означают ‗имела место такая ситуация, что…; был случай, что…‘ (31) Пъхáт', зъпр'аγл'ú былъ пъхáт' – он у нáс ч'аты́р'е γарôдъ пръвалôк, хтó знае, ус'ô пъwспъхáл. (32) Бы́лъ с'éл'ицкъй (глава сельской администрации, устар.) был, м'ьл'ицыан'êры, нашл'ú, пъзъбрáл'и éтът (самогонный аппарат). 2.3.6. Нельзя не упомянуть пример с «модальным» (условным) употреблением вспомогательного глагола было ‗было бы‘: 393 А. В. МАЛЫШЕВА, А. В. ТЕР-АВАНЕСОВА (33) «Дв‘ена́цът‘ пълуч‘а́иш, а ск ôкъ ш таб ‘ê на́дъ?» – «О́, дъ, дъ вот туды́ на́дъ , вон туды́ на́дъ , вô!» – «Ну дъ ишшо́ таб‘ê м‘ешо́к бы́лъ на́дъ таб‘ê!» 2.4. Таким образом, в южнорусском говоре Роговатки встречаются, хотя и несравненно реже, чем в среднерусских муромских говорах, формы, восходящие к плюсквамперфекту (с согласованным вспомогательным глаголом или частицей было (был) и формой прошедшего времени). Конструкции с согласованным вспомогательным глаголом чрезвычайно редки (всего 4 примера в корпусе) и имеют значение повторявшегося действия, имевшего место в прошлом (пекла была). Конструкции с частицей был чаще имеют антирезультативное значение; при этом антирезультативное значение также оказывается достаточно редким (5 примеров в корпусе). Сочетания вводных слов (частиц) бувало(че), было(че) с формами наст. / буд. и прош. вр. употребляются для обозначения повторяющихся, обычных действий в прошлом, сближаясь по значению с формами типа пекла была. Вводное слово (частица) было в конструкциях с глаголами совершенного вида имеет значение ‗было так, что‘. В роговатовском и муромском говорах представлены совершенно идентичные классы форм, восходящих к плюсквамперфекту, и конструкции с бывало/бувало и было (включая чрезвычайно редкие конструкции с модальным было). Соответственные формы двух говоров выступают в одинаковых или сходных значениях и типах контекстов (с некоторыми оговорками к этому сравнению можно было бы добавить и севернорусские говоры). Однако эти говоры отчетливо различаются частотностью форм разных классов. Так, формы, восходящие к плюсквамперфекту, встречаются в пустошенском текстовом корпусе почти в 5 раз чаще, чем в роговатовском (с учетом разного объема этих корпусов). Напротив, конструкции с вводным словом было, имеющие хабитуальное или «удостоверительное» значение, довольно редкие в муромских говорах, получили распространение в роговатовском говоре. Различия между говорами, таким образом, лежат в области частотности рассмотренных форм и конструкций, а не их устройства и набора их значений. 394 ТЕКСТОВЫЕ БАЗЫ ДАННЫХ... Литература Русская грамматика. Т. I. / Гл. ред. Н. Ю. Шведова. М., 1982. Жукова Т. С., Шевелѐва М. Н. «Новый» плюсквамперфект в памятниках Юго-Западной Руси XV-XVI вв. и современных украинских говорах в сравнении с великорусскими // Фонетика и грамматика: настоящее, прошедшее, будущее. Вопросы русского языкознания. Вып. XIII. / Ред. М.Л. Ремнева, С.В. Князев. М., 2010. С. 171–191. Петрухин П. В., Сичинава Д. В. Еще раз о восточнославянском сверхсложном прошедшем, плюсквамперфекте и современных диалектных конструкциях // Русский язык в научном освещении. 2008. № 1(15). С. 224–258. Плунгян В. А. Антирезультатив: до и после результата // Исследования по теории грамматики. Вып. 1. Глагольные категории / Ред. В. А. Плунгян. М., 2001. С. 50–78. Пожарицкая С. К. Славянский плюсквамперфект и его эволюция в некоторых севернорусских говорах // Исследования по славянской диалектологии. Судьба славянских диалектов и перспективы славянской диалектологии в XXI веке. М., 2015. С. 373– 403. Сичинава Д. В. Типология плюсквамперфекта. Славянский плюсквамперфект. М., 2013. Тер-Аванесова А. В. Производные формы отглагольной парадигмы и некоторые отглагольные частицы в одном среднерусском говоре // Исследования по славянской диалектологии. Вып. 16. Грамматика славянских диалектов. Механизмы эволюции. Утраты и инновации. Историко-типологические явления. М., 2013. С. 211–239. Шевелѐва М. Н. «Русский плюсквамперфект» в древнерусских памятниках и современных говорах // Русский язык в научном освещении. 2007. № 2 (14). С. 214–352. 395 Г. Я. Мартыненко Категория симметрии в словесности Аннотация. Обсуждается статус симметрийных представлений в лингвистике. Рассматриваются виды лингвистической симметрии: концепция асимметричного дуализма, фигуративная симметрия, ритм как переносная симметрия, симметрийные преобразования поэтических образов, интонационная симметрия предложения, симметрийные отношения в структуре частотных словарей, композиционная симметрия текста, симметрия линейных порядков в синтаксисе предложения. Ключевые слова: симметрия, асимметрия, квантитативная лингвистика, гармония, ритм, наука, искусство, пропорциональность, теория групп, динамика текста, синтаксис, линейные порядки, фигуративная симметрия, зеркальная симметрия, золотая симметрия Введение. Стремление к порядку, организованности, равновесию свойственно каждому человеку. Существует группа понятий, которые делают ощущение порядка явным. Это понятия «гармонии», «симметрии», «ритма». С ними связано наше стремление найти удобные, совершенные, красивые соотношения в различных объектах. По-видимому, этим продиктовано пресловутое чувство меры, уравновешенности и красоты, рождающееся на подсознательно-интуитивном уровне. Если интуиция сопровождается математическими измерениями, то наши КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ представления становятся эксплицитными, и мы можем соотнести наши представления с представлениями других людей. Принято считать, что понятие «гармонии» имеет более широкий объем, чем понятия «ритма» и «симметрии». Последние — в отличие от понятия «гармонии» — более формальны, более эксплицитны. Более того, ритм может рассматриваться как разновидность симметрии. Триада «симметрия», «гармония» и «ритм» вкупе с категорией «стиль» весьма популярны в эстетике, образуя ее теоретическое основание. Перечисленные понятия используются в науке крайне неравномерно. В естественных науках доминирует категория симметрии, особенно в тех областях, где используются геометрические и классификационные построения на основе формы по типам симметрии: в кристаллографии — классификации кристаллов, в физике — классификация элементарных частиц, химии — классификации молекул, биологии — классификации морфологических типов и др. Категория гармонии и ритма в естественных науках фигурирует значительно реже. Чаще всего они применяются в науках о живом. Что касается употребительности перечисленных понятий в разных искусствах, то здесь картина довольно пестрая. Известно, что искусства традиционно распадаются на две основные группы: 1) пространственные (изобразительные) искусства: орнамент, архитектура, скульптура, живопись; 2) искусства мусические (временные); к этой группе относятся музыка и художественная литература. Если в музыке и музыковедении понятие гармонии является рабочим инструментом и даже названием учебной дисциплины (вспомним хотя бы учебник Н. Римского–Корсакова), то в литературоведении, поэтике и стиховедении это слово используется лишь эпизодически. Гораздо чаще оно фигурирует в пространственных искусствах. То же самое можно сказать и о ритме, который является активным структурным и стилистическим приемом в поэзии и музыке, но в пространственных искусствах используется редко — обычно как чередование в пространстве определенных формообразующих элементов (Боднар 1994). Наиболее четко это проявляется в орнаменте. 397 Г. Я. МАРТЫНЕНКО Что касается симметрии, то она занимает доминирующие позиции в пространственных искусствах и очень редко фигурирует во временных искусствах. Исключение составляют риторика и поэтика, где понятие симметрии (Дюбуа, Менге, Эделин 1988: 130, 158) активно используется при описании некоторых фигур речи. И лишь в эстетике понятия гармонии, симметрии и ритма используются на равноправной основе, образуя терминологическую основу данной дисциплины, ориентированной на все виды художественной деятельности (Гилберт, Кун 1960). Не следует проходить и мимо того, что понятия гармонии, симметрии и ритма соотносимы не только с объектами художественной деятельности, но и с другими ее видами: экономической, политической, научно-технологической и др. И, конечно же, явления гармонии, ритма и симметрии присущи различным феноменам живой и неживой природы. Однако среди рассмотренной тройки понятий только симметрия имеет математическое толкование, в математике оно терминировано, в отличие от понятий гармонии и ритма. Нужно также иметь в виду, что категория симметрии реализуется в окружении «дочерних» категорий, таких как асимметрия, дисимметрия, антисимметрия и др. 2. Математическое содержание симметрии. Герман Вейль в своей знаменитой книге «Симметрия» пишет, что в обыденном сознании «с симметричным ассоциируется нечто пропорциональное, уравновешенное, а с симметрией — тот вид согласованности, соразмерности отдельных частей, который относится к единому целому, который объединяет их в единое целое» (Вейль 2007: 35). Такое понимание доминировало в античные времена вплоть до эпохи Возрождения. Позднее, ближе к нашему времени, с симметрией стали отождествлять ее частный случай — зеркальную симметрию. Симметрия стала вполне математическим (геометрическим) понятием. Став таковым, она, не потеряла связи с первичным пониманием, на протяжении веков соотносясь с порядком, совершенством и красотой. М. Яглом в предисловии к российскому изданию книги Вейля наглядно демонстрирует традиционное содержание поня- 398 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ тия симметрии с помощью букв кириллического алфавита (Яглом 2007: 15). Буква "Т" обладает осевой симметрией, поскольку она переводится в себя симметрией относительно вертикальной оси. Буква "О" обладает центральной симметрией, так как она переводится в себя симметрией относительно центра. Бесконечная в обе стороны последовательность …ЛЛЛЛЛЛ… букв Л обладает определенной переносной симметрией, поскольку она переводится в себя некоторыми параллельными переносами. С тех пор, когда античная математика, перестала быть исключительно геометрической, и вступила в эпоху Возрождения на путь алгебры, математикой симметрии стал язык уравнений, сначала квадратных, а потом и кубических. Однако все последовавшие затем попытки решить уравнения более высоких степеней с помощью алгебраической формулы или, как говорят математики, решить уравнение в радикалах, оказались тщетными. На пути математиков встала коварная пятая степень, барьер которой не удавалось преодолеть в течение столетий. И только в 1821 году молодой норвежец Нильс Генрик Абель доказал, что уравнение пятой степени нельзя решить алгебраическими средствами. Но при этом оставалось непонятным, каковы причины этого тупика. Их нашел французский математик Эварист Галуа (1811—1832) — основатель современной высшей алгебры. Он установил, что невозможность решения уравнения пятой степени вытекает из характера симметрий уравнения: «Если эти симметрии проходят … тест Галуа, … то уравнение можно решить с помощью алгебраической формулы. Если симметрии не проходят тест Галуа, то никакой такой формулы нет» (Стюарт 2010, с.14). Иначе говоря, общее уравнение пятой степени нельзя решить с помощью алгебраической формулы, потому что у него неправильные симметрии. Галуа на основе изучения симметрийных групп сформулировал фундаментальные понятия группы и поля, которые являются в современной математике основанием теории симметрии. Группы используются в современной математике и естественных науках (кристаллография, квантовая физика, генетика) для обнаружения внутренней симметрии (группы автоморфизмов). Внутренняя симметрия обычно связана с инвариант- 399 Г. Я. МАРТЫНЕНКО ными свойствами. Множество преобразований, которое сохраняет это свойство, образует группу симметрий. Сохраняя преемственность с традиционным пониманием симметрии, современная математика, основанная на теории групп, стала рассматриваться не только как некоторая красивая математическая теория, не только как техническое понятие, но и как наука о совершенстве (Сонин 2014). Это не только совершенство строгих форм — тех, которые создает природа, например, форм, которые свойственны кристаллам с их точной, рафинированной элементарной симметрией. Это как бы фундамент формы, ее первичное выражение. Чем ближе мы приближаемся к живой природе, и особенно к духовной жизни человека, тем формы становятся изощренней, причудливей, возникают их бесконечные вариации. Мы уже не можем говорить о симметрии в идеальном классическом понимании. Мы вступаем в пестрый мир отклонений от симметрии. Понятие симметрии усложняется. И по большому счету пока нет еще точных методов, позволяющих судить о том, является нечто симметричным или асимметричным и в какой мере (Береснева, Яглом 1974). Обращает на себя внимание и то, что одной из разновидностей симметрии — золотой пропорции (золотому сечению), присвоен статус полноправной статистики (Венецкий, Венецкая 1979). С последней тесно связаны геометрическая и гармоническая средние (Мартыненко 2009). 3.Симметрия в словесности 3.1. Структурная асимметрия. В лингвистике симметрия рассматривается в паре с антонимичным понятием асимметрия как универсальная антиномия, которая проявляется на разных уровнях языка в парадигматике и синтагматике. При этом асимметрия выступает как маркированный член оппозиции. Важнейшими среди асимметричных отношений считаются противоречия между означаемым и означающим (например: одно означающее — много означаемых и наоборот, много означающих — одно означаемое). Это явление получило название асимметричного дуализма (Карцевский 2010; Гак 1980). Такое понимание симметрии свойственно теоретической 400 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ лингвистике. Оно имеет в основном качественный характер, существенно отличаясь от математического толкования. Сюда можно также отнести симметрийные отношения, основанные на противопоставлениях в системе оппозиций, теории ядра и периферии, теориях диатезы, залога, транспозиции и т. п. (Холодович 1974; Теньер 1985; Гак 1998). Особое место в рамках структурной симметрии занимает антисимметрия (Копцик 2004), в которой с пространственной симметрией (например, зеркальной), совмещается противопоставление по другому признаку (например, функциональному или акустическому). Так, в языках с фиксированным порядком слов субъект и объект при глаголе характеризуются двумя свойствами — функцией и позицией. Позиция определяет функцию. Если имя слева от глагола, то это субъект, если справа, то объект. То же самое наблюдается и в некоторых именных словосочетаниях (ср.: «stone wall» и «wall stone», «математика красоты» и «красота математики», «алгебра гармонии» и «гармония алгебры», «пять дней» и «дней пять»). В таких словосочетаниях постпозиция или препозиция определяет их смысл. 1.2. Фигуративная симметрия. В поэтике, риторике, стилистике большое место отводится изучению фигур речи, способствующих достижению того или иного эмоционального или интеллектуального эффекта (Арнольд 1981; Ковтунова, Шведова 1986; Дюбуа, Менге, Эделин 1986; Береговская 2004; Пономаренко 2005, Авитал 2000). Такие фигуры часто строятся на использовании симметрийных отношений. Приведем несколько примеров. Это удвоение («Мечты мечты, где ваша сладость?» — Пушкин), анафора — единоначатие («Гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской»), эпифора («Струится неутихающий дождь, томительный дождь» — Брюсов), кольцо («Мутно небо, ночь мутна» — Пушкин) параллелизмы, сопоставление противоположностей — антитезы («Я царь, я раб, я червь, я бог» — Державин), инверсия («Бурь порыв мятежный» — Лермонтов) и др. (Словарь... 1974: 353–354). 401 Г. Я. МАРТЫНЕНКО Фигуративность характерна не только для поэзии. Она проявляется и в прозаической речи, в так называемой орнаментальной (узорчатой) прозе, проповедником которой был Андрей Белый (Белый 1934; Новиков 1990). Такая проза была очень популярна в послереволюционной русской художественной прозе в творчестве ведущих советских писателей: например, в творчестве Бориса Пильняка, Юрия Олеши, Леонида Леонова, Михаила Булгакова. Такие структуры типичны для крылатых фраз, фразеологизмов, пословиц, поговорок, часто построенных на антитезе: «Тише едешь, дальше будешь», «Семь раз отмерь, один раз отрежь», «Громче сеешь, тише жнешь» (Павловская 2001). Интересно, что фигуративность в словесности коррелирует с симметрийной теорией узоров, которая называется также цветовой (черно-белой) симметрией (Узоры... 1980: 236–238). 3.3. Симметрийные преобразования поэтического образа. В работе (Корона 1999) обсуждается вопрос о «зеркальной» повторяемости образов в поэтическом мире Анны Ахматовой. Работа этого механизма осуществляется в терминах качественной симметрии, рассматриваемой как система симметрийных преобразований (Зайцев 1991). Под симметрийным преобразованием В. В. Корона понимает такое превращение одного элемента поэтического мира в его подобие, когда между образом и подобием обнаруживается сходство хотя бы по одному признаку на уровне формы или содержания. Все симметрийные преобразования такого рода именуются отображениями. Подход Короны — одна из немногочисленных попыток приложения теории групп на филологическом материале (Корона 1999: 105–107). 3.4. Ритм как переносная симметрия. Основная масса лингвистических работ, связанных с симметрией, относится к работам в области ритма, главным образом, в поэзии, в меньшей степени — в художественной прозе. Здесь информационный поток огромен и обозреть его практически невозможно. 402 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ Под ритмом в стихе обычно понимается реальное звуковое строение конкретной стихотворной строки в противоположность метру (отвлеченной ритмической системе). Ритм — одномерная, орнаментальная структура, разноновидность переносной симметрии. Она представляет собой повторность определенных стоп в линейной развертке строки. Этот вид симметрии, в отличие от рассмотренных выше, связан с числом, он параметричен, более эксплицитен, может быть измерен. Не случайно при исследовании ритма в поэзии массовое применение нашли статистические методы. Иногда ритм также рассматривается как антисимметрия, то есть в данном контексте принадлежность стопы к конкретному типу, например ямбу или хорею, определяется и ударностью / безударностью входящих в нее слогов, а также порядком их следования. 3.5. Золотая симметрия как гармонический центр предложения. В серии работ Н. В. Черемисиной предложение рассматривается как математико-гармоническая структура. В основе ее концепции лежит золотое сечение, которое рассматривается как разновидность поворотной симметрии. (Черемисина 1982; Черемисина-Ениколопова 1999). Некоторые специалисты называют золотое сечение симметричной асимметрией. Это, наверное, не совсем игра слов, так как золотое сечение является гармоническим компромиссом между аддитивностью и мультипликативностью. Анализ предложения по Черемисиной осуществляется следующим образом. На основе учета ритмического строения и синтаксико-пунктуационных показателей предложение расчленяется на синтагмы. Затем подсчитывается количество синтагм. На следующем шаге путем умножения этого числа на коэффициент золотого сечения, получают гармонический центр (ГЦ) предложения — синтагму, стоящую на месте золотого сечения. Так, в предложении: «Нам было душно и тесно / жить в каменной коробке / под низким и тяжелым потолком / покрытым копотью / и паутиной‖ насчитывается пять синтагм. Значит гармонический центр (ГЦ) приходится в нем на 3-ю синтагму. В ГЦ сосредоточены эмфатическое фразовое ударение и мело- 403 Г. Я. МАРТЫНЕНКО дическая вершина предложения. Н. В. Черемисина считает гармонический центр эмоциональным пиком предложения. 3.6.Соотношение ядра и периферии в частотных словарях канонического типа. Самым простым параметром, характеризующим разнообразие (богатство) частотного словаря, является доля в нем повторяющихся единиц, т. е. отношение однократных единиц к совокупности всех лексических единиц. Этот индекс можно связать с эстетической теорией Айзенка (Eysenck 1942), основная посылка которой заключается в том, что эстетическое удовольствие обратно пропорционально количеству энергии, необходимой для восприятия эстетического объекта. Он постулирует два закона (Мак-Уинни 1972): 1. Закон повторения. Для того чтобы воспринимающий индивид испытывал чувство полноты и удовлетворенности, эстетическая форма требует повторяемости. 2. Закон утомления. Для того чтобы воспринимающий индивид испытывал чувство полноты и удовлетворенности, эстетический объект нуждается в разнообразии. Согласно теории Айзенка, чем лучше сбалансированы в эстетическом объекте разнообразие и повторяемость, тем большее удовольствие этот объект доставляет. Ниже (в табл. 1) приведены значения такого индекса разнообразия (Т) (Мартыненко 2009) для частотных словарей А. П. Чехова, Л. Н. Андреева и А. И. Куприна. Несмотря на то, что абсолютные объемы словарей и однократных единиц в рассказах трех авторов подвержены большим колебаниям, соотношение редких и частых единиц практически не зависит от авторской принадлежности текстов. Более того, это соотношение тяготеет к постоянному числу, близкому к золотому сечению (0,618). Но это соотношение прорисовывается лишь на выборках достаточно большого объема. Таблица 1 Индекс лексического разнообразия рассказов (T) по материалам частотных словарей А. П. Чехова (1999), Л. Н. Андреева (2003), А. И. Куприна (2006) Чехов 404 Андреев Куприн Сумма КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ Число неповторившихся единиц Число повторившихся единиц Общее число единиц T 5257 5834 7809 18900 8479 8298 12265 29042 13736 14132 20075 47942 0,617 0,597 0,611 0,606 3.7. Симметрийные свойства синтаксических структур в квантитативной типологии языков и стилей. Значительные успехи достигнуты в исследовании симметрии линейных порядков в синтаксической структуре предложения (Теньер 1959; Мартыненко 1988; Marcus 1994; Haider 2013). C точки зрения симметрии синтаксические структуры удобно рассматривать путем их представления в виде дерева составляющих, дерева зависимостей или гибридных структур. Можно исследовать, например, соотношения правого и левого ветвления, постпозиции и препозиции, соотношения сочинения и подчинения, последовательного и параллельного подчинения и др. Характеристики, основанные на этих синтаксических механизмах, далее могут использоваться в качестве диагностических переменных при построении синтаксической типологии языков и стилей (Ингве 1965; Мартыненко 1988, 2009; Севбо 1981, Гладкий 1985; Долинина 1977). Покажем это на примере препозитивных и постпозитивных структур в линейных цепочках, построенных на основе соподчинения. Нас будут интересовать только синтаксические связи при полном отвлечении от классов слов, реализованных в узлах дерева зависимостей. Ниже (в табл. 2) приведены усредненные данные для ширины куста в трех жанрах русских письменных текстов, а также в повседневной устной речи (Мартыненко 2015; Martynenko, Yadchenko 2015). Из табл. 2 видно, что в письменных видах речи различия между правой и левой ширинами невелики. Это подтверждается и проверкой гипотезы о существенности разности между средними с помощью критерия Стьюдента при трех уровнях 405 Г. Я. МАРТЫНЕНКО значимости: 5%, 1% и 0,1%. Гипотеза была отвергнута для трех письменных жанров и принята для повседневной речи. Таблица 2 Левая и правая ширина в разных видах речи Поэзия Художественная проза Научная проза Повседневная спонтанная речь Левая ширина Правая ширина 1,69 1,72 Левая ширина/правая ширина. 0,982 1,51 1,27 1,55 1,29 0,974 0,984 1,58 1,20 1,309 . Это означает, что в русских письменных текстах доминирует зеркальная симметрия: между правым и левым ветвлением с точки зрения механизма соподчинения в глагольном кусте нет значимых различий, тогда как в повседневной спонтанной речи левое ветвление существенно превышает правое. Это подтверждается и эмпирическим значением критерия Стьюдента при самых высоких уровнях значимости. Что касается устной речи, то здесь картина принципиально иная: левое ветвление резко превышает правое. Это подтверждается и соответствующими статистическими критериями. Легко также видеть, что 𝑊прав 𝑊лев = 1.309 = 𝜑2 , 2 где 𝜑 − число Фидия, равное 1, 618 (золотое сечение). Число 1,309 называют «золотым вурфом». Будучи воплощенным в геометрические формы, золотой вурф, производит «наибольшее эстетическое впечатление гармоничностью своих пропорций» (Сонин 2014: 168). Это означает, что левое и правое ветвление в русской спонтанной повседневной речи тесно связаны с золотой симметрией, в отличие от письменной речи, в которой независимо от жанра доминирует зеркальная симметрия. 406 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ 3.8. Композиционная симметрия художественно текста. При исследовании композиции текста (вербального, музыкального, кинематографического) весьма популярной переменной является золотое сечение. Увлеченность этой гармонической константой в Европе наблюдалась после того, как немецкий поэт и искусствовед Адольф Цейзинг провозгласил золотое сечение всеобщим законом, «разливающим жизнь во всей Вселенной» (Zeizing 1854). Позднее этот «закон» получил подтверждение в известных экспериментах Г. Фехнера и его последователей (Fechner 1976; Timerding 1919). В России впервые практическое применение золотого сечения было осуществлено в 1904 г. математиком и музыковедом Э. К. Розеновым при исследовании динамической развертки музыкального и вербального текстов (Розенов 1903). Внимание Розенова было направлено на динамическую развертку текста и отыскание в нем точки-кульминации, которая может «1) служить моментом раздела между главными частями произведения и установить этим пропорциональные размеры частей по отношению к целому; она может 2) подчеркнуть кульминационный пункт возрастающего по напряжению ожидания и может 3) отметить главную, основную мысль произведения, поместив ее на столь заметное для непосредственного чувственного восприятия место» (там же: 125). Розенов подчеркивает, что такого рода исследования легче начинать с поэтических текстов, в которых можно проследить развитие основной идеи, проявляющейся в художественной форме. Эффективность своего подхода ученый демонстрирует на материале текстов Лермонтова («Бородино», «Умирающий гладиатор», «Демон», «Три пальмы»), Шиллера («Кубок»), А. К. Толстого («То было раннею весной»). Методика Э. К. Розенова проста. Сначала при помощи каких- либо формальных или содержательных (музыкальных и словесных) симптомов (в каждом произведении разных) он находит точку кульминации, а затем соотносит ее с золотым сечением. Розенов утверждает, что в подавляющем большинстве случаев, особенно если произведение классическое (не модернистское) и высокохудожественное, такое совпадение имеет место. В дальнейшем пионерские исследования Розенова были 407 Г. Я. МАРТЫНЕНКО продолжены: в музыке Сабанеевым, Майзелем, а в кинематографе — Эйзенштейном (Сабанеев 1927; Мазель 1979; Иванов 1991). Рис. 1. Обобщенный динамический ряд среднего размера предложения в рассказах А. П. Чехова Столетие спустя исследования композиционной динамики текста (вербального и музыкального) были продолжены (рис. 1), но на принципиально иной основе с применением статистических методов (Мартыненко 2009). Особенности такого подхода заключаются в следующем: 1. Динамика кривой исследуется с помощью теории временных рядов. 2. Выдвигается гипотеза, заключающаяся в том, что числовое значение значительной части переменных по мере развития содержания текста не является случайным, а подвержено неслучайным колебаниям. 3. Колебание числовых значений может быть смоделировано с помощью сглаживающей теоретической кривой, отражающей композиционную динамику. Характерные точки динамической кривой (экстремумы и точки перегиба) интерпретируются как изменение «траектории» сюжетной линии. 408 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ Такой же контур кривой был получен автором также при исследовании романсов С. В. Рахманинова (Martynenko 2015). Заключение. Рассмотрены различные варианты симметрии в словесности. В большинстве случаев они формулируются в виде противопоставлений или противоречий: между означающим и означаемым, ядром и периферией, структурными и линейными порядками, синонимией и антонимией, препозицией и постпозицией и т. п. Все подобные противопоставления имеют преимущественно качественный характер. В последнее время симмметрийные отношения переводятся в план измерения, т. е. приобретают количественный характер, при этом данные визуализируются, т. е. переводятся в план геометрии. Это также способствует измерению. В лингвистике измерения наиболее эффективны при исследовании интонационных и синтаксических структур, а также композиции текста. Представляется, однако, что при разыскании симметрийных отношений в языке и речи нужно быть чрезвычайно осторожным и деликатным. Одно дело искать эти отношения в природе и совсем другое — в общественной жизни. В математике, естественных науках и в некоторых видах искусства симметрийные отношения лежат на поверхности, они легко формализуемы, бросаются в глаза, их трудно не заметить. А в лингвистике и словесном искусстве все скрыто. Необходимо усилие, чтобы в плетении слов увидеть правильности, регулярности, строгие и, более того, симметрийные закономерности. В точном смысле в языке и речи строгой симметрии нет да, наверное, и быть не может. В такой реальности симметрия — лишь некоторая путеводная звезда, некоторый идеал, который делает исследование более осязаемым. Такой идеал возможен, но не всегда нужен. К тому же симметрия — не всегда симптом прекрасного, она может раздражать и утомлять. Изящные и совершенные снежинки, воспетые Иоганном Кеплером (1983), могут восприниматься иначе, например, так, как их видел Томас Манн: «каждое из этих студеных творений обладало совершенными пропорциями, было холодно симметрично, и в этом заключалось нечто зловещее, антиорганическое, враж- 409 Г. Я. МАРТЫНЕНКО дебное жизни; слишком они были симметричны, такой не могла быть предназначенная для жизни субстанция, ибо жизнь содрогается перед лицом этой точности, этой абсолютной правильности, воспринимает ее как смертоносное начало, как тайну самой смерти» (цит. по: Узоры... 1980: 172). Конечно, такое «мрачное» отношение к симметрии родилось в представлениях художника, это — крайность. И все же оно появилось не случайно — как предостережение от чрезмерной увлеченности правильностями в реальности, которая не прочь их порой избежать. Литература Авитал Ц. Фигуративное искусство против абстрактного: уровни связности // Творчество в искусстве — искусство творчества / Под ред. Л. Дорфмана, К. Мартиндейла, В. Петрова, П. Махотки, Дж. Купчика. М: Наука, Смысл, 2000. С. 367–383. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка. Л., Просвещение, 1981. Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование М.; Л.: ОГИЗ, 1934. Береговская Э. М. Очерки по экспрессивному синтаксису. М.: Рохос, 2004. Береснева В. Я., Яглом И. М. Симметрия и искусство орнамента // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: ЛО изд-ва «Наука», 1974. С. 274–289. Боднар О. Я. Золотое сечение и неевклидова геометрия в природе и искусстве. Львов: Изд-во «Свит», 1994. Вейль Г. Симметрия. Пер. с англ. М.: Издательство ЛКИ, 2007. Венецкий И. Г., Венецкая В. И. Основные математико-статистические понятия и формулы в экономическом анализе. М.: Статистика, 1979. Гак В. Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. Гилберт К., Кун Г. История эстетики. Перев. с англ. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. Гладкий А. В. Синтаксические структуры естественного языка в автоматических системах общения. М., Наука, 1985. Григорьев Ю. Д., Мартыненко Г. Я. Типология последовательностей Фибоначчи: теория и приложения. Введение в математику гармонии. Saarbrücken: LAP LAMBERT ACADEMIC Publ., 2012. 410 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ Долинина И. Б. Системный анализ предложения (на материале английского языка. М.: Высшая школа, 1977. Дубова О. Б. Фигуративность и символизация. https://www.academia.edu/7148000. Дюбуа Ж., Менге Ф., Эделин Ф. и др. Общая риторика. Пер. с фр.. М.: Прогресс, 1988. Зайцев Н. И. Система «поэтических зеркал» в поэтическом мире А. Ахматовой / Ахматовские чтения: Сб. научых трудов. Тверь, 1991. С. 85–95. Иванов Вяч.Вс. Чет и нечет. Асимметрия мозга и знаковых систем. М: Советское радио, 1978. Иванов Вяч. Вс. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: 1991. Ингве В. Гипотеза глубины // Новое в лингвистике. 1965. Вып. 4. М. С. 126–138. Карцевский С. О. Об асимметричном дуализме языкового знака // Звегинцев В. А. История языкознания ХIХ—ХХ веков в очерках и извлечениях. 1965. М. 3-е изд. Ч. 2. С. 85–93. Кеплер И. О. О шестиугольных снежинках. М.: Наука, 1983. Ковтунова И. К., Шведова Ю. Н. Поэтический синтаксис. М. 1986. Корона В. В. Поэзия Анны Ахматовой: Поэтика автовариаций. Екатеринбург, Изд-во Урал. ун-та, 1999. Мазель Л. А. Строение музыкальных произведений. М.: Музыка, 1979. Мак-Уинни Г. Обзор исследований по эстетическим измерениям // Семиотика и искусствометрия. М., 1972. С. 250–266. Мартыненко Г. Я. Основы стилеметрии. Л.: Изд-во ЛГУ. 1988. Мартыненко Г. Я. Введение в теорию числовой гармонии текста. СПб: Изд-во СПбГУ, 2009. Мартыненко Г. Я. О ритмико-смысловой динамике сонетов Константина Бальмонта // Мир русского слова. 2004, № 1. С.28–35. Мартыненко Г. Я., Шерстинова Т. Ю. О тренде динамики переменных текста и корпуса // Труды Х Всероссийской объединенной конф. «Интернет и современное общество» (23-25 октября 2007 г., Санкт-Петербург). СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2007. C. 273–277. Мартыненко Г. Я. Синтаксис живой спонтанной речи: симметрия линейных порядков // Материалы межд. конф. «Корпусная лингвистика 2015». 2015. СПб. С. 371–378. Новиков Л. А. Стилистика орнаментальной прозы Андрея Белого. М.: Наука, 1990. Павловская И. Ю. Фоносемантический анализ речи. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. 411 Г. Я. МАРТЫНЕНКО Розенов Э. К. О применении закона золотого деления к музыке. Известия С.-Петербургского общества музыкальных собраний. СПб, 1904, июнь-август, с. 1–19. Сабанеев Л. Л. Этюды Шопена в освещении золотого сечения. Опыт позитивного обоснования / Искусство, ГАХН. М., 1927. Т. II–III, вып. 2–3. Севбо И. П. Графическое представление синтаксических структур и стилистическая диагностика. Киев: Наукова думка, 1981. Словарь литературоведческих терминов. М. Редакторы-составители Л. И. Тимофеев, С. Тураев. М.: Просвещение, 1974. Сонин, А. С. Постижение совершенства. Симметрия, асимметрия, дисимметрия, антисимметрия. М.: Книжный дом «Либроком», 2014. Стюарт И. Истина и красота: Всемирная история симметрии. СПб: Династия, 2013. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса / Пер. с фр. Вступ. ст. и общ. ред. В. Г. Гака. М.: Прогресс, 1988. Узоры симметрии. Пер. с англ. Под ред. М. Сенешаль и Дж. Флека. М.: Мир, 1980. Холодович А. А. (отв.ред.) Типология пассивных конструкций. Диатезы и залоги. Л.: Наука, 1974. Хомский Н., Миллер Дж. Конечные модели пользования языком // Кибернетический сборник, новая серия. Вып. 4. М. 1967. С. 141–218. Частотный словарь рассказов А. П. Чехова. Под ред. Г. Я. Мартыненко, Автор-составитель А. О. Гребенников. СПб: Изд-во СПбГУ, 1999. Частотный словарь рассказов Л. Н. Андреева Под ред. Г. Я. Мартыненко, Автор-составитель А. О. Гребенников. СПб: Изд-во СПбГУ, 2003. Частотный словарь рассказов А. И. Куприна. Под ред. Г. Я. Мартыненко, Автор-составитель А. О. Гребенников. СПб: Изд-во СПбГУ, 2006. Черемисина Н. В. К стилистике целого художественного текста (гармония и композиция) // Вопросы стилистики. Саратов, 1982. Вып. 17. С. 2–22. Черемисина-Ениколопова Н. В. Законы и правила русской интонации. Учебное пособие. М., 1999. Шубников А. В., Копцик В. А. Симметрия в науке и искусстве. М.; Ижевск, 2004. 412 КАТЕГОРИЯ СИММЕТРИИ В СЛОВЕСНОСТИ Яглом И. М. Герман Вейль и идея симметрии // Вейль Г. Симметрия. Пер.с англ. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. С.3–8. Fechner G. T. Vorschule der sthetik, 2. Bd. Leipzig, 1876. Haider H. Symmetry Breaking in Syntax. Cambridge Studies in Linguistics, New York, 2013. Eysenck H. J. An Experimental Study of the Good Gestalt // Psychological Review. 1942. N 49. P. 344–364. Marcus S. On symmetry in strings, sequences and languages (in collab. with A. Matesscu, G. Paun and G. Salomaa) // International Journal of Computer Mathematics. 1994. Vol. 54. N 1–2. P. 1–13. Martynenko G. Structural Interaction of Poetry and Music Components in Songs by Sergei Rachmaninoff. // Eismont P., Konstantinova N. (eds.) Language, Music, and Computing (LMAC-2015), Communications in Computer and Information Science, CCIS. 2015. Vol. 561. Springer International Publishing Switzerland. P. 127–139. Martynenko G., Yadchenko Y. Quantitative language typology based on symmetry properties of syntactic structures // New Developments in the Quantitative Study of Languages (Book of abstracts) 28–29 August 2015. http://www.linguistics.fi/quantling-2015/bookOfAbstracts_25082015.pdf Timerding H. Der goldene Schnitt, 1919. Zeising A. Neue Lehre von den Proportionen des menschlichen Körpers. Leipzig, 1854. 413 М. А. Марусенко ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ: СМЕНА ЯЗЫКОВ И ИММИГРАНТСКИЙ КОНФЛИКТ Аннотация. В статье анализируется языковая ситуация в Бельгии, определяемая наличием территориального моноязычия и процессом смены языков. В результате доминирования английского языка во франкоязычном и нидерландоязычном сообществах происходит вытеснение нидерландского и французского языков как вторых английским языком. Второй проблемой является формирование мультикультурной идентичности у детей иммигрантов и автохтонного населения. Провал политики мультикультурализма спровоцировал подъем национализма и иммигрантский конфликт. Ключевые слова: моноязычие, многоязычие, официальный язык, языковая ситуация, английский язык, французский язык, нидерландский язык. Бельгия состоит из трех регионов, выделяемых по языковому признаку: нидерландоязычной Фландрии, франкоязычной Валлонии и официально двуязычного столичного региона Брюсселя. Фландрия и Валлония живут по принципу территориального моноязычия: жители Валлонии, например, осуществляют свои языковые права (образование, работа, контакты с административными органами) на французском языке, а жители Фландрии используют в тех же целях нидерландский язык. Хотя ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ в стране нет единого государственного языка, Бельгия имеет три официальных языка (французский, нидерландский и немецкий), два из которых (французский и нидерландский) имеют статус национальных языков. Германоязычные округа объединены в официально признанное Немецкое сообщество, однако они не образуют германоязычного региона. Поэтому Бельгия и, особенно, Фландрия, являются прекрасными площадками для изучения изменения отношения к иностранным языкам. Традиционно во Фландрии первым иностранным языком был французский, а вторым ― английский. Исторически французский язык использовался представителями высших социальных групп, и он еще остается первым языком для все уменьшающегося числа фламандцев. Многие фламандцы враждебно относятся к французскому языку, и эта вражда вызвана более высоким социальным статусом французского, почему сам факт говорения на французском воспринимается во Фландрии как принижение нидерландского языка. Еще в XIX в. распределение функций языков во Фландрии показывало, что французский в представлении членов средних и низших классов был маркером престижности и инструментом социального исключения из сферы принятия политических решений. Языковая ситуация в Брюсселе значительно сложнее, чем в двух моноязычных регионах. Столичный регион расположен на территории Фландрии в семи милях к северу от языковой границы и находится в нидерландоязычном окружении. По своему статусу Брюссель должен быть «плавильным котлом», в котором жители, как бельгийцы, так и иностранцы, учатся и общаются на двух языках, однако реальная языковая ситуация в столице совершенно другая. После установления режима территориального моноязычия возросла роль региональных и этнических идентичностей, еще более укрепивших этноязыковые барьеры. Благодаря расположению в Брюсселе штабквартир НАТО и Евросоюза, английский используется в нем как франкофонами, так и нидерландофонами, которые не хотят изучать другие языки. Идентичность брюссельцев теснее связана с их языковыми сообществами, чем с происхождением или религией. 415 М. А. МАРУСЕНКО Столичный регион Брюсселя состоит из 19 самоуправляемых округов, которые только и являются официально двуязычными. Остальные 37 округов официально моноязычны: каждый бельгийский город или село имеют свой официальный язык и его территория официально моноязычна. На 27 округов распространяется действие языковых льгот, которые предоставляются тем жителям, которые говорят на языке, отличном от официального языка данного населенного пункта. Эти льготы заключаются в предоставлении им некоторых услуг на двух языках. В 21 округе эти языковые льготы предоставляются франкофонам (особенно в 6 округах, расположенных по периферии столичного региона Брюсселя, в которых большинство населения составляют франкофоны, конфликтующие с иконным фламандским населением), в 4 округах они предоставляются нидерландофонам, в 2 округах ― германофонам. Английский язык не признан официальным или ко-официальным языком в Брюсселе, однако он больше распространен в столице, чем французский или нидерландский. НАТО имеет два официальных языка, которые считаются равноправными, и все документы должны публиковаться на этих языках. Однако знание английского является обязательным требованием при приеме на работу, а официальная газета Евросоюза издается только на английском языке. Распространенной практикой в Брюсселе является публикация документов либо на нидерландском и английском, либо на французском и английском. Так, два главных брюссельских университета, нидерландоязычный Vrije Universiteit Brussel и франкоязычный Université Libre de Bruxelles имеют интернет-сайты на своем основном языке и на английском. Но ни нидерландоязычный университет не имеет странички на французском, ни франкоязычный не имеет странички на нидерландском. Такой же политики придерживаются и другие бельгийские университеты. Большинство учащихся начальных и средних учебных заведений Брюсселя выбирают английский своим вторым языком. Английский издавна был самым популярным языком среди франкоязычных учащихся, но и у нидерландофонов английский стал вытеснять французский язык. 416 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ Особенности языковой ситуации в Брюсселе обусловлены историей бельгийского государства. Хотя с момента основания независимого королевства в 1831 г. нидерландский был языком большинства бельгийцев, доминирующим языком в Бельгии был французский. По переписи 1846 г. 73% населения королевства говорили на нидерландском, а 26% ― на датском. В регионе Брюсселя соотношение было несколько иное: 66,7% нидерландофонов и 32% франкофонов. Французский быстро победил фламандский, региональный диалект нидерландского языка, который везде пользовался меньшим престижем, потому что в течение долгого времени тот считался отдельной группой диалектов, не связанных с нидерландским. Социальный рост в столице и в нидерландоязычном ареале был связан со сменой языка (с нидерландского на французский), что привело к отрыву элиты от народных масс. В 1932 г. в Бельгии был принят закон о языковой территориальности, по которому мажоритарный язык каждого региона становился языком управления и образования. Этот принцип, давно применявшийся во франкоязычной части Бельгии, вызвал драматические изменения языковой ситуации в нидерландоязычном сообществе. По результатам последней языковой переписи, проведенной в 1947 г., 37% населения Брюсселя говорили только пофранцузски, 9% ― только по-нидерландски, 44% говорили пофранцузски и по-нидерландски, а 5% ― по-французски, понидерландски и по-немецки. Уже в VI—IX вв. по территории будущей Бельгии прошла языковая граница между германским и романским языковыми ареалами. Германские племена франков оттеснили галло-римлян бывшей римской Бельгии от Рейна и граница между двумя языковыми ареалами стала границей между романским и германским мирами. До 22 мая 1878 г. единственным официальным языком Бельгии был французский. Но в этот день четыре северные провинции добились права пользоваться нидерландским языком, а с 31 июля 1921 г. языковая граница стала сегрегирующей. Регион, расположенный к северу от нее, должен был пользоваться только нидерландским, а к югу ― только французским языком. До 417 М. А. МАРУСЕНКО 1947 г. языковая граница могла корректироваться в зависимости от состава населения, но в 1962 г. корректировки были запрещены, а в 1963 г. была четко определена граница столичного региона Брюсселя. В 1993 г. были внесены изменения в Конституцию Бельгии, расширившие права трех регионов и трех языковых сообществ (франкоязычного, нидерландоязычного и германоязычного). Германоязычное сообщество составляет около 1% населения. После 1947 г. вопросы об использовании языков перестали включаться в опросные листы при переписях населения, так как их результаты использовались для корректировки языковой границы, которые были запрещены. Поэтому демаркация языковой границы была произведена в отрыве от языковой реальности, что было чревато конфликтами в будущем. Дело в том, что переписи, проводившиеся в период 1846—1947 гг., были нацелены не на выяснение реального использования языков в процессе коммуникации, а на удовлетворение претензий социальных групп, желающих утвердить свою идентичность и свое языковое сообщество. Они проводились в атмосфере враждебности по отношению к нидерландскому языку, порожденной сотрудничеством фламандских националистов с немцами, особенно во время Второй мировой войны (Velthoven 1987: 23). В 2000 г. Фонд короля Бодуэна опубликовал результаты исследования бельгийского двуязычия, в котором анализировалось отношение к бельгийским ценностям и привычкам. Это двухтомное исследование содержит больше данных об этноязыковом расколе страны, чем результаты переписей. Взрывной характер языковой проблемы в Бельгии объясняется, как оказалось, языковой лояльностью бельгийцев. Они больше самоидентифицируются со своей языковой группой (55,6% жителей Фландрии, 44,9% жителей Валлонии, 48,1% брюссельцев), чем с семьей (36,1% по всей Бельгии) или с религией (22% фламандцев, 4,7% валлонов) (King Baudouin Found. 2000). Результаты этого исследования наглядно показали, что, с одной стороны, бельгийцы сильно привязаны к своей языковой идентичности, а, с другой, что брюссельское двуязычие включает, 418 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ как правило, один национальный язык (французский или нидерландский) и английский. Несмотря на запрет языковых переписей, в первые годы XXI века в Бельгии и Брюсселе были проведены несколько мониторингов языкового поведения, в которых респондентам задавались вопросы на французском, нидерландском, английском, арабском и турецком языках. Результаты показали, что в Брюсселе французский остается доминирующим языком (95,6% показали, что имеют хорошие или отличные разговорные компетенции). На втором месте в категории «хорошо/отлично» стоят английский и нидерландский, хотя 24,4% брюссельцев ответили, что не могут говорить по-английски, тогда как только 18,9% оказались неспособными говорить по-нидерландски. Однако динамика использования английского показывает, что он становится полуофициальным языком. Опросы, проведенные в 1999 г. двумя национальными франкоязычными газетами Le Soir и La Libre Belgique, показали, что брюссельцы лучше знают английский (72%), чем нидерландский (63%). Хотя в этих исследованиях четко не разграничивались изучение, знание и владение языком, результаты обоих опросов показывают, что более 70% брюссельцев в той или иной степени знают английский язык (Furnham., Heaven 1998). Доля говорящих по-английски среди брюссельцев превышает 60%, и никто из информантов не заявил, что ему не хватает компетенций для того, чтобы поддерживать разговор на английском. Проведенный в 2007 г. опрос выявил четкое предпочтение брюссельцами (как франкофонами, так и нидердандофонами) английского языка и их негативное отношение к второму официальному языку, т. е. к их неродному языку (King Baudouin Found. 2000). Ученики начальных и средних школ, принадлежащие к разным языковым сообществам, во всей Бельгии традиционно выбирают английский в качестве второго языка. Нидерландофоны объясняют это общим снижением престижности французской культуры и интересом учеников к англо-саксонскому миру в целом. Те франкоязычные ученики, которые всетаки выбирают изучение нидерландского языка, делают это бла- 419 М. А. МАРУСЕНКО годаря его инструментальной функции (надежда на получение хорошей работы), а не из-за стремления к интеграции. Исторические условия развития бельгийского государства сформировали стойкие языковые предубеждения у обоих языковых сообществ. В отношении английского языка таких предубеждений не существует. Поэтому фламандцы и валлоны предпочитают общаться между собой на английском. При этом нелишне учитывать, что Великобритания является единственным соседом Бельгии, который никогда не оккупировал ее территорию. Среди франкофонов 40% предпочитают говорить поанглийски, а не по-нидерландски, 17% одинаково пользуются английским и нидерландским, 24% предпочитают нидерландский. Остальные респонденты дали уклончивые ответы или постарались вообще не отвечать на такие вопросы. Нидерландофоны были более категоричны в своем предпочтении английского языка ― в его пользу высказались 90% респондентов. Итог ясен: франкофоны и нидерландофоны не хотят изучать языки друг друга. Все 100% аллофонов (для которых эти языки не являются первыми) предпочли английский второму национальному языку (O‘Donnell, Toebosch 2008: 167). Таким образом, английский служит языком-посредником в общении между двумя языковыми сообществами, которые не желают смешиваться друг с другом. При ослаблении в Бельгии чувства национального единства английский как бы склеивает части бельгийского королевства. Мнения лингвистов о роли английского языка в Бельгии, как всегда, разделились. Одни из них рассматривают его как глоттофага, уничтожающего как французский, так и нидерландский языки. Другие, более реалистично подходящие к этой проблеме, считают его естественным посредником для контактов внутри этой разделенной нации, которая, к тому же, принимает у себя огромное число европейских учреждений. Сравнение Бельгии с неудачным браком, в котором родители остаются вместе только ради детей, вызывает вопрос о том, как молодые бельгийцы относятся к выбору языков. Отношение 18-летних фламандцев к французскому языку и франкоязычному сообществу, с одной стороны, и английскому 420 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ языку, с другой, определяется целым комплексом индивидуальных и социальных факторов. Все преподаватели знают, что успех в изучении иностранного языка зависит от отношений к этому языку как самих обучаемых, так и всего сообщества, к которому они принадлежат. Эти отношения могут меняться как в зависимости от языка, так и во времени, но в любом случае необходимо различать социальное и индивидуальное отношения. Социальное отношение включает обстановку внутри сообщества и имеет два дополнительных измерения: структурные характеристики сообщества и их перцептивные и аффективные корреляты. Структурные характеристики ― это этноязыковая жизнеспособность и наличие коммуникационных сетей, в которых поощряется или не поощряется использование данного языка. Этноязыковая жизнеспособность языка характеризуется социальной и экономической мощью сообщества носителей иностранного языка и уровнем представленности его членов в политических институтах. Индивидуальное отношение обучаемых к изучению того или иного языка может определяться личностью учителя, политической ситуацией, этническим происхождением и т. д. Так, проведенный в Венгрии опрос школьников об их отношении к изучению английского, немецкого, французского, итальянского и русского языков показал, что отношение к языку зависит также от пола и географического расположения. Так, девочки, в целом, предпочитали французский и итальянский, тогда как большинство мальчиков выбирали немецкий и русский. Английский в гендерном отношении был нейтральным языком. Кроме того, предпочтение немецкому отдавали на западе страны, русскому ― на востоке, а французскому ― в сельской местности и на востоке (Dörnyei Z., Clément 2001). С другой стороны, существует устойчивая связь между идентичностью, аффективным отношением и успехами в изучении иностранного языка. Так, исследование достижений в изучении английского израильских учеников с родным ивритом и родным русским языком показало, что этническая идентичность и этноязыковая жизнеспособность языка являются лучшими 421 М. А. МАРУСЕНКО предикторами результатов на выпускных экзаменах по английскому, чем аффективные переменные (Ellinger 2000). Сильное влияние на отношение детей к изучению того или иного иностранного языка оказывает мнение родителей. Так, если родители японских детей считают, что изучение английского полезно для их детей, это мнение передается детям вместе с отрицательным отношением к изучению других языков, особенно африканских и азиатских. Точно так же на отношение к изучению иностранных языков и успехи в их изучении влияет социальный и экономический статус родителей (Furnham, Heaven 1998). Индивидуальное отношение к изучению иностранного языка зависит от личностных характеристик, значимых для процесса коммуникации. Они определяют уровень тревожности по отношению к изучению иностранного языка и мотивацию к его изучению. В итоге, доля бельгийских школьников, положительно относящихся к изучению английского языка, по всем параметрам, кроме отношения родителей, выше, чем доля предпочитающих французский язык. Интересно, что в качестве первой причины они назвали трудность изучения французского языка по сравнению с английским, особенно, что касается согласования по роду. Второй причиной является боязнь «потери лица» при совершении грамматических и фонетических ошибок во французском языке. Третьей причиной подростки назвали привлекательность английского, связанную с модой на него. Важным фактором, определяющим политическое и культурное отношение к изучению языка, является этническая идентичность. Те респонденты, которые ощущают себя больше фламандцами, чем бельгийцами, хуже относятся к французскому, хотя это отношение не распространяется на английский. У этих учащихся отход бельгийской идентичности на второй план совпадает с выражением враждебности к французскому. Но даже те, кто в большей степени идентифицируется с бельгийцами, чем с фламандцами, значительно хуже относятся к французскому, чем к английскому. Хотя этноязыковая жизнеспособность французского языка во Фландрии до второй мировой войны была выше, чем у нидер- 422 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ ландского, ситуация изменилась коренным образом. Социальная и экономическая мощь франкоязычного сообщества постоянно убывает, и, несмотря на то, что знание французского еще требуется для получения престижной работы, знание английского становится основным требованием. Английский связывается с молодежной культурой, попмузыкой, телевизионными сериалами и кинофильмами на английском языке с субтитрами и с интернетом. Фландрия, за исключением Брюсселя, представляет моноязычный регион, где нидерландофоны, вне стен школы, очень ограниченно используют французский в целях коммуникации. В результате, английский во Фландрии получил статус второго языка, а французский стал иностранным языком (Dewaele 2005). В последние годы в языковой проблеме в Бельгии добавились новые составляющие, такие как воспитание молодых иммигрантов и бельгийцев в духе мультикультурной Европы с целью формирования у них единой европейской идентичности. В условиях быстро меняющегося мультикультурного мира воспитание идентичности должно отвечать на новые вызовы: современные западные страны соблюдают плюрализм в отношении религии, этничности, языков, классов, образов жизни и ценностей. Единственное, что их объединяет ― это соблюдение норм демократии и прав человека. Проблемы, связанные с воспитанием идентичности, являются частью повседневного дискурса в западноевропейских странах, оплакивающих потерю традиционных ценностей. При этом всегда в качестве важного средства воспитания идентичности называется язык. Роль языка подтверждается его необходимостью для изучения культуры, развития навыков повседневной жизни и средства осознания собственной идентичности человека. Язык необходим для осуществления межличностного взаимодействия, в процессе которого формируется идентичность. Многие дети иммигрантов недостаточно владеют языком принимающей страны и не могут полноценно участвовать в школьной жизни, где доминирует язык среднего класса, с которым даже дети-автохтоны из рабочей среды имеют серьезные проблемы (Марусенко 2014: 117–120). Социализация детей 423 М. А. МАРУСЕНКО иммигрантов часто сопровождается трудностями и конфликтами, вызываемыми их недостаточной аккультурацией. Теория «культурного шока» объясняет, что дети иммигрантов вступают в критическую фазу, когда они начинают понимать, что культура, в которой они были воспитаны (либо в стране своего происхождения, либо в семье, проживающей в одной из европейских стран), конфликтует с культурой принимающей страны. На формирование идентичности детей иммигрантов оказывает влияние целый ряд факторов: социальный статус и дискриминация, культурные и поведенческие различия, школьная успеваемость, жизненные перспективы, наличие работы у родителей. Европейцы долгое время надеялись, что мультикультурное воспитание поможет детям в формировании идентичности, предлагая им свои культурные традиции. Но сразу же убедились в трудности достижения этой цели, потому что школьные учителя в большинстве имеют европейское происхождение и предлагают ученикам чужие модели общения, ролевые модели и культурные традиции. Границы между культурами настолько сильны, что ни учителя, ни ученики не могут их преодолеть. Что касается идентичности детей-иммигрантов, она формируется не так, как хотелось педагогам. Так, национальная идентичность турецких подростков в Германии не турецкая, а иммигрантско-турецкая, и это в равной степени относится к другим национальным и этническим группам. В традиционно иммигрантских странах, таких как Австралия или Канада, иммигранты, в основном, самоидентифицируются как англо-австралийцы, итало-австралийцы, англо-канадцы или франкоканадцы, подчеркивая свою принадлежность к той нации, среди которой они живут, и, одновременно, отдавая дань уважения своим корням. В европейских странах только немногие иммигранты принимают гражданство страны пребывания, тем более что некоторые страны, например, Германия, не признают двойного гражданства и требуют отказа от своего первого гражданства. То, что общества западных стран стали мультикультурными, вызвало необходимость формирования новой многоуровневой идентичности у детей автохтонного населения, которая 424 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ отличается от идентичности молодых мигрантов, потому что у них другие традиционные связи, нормы поведения, свой набор ценностей и другой образ жизни. Западные дети в меньшей степени интегрированы в традиционные группы, которые диктуют свои нормы и ценности, проявляют более высокий уровень рефлексии и толерантности. В процессе межкультурной коммуникации они реализуют другие коммуникативные стратегии, в большей степени учитывающие потребности метакоммуникации. Они более толерантно относятся к необычному языковому поведению, использованию средств невербального выражения и нарушению социальных норм. Им в меньшей степени приходится погружаться в разные культуры, менять свое поведение и бытовые привычки или, тем более, изучать другой язык. Однако проведение политики мультикультурализма в сфере образования далеко не всегда позволяет воспитывать полноценных членов мультикультурного европейского общества. В случае неудачи происходит следующее. Большая доля учеников-иммигрантов становятся маргиналами из-за плохой успеваемости в школе. Они не могут справиться с противоречиями между вызовами западного общества и требованиями своих семей и этнических сообществ. Это обрекает их на изоляцию, нервные депрессии и правонарушения. Большая доля учеников из коренных европейцев также не может справиться с присутствием в своих странах представителей разных религий, этнических групп и систем ценностей. Они представляют собой будущий контингент неофашистских группировок. Следствием такой политики являются расизм, с одной стороны, и преступность ― с другой. В последние годы в европейских странах наблюдается тревожный рост групповых идентичностей, базирующихся на этнических связях, подъем национализма и повышение интереса к традиционной национальной идентичности. В целом, воспитание мультикультурных идентичностей в Европе закончилось провалом. Учитывая враждебные отношение из-за террористических атак, имевших место в разных стра- 425 М. А. МАРУСЕНКО нах, иммигранты и их дети все больше замыкаются в своих этнических сообществах и укрепляют свою этническую, религиозную или даже национальную идентичность. До тех пор, пока целью миграционной политики была интеграция в принимающее сообщество, мигранты были заинтересованы в формировании новой идентичности, которая проверялась в ходе тестов для предоставления гражданства и минимизировала различия между гражданами, хотя бы благодаря использованию одного национального языка. Однако свободное перемещение рабочей силы внутри ЕС сделало ненужными постоянную национальную принадлежность и гражданство у европейских экономических мигрантов. Вместо них была создана наднациональная форма принадлежности ― европейское гражданство (EU citizenship). В 2008 г. Еврокомиссия опубликовала документ под названием Многоязычие: Ценность для Европы и общая приверженность (Multilingualism: An Asset for Europe and a Shared Commitment), в котором подчеркивалась важность языков для социального единства и экономического процветания, а многоязычие признавалось неотъемлемой частью исторического культурного наследия. Однако нужно отметить, что это признание распространялось только на национальные языки европейских государств: «В нынешней ситуации возрастающей мобильности и миграции, владение национальным языком / языками является основой для успешной интеграции и активного участия в жизни общества. Поэтому иммигранты должны включать язык принимающей страны в свою комбинацию ―1+2‖» (Commission 2008). Литература Марусенко М. А. Языковая политика Европейского союза: институциональный, образовательный и экономический аспекты. СПб: Изд. дом СПбГУ, 2014. Commission of the European Communities. Multilingualism: An Asset For Europe and a Shared Commitment. COM 2008. 566 final. Brussels: CoEC, 2008. Dewaele J.-M. Sociodemographic, Psychological and Politicocultural Correlates in Flemish Students' Attitudes towards French and 426 ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛЬГИИ English // Journal of Multilingual and Multicultural Development. 2005. Vol. 26. Issue 2. P. 118–137. Dörnyei Z., Clément R. Motivational characteristics of learning different target languages // Z. Dörnyei, R. Schmidt (Eds). Motivation and Second Language Acquisition. Honolulu: University of Hawai‘i, Second Language Teaching and Curriculum Center, 2001. P. 399– 432. Ellinger B. The relationship between ethnolinguistic identity and English language achievement for native Russian speakers and native Hebrew speakers in Israel // Journal of Multilingual and Multicultural Development. 2000. Vol. 21. P. 292–307. Furnham A., Heaven P. Personality and Social Behaviour. London: Arnold, 1998. King Baudouin Foundation. Belge toujours / Verloren zekerheid. Brussels: De Boeck, 2000. Mettewie L., Janssens R. Language use and language attitudes in Brussels // D. Lasagabaster, A. Huguet (Eds). Multilingualism in European Bilingual Contexts: Language Use and Attitudes. Clevedon: Multilingual Matters, 2007. P. 117–143. Mouton O. Belge toujours, ou Flamand avant tout? // La Libre Belgique. 25 Octobre 2000. O‘Donnell P., Toebosch A. Multilingualism in Brussels: ‗I'd Rather Speak English‘ // Journal of Multilingual and Multicultural Development. 2008. Vol. 29. Issue 2, P. 54–169. Velthoven H. van. Historical aspects // E. Witte, H. Baetens Beardsmore (Eds). The Interdisciplinary Study of Urban Bilingualism in Brussels. Clevedon: Multilingual Matters, 1987. P. 23. 427 И. И. Муллонен НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА В ОЙКОНИМИИ ЮЖНОГО ПРИСВИРЬЯ1 Аннотация. Статья продолжает давнее (1994 г.) исследование автора по вепсской нехристианской антропонимии и использует его основные методологические наработки: замещение прибалтийскофинского форманта -la русским -ицы/-ичи в ходе интеграции вепсской ойконимии в русское употребление (вепс. Karhil – рус. Каргиничи), закрепление в вепсских ойконимах -l-вой модели до- и нехристианских мужских имен. В статье реконструировано 12 вепсских антропонимов прозвищного характера, которые, бытовали, видимо, еще в первой половине II тыс. и выступали в роли родовых именований, передававшихся из поколения в поколение. Практически все они, как и полагается прозвищам, основаны на отрицательных характеристиках личности или облика человека. Для реконструкции привлечены материалы родственных прибалтийско-финских языков, поскольку в силу значительного возраста ойконимов некоторые из этимонов оказа1 Статья подготовлена в рамках выполнения плана НИР, тема «Прибалтийско-финские языки Северо-Западного региона России: интерпретация результатов исследования применительно к практике языкового строительства (карельский и вепсский языки)», № 02252014-0017. НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... лись утраченными из вепсских говоров. Кроме того, вепсская антропонимия идентична по семантической характеристике, а нередко и по самому списку основ нехристианским именованиям других прибалтийско-финских антропонимических систем. Ключевые слова: вепсский язык, прибалтийско-финская антропонимия, некалендарные имена, ойконимия, Юго-Восточное Приладожье В ойконимах — названиях населенных мест — южного Присвирья сохранился целый ряд традиционных прибалтийскофинских антропонимов с нехристианскими истоками. Значительная часть их описана 1 в (Муллонен 1994), там же рассмотрены и те структурные типы наименований поселений, которые образованы на основе антропонимов. В этой статье предложена интерпретация ряда ойконимов с формантом -ичи / ицы (которому предшествует посессивный суффикс -ов-/-ев- или -ин-), которые прежде не анализировались или же могут иметь другие истоки, чем предложенные ранее. Стоит, очевидно, напомнить, что данная структурная модель, свойственная славянской ойконимии, активно использовалась в Присвирье для интеграции в русское употребление вепсских и карельских топонимов, оформленных прибалтийско-финским -l-овым суффиксом: вепс. Karhil – рус. Каргиничи, карел. Riipuškal – рус. Рыпушкалицы. При том, что прибалтийско-финский формант имеет локативное значение, а славянский посессивное, оба они выступали в связке с антропонимом, образуя название места, населенное родом, потомками человека, имя которого закрепилось в этом названии. Именно это обстоятельство и послужило основанием для адаптации, при которой -l-овый формант вепсского ойконима замещался русским. Очевидно, становление интеграционной модели происходило в двуязычной среде, когда осознавались антропонимические истоки прибалтийско-фин1 Харагиничи (Haragol), Озровичи (Ozroil), Рахковичи (Rahkoil), Русконицы (Rusttal), Юбиничи (Hübjoil), Коковичи (Kokoil), Ребовичи (Reboil), Каковичи (Kakoil), Каргиничи (Karhil), Печевицы (Pecoil), Тервиничи (Terl < *Terval, *Tervel), Нюрговичи (N‘urgoil), Валданицы, Имоченицы, Лембовичи, Герпиничи, Гуреничи, Курикиничи, Мустиничи, Пижевичи (Муллонен 1994: 87–97). 429 И. И. МУЛЛОНЕН ских названий. Напомним также, что приписка к Уставу Святослава Ольговича XIII в. зафиксировала обе модели: прибалтийско-финскую в виде ―в Юсколе‖ (совр. Юксовичи), и русскую адаптацию в ―у Вьюнице‖, совр. Винницы — вепс. Vingl, ―в Тервиничех‖, совр. Тервиничи – вепс. Terl. Список ойконимов, образованных по названной модели, включает более полусотни названий современных и уже утраченных поселений. Они образуют плотное скопление в среднем течении реки Ояти, а также в смежном ареале в среднем течении р. Капши и на Свирско-Оятском водоразделе. Далее представлен относительно полный список названий этой территории, не включающий, однако, уже становившиеся предметом анализа (см. сноску 1): Варбиничи (Varbal), Вачукиницы, Везикиничи ~ Вязикиничи, Веченицы, Гедевичи, Гонгиничи, Гришкиницы, Ериничи, Игокиничи, Кальшиницы, Киковичи (Kikoil), Киницы ~ Кинницы, Колокольницы, Корбиничи (Korbal), Куневичи, Кучевицы, Лавиничи, Лебедовичи, Ложевичи, Любеничи, Люговичи, Мальгиничи, Мергиничи, Мириничи, Мульевичи (Mul‘jeil), Ниргиничи (Nirgl), Нюбиничи, Паритовичи, Пахтовичи, Пикиничи, Пилотовичи, Пиркиничи (Pirkl‘), Ратовичи, Рекиничи, Саксеницы ~ Саксоницы, Симовичи, Суббоченицы Тененичи, Томиничи, Трошевичи, Туричиницы, Уштовичи, Чагоницы, Чашковичи, Чимкиницы ~ Симкиничи, Чуницы, Шаменичи ~ Шеменичи, Шангеничи, Шархиничи ~ Шархеничи, Шахтеничи ~ Шахтиницы, Шириничи, Шондовичи (Šond‘al), Шутиницы, Явшиницы, Янгеничи и др. Лишь единичные примеры допускают восстановление в истоке топонима православного имени: Гришкиницы в составе д. Шахтиницы), Трошевичи в составе с. Тененичи, Ериничи (вепс. Jerl), Киковичи (вепс. Kikoil), Пиркиничи (< Спирка < Спиридон?), Симовичи, Симкиничи, возможно, Шеменичи. В ойкониме Суббоченицы закрепилось некалендарное русское имя Суббота, бывшее, судя по документам XVI-XVII вв., довольно популярным на нашей территории (Кюршунова 2010: 515). Вполне возможно, что список русских православных и нехристианских имен может быть шире, однако однозначного ответа приведенный выше материал не дает. Впрочем, и прибалтийскофинская интерпретация его не лежит на поверхности. Далее рассмотрено около полутора десятков ойконимов из приведен- 430 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... ного выше списка, в основе которых предполагается антропоним-прозвище. Вначале обратимся к нескольким топонимам, проанализированным ранее (Муллонен 1994), однако допускающими в связи с новыми подходами иную интерпретацию. Среди них два ойконима, в основе которых предлагается реконструировать вепсские прозвищные именования, восходящие к названиям простых в приготовлении каш и выпечки из теста. Анализ как русских, так и финских наименований каш и других блюд вязкой, желеобразной консистенции, особенно таких, которые чрезвычайно просты в приготовлении и зачастую даже не требуют варки, показал, что они используются в переносном значении, характеризуя людей медлительных, неповоротливых, отличающихся недостаточной умственной активностью. Таковы, к примеру, рус. диал. квашня ‗простак; несообразительный человек‘, опáра ‗о неповоротливом, глуповатом человеке‘, кáша ‗простак, простофиля‘, розвáра ‗рассеянный, забывчивый, несообразительный человек‘ при развáра ‗каша‘ (Леонтьева 2008: 219– 220). Соответственно, финские диалектные наименования несообразительных, бестолковых, глуповатых tokero, humppa, huuppa, tollo, pöppörö, huttu, mämmi и др. восходят к наименованиям каш, смесей на воде или молоке из ржаной муки, иногда с добавлением ягод (Ruoppila 1955, Логинова 2011). Они породили целый ряд прозвищ, закрепившихся в патронимах и фамилиях, которые, в свою очередь, отразились в топонимии, прежде всего, в ойконимах. Так, прибалтийско-финских антропонимическим системам известен патроним фин. Putro, эст. Pudru, вепс. Pudr, восходящий к соответствующей лексеме, называющей кашу, ср. вепс. pudr ‗загуста, густая каша‘1. Он отразился в ойконимах Пудрино и Пудроль на бывших вепсских территориях в южном Присвирье. В этом контексте предлагается пересмотреть интерпретацию вепсского ойконима Korbal, рус. Корбиничи, дер. в верхнем течении Капши, которую автор ранее связывал с вепс. korb ‗дремучей лес‘, полагая, что продуктивность топонимов -l-ового типа могла привести к появлению образований по аналогии, когда стало возможным оформление 1 Здесь и далее значение вепсских слов приводится по СВЯ. 431 И. И. МУЛЛОНЕН формантом -l и неатропонимических основ: ср. Korbal < korb ‗дремучий лес‘, *Hongal (Гонгиничи) < hong ‗сосна‘, Varbal < varb ‗ветка, сучок дерева или куста‘ (о двух последних см. ниже) (Муллонен 1994). Однако в действительности их образование полностью укладывается в традиционную отантропонимическую модель. Вепс. Korbal — рус. Корбиничи может быть возведено к реконструированному антропониму *Korboi, из прозвища *korboi с метафорической семантикой ‗бестолковый‘, которая, в свою очередь, восходит к примарному значению вепсского korboi ‗загуста из овсяной муки‘. Реальное бытование антропонима подтверждают материалы Писцового дела 1563 г., зафиксировавшие крестьянина по имени Михалка Корбуев в Мегрежском погосте (ПКОП: 217). Kokoil, рус. Коковичи — название бывшей деревни в составе вепсского села Озера на Ояти, в списке также деревня с названием Коковичи в бывшем Оятском районе, в составе Курикинского сельсовета на реке Капше, дер. Кокино (Согиницы Подпор.) и дер. Коково (Паша Тихвин.), в основе которых реконструируется антропоним *Kokoi. Идентичные ойконимы известны в карельском языковом ареале: Kokkoilu (Ведлозеро Пряж.), Kokoinniemi и Kokoinpesä (Хюрсюля Суояр.), дом Kokkol‘a (Панозеро Кем.) (Karlova 2016). Антропоним широко бытовал в прибалтийско-финском мире, ср. фин. Kokko, эст. Koeck, Cock(e), лив. Kocke, Cokes, возводимые традиционно к kokko ‗орел‘ (Stoebke 1964: 38-39). С другой стороны, заслуживает внимание замечание О. Карловой о том, что для вепсского и ливвиковского, в которых нет этого орнитонима, перспективной представляется лексема kokko, kokoi, kokat‘ ‗небольшой, обычно продолговатой формы пирожок, хлебец‘. Подобно другим названиям простых выпечных изделий (kakko, kakku ‗хлебец‘, čupukka ‗блин‘) она использовалась в антропонимии — ср. карельские фамилии Коккоев и Гоккоев (Карлова 2016). Для интерпретации вепсского материала следует иметь в виду связь вепс. kokat‘ с широко представленным в русских говорах на смежной с вепсской территорией словом кокач (SSA под вопросом вепс. kokat‘ > рус. кокач), которым обозначали наряду с нейтральной семантикой ‗пирог (с начинкой)‘ и ‗неудачный, плохо поднявшийся пирог‘ (СРГС), что как раз может быть ос- 432 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... нованием для появления некалендарного имени. Собственно, вепсские данные подтверждают это положение: ср. вепс. kokat‘ в переносном значении ‗тип, фрукт (о человеке с отрицательными качествами)‘. Далее предложена новая интерпретация еще двух вепсских топооснов, которые, в соответствии с общим форматом ойконимов описываемой модели, восходят к антропонимам: Гонгиничи (Винницы), Гонгиничи (Алеховщина), Гонгиницы (Тудозеро) — все названия бывших деревень < вепс. *Hong(oi)l, в основе — древнее вепсское личное имя *Hong(oi), которое кажется, на первый взгляд, естественным возводить к вепсскому апеллятиву hong ‗сосна (обычно сухая, высокая), высохшая на корню сосна‘, тем более, что в материалах писцового дела XVII века тудозерские Гонгиницы поданы как ―д. в Сосновицах, на усть ручейка Елисеевской, в Гонгиницах‖ (Соболев 2015: 92). Однако поскольку в соответствие с типологией ойконимы -l-овой модели имеют в основе антропоним, его следует искать и в этом случае, тем более что hong ‗сосна‘ дает такую возможность. Во всяком случае финский эквивалент honka ‗сосна‘ породил производные с прозвищной семантикой: honkana ‗о большом человеке‘, hongastin ‗высокий, рослый‘, а также сложные слова honkapää (-pää ‗голова‘), квалифицируемое словарем финских говоров как ‗прозвище‘, honkakurikka (-kurikka здесь ‗башка‘) — о большой и бестолковой голове, honkatonttu (-tonttu здесь ‗дурак, болван‘) — о большой и некрасивом человеке. Кроме того, показательны фразеологизмы päin honkia ‗неверно, неправильно‘, ajaa honkaan ‗ошибиться, не удаться‘, horista honkiin ‗говорить глупости‘ (SMS). Видимо, в целом переносное значение можно представить как ‗большой, но не отличающийся особым умом человек‘. В этом контексте вряд ли корректно возводить карельский антропоним Honka непосредственно к наименованию дерева, как это предложено у В.Ниссиля (Nissilä 1975: 131–132). А вот возникшее на его базе прозвищное наименование обладает исключительно большим антропонимическим потенциалом, что подтверждает его востребованность именословом. Фамилии Honkanen и особенно Honkonen входят в число наиболее продуктивных в Финляндии (SNK). В основе названия олонецкой деревни Honganual, рус. 433 И. И. МУЛЛОНЕН Гонганалица (Сямозеро) реконструируется антропоним *Honganu (ср. выше фин. honkana). Карельский вариант названия Honganual, букв. ‗под сосной‘, следует, очевидно, признать народноэтимологическим, возникшим в связи с утратой антропонима *Honganu из ливвиковского именослова. Наконец, имеются и прямые доказательства бытования именной основы в вепсской среде: фамилия Гонгоев — вепс. Honghiine была известна у прионежских вепсов в д. Матвеева Сельга на рубеже XIX—XX веков. Очевидно, утрата антропонима привела в Тудозере к переосмыслению названия Гонгиницы в ―Сосновицы‖. Varb(a)l, рус. Варбиничи, бывшая вепсская деревня на Свирско-Оятском водоразделе, флористические истоки названия (вепс. varb ‗ветка, сучок дерева или куста‘), видимо, следует, как и в предыдущем случае, признать мнимыми — в силу той же типологии номинации. Слово могло закрепиться в топониме только в случае перехода в разряд антропонимов (апеллятив varb → антропоним *Varb), что маловероятно в силу самой семантики лексемы. Поэтому в качестве версии предлагается обратить внимание на известный в большинстве прибалтийскофинских языков термин varpu- ‗воробей‘. Будучи древнерусским заимствованием (SSA), оно могло бытовать в прошлом и в вепсском языке, но оказалось позднее вытесненным вепсским новообразованием paskač. Антропонимический потенциал Varpu(nen) подтверждается его функционированием, хотя и довольно ограниченным, в финской именной системе (SNK). Кроме того, и вепсская лексема paskač ‗воробей‘ оказалась востребованной в антропонимии, Свидетельствуя в пользу принципиальной возможности «воробьиной» фамилии в вепсском именослове, ср. фамилия Паскачев — вепс. Paskačud, Paskačuhne у прионежских вепсов. В целом ―птичьи‖ имена были не столь уж редки в вепсской нехристианской антропонимической системе, и *Varb (если оно действительно бытовало) встраивается в один ряд с другими ―птичьими‖ антропонимами: Harag, Paskač, Kurg, Habuk, Kukoi. В ходе прежнего исследования ойконимов -l-ового типа, адаптарованных в русское употребление при помощи формантов -ичи/-ицы, обращалось внимание на продуктивность в их формировании вепсских антропонимов, восходящих к назва- 434 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... ниям животных. Собственно, этот класс антропонимов универсален для именников разных языков, где образы животных использованы для характеристики особенностей личности или облика человека. К представленным ранее *Harag: harag ‗сорока‘ (Haragol — Харагиничи),*Hübj: hübj ‘филин‘ (Hübjoil — Юбиничи), *Reboi: reboi ‗лиса‘ (Reboil — Ребовичи), *Härg: härg ‗бык‘ (Härgoil) (Муллонен 1994: 87-88) добавим еще два: Маягиничи, бывшая деревня на водоразделе рек Оять и Капша., ср. вепс. *majag ‗бобер‘, которое реконструируется по топонимическим данным: Majagoja ‗Бобровый ручей‘, Maigar‘v ‗Боброзеро‘. В северновепсском диалекте зафиксировано слово redumajag, букв. ‗грязный бобер‘ (устное сообщение Н. Г. Зайцевой), которое использовалось для называния грязнули, неопрятного человека. Подобная семантика вполне могла послужить основой для прозвища *Majag, закрепившегося затем в ойкониме *Majagal → Маягиничи. Аналоги его известны по крайней мере в северной Финляндии, ср. Johan Majava 1732, Henric Majava 1833 или Simon Majavajärvi 1778 и др., при этом составителя Словаря финских фамилий возводят их к соответствующим топонимам (SNK), что не подлежит сомнению в последнем примере, но вряд ли обосновано в первых двух случаях. Логично полагать, что в них, как и других антропонимах-названиях животных, воплотилась та метафора, которую рождается в языке на основе образа животного. Везикиничи ~ Вязикиничи, дер. (Лодейн., Алеховщина): ср. фин.vesikko, карел. vesikkö, vezikkö, ижор. vezikkoi, которые известны не только в значении, обычно приводимые словарями нормированного языка: ‗европейская норка‘ — хищное животное, живущее в прибрежной зоне, прекрасно плавающее и охотящееся на воде. В финских говорах, а также в родственных языках оно использовалось для называния водяной крысы, хорька, тритона и даже водоплавающей птицы (SKES), из которых особенно первые два кажутся перспективными в плане переноса каких-то признаков животного на человека 1. Слово не1 Видимо, следует иметь в виду и возможность вторичного развития семантики, которую демонстрирует водское vezikko ‗водяной (черт), леший‘ (Ariste 1975). 435 И. И. МУЛЛОНЕН известно современным вепсским говорам, но бытование в близкородственных прибалтийско-финских языках дает определенные основания полагать его былое существование (*vezik) и в вепсском. Надежность реконструкции повышает наличие патронима / фамилии Vesikko в финском именослове, в частности, на Карельском перешейке, где зафиксированы Grels Wesicko 1640, Thomas Wesiko1737, Mattz Wesicko 1738 и др. (SNK). В Ингерманландии фамилия Vesikko (рус. Везико, Везиковы) бытовала в целом ряде приходов, в Волосовском районе Ленинградской области известен ойконим Vesikkola, рус. Везиково (устное сообщение А.Крюкова). В упомянутой публикации 1994 года на основе ойконимов бывшей вепсской территории был реконструирован ряд антропонимов, которые возможно считать древними прибалтийскофинскими личными именами, имеющими параллели в традиционных именниках других прибалтийко-финских народов. Среди них *Hima /* Himač — Имоченицы, *Vald — Валданицы, *Lemb(oi) — Лембовичи, *Kaib(oi) – Кайбола, *Himoi — Имолово (Муллонен 1994: 92–95). Показателен ареал этих ойконимов: все они зафиксированы на исторической вепсской территории, помеченной средневековыми курганами, что, видимо, может свидетельствовать об относительно ранней утрате этой группы имен, возможно, в связи с закреплением православия. Однако основной массив наименований поселений с -l-овым формантом, адаптированным в русское употребление с помощью форманта -ицы/-ичи, которые удалось интерпретировать, содержит в основе прозвищные именования, что, собственно, подтверждают и приведенные выше в этой статье расшифровки. Далее предлагаются некоторые новые примеры. При этом для части из них не удалось обнаружить надежного этимона в вепсских говорах, однако таковой предлагают родственные прибалтийско-финские языки, и в них – что немаловажно — он функционирует / функционировал в антропонимии. В этом контексте есть основания полагать, что ойконимы современного и исторического вепсского ареала сохранили утраченную вепсскую лексему, которая использовалась в них в качестве антропонима прозвищного характера. Собственно, 436 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... подобная ситуация уже была представлена выше, например, в связи с интерпретацией топонимов Гонгиничи ~ Гонгиницы. Гедевичи, исторический центр бывшего погоста Михайловского в Гедевичах, совр. с. Алеховщина на р. Ояти. Исходя из совокупности признаков — структурных, семантических, фонетических — допустимо реконструировать в основе дескриптивное слово, входящее в одно гнездо с карел. hödissä ‗шататься, трястись; говорить нечетко, сбивчиво, говорить глупости‘ (KKS), фин.hötyillä ‗суетиться, спешить, размахивать руками, hötistä ‗молоть языком, болтать чепуху‘, hötiä ‗халтурить, делать наспех‘, ср. также производные höterö ‗нетвердо держащийся на ногах; чудак‘, hötörä ‗дурак, глупец‘ hötinä ‗болтун‘ (SMS). В свою очередь, интеграция вепс. ö в виде е в русском употреблении – закономерность, которая подтверждается рядом других ойконимов южного Присвирья, в том числе Герпиничи (Муллонен 1994: 94), Мергиничи (см. далее). Kerkoil, рус. Керкиничи, дер. в вепсском Приоятье. Для интерпретации истоков топонима и, соответственно, выявления традиционного антропонима стоит обратить внимание на известное ряду прибалтийско-финских языков (фин., карел., эст.) слово kerkkä ~ kärkkä ‗годичное кольцо дерева; кольцо лыжной палки‘ (SSA), со вторичной семантикой, характеризующей человека: ср. в восточных финских говорах kerkkä, kerkkula ‗о человеке маленького роста‘, kerkelö ‗о маленьком плотного телосложения человеке‘; kerkiäinen ‗слабоумный‘ (SMS). Видимо, из семантики ‗шайба на конце шеста, которым взбалтывали воду и загоняли рыбу в невод‘ в карельских говорах Суоярви развилось значение ‗тот, кто вмешивается во все дела‘, возможно также ‗тот, кто говорит глупости‘ (KKS). О реальном бытовании антропонима свидетельствуют некоторые топонимические факты, в частности, дер. Керкелицы / Геркелицы (Олонец., Верховье), несколько домов с названием Kerkkä, Kerkkälä, Kerkkänen на территории восточной Финляндии (http://kansalaisen.karttapaikka.fi). В качестве параллели ср. фамилия Šombu / Шомбин, известная у карелов-ливвиков в Сямозерье, и Šomb / Шомбин у вепсов в д. Нюрговичи в верховьях Капши (при том, что лексема *šomb не зафиксирована в вепсском языке). Этимон — фин. sompa, somma, карел. šompa, 437 И. И. МУЛЛОНЕН šomba ‗кольцо лыжной палки‘, ливв. šombu ‗кольцо, к которому прикреплялось грузило‘ (KKS) – семантически близок лексеме kerkkä. При этом, по крайней мере в финских говорах, зафиксировано его метафорическое использование: somma ‗ребенок, ребятня‘ (SSA), судя по которому в семантическом поле актуализированы компоненты ‗круглый и маленький‘, как и в фин. kerkkä. Надо полагать, что в топониме Kerkoil сохранились следы бытования вепсского антропонима *Kerkoi с возможной семантикой ‗человек плотного телосложения и небольшого роста‘. Добавим, что Словарь финских фамилий связывает истоки фамилий Kerkelä, Kerkkänen, Kerkkonen, из них две последние на территории финляндской провинции Северная Карелия с германским мужским именем Gerke, Gerko, Kercko, Gericke (SNK), что, однако, вряд ли применимо к традиционному вепсскому именослову. Мергиничи, деревня на Свирско-Оятском водоразделе, в составе с. Каковичи (Подпор.); дер. Мергино на средней Ояти (Лодейн., Имоченицы): возможно сопоставление с фин., карел. mörkö, mörö ‗мифологический персонаж бука, которым пугали детей; привидение‘, слово использовалось также как эвфемизм для называния медведя, вши (SSA, KKS). В вепсском зафиксировано mörosiine ‗мрачный, угрюмый‘, видимо, связанное с глаголом möraita ‗негромко мычать‘ (СВЯ), ‗ворчать, рычать‘ (SSA). Предполагается, что прозвище Mörkö, Mörö могли присвоить мужчине крепкого телосложения, с низким грубым голосом (SNK), добавим на основе вепсских данных — угрюмого вида. Следы его бытования прослеживаются в названии дер. Mörgöi, рус. Мергойла (Тулокса Олон.) (СНМ 1926: 74), дома Mörkölä (с. Калевала) (Карлова 2004), в целом ряде фамилий в документах XV—XVIII вв. по территории Финляндии (SNK). Два топонима с исторической вепсской территории сохранили не зафиксированное источниками прозвище и его вепсский этимон *mörg. Рекиничи: дер. в низовьях р. Оять. Предыдущие примеры (Керкиничи, Мергиничи) показывают, что гласный е первого слога может быть субституцией приб.-финских e, ö, и для поиска этимона следует найти для топонима свой прибалтийскофинский ряд. В принципе в прибалтийско-финских языках 438 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... существует звукоподражательная основа rökä ‗гон (у свиньи)‘, фин. rököttää (SSA), карел. rökötteä (KKS) ‗хрюкать‘, вепс. rök-: sül‘kta rökuu ‘харкать‘ (СВЯ), при этом глагольное семантическое гнездо включает вторичную семантику ‗спорить, ругаться‘ (фин. rököttää), ‗громко смеяться‘ (карел. rökötteä), ‗болтать попусту‘ (карел. rökeästeä), вепс. rökötada, röčötada,‘болтать вздор‘. Вторичная семантика вепсского глагола обладает большим потенцилом для рождения антропонима. Однако для такой интерпретации антропонима Рекиничи не обнаруживается соответствующего ряда в прибалтийско-финскогой ойконимии. Поиск аналогов и встраивание в ряд — исключительно важный критерий истинности интерпретации. Для Рекиничей таковой формируется из названия хутора Riekku ~ Riekunselgy (СНМ 1926), жители которого были известны под уличной фамилией Riekkuzed (Karlova 2016) (Видл., Колатсельга), две деревни под названием Riekkala в северном Приладожье (Сортавала, Куркиеки), фамилии Riekki / Riekkinen и Riekko / Riekkola в Финляндии (SNK) и др. Для их интерпретации предлагались разные возможности, в частности, указание на человека православной, т.е. греческой веры (Nissilä 1975: 204), связь с календарными именами Fredrik или Gregorius (SNK). Надо признать, что обе версии вызывают вопросы, особенно применительно к вепсско-карельскому языковому и историко-культурному контексту. В то же время в контексте прозвищных наименований стоит обратить внимание на экспрессивный глагол фин. riekkua, карел. riekkuo, в спектр значений которого входят ‗кричать, кукарекать (о петухе), буянить, баловаться, вкалывать (делать тяжелую работу)‘ с производным riekko ‗буйный, озорной, безудержный‘ (SSA), карел. riekkiäčie ‗пререкаться, препираться‘ (СКЯТ). Возможное ядро этого семантического ряда — ‗вести себя шумно, буйно‘1, которое могло быть вынесено и в семантику прозвища. 1 В этом семантическом контексте стоит обратить внимание на финское название белой куропатки riekko, отличительной особенностью птицы является особая крикливость, интенсивное круглосуточное токование, а также участие в ожесточенных драках, завершающихся иногда смертельным исходом, в период весеннего тока (Википедия). 439 И. И. МУЛЛОНЕН Шутиницы, дер. (Лодейн., Алеховщина). Известно, что еще в начале XX века соседние с Шутиницами деревни Руссконицы / вепс. Rusttal и Шапша / Šapš, располагавшиеся на Свирско-Оятском водоразделе, были вепсскими (Tunkelo 1946). Вполне вероятно, что это относилоcь и к Шутиницам, однако деревня не попала тогда в поле зрения исследователей, как не был зафиксирован и вепсский вариант названия. Последний может быть реконструирован в виде *Šutil. Вепсские лексические данные не позволяют его этимологизировать, в ливвиковском же есть перспективное в этом смысле аффективное, т.е. эмоционально окрашенное слово šutti ‗оборванец, в лохмотьях‘, восходящее, очевидно, к фонетически примарному šuntti ‗о дряхлом, ветхом человеке, предмете одежды; беспутный человек, оборванец‘, ср. šuntita ‗влачить жалкое существование, беспутничать, слоняться без дела‘ [KKS]. Правомочность предложенной интерпретации подтверждает бытование родовой фамилии Šutti в ливвиковском селе Вешкелица, а также Šuttijeff / Шуттиев в с. Реболы в собственнокарельском ареале (Карлова 2004: 102). Видимо, антропоним был известен и вепсам. Янгеничи, дер. в среднем Приоятье. Исходя из типологии, возможна реконструкция вепс. *Jäng(a)l, восходящего, соответственно, к антропонимной основе *Jäng(ed), ср. фин. (в том числе восточные говоры) jänkeä ‗крепкий, сильный (о человеке)‘, jänkkä ‘упрямый‘, jänkä ‗о мужчине крепкого телосложения; упрямый, неподатливый‘, jänkötin ‗об упрямом непреклонном человеке‘, jänkäillä ‗сопротивляться‘(SMS). Подведем итоги. В ойконимии южного Присвирья сохранилась целая группа вепсских антропонимов, которые, очевидно, бытовали не только как прозвище отдельного человека, но и как патронимы — родовые именования, передававшиеся из поколения в поколение. При этом возраст некоторых из них (а, возможно, и большинства) насчитывает не одно столетие. На это указывает сам возраст ойконимов -l-овой модели, которая представлена в ареале относительно раннего – собственно, Крикливость и буйное поведение являются здесь доминантными признаками. 440 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... первоначального вепсского расселения. Ареал ее бытования (с учетом реконструкции -l-ового оригинала в ойконимах с формантом -ичи/-ицы в юго-западном Присвирье) в значительной степени накладывается на территорию, маркированную курганами Юго-Восточного Приладожья IX–XIII вв. В соответствии с этим модель ойконимов на -l полностью отсутствует у прионежских и белозерских вепсов. При этом в ПКОП конца XV в. вепсское Прионежье, а также северная часть вепсского Белозерья представлены как уже относительно хорошо освоенная территория с устойчивой системой расселения. Значит ли это, что к середине II тыс. активность модели полностью сходит на нет? Видимо, она продолжала еще какое-то время функционировать в Присвирье, т.е. на ядерной территории, хотя на вновь освоенные районы уже не распространялась. Косвенным образом на середину II тыс. как критическое время для вепсских -lовых топонимов, указывает и адаптационная модель -ичи/-ицы. В Заонежье, массовое освоение которого происходило в XIV— XV вв. (Витов, Власова 1974: 182, 189), все известные современные ойконимы с формантом -ичи/-ицы, образованные аналогично присвирским, отмечаются уже в писцовых книгах XV в. Более того, в них приведены и утраченные поздние названия поселений, образованные по этой модели. После XV в. новых ойконимов на -ичи/-ицы уже не образовывалось. Очевидно, ойконимный тип утратил свою продуктивность здесь во всяком случае к концу XV в., а может быть и раньше. Видимо, с ранним возрастом -l-овой модели согласуется и непродуктивность образований от православных имен, не успевших очевидно, получить широкое бытование в вепсской среде. Однако их представительство в вепсском именослове той далекой эпохи может на самом деле оказаться более значительным, чем нам сейчас представляется. Сложность решения вопроса состоит в том, что малоизвестны те неканонические варианты православных имен, которые могли бытовать в вепсской среде. Показательный пример в этом плане — документ 1375 г., в котором упомянут староста приоятского Имоченского погоста «Артемий, прозвищем Оря» и «шунгский смерд … Игнатеи, 441 И. И. МУЛЛОНЕН прозвищем Игоча» (ГВНП: 285)1. То, что названо в тексте «прозвищем», может быть в действительности как раз таким народным вариантом официального православного имени. При этом второй случай (Игнатий — Игоча), возможно, вписывается в парадигму, установленную на финском материале: нехристианское имя (в нашем случае Игоча, ср. приб.-фин. личное имя Ihattu ~ Ihačču) сближалось с созвучным христианским, становясь его народным вариантом (Forsman 1891). Очевидно, с высоким возрастом реконструированных антропонимов связано то, что значительный процент составляют именования, для которых не обнаружен надежный вепсский этимон. Вепсскую лексику начали собирать поздно, к тому же слова, которые переходят в разряд прозвищ — очень специфическая группа лексики, находящаяся, как правило, за пределами основного словарного состава. Поэтому они просто могли не попасть в поле зрения собирателей. Судя по проведенному исследованию, основной массив нерасшифрованных ойконимов должен базироваться как раз на антропонимах-прозвищах с пейоративной семантикой, и успех будет зависеть главным образом от того, удастся ли найти и привлечь соответствующие данные родственных языков. Реконструированные вепсские антропонимы идентичны по семантической характеристике основ, а нередко и по самому списку основ нехристианским именованиям других прибалтийско-финских антропонимических систем. Это важный критерий истинности реконструкций и одновременно свидетельство единых истоков названных систем. Не все из приведенных интерпретаций в равной степени убедительны, однако общий вывод о возможности использования ойконимов -l-овой модели и, соответственно, их русских эквивалентов, оформленных формантом -ицы/-ичи, для выявления древней системы именования вепсов не вызывает сомнения. Литература 1 Благодарю Д. В. Кузьмина, указавшего мне этот источник и предложившего его возможную интерпретацию. 442 НАСЛЕДИЕ ВЕПССКОГО НЕХРИСТИАНСКОГО ИМЕНОСЛОВА... ГВНП — Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.–Л., 1949. Карлова О. Л. Суффикс -la в топонимии Карелии. Дис. ... канд. филол. наук. Петрозаводск, 2004 (рукопись). Кюршунова И. А. Словарь некалендарных личных имен, прозвищ и фамильных прозваний Северо-Западной Руси XV—XVII вв. СПб., 2010. Леонтьева Т. В. Интеллект человека в русской языковой картине мира. Екатеринбург, 2008. Логинова Е. В. Консистенция дурака или о формировании образа интеллектуально неполноценного человека в финских народных говорах // Бубриховские чтения. Петрозаводск, 2011. С. 68–81. Муллонен И. И. Очерки вепсской топонимии. СПб., 1994. ПКОП – Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг. Л., 1930. СВЯ — Зайцева М. И., Муллонен И. И. Словарь вепсского языка. Л., 1972. СНМ — Список населенных мест Карельской АССР: по материалам Переписи 1926 г. Петрозаводск, 1928. Соболев А. И. Вепсское топонимическое наследие Юго-Восточного Обонежья в соотношении с археологическими и историческими источниками // Севернорусские говоры. Межвуз. сб. Вып. 14. СПб., 2015. С. 89–111. СКЯТ — Словарь карельского языка (тверские говоры) / Сост. А. В. Пунжина. Петрозаводск, 1994. СРГС — Словарь русских говоров Севера. Том V. Екатеринбург, 2011. С. 221. Ariste P. Vadja järvehaldjas vezikko // Emakeele Seltse Aastaraamat 21. 1975. S. 95–98. Forsman A. V. Tutkimuksia suomen Kansan persoonallisen nimistön alalla. I. Helsinki, 1891. Karlova O. L. Karjalainen ja vepsäläinen ei-kristillinen henkilönnimikantainen paikannimistö // Финно-угорская мозаика: диалог языка и истории. Петрозаводск, 2016 (в печати). Kepsu S. Pohjois-Kymenlaakson kylännimet. Hämeenlinna, 1981. (SKST 367). Karjalan kielen sanakirja. Helsinki, 1968–1997 (LSFU XVI). Nissilä V. Suomen Karjalan nimistö. Joensuu, 1975. Ruppila V. Vajaaälyisen kuvaannollisia nimityksiä // Virittäjä. 1955. S. 150–170. Suomen murteiden sanakirja. Osa 1 Helsinki, 1985 (Kotimaisten kielten tutkimuskeskuksen julkaisuja. 36). 443 И. И. МУЛЛОНЕН Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1955–1981 (LSFU 12). SKN — Sirkka Paikkala & Pirjo Mikkonen. Sukunimet. Uudistettu laitos. Helsinki, 2000. SSA — Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. Erkki Itkonen & Ulla-Maija Kulonen (eds.). Helsinki, 1992–2000. (SKST 556; KKTKJ 62). Stoebke D.-E. Die alten ostseefinnischen Personennamen im Rahmen eines urfinnischen Namensystems. Hamburg, 1964. (Nord- und Osteuropäische Geschichtsstudien. IV). Tunkelo E. A.. Vepsän kielen äännehistoria. Helsinki, 1946. (SKST 228). 444 Е. А. Нефедова Многозначный глагол в диалектной макросистеме и диалектном словаре Аннотация. Статья содержит опыт представления в диалектном словаре семантики многозначного общерусского глагола с учетом соотнесенности структуры его значений с фундаментальной классификацией предикатов. Ключевые слова: диалектная лексикография, глагольная многозначность, классификация предикатов В «Архангельском областном словаре» (АОС 1980. Вып. 1 и сл.) с его особым вниманием к общерусским словам представлено немало глаголов, обладающих сильно развитой семантической структурой (Нефедова 2013: 67). Высокий семантический потенциал общерусских глаголов проявляется в наличии палитры разнообразных метонимических и метафорических употреблений, образованных как от исходных, так и производных значений и образующих с ними цепочечно-радиальные структуры; см., например, заби́ть, забра́ть, заверну́ть, зави́ть (АОС. 15), задева́ть, задра́ть, зае́сть, зае́хать (АОС. 16) и др. При этом в конкретных диалектных системах отмечается Е. А. НЕФЕДОВА неравномерность реализации потенций исходных глагольных значений, что еще более усложняет структуру словарной статьи. Перед составителями Словаря стоит непростая задача выделения и упорядочения значений сильно многозначных слов. Общеизвестные представления о соотношении прямого и производного значений, о развитии семантики слова от конкретного к абстрактному на облегчают эту задачу в силу того, что в макросистеме (а следовательно, и в картотеке полисистемного словаря) может быть несколько значений, претендующих на статус прямых. Каждое из таких значений обычно служит базой для неоднократных метонимических и метафорических переосмыслений как по цепочечному, так и радиальному типу. Например, отношения такого рода, выявленные в рамках морфосемантического поля глаголов с корневой морфемой верн/верт (Нефедова 2008:), проецируются и на отдельные глаголы этого поля (см. например, верте́ть (АОС. 3: 121–122), вы́вертеть (АОС. 6–7: 130–131), заверте́ть (АОС. 15: 297–301) и др. Работа лексикографа сочетает в себе науку и искусство, кроме теоретических знаний, лексикограф должен обладать еще и интуицией1. При этом существует необходимость в объективном критерии, опора на который поможет минимизировать субъективность взгляда на исследуемый материал. Практический опыт словарной работы показал, что таким критерием может стать фундаментальная классификация предикатов, построенная «на основе принципа изоморфизма макро- и микромира языка <...> иерархическая структура значений всей глагольной лексики повторяет, в самых общих чертах, структуру значений многозначного глагола» (Апресян 2006: 80). В статье на примере многозначного глагола заде́лать рассматриваются возможности описания семантики сильно многозначного слова на основе соотнесения значений с классами предикатов и показа порядка значений и подзначений с помощью ступенчатой рубрикации 2. 1 Подобное мнение было высказано Ю. Д. Апресяном в устной беседе. 2 О подобном способе представления семантики многозначных глаголов в рамках семантического поля, см.: Нефедова 2008. 446 МНОГОЗНАЧНЫЙ ГЛАГОЛ В ДИАЛЕКТНОЙ МАКРОСИСТЕМЕ... Анализируемый глагол является производным от глагола де́лать с помощью приставки за-. Производящий глагол относится к числу системообразующих семантических примитивов, так как его смысл входит в большое число языковых единиц разной природы (см. об этом: Апресян 2006: 87). Он представлен пятнадцатью значениями (АОС. 10: 431–435), приставка заимеет восемнадцать значений (АОС. 15: 19–25). Глагол заде́лать, так или иначе наследующий семантические потенции производящего глагола, представлен в АОС двадцатью значениями (АОС. 16: 208–214), причем многие из них обладают идиоматичностью. Семантическая структура этого слова показана в АОС с помощью традиционных лексикографических средств. Следует признать, однако, что принятая в диалектных словарях лексикографическая техника, состоящая в линейной нумерации значений и показа их подзначений (употреблений) с помощью знака «//», весьма ограничивает возможности наглядного представления топологии семантических отношений. Поэтому вопрос о технических средствах презентации словарной статьи вырастает для составителей АОС в самостоятельную проблему. Предлагаемое далее описание семантики глагола заде́лать построено по следующей схеме. Каждое значение глагола имеет зоны грамматических и стилистических помет, дефиниции, синонимии, иллюстраций и географических помет1. Они показаны традиционным способом. Внутри значений выделены особенности лексической и семантической сочетаемости. Функциональные особенности отражаются с помощью цитирования иллюстративного материала2, а также показа речевого употребления глагола с синонимами. Первым шагом при структурировании словарной статьи является выявление общего для групп значений семантического признака и формирование на его основе семантических блоков. 1 Из соображений экономии места не показан полный список районов и пунктов, в которых зафиксировано каждое значение слова. 2 Иллюстративный материал подается в упрощенной транскрипции, принятой в (АОС 1980. 1: 50–52). 447 Е. А. НЕФЕДОВА Следующий шаг — определение соотношения значений слова внутри каждого семантического блока. И последний шаг анализа — определение порядка следования блоков. Образцом при соотнесении значений внутри блоков и установлении порядка следования блоков служит классификация предикатов. Иерархия семантических блоков глагола заде́лать и отношения внутри каждого блока выявляются с помощью специальных технических средств, состоящих в комбинации их цифровых обозначений. С помощью латинских цифр обозначаются классы предикатов, первая арабская цифра соответствует номеру блока значений с общим семантическим признаком, следующие далее комбинации цифр отражают соотношение значений и подзначений внутри каждого блока. Сказанное выше представляет «кухню» лексикографической работы. Естественно, в словаре не могут быть показаны все шаги анализа. Имя класса предиката, формулировка общего семантического признака останутся «за кадром», а логику построения словарной статьи, структуру семантических отношений должны отразить цифровые комбинации. ЗАДЕ́ЛАТЬ, -аю, -ает, сов., перех. I. ДЕЙСТВИЕ I. 1. СП ‘изготовить’ I.1.1. Что. Изготовить, смастерить что-н. Ср. вы́делать в 1 знач., изде́лать. Дошшэ́цьку заде́лают и качя́юцця . ПИН. Влт1. Гли́ко, како́йе коле́цько заде́лала . НЯНД. Врл. Я́ сейчя́с заде́лаю клубо́чек и пря́сьть бу́ду . ОНЕЖ. Врз. У меня́ мужы́к-от тако́й — де́лать уме́йет , о́н и заде́лал по́лки . ПИН. Чкл. Ты́ мене́ и не сказа́ла , что альбо́м заде́лала мене́ . ПИН. Квр. Опе́ть заде́лал буфе́т оццу́ . МЕЗ. Кмж. И́ш, ско́лько заде́лали сео́дне голо́вок. ПИН. Врк. Се́тку заде́лайеш, ле́том выпуска́йеш ку́р. Зимо́й ку́ры до́ма стоя́ли . ЛЕШ. Смл. Шо заде́лайеш , фсѐ́ туда́ спуска́йеш . УСТЬ. Брз. То́д дом прода́л , э́тод дом заде́лал . ПИН. Нхч. I.1.2. Что. Приготовить. О пище. Ср. загото́вить в 3 знач. Щя́ я тебе́ офся́нку заде́лаю. ПИН. Нхч. Я́ пиро́к заде́лаю, и 1 Список принятых сокращений названий районов и населенных пунктов представлен в (АОС 2013. 15). 448 МНОГОЗНАЧНЫЙ ГЛАГОЛ В ДИАЛЕКТНОЙ МАКРОСИСТЕМЕ... ре́жом куска́ми . ПРИМ. ЗЗ. Возьмѐ́м смета́ну, сала́т заде́лайом . КАРГ. Крч. Сего́дня воды́ ф самова́ре мно́го , дак мо́жно квасо́к заде́лать. МЕЗ. Дрг. Сѐ́дьня э́то пи́во заде́лали , а за́фтра ужэ́ пьйо́м. ЛЕШ. Смл. Спе́рва э́ту барду́ заде́лают, она́ хо́дит, хо́дит, нацьну́т гони́ть . КОН. Клм. Вам чя́й заде́лала , а то́ я поиз держа́ла во́ду . ВИЛ. Трп. Заде́лают заква́ску , вы́жывут, дак и пекѐ́м. ЛЕШ. Плщ. Оно́ сего́дня мне́ ка́жэт туго́йе , кре́пко заде́лала (тесто), на́до посла́бжэ. ОНЕЖ. Тмц. Мо́жно и из бе́лой муки́ заде́лать жыло́ (кислое тесто) дак. ЛЕШ. Цнг. С инфин. И я́ квошню́ заде́лала пекчи́ . ПИН. Ёр. I.1.2.1. Что, чего. Приготовить в определенном количестве, наделать. О пище. Ко́лоп на́до де́лать иж жы́тней , це́лый та́с ра́ньшэ заде́лают . ЛЕШ. Плщ. Соцьне́й наскѐ́ш и таки́йе заде́лайеш захребе́тьницьки , во́т и ша́ньки . В-Т. Грк. С синон. Мо́жно све́жэго заде́лать, наде́лать. ВЕЛЬ. Пжм. I.1.2.2. Чем. Добавив во что-н. приготавливаемое, замесить. О пище. Ср. заболта́ть1 во 2 знач. На хмельно́й води́чьке муко́й заде́лали , оно́ поднима́йецца . ЛЕШ. Смл. Простоква́шу толокно́м заде́лают , а све́рху смета́ны , вот э́то дежэ́нь был . ВЕЛЬ. Лхд. I.2. СП ‘выполнить’ I.2.1.Что. Сделать какое-н. дело, выполнить какую-н. работу. Ср. вы́делать в 3 знач., вы́пазгать, вы́робить во 2 знач. Ницего́ заде́лать -то не замо́жэш . ПИН. Ср. На по́цьту приди́, дак они́ фсѐ́ заде́лают . ШЕНК. Шгв. Да́, заде́лают до обмоло́ту. ПИН. Врк. Ско́ро ли фсѐ́ заде́лайете ? ВИЛ. Трп. Заде́лайте (сфотографируйте) нас фчетверо́м ! КОН. Влц. Вот посе́йеца — э́то опсевно́ , а сожну́т фсѐ́ , се́но поста́вят — э́то бородно́, а ячьме́нь заде́лают (закончат уборку) — э́то софсе́м бородно́, ту́т ы на по́жни фси́ гуля́м . ПИН. Квр. Ну́, щя́с хотя́ бы три ка́дра заде́лайем. ПИН. Ср. / ЗАДЕ́ ЛАТЬ ДЕ́ ЛО. Заде́лала-то де́ло, так на́до заде́лать , огуре́ц сняла́ , дак не зна́ю , куды́ де́ла . КАРГ. Крч. 1.2.2. Что. Оказаться способным делать какое-н. дело, выполнять какую-н. работу. На восьмо́м деся́тке чево́ уш она́ заде́лат. МЕЗ. Дрг. I.2.3. Что. Начать делать какое-н. дело, выполнять какую-н. работу. Ср. вда́ться, взя́ться в 11 знач. завести́ в 11 449 Е. А. НЕФЕДОВА знач. Они́ мале́хоньки у меня́ и замы́ли , заде́лали фсѐ . Я́ малѐ́ шэнька фсѐ заде́лала , кружэва́-то с пятна́ццати ле́т завяза́ла . МЕЗ. Кмж. Жэла́ньйе бу́дет, фсѐ́ заде́лаш . ЛЕШ. Юр. У на́с не робо́тал, а к йе́й пришо́л — заде́лал фсѐ́ . В-Т. Врш. Сѐ во́ду на са́нках воло́чит , про́лубь де́лат . Сѐ ра́но заде́лал . ПРИМ. Ннк. Каг дете́й -то родила́ , одну́ и фтору́ю , пого́тки, сра́зу фсѐ заде́лала. ПРИМ. КГ. Я́ про́шлой го́т заде́лала по́д вечер да до полу́ноци. ПИН. Шрд. У на́с мно́ги мужыки́ допью́д дотово́ , шшо ска́жут : « хмелевики́ бѐру́т », во́т чѐ́ нела́дно заговори́т , ы заде́лат, чѐ́ не сле́дуйет, ы тебя́ че́м попа́ло мо́жот огре́ть, не ф ту́ сто́рону пойду́т . ПИН. Нхч. С синон. Ну́, зажы́л, фсѐ заде́лал , заробо́тал. ОНЕЖ. Прн. I.2.3.1. С отриц. Перестать делать какое-н. дело, выполнять какую-н. работу. Это я но́нь не заде́лала , залени́лась. В-Т. Врш. Не замо́жэш , дак не заде́лайеш . ПИН. Ср. Ничево́ не заоправда́ло (не осталось женщин в совхозе ), не заде́лали дак . ПРИМ. Ннк. Бу́ду ста́рый , то́жэ ницего́ не заде́лаю , мо́жэт. ХОЛМ. Ркл. I.2.4. Что, подо что. Выполнить какую-н. работу для изменения назначения чего-н., переделать. Сця́с фсе́ пол я́ пот сеноко́сы заде́лали. ПИН. Нхч. I.2.5. Кому. Применить магические средства для изменения поведения кого-н. Ср. заговори́ть в 9 знач. Заде́лай мне́ , штоп Зу́йеф не пи́л. ПРИМ. ЛЗ. I.3. СП ‘поместить’ I.3.1. Что, во что. Положить, уложить что-н. во что-н. Ср. забро́сить в 3 знач. Во́т ры́бник-то пеку́т, так ска́жут: ры́бу заде́лали ф те́сто. ПЛЕС. Ржк. Разоска́ть ска́лом со́чьни, заде́лать пшэно́. КАРГ. Ус. Ба́пки ра́ньшэ собира́ли во́лосы да в гро́п кла́ли, ф поду́шэчьку заде́лают. МЕЗ. Бч. I.3.1.1. Во что, что. Положив, уложив во что-н., плотно закрыть крышкой, законсервировать. Ср. заболтова́ть. В ба́нку трѐхлитро́ву заде́лаш , так не испо́ртицца . ВЕЛЬ. Лхд. Мы в ба́нки заде́лайем . КРАСН. ВУ. В бо́чьку прямико́м то́жэ не заде́лайем (огурцы). ВИН. Слц. С песо́чьком заде́лали бы в ба́нки — пойеда́й. ОНЕЖ. Врз. Я́ двена́цэдь ба́нок заде́лала , плету́хи три́. ШЕНК. ЯГ. А пото́м я ба́нку огурцо́ф ищѐ́ заде́лаю. 450 МНОГОЗНАЧНЫЙ ГЛАГОЛ В ДИАЛЕКТНОЙ МАКРОСИСТЕМЕ... ВИЛ. Трп. Трѐхлитро́ву ба́нку заде́лал , заса́харила голубе́ль . ПИН. Ср. I.3.2. Что. Упаковать. Ср. зата́рить. Пото́м эти де́ньги дак полмешка́ целико́м заде́лаш . ПИН. Яв. Письмо́ снесу́ , пока́ мешки́ не заде́лали на по́чьте . ШЕНК. ВЛ. Бо́льно ра́но , не успе́ла да́жэ по́чьту заде́лать. ШЕНК. УП. I.3.3. Что, вокруг чего. Уложить вокруг чего-н., обмотать. Ср. заверну́ть в 17 знач. Когда́ рожа́ла — ко́су роспле та́ли обы́чьно . У меня́ большы́йе во́лосы бы́ли — я́ косу́ заде́лала вокру́г головы́. ЛЕШ. Смл. I.3.4. Что, во что. Вставить что-н. во что-н. Ср. загони́ть1 в 7 знач. Там цве́т росцвета́т , на́до па́лочьку заде́лать. КРАСН. Прм. Роско́лют ко́льйо, забира́ют доску́ йи в э́то ме́сто заде́лают. ЛЕШ. Вжг. Вечера́ми зайдут , ла́мпочьку заде́лают , сидя́т, ф ка́рты игра́ют. ОНЕЖ. Тмц. I.3.5. Что. Убрать, заправить что-н. во что-н., подо чтон. Ср. забра́ть1 в 18 знач. Ты́ уш , наве́рно, молоди́ца, как во́лосы-ти та́к заде́лала . ХОЛМ. Слц. У меня́ не́ту ничево́ на во́лосы заде́лать — возьмѐ́ш прико́лку. ПИН. Трф. Тогда́ во́лосы заде́лали (под повойник), даг бы́ло краси́во . ЛЕШ. Брз. Заде́лай мне во́лосы -то. ПРИМ. Ннк. Свя́жут, ф полотно́ пришйу́т , дак ни́точьки заде́лают. ВИН. Уй. I.4. СП ‘покрыть’ I.4.1. Чем. Покрыть чем-н. поверхность чего-н. Ср. задѐрнуть в 6 знач. Са́ван бе́лый сошы́ли , фсѐ вы́шыфками заде́лали. МЕЗ. Дрг. Да и фся́кимя рису́нками да ма́ ленькима кружо́цьками заде́лают . МЕЗ. Сфн. А пото́м на́до заде́лать э́то друго́й берѐ́стой. ПИН. Ёр. I.4.2. Что. Плотно закрыть со всех сторон, укрыть. Ср. заоку́тать, запеча́тать. Она́ не перемерза́ла , ничего́ — а тепе́рь на́до фсѐ́ заде́лать, заку́порить (о картошке). КАРГ. Ус. 1.4.3. Что, чем. Насыпать сверху слой чего -н., засы́пать чем-н. Ср. завали́ть в 17 знач. Варе́ньйе не ва́рят , песко́м заде́лают. КРАСН. ВУ. Заде́лаш ба́нку песко́м , што́бы во́здуху не попада́ло внутро́ — хорошо́ спаса́йеца. ПРИМ. Ннк. I.4.4. Что. Разровнять, выровнить какой-н. участок земной поверхности. Ср. изборони́ть. Сначя́ла спа́шут, пото́м конци́ заде́лают. ВИН. Брк. На́до фсѐ́ фспа́хано заде́ладь , заборони́ть. 451 Е. А. НЕФЕДОВА ЛЕШ. Смл. Да кака́ я́мка где́ , фсѐ́ шутя́ заде́лают , што́бы не тряхну́ло (на дороге). ПРИМ. Ннк. I.4.5. Установить пространственные границы чего-н. Ср. очерти́ться. Она заде́лала собе́ (определила место сбора ягод) да и фсѐ. ПИН. Ёр. 1.4.5.1. Что. Обвести линией, очертить Кру́г заде́лали (при гадании), дак ф кру́ге, на ве́рхнем конце́ сиде́л. ПИН. Квр. I.5. СП ‘закрыть’ I.5.1. Что. Забить, заложить, замазать чем-н. какое-н. отверстие. Ср. заби́ть в 3 знач., закла́сть. Ви́ш, вот э́то на́до фсѐ́ оска́ркивать , кра́ску-то, да ще́лочьки фсе́ заде́лала , гла́тко закра́сила. КАРГ. Ар. Кто́ бы йе́то ды́рку заде́лал . Ис квашни́ вы́трехнѐш, зьде́лаш тако́й пиро́к , заде́лаш, штобы я́годы не росполза́лись. ЛЕШ. Плщ. Акваре́лькой гла́с йему́ заде́лаў (на портрете). ПИН. Врк. На́до суцьки́ заде́лать . КОТЛ. Збл. Де́тко сожо́к, пья́ной заспа́л , наскво́сь прогоре́ло , заде́лали то́жо , ста́вень заста́вили. МЕЗ. Аз. Э́тот бо́к заде́лай, а то́ проку́сиш , и убежы́т (варенье из блина ). ВИЛ. Трп. Ис ко́нского во́лоса , хвоста́, соскѐ́ш и заде́лайеш. ЛЕШ. Блщ. I.5.2. Заслонить, загородить чем-н. Ср. загороди́ть в 5 знач. И щя́с поди́ -то — кака́я занаве́ска немно́шко — уш на́дь заде́лать, шоб не́ было ви́дно . ПИН. Яв. Ф то́й -там, наве́рно, ко́мнаты, не веле́ла заде́ладь, даг не заде́лала. УСТЬ. Бст. I.6. СП ‘устранить повреждение’ I.6.1. Что. Починить, отремонтировать. Ср. заизла́дить, изде́лать. Фотопара́т заде́лал мне́ . ЛЕШ. Тгл. Поста́вят самова́р то без воды́ , оплоша́ют, дак о́н заде́лайет э́тот самова́р . А типе́рь кто́ самова́р -то заде́лайет ? КАРГ. Лкшм. Э́то бокова́я изба́ называ́йецця, потоло́к заде́лать , дак мо́жно жы́ть . ШЕНК. ЯГ. Опе́ть уш пе́цьки на́до заде́лать . УСТЬ. Брз. Во́т письте́рь — заде́лать бы на́до йево́. УСТЬ. Сбр. I.6.2. Что, чем. Зашить, заштопать, зачинить. Ср. завира́ть в 3 знач. Та́к хорошо́ сапо́г дра́твой заде́лали. КАРГ. Крч. Я́ пото́м тебе́ заде́лаю штаны́ . МЕЗ. Свп. Вы́хлопайем мешо́к о сте́ну, заде́лайем йего́ , пове́сим би́рочьки. ЛЕШ. УК. О́н не мо́к пя́ты заде́лать. ХОЛМ. Гбч. Далѐ́ко вы́носице, заде́лам, зашйо́м. ЛЕШ. Ол. Фсе́ эти я́ верѐ́фки заде́лал , фсе́ п рирвали́сь. ШЕНК. 452 МНОГОЗНАЧНЫЙ ГЛАГОЛ В ДИАЛЕКТНОЙ МАКРОСИСТЕМЕ... Ктж. Ну дак ро́зный, дак я́ заде́лаю. КАРГ. Лкшм. На́дь бы заде́ лать да на ко́йки посла́ть. МЕЗ. Дрг. I.6.3. Что. Залечить. Ср. заживи́ть в 1 знач., заро́стить. С синон. У нево́ я́зва жэлу́тка, я́зву фсю́ залечи́ли, заде́лали, то́лько бы жы́ть да жы́ть. ПРИМ. Ннк. I.7. СП ‘нанесение ущерба’ I.7.1. Кого, чем. Ударив, побив, нанести кому-н. какие-н. повреждения. Ср. дотрону́ть во 2 знач. Медве́дя топоро́м заде́лал. ШЕНК. Шгв. По ры́жыки ходи́л , ла́ял (ладил) змею́ слови́ть. Йе́сли б заде́ лали йейо́ , раздра́зьниш, она́ могла́ бы ужа́лить. ПЛЕС. Фдв. А сы́н заде́лав ро́дную ма́ть дак . КАРГ. Крч. До чего. Ты́ Серѐ́ге не сказа́ла , шо до кро́ви она́ йей заде́лала? ПИН. Трф. Это кто́ тебя́ так хорошо́ обробо́тал ? — Э́то меня́ своя́к заде́лал. ОНЕЖ. Тмц. I.7.2. Что. Трогая что-н., касаясь чего-н., слегка повредить. Корзи́ну я́иц перейе́ла — вы́сосала, а я́блоки не заде́лала (кры́са). ШЕНК. ВЛ. I.7.3. Кому, что. Причинить вред, навредить кому-н. Ср. загнести́1 в 12 знач. Ни мене́ одно́й , ко́йе-кому́ так заде́лали . ПИН. Штг. Сиди́, о́н тебе́ ничего́ не заде́лат. ШЕНК. ЯГ. I.8. СП ‘совокупление’ I.8.1. Кому. Совершить половой акт. Ср. зае́хать в 1 знач. Я у́тром на коню́шну ухожу́, дак он ф тѐ́мно вре́мя мне́ и заде́лат. ХОЛМ. БН. Э́то Шу́рочьке о́н заде́лал. КОН. Клм. I.8.2. Кого. Дать начало жизни кому-н., зачать кого-н. Ср. зажи́ть в 9 знач., заказа́ть2. А где́ у знако́мых -то спа́ли , ну йи фторо́во заде́лали, Ва́ську-то. ПИН. Яв. Заде́лали вот э́ту Ари́шу, Ари́шэ-то ужэ́ го́д было. ВЕЛЬ. Длм. Мо́жэт, ребѐ́нка заде́лала от цыга́на. Кто́ како́во заде́лайет , долгоно́сова или курно́сова . ШЕНК. УП. Не вы́йдут , а ребѐ́нка -то заде́лают . Ка́бы бы́ў хто нибу́ть заде́лать робѐ́нка. ВЕЛЬ. Пжм. О́н мне ребѐ́нка и заде́лал, я́ йещѐ́ обо́рт де́лала . КАРГ. Ар. А на ста́йе где́ -то, говоря́т, робо́тала на фе́рме , дак пры́гнул како́й -то дика́рь , заде́лал йе́й , пото́м друго́го заде́лал , тово́ хоть убра́ли . ВИЛ. Пвл. Он ста́л к не́й йе́зьдить , она́ ста́ла йего́ принима́ть , ну о́н , коне́шно, йе́й заде́лал. О́н ужэ йе́й заде́лал ма́льчика-то. ШЕНК. ЯГ. 453 Е. А. НЕФЕДОВА I.8.3. В сочет. ЗАДЕ́ ЛАТЬ ЖИВО́Т. Сделать беременной, оплодотворить. Ср. НАБИ́ТЬ ЖИВО́Т . Ваньцѐ́ што зде́лал — Ма́шке жыво́д заде́лал и жэни́лся на друго́й Ма́шке. ПИН. Ёр. II. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ II.1. СП ‘организовать’ II.1.1. Что. Организовать, устроить. Ср. загони́ть1 в 13 знач., загрохану́ть. Свойи́х уш посыла́ют , ну́, договоря́цца и сва́дьбу заде́лают . ХОЛМ. Кпч. Заде́лали ф про́шлом го́де столо́вую — фсѐгда́ там наро́т бро́дит . КАРГ. Влс. Вме́сьте учи́лись, не мо́к он йему́ заде́лать прова́ . Ра́ньшэ бы ты обрати́лась, я бы и заде́лал , зьде́лал и никаки́х шэссо́т . ВИЛ. Трп. II.1.2. Что. Начать организовывать, устраивать. Ср. заустра́ивать. Што́-то у на́с ны́нче заде́лали поми́нки , та́к ра́ньшэ не бы́ло . ПИН. Квр. Топе́рь уш сва́дьбы заде́лали . ПИН. Квр. III. ВОЗДЕЙСТВИЕ III.1. Что. Образовать какое-н. отверстие, проход куда-н. О явлении природы. Прили́ф заде́лал прямо́й хо́т . МЕЗ. Длг. IV. ЗАНЯТИЕ IV.1. Экспресс., что. Исполнить какой-н. танец, станцевать. А ка́к вось мѐ́ру де́фьки заде́лали с Ла́мбаса , не фсе́ , пра́вда, движэ́ния спляса́ли (на концерте). В-Т. Сгр. V. ПОВЕДЕНИЕ V.1. СП ‘совершить поступок’ V.1.1. Чем. Возместить, компенсировать чем-н. . Лете́ть мне ху́до туда́ , а телегра́мой мо́жно заде́лать (сообщить, послав телеграмму). ВЕЛЬ. Пжм. V.1.2. Что. Совершить что-н. плохое, натворить. Ср. вы́гнусить. Собац"о́нка-то зала́яла , да што́ заде́лала ! КАРГ. Крч. Да не́т, што́бы ко́шка ничево́ не заде́лала. ПИН. Яв. Как представляется, достижения современной системной лексикографии в целом и фундаментальная классификация предикатов в частности могут с успехом обслуживать цели диалектной лексикографии. Классификация предикатов выросла «из практической словарной работы» и предназначена «прежде всего для системной лексикографии» (Апресян 2006: 77). Вместе с тем, она вполне может найти применение и в диалектном 454 МНОГОЗНАЧНЫЙ ГЛАГОЛ В ДИАЛЕКТНОЙ МАКРОСИСТЕМЕ... словаре традиционного типа. Работа над выпусками «Архангельского областного словаря» показывает ее несомненную эффективность при описании многозначных слов, структурирование семантики которых предполагает в перспективе переход от линейного представления отношений между значениями внутри семантических блоков к их ступенчатой рубрикации. Литература АОС — Архангельский областной словарь. Вып. 1–. М., 1980–. Апресян Ю. Д. Основания системной лексикографии // Языковая картина мира и системная лексикография. Отв. редактор Ю. Д. Апресян. М.: Языки славянских культур, 2006. Нефедова Е. А. Многозначность и синонимия в диалектном пространстве. М.: МАКС Пресс, 2008. Нефедова Е. А. «Архангельский областной словарь»: традиции и новаторство // Вопросы лексикографии. 2013. № 2 (4). С. 65–76. 455 А. Е. Павленко ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА Страницы истории Аннотация. В Шотландии на сравнительно небольшой территории (78,7 тыс. кв. км) сосуществуют национальный вариант английского языка, исконный идиом равнинной Шотландии — Лоуленда, известный как «шотландский язык» или скотс (Scots), а также гэльский язык. Такая пестрота языковой ситуации дала основание М. Герлаху заметить, что эта страна «является раем для диалектологов и социолингвистов» (Görlach 1985: 3). Ключевые слова: английский язык, кельтские языки, скотс, социолингвистика, диалектология, языковые контакты. Основная территория распространения равнинных диалектов охватывает районы к северу, востоку и югу от Шотландского Нагорья — Хайленда. С точки зрения социолингвистики скотс в настоящее время может быть охарактеризован как региональный язык всего Лоуленда. Кроме того, на нем говорят на Шетландских и Оркнейских островах, а также в больших анклавах в Северной Ирландии, где этот язык получил распространение в результате переселения так называемых «плантаторов» из западной и юго-западной Шотландии в XVII—XVIII веках. ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА Периодизация скотс. Как известно, и скотс и английский язык восходят к древнеанглийским диалектам: скотс к северным англским диалектам Нортумбрии, а английский язык  преимущественно к англосаксонским диалектам юго-восточной и центральной Англии, на основе которых сложился лондонский диалект. Скотс как язык Лоуленда был основан на диалекте области Лотиан (Lothian) и ориентировался на эдинбургскую преднорму. Традиционно в истории скотс выделяются три периода: ранний (Early Scots) с 1375 по 1450 г., средний (Middle Scots) с 1450 по 1603 г. и поздний (Late Scots) с 1603 г. по сегодняшний день (Murray 1873: 29; Grant 1968: VIII). Эта периодизация рассматривает, прежде всего, историю литературного языка, и ключевые даты в ней отражают важнейшие моменты в истории именно литературно-книжного, а не разговорного скотс во всем его диалектном многообразии. Даты, обозначающие условные границы между периодами связаны со следующими событиями: 1) около 1375 г. Дж. Барбуром была написана эпическая поэма «Брус»; 2) после 1450 г. язык Лоуленда, известный до того как «инглис» (Inglis от д.-а. Anɜelisc), стали именовать Scottis; 3) примерно до 1603 года — дата объединения королевств и переезда шотландского двора в Лондон — наблюдался бурный расцвет шотландской литературы, языком которой был скотс; 4) с 1603 года скотс переживает период упадка. При этом признается, что выделение раннего периода является в значительной мере условным, поскольку вплоть до середины XV в. скотс мало чем отличался от северных диалектов среднеанглийского языка и в связи с этим язык поэмы «Брус» можно охарактеризовать как северный среднеанглийский. В то же время начало последнего периода может быть передвинуто с 1603 до 1700 г., поскольку после объединения Шотландии и Англии скотс не сразу сдал свои позиции и затухание местной канцелярской и литературной традиции растянулось до конца XVII в. Эйткен предлагает более детализированный вариант периодизации. I. ДРЕВНЕАНГЛИЙСКИЙ — до 1100 г. (общая основа с английским языком). 457 А. Е. ПАВЛЕНКО II. СТАРОШОТЛ АНДСКИЙ — c 1100 г. до 1700 г. (Older Scots) в нем выделяют: II. 1. долитературный период — до 1375 г. («Брус» Дж. Барбура); II. 2. ранний литературный период — до 1450 г. (окончание войн за независимость; переосмысление лингвонима «скотс»); II. 3. средний литературный период — с 1450 г. до 1700 г. (существование в рамках национального государства до 1603 г. и до начала XVIII в., когда скотс в значительной степени уступил свои позиции английскому языку). В нем выделяют: II. 3.1. ранний средний — с 1450 г. до 1550 г.; II. 3.2. поздний средний — с 1550 г. до 1700 г. (условной границей между этими периодами является 1550 г. — время усиления влияния английского языка в эпоху Реформации). III. НОВОШОТЛАНДСКИЙ — с 1700 г. до наших дней (Modern Scots) (Aitken 1997: XIII). Эта периодизация учитывает практически все ключевые моменты в истории скотс, и поэтому представляется целесообразным следовать именно ей. При этом приходится мириться с некоторыми неудобствами, неизбежно возникающими в результате введения таких терминов, как «старошотландский период» и «новошотландский период». Напомним лишь, что они относятся только к скотс, а не к гэльскому языку или шотландскому английскому. Диалектная основа и ранняя история скотс. Особенностью Шотландии является ее своего рода «окраинность», что не могло не отразиться на исторических судьбах распространенных здесь языков. Скотс сложился на основе нортумбрийского диалекта в области, граничащей с кельтскими владениями и представляющей собой самую северную зону распространения германской речи. Иными словами, скотс начинал свое развитие как маргинальный диалект северного древнеанглийского. Становление скотс и английского языка проходило в процессе постоянных германо-кельтских языковых контактов, которые, однако, сильно отличались по продолжительности и по характеру контактирующих языков. Для скотс эти контакты были продолжи- 458 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА тельнее, при этом основная их масса приходилась на гэльский язык и, по-видимому, значительно более скромная — на кумбрийский. Как известно, начиная с VI в. н.э. англы расселялись к северу и югу от Чевиотской горной цепи и реки Туид в исторической области Нортумбрия, часть которой охватывает и территорию современной юго-восточной Шотландии (Бордерс), о чем свидетельствуют многочисленные германские топонимы в этом регионе. В центральную Шотландию, а именно в Лотиан, диалект англов (сев. древнеанглийский) проник, по-видимому, позднее, о чем свидетельствует сравнительно большее количество кельтских топонимов и различия между центральными и южными шотландскими диалектами, сохраняющиеся до сих пор (см.: Murray 1873: 6-8). Первые германские поселенцы, представляли собой северную ветвь преимущественно англского населения королевства Берникии в северной части области Нортумбрия. Судя по данным топонимики кроме юго-восточной и южной Шотландии, англы заняли земли частично вдоль залива Солуэй-Ферт, а позднее также в долине Кайл в районе Стрэтклайд (область Эршир), населенном преимущественно бриттами. Создатель объединенного шотландского кельтского королевства, Кеннет Макалпин (умер в 858 г.), совершил несколько походов в Лотиан или «Саксонию», как называли в те времена эту область. Однако ни он, ни его преемники не смогли захватить эти владения англов из-за внутренних раздоров и участившихся набегов викингов. Впоследствии, после многочисленных войн и неоднократного передела сфер влияния между кельтскими правителями Шотландии, англосаксонскими королями и скандинавами король Нортумбрии Эдгар между 970 и 975 гг. уступил Лотиан шотландскому королю Кеннету III. При этом было оговорено условие о сохранении в этой англской области местных законов, а также языка, который и стал впоследствии государственным языком Шотландии. Данные летописей и топонимики свидетельствуют о том, что к X—XI вв. гэльский язык был распространен еще по всей Шотландии, включая ее юго-восточную часть, в которой традиционно преобладал древнеанглийский язык. Как известно, гэль459 А. Е. ПАВЛЕНКО ские короли в X—XI вв. распространили свою власть и на эти англосаксонские земли, создав обширное единое шотландское королевство. До XII в. англоязычная часть Шотландии ограничивалась упомянутыми выше юго-восточными, южными и югозападными землями. После того как Малькольм III Кенмор, сын короля Дункана и знатной нортумбрийки, во главе лотианского войска разгромил Макбета и вернул себе корону, шотландская королевская династия вскоре стала по существу англосаксонской (гэльскими оставались только имена). Кроме того, ок. 1070 г. Малькольм III женился на англоязычной принцессе Маргарет, происходившей из древней Уэссекской династии (Grant 1968: VI—VII). Поселение на месте Эдинбурга существовало с доисторических времен, однако только при англах оно превращается в город, а впоследствии в столицу и культурный центр объединенного королевства. Здесь начинает складываться языковая норма на основе диалектов близлежащих областей. До второй половины XIII в. англская речь распространилась на север до Мори-Ферт и на запад к югу от Ферт-ов-Клайд. До конца XI в. в Шотландии преобладал гэльский язык, однако эта ситуация стала меняться с приходом норманизированной королевской династии и особенно в годы правления Дэвида I (1124—1153 гг.) и его преемников. Топонимы и некоторые другие данные показывают, что в этот период происходило распространение английской речи за пределы юго-восточных районов сначала по всей южной Шотландии, а затем в конце XII и в XIII в. также и в восточную Шотландию к северу от реки Форт. В Лоуленде языком городских поселений (bourghs) был северный английский. Он сравнительно быстро распространялся и в окрестностях, так как города были центрами торговли. Бриттский язык вышел из употребления в юго-западных областях Шотландии уже в XII в. Гэльский отступил за границы Хайленда к концу XIII (см.: Зверева 1987: 13–14). Сегодня он распространен лишь в западной части Хайленда и на Гебридских островах. Скандинавский норн вымер, по-видимому, в XVII в. на Оркнейских и в XVIII в. — на Шетландских островах, уступив место местным вариантам скотс (Barnes 1991: 429). 460 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА Распространение английского языка было обусловлено, также, появлением в Шотландии нескольких новых групп переселенцев, а именно, англоязычной челяди новых англонорманских и фламандских феодалов, а также священнослужителей из Англии и Франции, прибывавших в Шотландию по приглашению местных властей. Одновременно шел процесс переселения вглубь страны англоязычного городского населения из юго-восточной Шотландии и из северной Англии, которое оседало в новых городских поселениях, возникавших на королевских и феодальных землях в восточной и южной Шотландии (см.: PHOS: 92–95). В этот период языком шотландского королевского двора и знати стал англонорманский, однако большинство пришедших с ними подданных говорили на северном диалекте среднеанглийского языка, в фонетике, грамматике и лексике которого присутствовал существенный скандинавский элемент, унаследованный от языка скандинавских жителей области Датского права в северной и центральной Англии. Этот скандинавизированный северный английский или «англо-датский» был, несомненно, основным, хотя и не единственным языком ранних шотландских городских поселений и его роль в формировании будущего скотс, вероятно, даже более существенна, чем роль упомянутого выше исконного древнеанглийского диалекта юго-восточной и южной Шотландии (см. Aitken 1997: IX). К середине XIV в. после завершения нескольких англошотландских войн, в результате которых Шотландии удалось отстоять свою независимость, складываются условия, способствующие обособлению диалектов к северу от Бордерса (Macafee, Ó Baoill 1997: 250). Лондонский английский быстро приобрел роль официального и литературного языка в северной Англии, а роль исконного местного диалекта сводилась лишь к повседневному общению. В то время как в северо-восточных областях Англии сфера использования традиционного диалекта резко сузилась, в Шотландии тот же диалект переживал бурный расцвет. На основе языковой нормы эдинбургского королевского двора и университета Сент-Андруса сложился общешотландский национальный стандарт, получивший наименование «инглис» (Inglis). 461 А. Е. ПАВЛЕНКО К XIV в. инглис стал преобладающим средством общения в Шотландии независимо от сословия к югу и востоку от Хайленда за исключением Гэллоуэя, где продолжали говорить на диалекте гэльского языка вплоть до XVII в. В некоторых районах сельские жители стали переходить с гэльского на северо-английский диалект городов, который имел больший авторитет и престиж как язык официальной и деловой сферы. Постепенно и феодальная знать стала переходить с родного англонорманского на северный английский язык большинства населения равнинной Шотландии. Возможно, отчасти это было продиктовано стремлением к сплочению нации в условиях войн за независимость против английских феодалов, которые в то время все еще оставались франкоязычными. Примерно с этого же времени североанглийский диалект начинает распространяться на крайнем северо-востоке Шотландии в Кейтнессе, а также на Оркнейских и Шетландских островах, постепенно вытесняя норн — язык местных скандинавских жителей — потомков норвежских переселенцев. Письменные памятники раннего скотс немногочисленны и ограничиваются несколькими записями разговорных слов и словосочетаний, а также некоторых имен собственных и топонимов, которые встречаются в виде вкраплений в латинских документах XII—XIV вв. Несмотря на скудость этих разрозненных записей, на основе их сопоставления с более поздними текстами, все же, можно восстановить основные тенденции внутреннего развития скотс, в том числе изменения его звукового строя в средние века. Более протяженные письменные памятники раннего скотс фиксируются с 1376 г., когда появилась знаменитая эпическая поэма Джона Барбура «Брус», повествующая о борьбе Роберта Бруса и Джеймса Дугласа с англичанами во время войны за независимость Шотландии. Поэма «Брус» (ок. 1375 г.), а также «Хроника» Эндрю из Уинтуна и поэма Слепца Гарри «Уоллес» (ок. 1488 г.), положили начало шотландской национальной литературе, однако язык этих произведений можно характеризовать как «ранний скотс» только условно, поскольку в этот период он практически совпадает с северным диалектом среднеанглийского языка. Вслед за ними появляются и другие поэтические и 462 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА прозаические памятники, причем среди последних, начиная с 1424 г. были и постановления шотландского парламента (см.: Craigie 1924: 61-80). В Шотландии переход с латинского на местный народный язык в придворных записях и деловых документах произошел в конце XIV в. Старое уложение законов начали переводить с латыни и французского языка и новые постановления Шотландского парламента стали записывать на народном языке после возвращения в 1424 г. из длительного лондонского пленения короля Якова I. Быстрое расширение жанрового и стилистического многообразия письменных текстов и их количественный рост привели к тому, что ко II-й половине XV в. так называемый старошотландский стал основным языком литературы и письменности, успешно потеснив в этой сфере латынь. Примерно в середине XV в. произошли переосмысление и смена названий двух основных языков Шотландии. Гэльский язык Хайленда, именовавшийся ранее «шотландским» (Scottis), стали называть преимущественно «ирским» (Ersche или Irische). Одновременно язык Лоуленда, который назывался по своему происхождению «инглис» (от д.а. Anɜelisc), перенимает наименование Scottis, что, по-видимому, больше соответствовало его статусу национального языка Шотландии и позволяло отличать от южного английского. Первое письменное упоминание языка Лоуленда под именем «скотс» засвидетельствовано в 1494 г. Как установил А. Дж. Эйткен, лингвоним «Scottis» впервые встречается у Адама Лоутфута, автора шотландского происхождения (см.: Aitken. Chambers‘ Encyclopaedia — ст. «Scottish Language»). Скотс — язык формирующейся шотландской нации. Когда к середине XV в. в северной Англии местный диалект в письменной сфере был вытеснен литературным английским языком, в Шотландии проходил интенсивный процесс становления собственного литературного стандарта (см.: Murray 1873; Aitken 1971; Templeton 1973). С этого времени и до конца XVI в. на Британских о-вах складывается ситуация, при которой в английском королевстве Тюдоров национальным языком являлся лондонский английский, а в шотландском королевстве — скотс. Это были самосто463 А. Е. ПАВЛЕНКО ятельные языки по своим общественно-политическим функциям, однако, фактически, они являлись близкородственными диалектами, сопоставимыми в этом отношении с современными скандинавскими или восточнославянскими языками. В результате этого сходства и географического соседства многие элементы английской системы могли проникать в шотландскую и — наоборот, преимущественно через посредство письменных текстов, а впоследствии распространяться и в устной речи. С начала XV и до середины XVI в. так называемый среднешотландский литературный язык (Middle Scots) использовала в своем творчестве группа поэтов, широко известных как «makars». Эта эпоха получила название «Золотой век шотландской поэзии» и отмечена сильным влиянием Чосера (особенно на протяжении XV в.). Среди представителей этого направления были сам король Яков I (1395—1437), автор «Книги короля» (―Kingis Quair‖), Роберт Генрисон (1425—1500?), написавший «Завещание Крессиды» (―The Testament of Creissid‖), Уильям Данбар (1460—1520?), Гэвин Дуглас (1475—1522), автор шотландского перевода «Энеиды», Дэвид Линдсей (?1490—1555), написавший «Сатиру о трех сословиях» (―Ane Satyre of the Thrie Estaits‖) и некоторые другие (Scott 1976: 32–35). Язык их произведений отличался изысканностью форм и отрывом от разговорной речи того времени. В лексике отмечается появление большого количества французских и латинских заимствований. В тот период шел процесс первичной стандартизации скотс и складывалась своего рода преднорма (ср.: Agutter 1988: 1-8). Влияние творчества Чосера и его школы проявлялось особенно сильно в лексике и грамматике языка шотландской литературы. Английская поэзия и проза, проникавшие в Шотландию еще с XIV в., а, возможно, и раньше, имели большой успех у местных авторов. Позднее, с распространением идей протестантизма, но задолго до начала собственно Реформации, в Шотландию проникают и находят своих читателей Священное Писание и другие церковные книги на английском языке. Так, например, еще Дэвид Линдсей упоминает «Inglis bukis» — книги, написанные по-английски и завезенные из Англии. Однако шотландская литературная традиция имела и совершенно самостоятельное значение в контексте общебри- 464 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА танской культуры эпохи Возрождения, поскольку после Столетней войны культура Англии некоторое время переживала упадок. Как справедливо указывает Н. Д. Федосеева, в произведениях шотландской литературы XV—XVI вв. «…можно видеть продолжение литературного английского языка, создававшегося Чосером еще в XIV в.» (Федосеева 1993: 123). Влияние английского языка и упадок скотс. Все же, во взаимоотношениях двух литератур влияние оставалось почти исключительно однонаправленным, а именно английским. Одним из факторов, способствовавших проникновению английских элементов в систему скотс, была практика шотландских авторов XV, XVI вв., вышеупомянутых «makars», включавших в свои тексты имитацию английских написаний, почерпнутых у Чосера и представителей его школы. Так, например, у шотландских авторов встречаются такие заимствованные написания, как: англ. frome вместо шотл. fra; англ. moste вместо шотл. maist; англ. quho вместо шотл. quha; англ. tho вместо шотл. than; англ. twane вместо шотл. twa и др. Кроме отдельных слов заимствовались и некоторые форманты, в том числе такие глагольные флексии, как: -n в seyn (шотл. se = to see), -ith вместо шотл. -is. Из поэзии эти и другие английские написания постепенно проникли и в прозу, так что примерно к 1560 г. это явление получило очень широкое распространение. Письменный скотс превратился в смешанный язык, в котором существовала масса орфографических вариантов, таких, например, как: aith / oath; gude / good; hoose / house; laird / lord; muin / moon; ony / any; quh- / wh-; sch- / sh- и др. Исконные шотландские варианты написания сосуществовали с заимствованными английскими, популярность которых все возрастала (ср. Aitken 1971; 1983 и др.). По количеству англицизмов в шотландских текстах можно судить о том, что языковой патриотизм, вероятно, был сравнительно слабо развит у жителей Лоуленда еще до начала XVII в. Показателен тот факт, что язык равнинной Шотландии достаточно поздно получил свое самостоятельное, отличное от английского языка название и лингвоним «скотс» (Scots < Scottis) закрепился за ним в литературе лишь после 1494 г., а до 465 А. Е. ПАВЛЕНКО этого его называли просто «инглис» (Inglis), т. е. «английский язык», что отражало общность происхождения южной и северной ветвей англосаксонской речи. Даже после того, как лингвоним «скотс» прочно вошел в обиход, старое название «инглис» продолжало использоваться параллельно с ним, и порой было не ясно, какое из них преобладает. Любопытно, что процесс вытеснения скотс английским языком, начавшийся в шотландской поэзии XV-XVI вв., был характерен и для местного книгоиздательского дела. В этой связи следует отметить тот факт, что рукопись ―Basilicon Doron‖, была написана королем Яковом VI (после объединения королевств — Яковом I) в 1598 г., на обычном для того периода литературном скотс. В ее первом печатном издании, вышедшем годом позже, такие шотландские слова как gang, gie, ken, mekill, thir и др. уже заменены на соотвествующие английские — go, give, know, much, this и т.п. В издании, вышедшем уже после унии 1603 г., используется уже исключительно английский язык. Имеются отдельные свидетельства того, что с начала XVI в. скотс стал восприниматься в шотландском обществе как язык, уступающий южному английскому в изяществе форм и богатстве стилей, хотя к тому времени он фактически уже стал национальным языком Шотландии в полном смысле этого слова. Еще в 1513 г. шотландский поэт Гэвин Дуглас называл родной язык «простым и незатейливым» (braid and plane) по сравнению с южным английским (см. приведенный выше отрывок). Такое восприятие родного языка подспудно присутствовало у образованных и знатных шотландцев еще задолго до объединения королевств, после которого оно получило дальнейшее развитие и явное выражение при новых политических обстоятельствах. Кроме того, усиление английского влияния на язык и культуру Шотландии традиционно соотносится с переменами в церковной жизни, происходившими в XVI в. Реформация в Лоуленде распространялась с 20-х годов XVI в. в виде протестантизма кальвинистского толка и в результате этого пресвитерианская церковь Шотландии, окончательно сформировавшаяся к 1560 г., приобрела ярко выраженный национальный характер, отличный от англиканской церкви. Но это обстоятель- 466 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА ство вовсе не способствовало самостоятельному развитию скотс и закреплению его в роли национального языка Шотландии. Напротив, это стало одной из основных причин его упадка. В этот период на почве Реформации произошло тесное политическое и экономическое сближение двух народов, подкрепленное объединением обоих королевств в 1603 г. Несомненно, эти факторы наряду с ростом престижа английской литературы и языка в елизаветинскую эпоху способствовали усилению английского влияния, однако процесс этот начался еще задолго до Реформации. С распространением идей протестантизма их приверженцы стали искать поддержки у своих единомышленников в Англии. Враждебность в отношении англичан снижалась, а традиционно прочные политические и культурные связи с Францией (так наз. Auld alliance, заключенный еще в конце XIII века) стали постепенно ослабевать. Оказалось, что языковые различия мешают при общении с южными соседями, и это препятствие проще всего было устранить за счет отказа от родного языка в пользу английского. Эта тенденция в речевой практике нашла отражение в шотландской литературе (например, в «Истории реформации» Дж. Нокса) и подвергалась критике сторонников католичества. Деятель Реформации Джон Нокс считается одним из зачинателей традиции использования в шотландской церковной практике английского языка вместо скотс (McClure 1995: 176). Согласно закону 1579 г. каждый хозяин, имущество которого оценивалось в 300 марок, был обязан иметь в своем домовладении Библию и псалтырь на «простом языке» (vulgare language) (Templeton 1973: 7). Под «простым языком» подразумевался, естественно, английский язык, поскольку перевода Священного Писания на скотс просто не существовало и в богослужении было принято так называемое «Женевское» издание 1561 г. В результате этого культурного заимствования все слои шотландского общества вошли в регулярное соприкосновение с английской речью в ее письменной и устной форме, т.е. в виде текстов, проповедей и песнопений. В 1611 г. появился новый канонический вариант Библии (так наз. the Authorized Version of the Bible), который также был официально принят шотландской церковью. Распространению и 467 А. Е. ПАВЛЕНКО усвоению английского языка способствовало также широкое распространение грамотности среди шотландцев. Развитие скотс как национального литературного стандарта практически остановилось, и в дальнейшем он продолжал свое существование преимущественно как разговорный язык. Распространение в XVI—XVII вв. идей Реформации имело еще одно важное последствие в области культуры. Враждебность новой церкви к изящным искусствам, привела к подавлению литературного творчества в Шотландии и утрате многих произведений, созданных до этого периода. Долгое время основным кругом чтения в Шотландии являлось Священное писание и другая духовная литература, причем, как уже говорилось, в английском переводе, что также способствовало быстрому угасанию скотс как литературного языка. Всепроникающее английское влияние усиливалось на протяжении XVII и XVIII вв., пока, наконец, тексты, написанные в Шотландии шотландскими же авторами полностью не утратили какое-либо языковое своеобразие по сравнению с английскими. Эта тенденция прослеживается не только в литературе, но и на материале таких рукописных источников, как дневники, деловые и юридические документы, записи хроникального характера, личная переписка и т.п. В печатных текстах вытеснение литературного скотс произошло еще раньше и быстрее, что было отчасти обусловлено конъюнктурой издательского рынка. После 1610 г. вся шотландская проза, издававшаяся как в Шотландии, так и в Англии, выходила только на английском языке лишь с отдельными вставками на скотс. Исключение из общего правила составляют лишь несколько юридических текстов и сатир, изданных в этот период. По мере того, как, начиная с XVI в. английский язык все сильнее вытеснял скотс в письменной сфере, последний продолжал сохранять свои позиции в устном общении. На протяжении всего XVII в., уже после унии с Англией, скотс все еще оставался основным языком большинства шотландцев, хотя он все быстрее вытеснялся из речевого обихода высшего сословия. Следует отметить, что еще до 1560 г., т. е. до официального принятия Реформации, некоторые шотландцы, подобно Джону Ноксу, в силу различных обстоятельств полностью переходили с 468 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА родного языка на английский. С распространением Реформации в шотландском обществе возник новый постоянно действующий мощный фактор, способствовавший усилению влияния английского языка. В результате принятия английской литургической литературы, прихожане в церквях стали регулярно слушать чтение Священного Писания, а отчасти и проповеди на английском языке. После унии общение между севером и югом стало гораздо более интенсивным, причем в этой сфере тон задавали, естественно, представители высшего и среднего классов как наиболее мобильные слои населения. Участились браки между шотландскими и английскими аристократами, почти не практиковавшиеся до начала XVII в. После Реставрации Стюартов в 1660 г. шотландская знать стала регулярно бывать при королевском дворе и подолгу жить в Лондоне и в различных графствах Англии. Деятели культуры, священнослужители, купцы и другие представители среднего класса также часто приезжали в Англию, а иногда и оставались здесь насовсем. Начиная с первой половины XVI в., состоятельные семьи отправляли своих детей на учебу в Англию, однако эта традиция получила наиболее сильное развитие позднее — в конце XVIII в. Очевидно, что именно после 1603 г. и, особенно, после объединения парламентов в 1707 г. сложились благоприятные условия для того, чтобы высшие классы шотландского общества начали отказываться от родного языка и переняли лондонский английский, имевший в их глазах значительно более высокий престиж. Поворот в отношении к собственному языку начался в умах интеллектуалов, представителей высшего класса, и просто у тех, кто стремился сделать карьеру и для этого вынужден был ездить в Лондон или же вовсе осесть в Англии, а позднее негативное отношение к родному языку, как к неполноценному по сравнению с английским, получило широкое распространение среди городского населения Шотландии (см. Jones 1995: 11–21). Эйткен отмечает, что, судя по языковым изменениям, прослеживающимся на материале частной переписки XVII в., шотландская знать почти полностью перешла на английский до 1700 г. (Aitken 1979: 91–3). По-видимому, общая картина, сложившаяся к концу XVII в. характеризовалась значительным сближением речи шотландских высших классов с речью их 469 А. Е. ПАВЛЕНКО южно-английских современников. Английский стал восприниматься как язык культуры, искусства и административной сферы, причем для многих он уже успел стать и языком повседневного общения. С этого же времени скотс стал неизбежно восприниматься как язык простолюдинов. Конечно, английский язык высших классов шотландского общества имел сильную региональную окраску, и в их речи неизбежно должны были регулярно встречаться шотландизмы, однако, очевидно и то, что при этом было сильно сознание стилистической сниженности таких элементов, что особенно влияло на речь при общении с англичанами и, вероятно, со знатными и высокопоставленными соотечественниками. Объединение парламентов в 1707 г. привело еще и к тому, что в Шотландии не стало важного общественно-политического института, в котором скотс использовался как общенациональный язык и в устной и в письменной форме. Исчез механизм, который вносил существенный вклад в выработку, фиксацию и распространение языковой нормы (Sandred 1983: 15). Таким образом, глубокие изменения в общественном сознании, способствовавшие ослаблению позиций скотс, были обусловлены следующими объективными причинами: 1) отказом шотландских сторонников Реформации от перевода Библии на исконный язык и принятием английского текста в качестве канонического; 2) значительным влиянием на шотландскую англоязычную литературу со времен Чосера до эпохи правления Елизаветы I, которое привело к подражанию собственно английским образцам и использованию в творчестве английского языка вместо скотс; 3) объединением королевств в 1603 г. и переездом шотландского королевского двора в Лондон, что пресекло придворную литературную и канцелярскую традицию. Литература Зверева Г. И. История Шотландии. М., 1987. Федосеева Н. Д. Языковая ситуация в Шотландии XIV-XVII вв. // Диахроническая социолингвистика. М., 1993. С. 120–131. Agutter A. A standardisation in Middle Scots // Scottish language. 1988. No. 7. P. 1-8. Aitken A. J. Variation and variety in written Middle Scots // Edinburgh 470 ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ШОТЛАНДСКОГО ЯЗЫКА studies in English and Scots. London, 1971. P. 177–209. Aitken A. J. Scottish language // Chambers's encyclopaedia (15 vols.). Oxford, 1973. Aitken A. J. Scottish speech: a historical view, with special reference to the Standard English of Scotland // Languages of Scotland. Edinburgh, 1979. P. 85–118. Aitken A. J. The language of the older Scotch poetry // Minority languages of central Scotland. Aberdeen, 1983. P. 18–49. Aitken A .J. A history of Scots // The Concise Scots Dictionary (ed. by M. Robinson). Introduction. Edinburgh, 1997. P. IX–XVI. Barnes M. P. Reflections on the structure and the demise of Orkney and Shetland Norn // Language contact in the British Isles. Proceedings of the 8th International symposium on language contact in Europe. Douglas, Isle of Man, 1988. Linguistische Arbeiten. No. 238. Tübingen, 1991. P. 429–458. Craigie W. The earliest records of the Scots tongue // The Scottish historical review. 1924. No. 22. P. 61–80. Görlach M. Introduction // Focus on: Scotland. Varieties of English around the world. General series. Vol. 5. Amsterdam, Philadelphia, 1985. P. 3-5. Grant W. Introduction // Chambers's Scots dictionary (compiled by A. Warrack). Edinburgh; London, 1968. P. VI–XVII. Jones Ch. A language suppressed. The pronunciation of the Scots language in the XVIII-th century. Edinburgh, 1995. Macafee C., Ó Baoil C. Why Scots is not a Celtic English // The Celtic Englishes. Anglistische Forschungen. 1997. H. 247. Heidelberg. P. 245-286. McClure J. D. Scots and its use in recent poetry // Scots and its literature. Amsterdam, Philadelphia, 1995. P. 171–189. Murray J. The dialect of the Southern counties of Scotland: its pronunciation, grammar, and historical relations // Transactions of the Philological Society. London; Berlin, 1873. Pocket history of Scotland (PHOS ) / Ed. by J. Mackay. Bath, 2002. Sandred K. I. Good or Bad Scots?: attitudes to optional lexical and grammatical usages in Edinburgh // Acta Universitatis Upsaliensis. Studia Anglistica Upsaliensia. 1983. Scott T. Introduction // The Penguin book of Scottish verse. London, 1976. P. 27–56. Templeton J. M. Scots: an outline history // Lowland Scots. Association for Scottish Literary Studies. 1973. Occasional Papers No. 2. P. 4. 471 А. В. Павлова ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА Аннотация. В статье речь идет о невозможности отгородиться от прагматики, изучая семантику и синтаксис предложения. А прагматика самым непосредственным образом связана с интонацией. Но интонация же является неотъемлемой частью функционального синтаксиса и семантики предложений. Без ее учета невозможно описать функции синтаксических конструкций в полной мере. Да и предложения отделить от высказываний можно лишь до определенной степени. Прагматика должна слиться с семантикой, поскольку понимание высказываний социально. Следовательно, семантика должна стремиться к наиболее полному описанию всех возможных трактовок высказывания, а для этого требуется учет интонационных моделей. Ключевые слова: семантика, прагматика, интонация, фразовое ударение, функциональный синтаксис, предложение, высказывание Поворот лингвистики к прагматике совершался не сразу; более того, нельзя утверждать, что этот поворот уже завершен. Кроме того, неясно, какой этап развития лингвистики можно было бы считать его завершением. Дихотомия «язык — речь», введенная в описание лингвистического объекта еще Гумбольдтом (правда, в иной терминологии) и ставшая канонической благодаря Соссюру, привела к тому, что речь стала восприни- ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... маться как нечто вторичное по отношению к языку как к собственно объекту языковедения — а именно как тот материал, из которого следует извлекать знания о языке как системе. Все случайное, ошибочное, единичное, не укладывающееся в систему правил и «языковых уровней», отметалось. В непонятном, «подвешенном» положении оказался «узус» — огромное число случаев употребления, которые можно сгруппировать под рубрикой «так принято», — несмотря на то, что никаких запретов на иное употребление языковая система и описание ее нормы, или норм (сочетаемость, управление, валентность, словообразование), не содержит. Лексикографы в описание лексем узус практически не включают, да и грамматики им пренебрегают, в то время как даже дилетанту ясно, что, пользуясь только словарями и грамматиками, на естественном языке не заговоришь. М. В. Русакова обобщает положение, сложившееся в языкознании после Соссюра и длившееся примерно до конца XX века (хотя уже в 60-е годы того же века в некоторых лингвистических дисциплинах наметились первые признаки смены объекта изучения), таким образом: «В постсоссюровской лингвистике только языку придан статус объекта научного исследования, речь же рассматривается лишь как источник ответа на вопрос: „Что представляет собой язык как система?―» (Русакова 2013: 97). Далее автор приводит развернутую метафору: отношение лингвистов к речи на протяжении всего XX века можно сравнить с ситуацией, когда группа исследователей из параллельной цивилизации наблюдает игру в шахматы, разрабатывает необходимую терминологию для описания правил этой игры, описывает шахматные «единицы» (фигуры), их функциональные особенности (как они ходят, какая какую бьет), устанавливает границы шахматной игры (с чего она начинается и чем кончается). Однако такое описание и по своим задачам, и по результатам не будет содержать ответов на вопросы, как именно люди играют в шахматы, чем партии одного и того же игрока отличаются одна от другой в зависимости от его психофизиологического состояния, как шахматисты обдумывают свои ходы, чем отличается игра виртуоза от игры новичка. Постсоссюровскую лингвистику можно уподобить исследованиям языка из «параллельной цивилизации» (там же: 98). 473 А. В. ПАВЛОВА В связи с этими соображениями М. В. Русаковой напомним о стремлении лингвистики отделить предложение как объект традиционного и функционального синтаксиса от высказывания как объекта семантического и коммуникативного синтаксиса. Немалое число аргументов этот подход подтверждает и оправдывает. Предложения типа Мальчик читает книгу — это конструкты, имеющие к реальной жизни весьма отдаленное отношение. Обычно люди такими фразами друг с другом не общаются. В живой речи они чаще скажут: Мой сын читает сейчас увлекательный роман, который ему дал на пару дней его школьный приятель или Саша уже в пятый раз читает «Трех мушкетеров» или еще что-либо достаточно конкретное. Кроме того, они произносят что-либо всегда в реальной ситуации, в какой-либо связи, на фоне своих представлений о знаниях и интересах собеседника — и прежде всего, они говорят или пишут что-либо всегда для чего-то. Их речь подчинена интенции. Например, они хотят кого-либо развлечь, увлечь, отвлечь, устыдить, кому-либо что-либо напомнить, за что-либо извиниться и т. д. В речи нередки эллипсисы: Пусть; Наверное; Нашел. Все это не предложения, а высказывания (речевые акты). В то время как предложение Окно открыто для синтаксистов является осмысленным, высказывание Окно открыто в ситуации отсутствия всякого окна в реальной жизни бессмысленно. В рамках предложений вопросы о референции ставить не требуется. Предложения — это модели высказываний, соотносящиеся с ними приблизительно так, как модель (макет) здания соотносится с самим зданием. На предложении как модели высказывания удобно изучать типы синтаксических отношений. И традиционный функциональный синтаксис, по всей видимости, ограничивается изучением именно предложений. Однако синтаксисты проводят границу между предложением и высказыванием крайне непоследовательно. Так, нигде четко не определено, есть ли у предложений интонация. Если она есть, то варианты Окно открыто и Окно открыто1 — это 1 Здесь и далее наиболее сильное ударение во фразе (фразовое ударение) будет обозначаться подчеркиванием слова, на которое оно падает. 474 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... разные предложения. И такая точка зрения, вроде бы, имеет право на существование: ведь если в функциональном синтаксисе выделяют синтаксический тип «бытийные предложения» или говорят об «односоставных предложениях», то значит, интонация присутствует уже на уровне предложений. Но может быть, бытийность и односоставность — это все-таки уже уровень высказываний? И, включая в рассмотрение интонацию, мы тем самым покидаем грамматические модели и оказываемся в стихии живой речи? Фразовое ударение (ФУ) на первом слове (Окно открыто) обусловлено различными коммуникативными типами: это может быть, по Т. М. Николаевой (Николаева 1981), «экстренное введение в ситуацию» (событийность), но может быть и пояснение причины (Почему ты мерзнешь? — Окно открыто!), а может быть и экспрессивно-эмоциональное восклицание, окрашенное возмущением или, наоборот, радостью или чувством облегчения. Рассматривая коммуникативные типы, мы явно переходим к живой речи, хотя и сейчас мы лишь пытаемся смоделировать ее, вспоминая, в каких именно ситуациях нам приходится слышать фразу Окно открыто с ударением на первом слове. Понятно, что эти же «живые» ситуации тесно связаны с референтностью и пресуппозициями существования: если нет никакого окна, то никто, видимо, и не скажет Окно открыто — разве что ситуация для произнесения такого высказывания будет какой-то уж слишком специальной. Следовательно, несмотря на то, что для изучения предложений рассматривать проблематику референтности, вроде бы, не требуется, при смене интонации она все-таки способна актуализироваться. Либо придется считать, что Окно открыто — это не предложение, а высказывание. Но если это всѐ-таки предложение, то здесь уже делается шаг по направлению к прагматике. Однако имеются и более веские аргументы в пользу стирания границ между предложением и высказыванием, то есть между синтаксисом, с одной стороны, и прагматикой, с другой. Они представляются достаточно вескими. Один из них такой: не только интонация, но и грамматические категории не обязательно безразличны к вопросам референтности или нереферентности. Например, вопрос Ты открыл чемодан? можно тракто475 А. В. ПАВЛОВА вать как предложение (если включать в область предложений интонацию) и понять его независимо от того, существует ли (данный) чемодан в реальности или нет. Однако изучающему русский язык иностранцу приходится объяснять, что по отношению к открытому чемодану можно задать вопрос с глаголом в совершенном виде только с ударением на местоимении: Ты открыл чемодан?(1). А по отношению к закрытому чемодану можно задать вопрос только с глаголом несовершенного вида, и тогда ударение окажется на глаголе: Ты открывал чемодан?(2). При этом задавая вопрос (1), говорящий хочет знать, кто именно открыл чемодан. А вопрос (2) означает, что говорящий хочет подтверждения, имел ли место факт открывания чемодана или нет. Вопрос (1) допускает трансформацию: Это ты открыл чемодан? — а (2) такой трансформации не допускает: *Это ты открывал чемодан? Вопрос (1) осмыслен, только если в момент речи чемодан открыт; (2) — если он закрыт. По отношению к закрытому чемодану вопросы *Ты открыл чемодан? и *Ты закрыл чемодан? будут бессмысленными — во всяком случае, в ситуации, когда говорящий видит этот чемодан, а его слушатель знает, что говорящий его видит. И получается, что уже на уровне моделей, «чистой» грамматики, нам не обойтись без представлений о конкретном чемодане, о его состоянии (открыт — закрыт) и о его наличии в поле зрения участников ситуации в реальности. В противном случае нам полностью придется исключить интонацию из грамматики, лишив предложение каких бы то ни было интонационных характеристик. Есть аргументы и вне сферы интонационной. Так, употребление совершенного или несовершенного вида глагола требует знаний того, как часто кто-либо совершает действие — один раз или множество. Ср.: Кот в сапогах успешно поохотился и отнес дичь королю. — Кот в сапогах успешно охотился и относил дичь королю. Реальность проникает в, казалось бы, самое что ни на есть отвлеченное от речи предложение, предложение-модель, которое никак нельзя назвать высказыванием. Такого рода предложения могут быть вырваны из контекста, встречаться в учебниках по синтаксису или морфологии, в научных работах на ту или иную тему. Однако глагольный вид небезразличен к прагматике. Грамматика, не заботясь о степени отвлеченности 476 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... модели от живой речи, коренится в живой речи-ситуации и требует решения вопроса о референтности, о частотности и типе совершаемого действия. Вне прагматики невозможно научить изучающих русский язык различать неопределенные местоимения кое-..., ...-то, ...нибудь. Невозможно разъяснить различия в семантике предложений Он кое-что знает и Он что-то знает, если не включать в объяснение значений этих предложений отношения между говорящим, объектом и адресатом. Прагматика проникает и в сферу отрицательных предложений. Так, утверждение *Именительный падеж не завтракал в лингвистическом аспекте бессмысленно, хотя с позиций формальной логики оно осмысленно и истинно: между именительным падежом и завтраком отрицается связь. Между этими объектами действительно нет никакой связи и, тем не менее, это и огромная масса иных предложений с отрицаниями, не имеющими «положительного противочлена», бессмысленны — даже вне всякого реального употребления в живой речи. Предложения с отрицаниями, не покоящиеся на положительных фоновых знаниях о мире, представляют собой семантический нонсенс. Фоновые знания о мире — это принадлежность сознания. А сознание существует только у живых людей — реципиентов. И потому представление о предложении как абстракции от сознания воспринимающего — утопия. Спрашивается, стоит ли так уж настаивать на различении предложений и высказываний, если уже на уровне предложения возникает необходимость обсуждать вопросы референтности, интонации, интенции и фоновых знаний? Абстракции бывают разные. Нарисованный мелом на доске уродец, состоящий из овалов и прямых линий, может быть воспринят как абстрактное изображение мальчика. Но и портрет мальчика, виртуозно выполненный Рафаэлем или Тинторетто, по отношению к живому мальчику, которого он изображает, — всѐ ещѐ абстракция. То, что лингвисты именуют высказываниями, — это ещѐ далеко не высказывания, поскольку эти объекты существуют обычно в письменных текстах самих лингвистов. Настоящее высказывание, как и живой мальчик, могут быть лишь единичными, устными, данными в опыте непосред477 А. В. ПАВЛОВА ственно в живой речи. Все остальные типы и виды высказываний, включенных в контекст, это — лишь имитация высказываний с различной степенью абстрагирования. В письменных или декламируемых текстах писателей, даже включающих якобы живые диалоги, мы имеем дело всѐ с тоже абстракцией на разных уровнях. Например, в зависимости от того, документальный это текст или художественный, мы имеем дело с высказываниями-абстракциями разной степени отвлеченности от реальности. Но до уровня, который принято именовать «высказыванием», они никогда не доходят и дойти не могут по определению. Возникает закономерный вопрос: если и предложение, и высказывание в лингвистическом отображении последнего — абстракция, то стоит ли проводить между ними столь резкую границу? Данные соображения проникают непосредственно в сферу синтаксических теорий. Как невозможно обходиться на уровне предложения без его интонационных характеристик, так нельзя рассматривать какие-либо функциональные стороны синтаксических построений, исключая из рассмотрения их интонационную сторону. Для функционального синтаксиса очевидно, что предложения По вечерам отец всегда пил чай среди своих занятий (Бунин) — По вечерам отец всегда пил чай среди своих друзей имеют разный синтаксический состав. Обстоятельство среди своих занятий в первом предложении может и даже, скорее всего, должно было бы стоять перед прямым дополнением: По вечерам среди своих занятий отец всегда пил чай. Группа среди своих занятий может быть истолкована и как обстоятельство времени, и как обстоятельство места, но скорее все-таки времени. Во втором предложении обстоятельство среди своих друзей должно занимать конечную позицию и является скорее обстоятельством образа действия, нежели обстоятельством места. Но нельзя не принимать во внимание, что различная синтактико-семантическая трактовка этих предложений поддерживается интонационно: если в первом предложении ФУ падает на чай, то во втором — на друзей: По вечерам отец всегда пил чай среди своих занятий. — По вечерам отец всегда пил чай среди своих друзей. Любое иное интонационное оформление было бы в данном случае неуместным. Обстоятельства, 478 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... разные по своей синтаксической природе, различаются здесь в том числе и интонационно. В предложении Прежде об этом мало говорили, прославляя победителей (Новая газета), которое употребляется в контексте высадки союзных войск в Нормандии 6 июня 1944 года и гибели многих тысяч мирных жителей в результате обстрелов и бомбежек, деепричастный оборот можно истолковать двояко — в зависимости от того, с какой интонацией произносится фраза. Ср.: Прежде об этом мало↓ говорили, прославляя победителей. – Прежде об этом мало говорили↑, прославляя победителей↓. Резкое понижение основного тона на ударном слоге в слове мало и последующий монотонно низкий регистр на деепричастном обороте характеризует деепричастный оборот в синтаксической роли обстоятельства времени (‚Мало говорили — когда? — когда прославляли победителей‗). А отсутствие ФУ на мало и его присутствие на говорили в виде резкого повышения основного тона на ударном слоге глагола и его понижение лишь к концу деепричастного оборота, сопровождаемое впечатлением усиления ударения на последнем слове победителей, выдает иную синтаксическую функцию деепричастного оборота — а именно обстоятельства причины (‚Мало говорили — почему? – потому что прославляли победителей‗). Синтаксическая функция обстоятельства причины здесь усилена семантикой контраста (‚о гибели мирных жителей не говорили, потому что делали акцент на положительной стороне победы, а не на ее печальной стороне‗). Отношения между интонацией и толкованием двунаправленны, в зависимости от того, устное перед нами высказывание или письменное. При устной ипостаси нам в роли воспринимающих не требуются дополнительные интеллектуальные усилия для трактовки. Она уже дана в «живой» интонации. При чтении мы мысленно интонируем фразу в зависимости от того, как мы понимаем ее смысл. По всей вероятности, интонация может рассматриваться как конечная стадия и реализация процесса осмысления синтаксической структуры. С другой стороны, возможно, что мы «примеряем» к фразе сначала те или иные интонационные модели, хранящиеся в нашей памяти для подобных абстрактных синтаксических конструкций; затем выбираем 479 А. В. ПАВЛОВА ту, которая кажется нам наиболее подходящей, а потом уже пытаемся осмыслить, что же получилось. После этого «примеривания» и «отбрасывания», перебора из парадигмы и выбора годного варианта интонационной модели – мы, по-видимому, еще раз уже верифицируем свой выбор и останавливаемся на одном или — как в данном случае — на двух конкурирующих вариантах. Все эти процессы в нашем сознании не поддаются наблюдению и остаются чисто гипотетическими. Ясно лишь то, что без мысленного интонирования смысла нет — даже на самом абстрактно-отвлеченном уровне рассматриваемого синтаксического объекта. Следовательно, интонация помогает опознавать глубинные синтаксические структуры и пренебрегать ею в синтаксических описаниях никак нельзя. Иногда она является единственным средством для различения синтаксических отношений и для сигнализации этого различения. Без интонации бывает невозможно разрешить синтаксическую двусмысленность: Живопись не исчезнет из-за технического прогресса. Двусмысленность этой конструкции только кажущаяся: она снимается, как только конструкция превращается с помощью интонации в осмысленное предложение. Оно может означать: ‗Живопись не исчезнет благодаря техническому прогрессу‗ — и тогда ФУ падает на конечный элемент фразы Живопись не исчезнет из-за технического прогресса — а может означать ‗Живопись не исчезнет вопреки техническому прогрессу‗, и тогда оно оформляется ФУ на глаголе: Живопись не исчезнет из-за технического прогресса. При такой трактовке обстоятельство причины можно поместить в начало предложения, сохранив рему: Из-за технического прогресса живопись не исчезнет. А при первой трактовке порядок слов изменить невозможно. Перед нами не одно по-разному оформленное интонационно предложение с двумя возможными смыслами, а два разных предложения с разным синтаксическим составом. Лишь поверхностная синтаксическая конструкция в обоих случаях одинакова. Аналогичным образом различение синтаксических структур Ты сидишь на фотографии (= ‚Ты случайно сел на фотографию‗) и Ты сидишь на фотографии (= ‗на снимке ты изображен в положении «сидя»‘) непосредственно связано с их семантикой: это два омонимич- 480 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... ных предложения. Без подключения интонации невозможно решить в том числе и вопрос об инверсии. Так, инверсия имеет место во втором предложении (ср.: На фотографии ты сидишь — более естественный и правильный порядок слов для письменного варианта данного предложения), в то время как в первом порядок слов не инвертированный. Инверсию имеет смысл рассматривать в аспекте тема-рематического членения, в рамках коммуникативного синтаксиса. Таким образом, мы имеем здесь дело с предложениями-омонимами. И это настолько ясно, что рассуждать о синтаксисе, забывая об интонации, означает отображать лишь часть синтаксической истины, да и то опасность искажений даже для этой части слишком высока, чтобы стоило ею пренебрегать. Значительно сложнее обстоят дела с прагматикой и ее отношениями с семантикой, самым тесным и непосредственным образом связанной с интонацией. Прагматика не сразу была признана лингвистической дисциплиной. Существует «узколингвистический» подход к предмету лингвистики и сегодня; он исключает прагматику из собственно лингвистических областей. Но этой точки зрения скорее придерживаются некоторые логики, а не языковеды. Подавляющему большинству лингвистов сегодня ясно, что ограничивать сферу семантики лишь определением вопроса об истинности или ложности означает резко сужать круг интересов науки о языке. «Широкая» точка зрения явно преобладает, и большинство языковедов сегодня причисляют прагматику к своей науке. Правда, существует, повидимому, грань, за которой прагматика становится нелингвистической: «Разграничение семантического и прагматического значений, предполагаемое функционально-истинностной концепцией семантики, очевидно, требует отказа от взгляда, согласно которому изучение прагматического аспекта содержания высказывания выводится за пределы лингвистики» (Булыгина, Шмелев 1997: 253). И далее: «Все, что неконвенционально, может представлять интерес для исследователя языка, но оно не должно отражаться в описании языка (лингвистическом), поскольку язык — это конвенциональная знаковая система. Изучение различного рода неконвенциональных импликатур описывает 481 А. В. ПАВЛОВА способности людей, пользующихся языком, и может быть отнесено к нелингвистической прагматике» (там же: 254). Вообще неясно, как и почему можно исключать прагматику из семантических описаний: ведь семантика начинается там, где предложение как чисто грамматическая единица, рассматриваемая только в аспекте ее структуры, обретает смысл. А смысл эта единица обретает, если мы переходим с уровня только структурного на уровень референций, пресуппозиций, ассерций и импликатур. И тогда объектом рассмо становится высказывание. Такова наиболее распростра точка зрения на объект семантики. Против разделения семантики высказываний на узкоформальную как учение об истинности или ложности и прагматику как теорию речевых актов возражал еще Готтлоб Фреге, хотя он так это, конечно, не формулировал. Книга Дж. Лайонза (Лайонз 2003) посвящена в первую очередь доказательству необходимости включения в фокус семантических исследований не только аспекта истинности или ложности высказываний, но и их иллокутивной силы, лежащей вне категории истинности или ложности. Иными словами, высказывания типа Я обещаю тебе больше этого не делать, которые не истинны и не ложны, должны рассматриваться в рамках семантики, так как смыслы высказываний, построенных на перформативных предикатах, лингвистичны. Значит, семантика должна включать в свой объект иллокуцию , а не ограничивать его кру́гом вопросов об истинности или ложности. Узкое понимание семантики высказывания как лишь учения об истинности или ложности для лингвистики нерелевантно, если по-прежнему считать семантику изучением значений и смыслов. Смыслы никоим образом не могут и не должны сводиться к кругу вопросов об истинности или ложности. Более того — лингвистику эти вопросы интересуют как раз далеко не в первую очередь, коль скоро она позиционирует себя как наука о языке-речи как основном средстве коммуникации. Для успеха или неуспеха человеческого общения значительно важнее, чем сфера истинностиложности, круг вопросов, касающихся осмысленности, бессмысленности и двусмысленности. «Языковые значения прагматичны в принципе: с человеком, с речевой ситуацией связаны в 482 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... языке не какие-нибудь особо выделенные экспрессивные элементы, а вообще значения подавляющего большинства слов и грамматических единиц», — пишет Е. В. Падучева (Падучева 2011: 222). Именно этот широкий подход к семантике уже примерно с семидесятых годов прошлого века практикуется в лингвистике, так что прагматика, вроде бы, тесно сомкнулась, чтобы не сказать слилась, с семантикой высказываний, а значит, не стоит ломиться в открытую дверь, все снова и снова доказывая их и без того уже осуществившееся переплетение. Однако вопрос в действительности значительно сложнее. Нет сомнения, что прямые речевые акты, включающие перформативные глаголы в первом лице, типа Обещаю на тебе жениться, а также узуальные, широко распространенные косвенные речевые акты типа Не мог бы ты закрыть окно? и даже заполненные какимлибо содержанием и произносимые с устойчивыми интонационными контурами фразеосхемы вроде Будет он с тобой возиться! или Какой он тебе друг! смело можно отнести к области языка и включить в семантическую теорию. Однако существует бесчисленное количество речевых актов, понимаемых так или иначе только в конкретной реальной обстановке, в которой они произносятся. Конечно, в принципе можно понаблюдать и за ними и включать хотя бы часть из них в описание языка, если станет заметно, что они регулярно повторяются в аналогичных ситуациях. Например, перед началом киносеанса или концерта в современной Германии стало регулярно звучать высказывание, которое по своей прагматической семантике прозрачно: Bitte vergessen Sie nicht, nach der Vorstellung Ihre Handys wieder einzuschalten! (Пожалуйста, не забудьте после сеанса / спектакля / концерта вновь включить свои мобильные телефоны!) Это превратилось в привычный речевой оборот, клишированную формулу вежливой просьбы не забыть выключить мобильные телефоны перед началом представления. Такие устойчивые речевые формулы в принципе имеют полное право попасть в семантическое и / или лексикографическое описание устойчивых косвенных речевых актов. Сегодня интенциональность речевой деятельности является лингвистической аксиомой: любое высказывание произно483 А. В. ПАВЛОВА сится или пишется для чего-то. Угадываемая реципиентом интенция говорящего или пишущего – важнейшая составляющая смысла. Утверждение Хорошая сегодня погода может служить для поддержания разговора, для зачина диалога о планах на воскресенье, быть знаком расположения или заинтересованности в собеседнике и т. п. Допустимо ли ожидать от семантической теории высказываний полного перечня возможных смыслов, вкладываемых в те или иные фразы и воспринимаемых в реальной жизни? Такая задача предсталяется заведомо не имеющей решения. Даже трудно вообразить, какое количество высказываний произносятся явно с какой-то целью и содержат иллокутивную силу при полной невозможности ее семантического описания в семантической теории. Эта проблематика напоминает сложные отношения между значением лексем в словаре и смыслом тех же лексем в тексте. Смысл — результат актуализации в потоке речи некоторых сем, входящих в понятие. Значение — результат абстрагирования наиболее частотных, устойчиво повторяющихся и наиболее социальных (понятных всем или большинству носителей языка) смыслов. Задача лексикографа в том, чтобы вычленить, найти эти самые частотные, привычные элементы, которые способны покрывать множество признаков, в сумме обеспечивающих гармонию между означающим и означаемым вне конкретного употребления языкового знака. Понятно, однако, что это вычленение наиболее устойчивых, существенных и социально значимых элементов для описания значения слова никоим образом не способно отразить все разнообразие смыслов того же слова в его реальном употреблении. На этой проблематике акцентирует внимание Ю. Д. Апресян, когда пишет о необходимости фиксировать в толковом словаре активного типа иллокутивные функции лексем, т. е. способность лексем выполнять в речи определенные коммуникативные роли. Словарь активного типа должен, следовательно, содержать сведения не только о значениях лексем, но и о возможностях и ограничениях их употребления в тех или иных речевых актах (Апресян 1995: 144–152). И тем не менее, всего предусмотреть невозможно, даже в самом полном словаре. Однако это не означает, что к выполнению этой цели не следует стремиться. Ведь смыслы социаль- 484 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... ны, и, несмотря на все их многообразие, они так или иначе всеми или по крайней мере многими реципиентами осознаются. Следовательно, чем глубже проникновение семантического описания в прагматику, тем надежнее такой словарь и тем активнее он способен выполнять свое назначение. Для словарных описаний требуется привлекать дискурсы различных эпох и субкультур — только с помощью такого дискурс-анализа станет ясно, что слова красный или космополит, буржуазный или либерал в разных типах дискурсов имеют различные значения, т. е. устойчиво повторяющиеся коннотации, которые в традиционных толковых словарях не рассматриваются, в то время как они столь же социальны и значимы, как и те значения, которые закреплены в сегодняшней лексикографии. Незнание этих коннотаций может приводить к непониманию и прямым ошибкам в коммуникации (как в понимании, так и в употреблении) вплоть до политических и моральных «провалов». Примерно так же соотносится семантика высказывания и его прагматика. С одной стороны, семантика не способна отразить все своеобразие смыслов формально одной и той же линейной цепочки в речи, с другой, она должна стремиться к тому, чтобы охватывать своими описаниями наиболее типичные, частотные, регулярно повторяющиеся смыслы. И в этом ей не обойтись без акцентных моделей, несущих в себе чисто прагматические смыслы, которые не могут не фиксироваться в семантических описаниях синтаксиса. Один из принципиальных и ключевых моментов семантического или функционального синтаксиса заключается в вопросе, может ли линейная цепочка языковых элементов, построенная по определенным синтаксическим правилам, рассматриваться как тождественное самому себе высказывание, если оно реализуется в речи с разными интонационными контурами? Иными словами, являются ли фразы Я люблю дождь и Я люблю дождь одним предложением и при этом разными высказываниями или уже на чисто грамматическом уровне это разные предложения? У Дж. Лайонза читаем: «Критерий идентичности формы <…> не является таким простым и ясным, как это может показаться. Во многих учебниках при обсуждении импликатур примеры даются в письменной форме, даже когда предпола485 А. В. ПАВЛОВА гается, что они произнесены. Это означает, что потенциально релевантные просодические (и паралингвистические) различия формы в общем случае не принимаются во внимание. <…> Многие попытки лингвистов разграничить семантику и прагматику потерпели неудачу вследствие их неспособности провести и последовательно выдержать различие между значением предложения и значением высказывания и точно сказать, что кодируется и что не кодируется в структуре предложений. При этом слишком часто тождество орфографической формы молчаливо принимается как достаточное условие тождества предложений» (Лайонз 2003: 305–306). Удивительным образом в большинстве солидных, добросовестных и ярких современных исследований, посвященных функциональному синтаксису (von Polenz 2008; Мустайоки 2010; Busse 2014), просодия не упоминается вовсе. Из-за этого объяснительная сила этих работ остается неудовлетворительной, так как представленная в них типология не может быть полной. Интонационные модели являются неотъемлемой частью глубинного синтаксиса, и их несовпадение сигнализирует несовпадение коммуникативных типов (интенции) предложений — еще до всякого превращения их в высказывания, если рассматривать последние как функционирующие единицы речевого потока в конкретных ситуациях. Вопрос Ты ↑будешь чай или кофе?, произнесѐнный с резким повышением основного тона на глаголе и с ровным низким тоном на части чай или кофе, означает, что говорящий хочет знать, будет ли его гость пить хоть что-нибудь вообще, в то время как вопрос с низким тоном на глаголе и с резким повышением основного тона на чай и резким же понижением на кофе — Ты будешь ↑чай или ↓кофе? – является вопросом альтернативным: говорящий хочет знать, который из двух напитков гость будет пить. И это разные вопросы, а не один и тот же. Они иллюстрируют разные типы вопросительных предложений. В паре Я люблю дождь и Я люблю дождь перед нами описательно-повествовательный коммуникативный тип предложения в первом случае и собственно эмотивный (выражение отношения) во втором. Предложения это или уже высказывания? Выше уже было сказано, что попытка отграничить 486 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... предложения как грамматические конструкции, имеющие, однако, определенную семантику, от высказываний как от употреблений предложений в реальной ситуации, весьма искусственны: все, что осмысленно, осмысленно только потому, что не прерывается связь объекта, в котором отыскивается смысл, с реальной жизнью. Не прерывается эта связь благодаря усилиям нашего воображения и нашей памяти. Сама по себе постановка задачи описать коммуникативные типы предложений осмысленна, только если это предложения в реальной речи, имеющие пресуппозиции, ассерции и референции, а значит, и интонационную структуру — а это уже превращает их в высказывания. Сложность семантических описаний предложений-высказываний в теории упирается, однако, в то, что в роли высказываний в живой речи они же могут обнаруживать еще массу смыслов, которые теорией не охватить в силу их разнообразия. Ведь в потоке звучащей речи толкования фраз Я люблю дождь и Я люблю дождь могут быть и иными, чем «повествование» или «выражение эмоционального отношения». Так, реплику звучащего диалога Я люблю дождь, произносимого в реальной жизни человеком, глядящим в окно, скорее всего, имеет смысл трактовать как сообщение о том, что на улице жара. Чисто прагматически это, скорее всего, контраст между тем, что человек видит за окном, и тем, чего бы он желал там видеть. Во всяком случае, этот контраст оправдывал бы сильное ударение на дополнении. А реплика с ударением на люблю, также произносимая в живом реальном диалоге (Я люблю дождь), когда говорящий смотрит в окно, содержит либо только выражение своего отношения к дождю, либо также, по-видимому, косвенное сообщение собеседнику о том, что на улице дождь, если тот об этом еще не знает. Не исключено, что это высказывание содержит и иронию, если, например, дождь идет уже три недели кряду и сильно надоел. Тогда мелодика ясно выразит горечь, которой пропитана эта ирония. Прагматическое толкование речи может, таким образом, расходиться с «чисто» семантической трактовкой. С другой стороны, если все эти смыслы воспринимаются адекватно, регулярно, разными людьми сходным образом, если они, следовательно, конвенциональны, то не стоит ли расширить область семантики? 487 А. В. ПАВЛОВА Лингвист может занять одну из двух позиций: либо он заранее открещивается от таких чисто прагматических трактовок и даже не пытается в них вдаваться, так как они бы увели его слишком далеко от возможности обобщать и выводить закономерности, создавая семантические описания типов высказываний по их коммуникативному назначению. Либо он включает и такого рода прагматические смыслы в описание семантики функционирующих высказываний, даже отдавая себе отчет, что эти описания будут неполными и полными быть не могут, так как многообразие употреблений предусмотреть и предугадать невозможно. Второй подход представляется более правильным, если разделять мнение о необходимости все более ясного разворота языковедческих дисциплин в антропологическом направлении. В статье (Арутюнова 1986) исследуются высказыванияцитации. Н. Д. Арутюнова справедливо пишет, что вставки-цитации (повтор чужих слов, иногда нейтральный по коммуникативной направленности, но чаще экспрессивный — с эмоцией пренебрежения, удивления, несогласия, отрицания и др.) необходимо рассматривать в едином комплексе лексикограмматического и интонационного оформления. Интонации в статье уделено не слишком много внимания, поскольку задачи ее слишком обширны. Но отмечается «ровный интонационный „грунт―», «машинальная интонация размышления», «скольжение тона», изменение артикуляции. Совершенно очевидно, что исследователь, во-первых, не намерен отделять прагматику от семантики, и во-вторых, прекрасно понимает и нисколько не преуменьшает роль интонации в реализации соответствующих коммуникативных функций. Интерес к прагматике как к неотъемлемой части семантических описаний устойчиво прослеживается и в работах И. Б. Левонтиной. Например, очерк (Левонтина 2014) посвящен, в частности, исследованию косвенных речевых актов, которые под видом вопросов, включающих местоимения как, какой, куда (там), где (там) выражают чисто эмоциональные реакции на чьи-либо слова. Например: Я упала со стула! — Как упала? С какого стула? Или: Поехали! — Куда поехали? Какой поехали? Реакция вовсе не выражает заинтересованность в том, чтобы 488 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... узнать, как именно человек упал, с какого именно стула произошло падение или куда именно нужно поехать. Иллокутивная сила этих по-форме-вопросов состоит в том, чтобы выразить испуг, сочувствие, обеспокоенность, несогласие или иные эмоции. Остается только сожалеть, что в описание этих псевдовопросов не попала интонация. Ведь именно она отличает собственно вопрос от невопроса. На самом деле иллокутивная сила у фраз С какого стула? и С какого стула?, Куда поехали? и Куда поехали?, произносимых с разными интонационно-акцентными контурами, разная: в то время как первая реплика этих пар действительно может быть вопросом, вторая уже явно не вопрос, а эмоциональное восклицание — то самое, о котором как раз и пишет Левонтина. В интонации «невопроса» важна не только не мелодика как основной выразитель фразового ударения — здесь существенную роль играет даже тембр голоса. Множество фраз прочитывается и трактуется по-разному. И тем не менее, их строй, лексическое наполнение и синтаксис обычно соотносятся с фреймами нашей памяти. И потому фразу Мрачная картинка получилась большинство носителей русского языка поймут и прочитают как оценку картинки, с ФУ на первом слове (Мрачная картинка получилась), а не как утверждение об успешном завершении начатой работы (Мрачная картинка получилась), хотя, конечно, возможны ситуации, когда оправданным окажется именно второй вариант. Но для него нужен «специальный» контекст, разбивающий стереотипы нашей памяти. Во всяком случае, очевидно, что в лингвистику все больше начинают проникать семантические описания коммуникативных типов высказываний, которые квалифицируются сегодня еще как «чисто» прагматические, так как их смысл не выводится из совокупности смыслов составляющих их лексем и грамматических правил, по которым они сцепляются. По сути дела, это не просто поворот от языка к речи, а свидетельство постепенного понимания, что язык неотделим от речи и что границы между ними текучи. Язык — это все, что социально. Социально все, что понимается как минимум двумя носителями одного языка аналогичным образом (но в нормальном случае, конечно, всеми или большинством). Следовательно, все семан489 А. В. ПАВЛОВА тические описания прагматических употреблений речевых актов входят в задачи лингвистики и являются элементами языковой системы. Представляется, что мерой, которую можно было бы рассматривать как «золотая середина» в этом балансировании между системой и вариативностью, между общим и частным, может и должна стать частотность: необходимо взять за исходный критерий включения или невключения тех или иных употреблений в семантические описания в том случае, если их частотность будет выше или равна выбранной за основу величине. Но для этого необходимо сначала иметь данные о частотности. А этими данными лингвистика в настоящее время все еще не располагает. Создать мостик между семантикопрагматическими толкованиями и данными о частотности, которые подкрепляли бы необходимость и социальную обусловленность этих толкований, — дело будущего. Однако никакие толкования не будут полными, а значит, и достаточно надежными, пока в них будет игнорироваться интонация. Литература Busse Dietrich. Sprachverstehen und Textinterpretation. Grundzüge einer verstehenstheoretisch reflektierten interpretativen Semantik. Wiesbaden: Springer, 2014. Polenz Peter, von. Deutsche Satzsemantik. 3. Aufl. Berlin: de Gruyter, 2008. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Том II. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Языки славянской культуры, 1995. Арутюнова Н. Д. Диалогическая цитация. (К проблеме чужой речи) // Вопросы языкознания. 1986. № 1. С. 50–64. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. Валгина Н. С. Синтаксис современного русского языка. Учебник. М.: Ангар, 2000. Лайонз Дж. Лингвистическая семантика. М.: Языки славянской культуры, 2003. Левонтина И. Б. Манящий аромат беспредела // Стенгазета, 04.05.2014. (http://stengazeta.net/?p=10040378) 490 ИНТОНАЦИЯ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС, СЕМАНТИКА... Мустайоки А. Теория функционального синтаксиса. От семантических структур к языковым средствам. М.: Языки славянской культуры, 2010. Николаева Т. М. «Экстренное введение в ситуацию»: особый вид просодического выделения // Теория языка, методы его исследования и преподавания. Л.: Наука, 1981. С. 182–187. Падучева Е. В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. 2-е изд. М.: Языки славянской культуры, 2011. Русакова М. В. Элементы антропоцентрической грамматики русского языка. М.: Языки славянской культуры, 2013. 491 Н. Д. Светозарова РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВОГО СТРОЯ ЯЗЫКА Аннотация: Одним из ценных источников сведений о фонологической системе языка (диалекта), как в диахронии, так и в синхронии, являются вариативные, в том числе и так называемые малограмотные написания. В художественной литературе широко представлен и другой тип вариативных (экстранормальных) написаний, которые, следуя, в основном, правилам графики и орфографии соответствующего языка позволяют опознать план выражения слова и определить его фонемный состав, но при этом передают также дополнительную информацию об особенностях звучания. Для русского языка наиболее распространенными типами таких особых написаний являются: опущение отдельных графем, замены графем (локальные и сквозные), повторения графем, разбиение на слоги (дефисно-слоговое написание), а также комбинации этих способов. В статье обсуждается значение экстранормальных написаний для решения фонологических проблем. Специально анализируется передача на письме удлиненных (растянутых) гласных, в частности, гласного /ы/. Ключевые слова: графика, орфография, вариативные написания, просодика, фонология РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... В языках, имеющих письменность на основе плана выражения, одним из ценных источников сведений о фонологической системе языка (или диалекта), как в диахронии, так и в синхронии, являются вариативные, т. е. отклоняющиеся от принятой нормы, если она есть, или от узуса, написания. Это продукты речевой деятельности детей, неграмотных или малограмотных взрослых, иностранцев, описки грамотных носителей языка, сознательные нарушения правил, например, некоторые виды языковой игры и др. Историки языка благодарны тому, что древние писцы специально варьировали графический облик слов, оставаясь, естественно, в определенных рамках. Современные писатели также делают это, и тем самым дают материал для размышлений. По Щербе это — отрицательный языковой материал, в котором отражаются особенности фонологической и графико-орфографической систем языка. Я хочу остановиться на одном типе вариативных написаний русского языка, которые можно называть не просто ненормативными (или неканоничными, по А. А. Реформатскому), а экстранормальными (по аналогии с экстранормальной фонетикой Н. В. Юшманова1), так как в них содержится важная дополнительная информация, передаваемая через отклонения не только от правил орфографии (что эксплуатируется, например, в умышленно неправильном с точки зрения орфографии письме, мода на которое, как кажется, уже уходит), но и от узуальных средств русской графики. Эти написания позволяют без труда опознать слова (или словоформы) и определить их фонемный состав и одновременно указывают на то, что они были произнесены как-то необычно и тем самым передают дополнительную информацию об особенностях звучания. И в этом смысле этот «отрицательный» языковой материал является для читающего (и для лингвиста) «положительным». 1 Работа Юшманова известна по ссылке на нее А. А. Реформатского (см.: Реформатский 1966). Статья не была напечатано, рукопись ее хранится в архиве: Н. В. Юшманов ―Экстранормальная фонетика‖ (1946). — СПбФ АРАН. Ф. 77. Оп. 5. Ед. хр. 251. 493 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА Я давно занимаюсь тем, как передаются особенности звучания в письменном художественном тексте (Светозарова 2000; 2006; 2014). Исходным был интерес к отражению на письме фразовой интонации, которая по распространенному мнению якобы плохо передается на письме. Основные специальные средства обозначения интонации в письменном тексте, кроме, естественно самих слов и грамматики, — это знаки препинания, авторские ремарки и шрифтовые выделения. Последние (например, курсив, разрядка, капитализация) не затрагивают графемного состава лексем, если выделено все слово или больший отрезок текста. Однако для обозначения некоторых просодических явлений, например, особого акцентного выделения, используются и модификации сегментной последовательности, такие как дефисно-слоговое написание, повторение или опущение букв. Так, для того, чтобы показать необычное (смещенное, неконечное) место фразового ударения, несущее его слово может быть выделено курсивом, реже — разрядкой, или написано прописными буквами: Не забудь: он живет на последнем этаже. Не забудь: он живет на п о с л е д н е м этаже. Не забудь: он живет на ПОСЛЕДНЕМ этаже. Тот же эффект особого просодического выделения, но уже с добавлением эмоциональных значений, передается и через графическое изображение скандирования и удлинения гласного: Я же сказал уже: он живет на по-след-нем этаже. Да что ты! Он же живет на после-е-е-еднем этаже. Последние два примера показывают, что особые написания слов, связанные с повторением, добавлением, а также с опущением и заменой букв (графем), передают информацию о допустимых модификациях сегментных последовательностей. Это позволяет выйти за рамки обозначения просодических явлений и поставить вопрос о том, что дают подобные экстранормальные написания для изучения других аспектов фонетики, в частности, тех экспрессивных и апеллятивных средств, которые Н. С. Трубецкой относил к «звуковой стилистике» (Трубецкой 1960: 35). В своих «Основах фонологии», написан- 494 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... ных, как известно, на немецком языке, Трубецкой привел в качестве примера сверхдолготу гласных и начальных согласных в «восторженно произносимом немецком schschöön» (там же: 30–31), обозначив ее дублированием графем: schön > schschöön1. Надо сказать, что такое использование средств графической имитации нельзя считать характерным для немецкого языка. Немецкие писатели пользуются графическим варьированием слов намного реже, чем русские, за исключением случаев передачи особенностей диалекта. Объяснение этого надо искать в иных принципах графики, в частности, в использовании удвоения гласных и согласных букв для передачи фонологической долготы-краткости гласных фонем. Тем не менее, отдельные примеры повторения букв, чаще многократного, можно найти и в немецкой художественной литературе, и в неформальноой переписке в Интернете, например: Sooooo? seeeehr mager! (= Та-а-кк? О-о-очень худая). Ограничено не только количество таких написаний, но и поводы для их появления: обычно это выражение удивления. В русском же языке манипуляции с количеством букв существенно более разнообразны с точки выражения различных коммуникативно важных значений. Экстранормальные написания в русском языке имеют много общего с названными выше типами вариативных напи1 «...такие явления, как сверхдолготы согласного и гласного в восторженно произносимом немецком schschöön!, представляют собой факт языка: во-первых, они обнаруживаются только в языке <...>, во вторых, они наделены определенной функцией, в третьих, они условны, как и все прочие, наделенные функцией языковые средства. Следовательно, они принадлежат апеллятивной фонологии...» (Трубецкой 1960: 30.). И далее (там же: 31): «..то же самое средство может с успехом быть использовано и для выражения других эмоций: schschöön! можно произнести не только в восторженном состоянии, но и иронически; schschaamlos! lliieber Freund! — восторженно, иронически, с возмущением, убежденно. С грустью, с сожалением и. т. д. каждый раз с иной интонацией» 495 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА саний, как неосознаваемыми (малограмотность разных видов), так и осознанными (языковая игра), но они идут дальше, используя не только нарушения правил орфографии, но и отклонения от правил графики. И главное, они всегда имеют определенные функции и задачи. И здесь тоже есть свои правила, хотя и много индивидуального. Очевидно, что в письменной форме речи необходим некий графический минимум. Правда, часто необычное написание соседствует с обычным в ближнем контексте, а необычность написания объясняется ремарками и специальными глаголами речи (например, глаголом протянуть). Малограмотные и до-грамотные носители языка еще не владеют или плохо владеют правилами графики. А авторы экстранормальных написаний обычно владеют ими и используют «вакантные» возможности графики в целях фонетической имитации. В русском языке отсутствует противопоставление гласных и согласных по долготе, так что такое удобное средство как дублирование букв остается свободным для целей «звуковой стилистики». Тот тип написаний, который можно назвать экстранормальным, особенно хорошо представлен в художественной литературе. Для русского языка наиболее распространенными средствами таких особых написаний являются: замены букв, опущение букв, вставка лишних букв, повторение (дублирование) букв, дефисно-слоговое написание, а также некоторые комбинации этих способов, например, сочетание послогового написания с дублированием букв. У этих средств много общего, но есть и специфика. Прежде, чем рассматривать эти типы, важно сказать, что экстранормальные написании обычно используются с целью передать особое звучание, но делается это через буквы. Как в известном выражении «он не произносит букву л», писатели думают про звучание, но пользуются буквами, считая, что они есть звуки. Писатель — человек грамотный, он видит слово написанным. Но есть писатели, которые еще и слышат его. 496 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... Вариативные написания — доказательство симбиоза звука и буквы, причем иногда побеждает одно, иногда другое. Замены букв (графем) используются при передаче: — иностранного акцента, — диалектных особенностей, — просторечия, — возрастных особенностей (детская речь и речь, обращенная к ребенку, старческая речь), — гендерных особенностей (женская речь), — манеры речи, — дефектов дикции, — речи в особых психических и физиологических состояниях и др. Замены бывают одиночными (фиксация ошибки, каламбур, пароним), множественными, повторяющимися (изображение акцента, дефектов речи), при этом чаще всего замены образуют привативные оппозиции: звонкость-глухость, твердостьмягкость (например, при передаче немецкого акцента), а также сквозными (общая окраска, тембризация), когда используется какой-то дифференциальный признак фонем (упереднение артикуляции, гиперлабиализация и др.) при изображении определенной манеры речи, ее общего тона. С точки зрения фонологической системы русского языка особенно интересны замены гласных в безударных слогах, приводящие к «прояснению» неясного редуцированного гласного. Если пишут а вместо о в безударном положении, то не потому, что там не фонема /о/, а аллофон фонемы /а/ (по щербовской фонологической школе), а чтобы показать ненормативную (недостаточную) редукцию, поскольку нормальная степень редукции передается в русском языке обычным орфографическим написанием, базирующемся на этимолого-морфологическом принципе: Эта… — сказал он [Выбегалло], приближаясь. — У меня там, может, сегодня кто вылупится. В лаборатории, значить. <…> Так ты мне, мон шер, того, брякни, милый. <…> — Куда брякнуть-та? – спросил я. <…> 497 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА — Брякнуть-та? А домой, куда же еще в Новый год-та. (Стругацкие «Понедельник начинается в субботу»). … (крик с другого берега) — они не ..огут иди-ить, они пья-аныи-и (Ю. Казаков «Трали-вали») Такое прояснение безударных гласных посредством мены букв (o > a, е > и) –можно считать свидетельством реальности для языкового сознания писателя щербовской фонологической школы. Замена нередко сочетается с повторением гласной буквы: — Па-а-пра-ашу вас! Аукционист пел голосом, не допускающим возражений (Ильф и Петров «Двенадцать стульев»). — Па-а-звольте, мармазель! Па-азвольте па-асматреть! — и перед моими глазами вырастает рука пьяного мужчины (А. Бруштейн «Дорога уходит вдаль»). Ма-алча-ать! Не сметь рассуждать (Т. Толстая «Сюжет»). Встречается замена буквы на небуквенные знаки, например, на апостроф при изображении картавого «р» (у Л. Толстого). Опущение букв (графем) одно из важнейших средств отражения так называемых аллегровых форм речи (счас, тыща), реализации звуков и звукосочетаний, образующихся в быстрой, небрежной речи неполного типа произнесения, хотя этот способ используется также и в иных ситуациях, например, при передаче детской речи. Это также удобное средство передачи чрезмерной редукции: — Па-ажал-ста, — ответил я , пожав плечами. Не показал виду, что обиделся. (Д. Рубина «Синдром Петрушки») Вставка лишних букв встречается сравнительно редко, обычно как указание на произносительную ошибку, случайную или социально маркированную (ндравиться). Зато одним из наиболее употребительных средств является повторение (дублирование) графем. 498 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... Повторение букв — яркое и наглядное графическое средство указания на увеличенную длительность звука. Повторяются и гласные, и согласные, при этом здесь имеются явные различия. Поэтому целесообразно рассмотреть их отдельно. Сам тот факт, что в русском можно безболезненно повторять гласные и согласные буквы, говорит о том, что этот способ не используется для передачи фонемного противопоставления, а поскольку он достаточно удобен и распространен в фонемных системах письма, то, в какой-то степени, и о том, что этого противопоставления в русском нет (одно и то же слово может быть написано как с одной гласной буквой, так и с повторением ее). Строго говоря, русская графика не запрещает написать фонему /а/ как аааа или а-а-а, но и не разрешает этого. В отличие, например, от финского языка, или нидерландского. Эта возможность вакантна, и ей пользуются в выразительных целях. При этом в роли средства «выразительной речи» строгие правила русской орфографии допускают только особый способ дублирования букв — разделение повторяющихся букв дефисами. Это не только обеспечивает отличие дублирования от возможного сочетания одинаковых фонем (длинношеее животное), но и является знаком того, что это не ошибка (есть же стела и Стелла), а указание на особое звучание, на то, что это специальный прием. Впрочем, если буква повторяется больше трех раз, то опасность смешения исчезает. И в этом заключается дополнительный резерв, как я покажу далее. В русской классической художественной литературе обычно используется дефисное написание, а в интернете и неформальной переписке (СМС) много и бездефисных. Последний способ, как мне кажется, постепенно проникает и в современную художественную литературу. Повторение гласных — это в первую очередь именно указание на протяжное, удлиненное произношение, его называют «растяжкой» гласных. Функции растяжек гласных в русском языке чрезвычайно многообразны. Е. А. Земская описала 12 типов растяжек (Земская 1979), в моем материале их получается намного больше. На первом месте, конечно, находится зов, особенно зов на расстоянии, затем следует передача таких эмоций как удивление, недоумение, восхищение, раздумье, 499 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА ирония и многое другое. Растягиваются не только ударные гласные, но и безударные. Функциональное отличие повторов согласных от повторов гласных описала М. И. Матусевич, отметив, что удлинение гласных передает положительные эмоции, а удлинение согласных — отрицательные (Матусевич 1976: 276–277). Статистически это, пожалуй, так. Но в русской литературе есть и яркие примеры отрицательных значений для растяжек гласных, и положительных для согласных, например: Кр-р-расота! (Эллочка Людоедка); Отлич-ч-чно! Отличие дублирования согласных букв от повторения гласных состоит в том, что физически это не только их удлинение, но и усиление, форсирование, в отдельных случаях также и придыхание (аспирация). Есть явная зависимость от типа согласного (например, часто так изображается «раскатистое р») и от его позиции в слове. Повторение букв для глухого смычного в начале слова – это указание именно на его усиление или придыхание, поскольку собственно удлинение в этой позиции невозможно. Чаще всего удлиняются согласные в начале слова, реже — в начале слога. Форсирование конечного согласного, изредка встречающееся в немецких текстах (Wassss?), для русского языка нехарактерно. Если повторяется начальный глухой смычный, то это может быть также изображением заикания, заминки, неуверенности. Таких примеров очень много и с сонантами, особенно часто это /н‘/ в слове «нет». Нередко повторение согласного становится признаком лексико-семантического варианта слова. Получаются графические минимальные пары. Ср.: скотина (нейтрально: животное) и С-с-скотина! (оценочно: ругательство); Чѐрт (существительное) и Ч-чѐрт! (междометие) В принципе это уже факт лексикографии, и это следовало бы отмечать в словарях, подобно тому, как это иногда и делается для междометий: А! и А-а! и А-а… Основная функция повторений букв, в отличие от замен, опущений и вставок, несомненно, фразово-просодическая (тип интонации, эмфатическое фразовое ударение). Но наблюде- 500 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... ния над тем, как и чтñ повторяется, наводит на некоторые размышления и притом не только в области интонации. В фонологической системе русского языка нет ни эмфатических согласных, ни долгих гласных, но в подсистеме эмоциональной речи они несомненно есть, и существует потребность их как-то изображать. Количество повторенных гласных букв и отмеченная выше возможность использовать бездефисное дублирование содержит в себе дополнительные различительные возможности. Так, простой повтор с дефисом может быть указанием не только на удлинение гласного звука, но и на его двухвершинное произнесение с реализацией сложного мелодического контура или даже на двуслоговость с возможностью интервокальной гортанной смычки. Такое произнесение часто используется при выражении осуждения, насмешки, иронии, передразнивания, сильной степени удивления: — Това-арищ Бендер, — взмолился Воробьянинов (Ильф и Петров «Двенадцать стульев») — Значит, та-ак!.. — многозначительно протянул дворник (Куприн «Белый пудель») — Он ка-ак прыгнет, а брызги во все стороны ка-ак полетят! (Катаев «Белеет парус одинокий») В некоторых случаях возникает семантическая оппозиция, которая поддерживается различием в знаках препинания: как? – каак! Как прыгнет? — Ка-ак прыгнет! С другой стороны, бездефисное повторение трех и более гласных букв хорошо передает зов на большом расстоянии, и особенно изображение стона и крика в чистом виде, как долгого неречевого звука: ..звал протяжными стонами: — Шу-ра, Шу-ра. Шу-ууура!... (Д. Рубина «Ральф и Шура») … Слышите?! Я сейчас закричу!!! Аааааааааааа! (Т. Толстая «Сомнамбула в тумане») 501 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА Подтверждает это наблюдение и то, что бездефисные повторения согласных букв встречаются при изображении неречевых звуков: ссс, шшшу и их всегда больше двух. Таким образом, при значении высокой степени качества, большого размера, дальнего расстояния, а также при выражении жалобы, мольбы, нытья, разочарования – дублирование гласных букв прочитывается скорее как просто удлинение, растяжка. А при передаче осуждения, насмешки, иронии, передразнивания, сильной степени удивления — скорее реализуется двухвершинность. Само же количество повторений обнаруживает явную иконическую связь с дальностью: — Петя! Закричал Гаврик вверх, приложив ко рту ладошки. Молчание. — Пе-еть-ка! Ставни закрыты. — Пе-е-е-е-тька-а-а-а!! (В. Катаев «Белеет парус одинокий»). Повторение с заменой букв. Звуки и буквы. Выше уже говорилось, что повторяться и заменяться в русских художественных текстах могут как сами буквы, так и передаваемые ими звуки. Особенно интересно рассмотреть, как русские писатели дублируют буквы, передающие растянутые гласные звуки в положении после мягких согласных. Здесь встречаются оба способа — и буквенный (я-я-я, ю-ю-ю и т. д.), и звуковой (я-а-а, ю-у-у и т. д.). Во втором случае первая буква пишется согласно правилам графики и обозначает мягкость предшествующего согласного (что необходимо для опознания слова), а следующая или следующие передают сам гласный. Звуковой способ растяжек чаще используется для фонем /а/ и /у/: — ..Ведь мне <…> шестьдесят пять лет в декабре стукнет. Шестьдесят пя-ать (А. Куприн «На покое») … Гуляет по целому селу, пья-а-ный-расппьяный ... как ночь!... (А. Куприн «Конокрады»). — Дя-адя!... Да я тебе покажу (Ильф и Петров. «Двенадцать стульев») 502 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... Я присягу приносил! Прися-а-гу? – недоверчиво переспрашивает Иванович… (А. Бруштейн «Дорога уходит вдаль»). Владимир Они пели: — Спаси. Го-о-споди, лю-у-ди твоя… (В. Катаев «Белеет парус одинокий»). — Замолчи на минуту, я все объясню-у-у-у!!! (Д. Рубина «Синдром Петрушки»). Таким образом, писатель «слышит», что так называемые йотированные гласные на самом деле передают фонемы /а/ и /у/. Случаев ѐ-о-о вполне ожидаемо очень мало, так как не используется буква ѐ, но и они встречаются: — Как же ты на занятиях не был?... Попадѐт тебе. — Попадѐ-от? – засмеялся Степка (Л. Кассиль «Кондуит и Швамбрания») С буквой е дело обстоит иначе, она обычно повторяется 1. Но несколько примеров перехода е-э в моей картотеке есть: Он <...> едва слышно выдохнул: — Где… И заорал диким голосом: — Где-е-е-е-?!! (Д. Рубина «Синдром Петрушки»). — Эге-геее… — донесся к нам дикий могучий вопль (Ю. Казаков «Ночь»). Гаврик печально и длинно свистнул: — Эге-э-э, где теи башмаки-и-и.. (В. Катаев «Белеет парус одинокий»). А вот для гласного /ы/ чаще (хотя вообще частотность этого звука очень мала) наблюдается ее сохранение, т. е. написание ы-ы-ы, хотя есть примеры перехода в /и/, в чем отражается дифтонгоидность этого гласного: 1 На это обратила внимание Л. В. Степанченко, но в другой связи. См.: [Л. В. Степанченко] Еще раз о мягкости согласных перед <э> // Развитие фонетики современного русского языка. М.: Наука, 1971. С. 277–279. 503 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА Приветствуя полк, он крикнул молодцевато, с наигранным веселым задором: — Здорово, красавцы-ы-ы!..(А. Куприн «Поединок»). — Работа… Эх вы-ы! (Ю. Казаков «Странник»). Протянула руки и нежно-требовательно позвала: — Маты-ы-ы-ын! (Д .Рубина «Синдром Петрушки»). — Убей ее, Марты-и-ин!!! (Там же). Вспомним, что Щерба писал в «Теории русского письма» (Щерба 1957: 179): «при протягивании, хотя [ы] и освобождается от влияния предшествующего твердого согласного, оно не переходит в [и], как это происходит с другими оттенками гласных…». С другой стороны, дифтонгоидность /ы/ и способность давать чистую рифму с гласным /и/ для носителя русского языка — тоже факт. И это также отражается в текстах, в частности, когда повторений несколько и предается крик. Особенно интересно, что один и тот же автор может писать я-а-а, ю-у-у, обозначая основной аллофон фонемы, и в то же время ы-ы-ы, а не ы-и-и. При желании можно увидеть в этом доказательство фонематической самостоятельности гласного /ы/, хотя, как уже было сказано, повторяться может и просто буква. Дефисно-слоговое написание — это один из самых распространенных приемов передачи на письме особенностей произношения. Он встречается уже у А. С. Грибоедова:. «...в Петербурге институт / Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут». Разнообразные функции прекрасно описал А. Б. Пеньковский (Пеньковский 2004). Но даже он перечислил не все возможные способы использования скандировния. Основная функция этого особого написания изображение сверхполного (гиперполного) типа произнесения, повышенной четкости, отчетливости, многоударности, доходящей до скандирования с разделением слогов небольшими паузами. Некоторые слова часто выступают в тексте именно в такой форме: Ни-че-го! Ни-ко-гда. Этот тип написания интересен для лингвиста прежде всего в связи с проблемой интуитивного слогоделения. Большинство 504 РОЛЬ ВАРИАТИВНЫХ И ЭКСТРАНОРМАЛЬНЫХ НАПИСАНИЙ... моих примеров (а их действительно много у разных авторов) свидетельствуют в пользу открытого слога, но встречаются и закрытые слоги, в чем явно виден и морфемный принцип слогоделения, и отражение кодифицированных правил переноса. Весьма интересны случаи частичного скандировании, отделения определенных частей слова, а изредка и отдельных звуков (подробнее см.: Светозарова 2008). Таким образом, у разных экстранормальных написаний есть специфика: замены букв передают иностранный акцент, диалект, просторечие, дефекты речи, индивидуальные особенности, опущения букв — неполный тип произнесения, растяжки и скандирование — сверхполный тип. Количество необычных написаний русских слов на наших глазах растет и в печатных изданиях (к сожалению, рука об руку с количеством ошибок и опечаток), и в письменном варианте бытового общения (переписка в Интернете). Все экстранормальные написания определяются желанием передать специфику устной речи, ее эмоциональную окраску. Читатель, носитель языка с легкостью извлекает из вариативных написаний эту информацию. Лингвист же может делать из них и иные важные выводы. Литература Земская Е. А. Русская разговорная речь: Лингвистический анализ и проблемы обучения. М., 1979. Матусевич М. И. Современный русский язык. Фонетика, М.: Просвещение, 1976. Пеньковский А. Б. Слоговая сегментация речи в функционально-семантическом аспекте // А. Б. Пеньковский. Очерки по русской семантике. М.: Языки славянской культуры, 2004. Реформатский А. А. Неканоничная фонетика // Развитие фонетики со– временного русского языка. М.: Наука, 1966. С. 96–109. Светозарова Н. Д. Интонация в художественном тексте. СПб., 2000. Светозарова Н. Д. Орфоэпия и орфофония в русском художественном тексте // Филология. Русский язык. Образование. Сб. ст., посвященных юбилею профессора Л. А. Вербицкой. СПб., 2006. С. 193–201 Светозарова Н. Д. О полном и сверхполном типе произнесения и его отражении в тексте художественного произведения // Фонетика 505 Н. Д. СВЕТОЗАРОВА и нефонетика. К 70-летию Сандро В. Кодзасова. М.: Языки славянских культур, 2008. С. 787–797. Светозарова Н. Д. Звучащая речь в письменном тексте: средства передачи фонетической информации в русской художественной литературе // To the point. Festschrift for Eric de Haard on the Occasion of his 65th Birthday. Honselaar Wim, Jenny Stelleman and Willem G. Weststeijn (eds.). Pegasus. 2014. С. 631–371. Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. Щерба Л. В. Теория русского письма // Л. В. Щерба. Избранные работы по русскому языку / Ред. М. И. Матусевич. М.: Учпедгиз, 1957. С 144–179. Юшманов Н. В. Экстранормальная фонетика (1946). Рукопись. СПбФ АРАН. Ф. 77. Оп. 5. Ед. хр. 251. 506 Н. Л. Сухачев ХОТИН (между заимствованием и народной этимологией) Аннотация. Рассматривается происхождение онима Хотин и его производных, распространенных от Балкан до Карпат. При этом учитываются разные этимологические гипотезы, ориентированные и на славянскую, и на тюркскую речь, а также влияние так называемой народной этимологии на функционирование соответствующих словоформ. Ключевые слова: ономастика, топонимия, патронимия, этимология, историческая лексикология. Топонимы: Хоти́н, среднев.-лат. Chotin(um), также Khotin, Cocina, Coczim, польск. Chñcim, рум. Hotín1 1) город (и крепость) на правом берегу Днестра (ныне центр Хотинского р-на, Черновицкая обл., Украина); 2) селение близ Тыргу-Жиу (р-н Горж, ист. обл. Олтения, Румыния); антропонимы: др.-рус. Хотимýръ, Хотýнъ, Хотин — имена, Хотýнской, Хотиненко, Хотиновский — фамилии, похоже, вторичного происхождения. 1 Также ср. искаженную французскую форму в названии карты: Plan de la Ville de Chockzin prise sur les Turks par les Russes sous les ordres du Marechal Munnich. An 1739. Н. Л. СУХАЧЕВ Город Хотин располагается, как полагают, на месте земляного и деревянного укрепления бывшего в X—XI вв. в составе Киевской Руси. В XII в. оно отходит к Галицкому княжеству, а с 1199 г. до середины XIII в. относится к Галицко-Волынскому княжеству. Примерно к XIII — первой половине XIV вв. относится возведение генуэзцами на том же месте каменной крепости. В 1345 г. в Хотине функционирует францисканский монастырь, в 1387 г. крепость входит в состав Молдавского княжества, которое в 1438 г. уступает его польскому королю. До конца XVI в. Хотин несколько раз переходит от Молдавии к Речи Посполитой. С ослаблением Молдавии крепость переходит к Оттоманской империи, в 1538 и 1563 годах ею овладевают польские войска и запорожские казаки. Город упоминается со второй половины XV в., в частности как Хотѣнъ на Днѣстрѣ — в летописном «Списке русских городов дальних и ближних» (XV—XVII вв.). В 1620 г. город захватывают османы, но после поражения под Хотином (2 сентября — 9 октября 1621 г.)1 по условиям Хотинского мира крепость возвращена Молдавии, хотя фактически ее контролировали турки. К 1715 г. Порта окончательно утверждается в Хотине, ставшем административным центром райи. За время русско-турецких войн русские войска овладевали Хотином в 1739, 1769, 1788 и 1807 гг. В итоге войны 1806 — 1812 годов, завершившейся Бухарестским мирным договором России и Порты, земли между Днестром и Прутом, включая Хотин, входят в качестве Бессарабской области (впоследствии губернии) в состав Российской империи. В 1856 г. Хотинская крепость утрачивает статус военного объекта. В 1918 г. Бессарабская губерния присоединена к Румынии, но 28 июня 1940 года соответствующая территория возвращается в состав СССР и Хотин становится районным центром Черновицкой области Украинской ССР (Воеводин 1903; Deletić 2007: 152; Gumenâi 1999; Constantin 2011: 147–148). 1 Сражение войска Речи Посполитой под командованием великого гетмана литовского Яна Кароля Ходкевича и Войска Запорожского под командованием гетмана Петра Сагайдачного с османским войском под командованием султана Османа II. 508 ХОТИН Этимологические гипотезы. Название города Хотин, рум. Chotín, польск. Chocim объясняют по-разному: (1) от мужского имени Хотын (Хотин) ‗желанный‘, якобы распространѐнного у восточных славян в XI—XII вв.; (2) непосредственно от хотеть — пассивное причастие настоящего времени 1 по аналогии с местными названиями на -ин. (через промежуточную форму *Xotimjь < *Xotimъ, — Ф. Миклошич); 3) стяжение имени Хотимýръ3 или Хотýнъ, ср. др.-русск. Хотýнской (I Соф. летоп. под 1500) (Фасмер 1973. 4: 271)2; (4) по имени предполагаемого основателя города — предводителя даков Котизона3; 5) от тюрк. хут ‗большая рыба‘ (?), ср. тур. Hut ‗Рыбы (созвездие)‘ < араб. Ст.-слав. -инъ образует притяжательные прилагательные от имен собственных (обычно женского рода или женского склонения; при некоторых из них этот формант чередуется с -овъ) или от субстантивов со значением лица (Вайан 1952: 159), что могло бы подкрепить допущение о стяжении названия вроде Hotimov grad (А. Лома). Рум. -in в названиях населенных пунктов встречается 114 раз, в том числе в славянских формах вроде 1 Так же А. Лома в: Detelić 2007: 152. М. Фасмер ссылается на: Mi. Bildung 184 и сл. В цит. изд. это сокращение пропущено. Помимо Miklosich 1864, Ф. Миклошичу принадлежат еще три публикации, начинающиеся с того же слова: 1) Die Bildung der Nomina im Altslovenischen // Denkschr. 1858. Bd. IX; 2) Die Bildung der slavischen Personennamen // Denkschr. 1860, Bd. X. S. 215–330; 3) Die Bildung der slavischen Personen- und Ortsnamen // Denkschr. 1874. Bd. XXIV. Переизд.: Miklosich F. Die Bildung der slavischen Personen- und Ortsnamen. Drei Abhandlungen. Manuelneudruck aus Denkschriften der Akademie der Wissenschaften, Philosophisch-historische Klasse, Wien 1860–1874. Heidelberg, 1927. 3 Предводитель даков упоминается Горацием в одной из од, написанной в 29 г. до н. э., где сообщается, что «армия дака Котизона была разбита» (Гораций. III, 8, 18). Светоний, рассказывая о конфликте между Октавианом и Марком Антонием, упоминает некоего Cosoni (Cosini) Getarum regi, а в окрестностях столицы Дакийского царства найдены клады из золотых монет с греческой надписью «Косон». Как противник Рима Котизон упоминается также в контексте событий 11— 12 гг. н. э. (Флор. 11, 28, 18–19). 2 509 Н. Л. СУХАЧЕВ Dobrin (Сэлаж)1, Săvârşin (Арад), Sâmbotin (Горж), Strahotin (Ботошань), но и в тюркских Nastradin (Констанца), Adalin (Сэлаж), не говоря об исконно романских основах (см.: Bologan 2002: 199–200). Турецкий формант -ın / -in / -un обычно образует отглагольные имена (прилагательные и существительные), характеризующиеся признаком, названным исходной основой. Тюркские соответствия. Примечательно, что в словаре М. Фасмера вслед за этимологией формы Хотин следует: хотóн ‗калмыцкое селение‘, астрах. (Даль), ср. калм. σotṇ, σoto ‗ограда, город‘, чагат., казах. kotan ‗загон, хлев‘ [Фасмер 1973. 4: 271]. У этого слова хорошие алтайские, а также финно-угорские и балканские соответствия. Ср. тюрк. қотан (ног., уйг., узб. ‗загон (для мелкого скота)‘, ног. ‗сарай‘ и др.), узб. kota ‗дом‘, чагат., каз. kotan ‗загон, хлев‘, кирг. koton, якут. σoton ‗хлев‘ ≈ монг. хотон ‗группа юрт, стойбище; загон‘, kota(n) ‗ограда‘, ‗город, городская стена‘, калм. σotn, σoto ‗ограда; город‘ ≈ тунг.маньчж. (кор. kot ‗поселение‘) ≈ финно-угор. (фин. kota ‗чум‘, венг. ház ‗дом‘) (ЭСТЯ 2000: 82–83; Räsänen 1969: 284). Возможно, к куман. qotan ‗помещение (для скота и работников)‘, ‗угодье земельное (большое, в основном пастбище)‘, восходят рум. cătún ‗деревушка; хутор‘ (Cioranescu 1966: N 1563 (< ?)), алб. katúnd m., kotun, katunt ‗посѐлок, село, деревня‘, ‗сельская община‘, болг. кату̀н m. ‗цыганский лагерь, табор‘ с производными катунàр m. ‗цыган-кочевник‘, катунàрка f. ‗цыганка-кочевница‘, катуниште ‗цыганский табор‘, серб. кáтун ‗летнее горное пастбище (с хижиной для пастухов и загоном для скота)‘ и производное (Секирь) кату́ниште n. ‗место где жили пастухи‘, н.-греч. καηούνα ‗шатѐр, палатка; палаточный лагерь‘. Известны и восходящие к приведенным формам топонимы. Ср. серб. Кату́ниште — пастбище и лес близ Секиря (Златановић 1998, ср. рум., алб.)2. Этимологически тождественными к перечис- 1 Здесь и далее указаны административные районы Румынии. Балканские данные привожу по находящемуся в работе словарю: Тюркизмы в языках южной Европы (Опыт сводного описания историко-лексикологических и этимологических данных) / Сост. А. Х. 2 510 ХОТИН ленным словоформам, хотя и на очень глубинном уровне, являются, например, рум. hotár ‗граница (имения, села, города, страны)‘1 < венг. határ, или рум. hotăní ‗делать что-л. возле дома; работать‘ < ? (MDA 2010: 1087). Для балканских форм предлагались следующие этимологии: (1) и.-е. *ka-ton (А. Росетти, 1940); (2) тур. katan ‗загон‘ (Г. Рольфс); (3) авар. источник (Траймер: Slavia. 3: 450). Ошибочно предположение о заимствовании рус. (южн., тамб. и др.) котух ‗хлев для мелкого скота‘, (симб.) ‗шалаш‘, катух (← котец) из румынского (ZRPh. 38: 388). Также ср. цыган. katuna ‗шатѐр‘. Ср. рус. (южн.) хата ‗тип постройки, начинающейся непосредственно на земле (в отличие от ярусной избы), укр., белор. хата ‗дом‘, польск. chata = др.-венг. (венг. ház ‗дом‘), авест. kata- ‗дом, яма‘ (Фасмер 1967. 2: 211, 354; 1973. 4: 226, 271). Не может быть исключена вероятность контаминации куманской формы с созвучными, но гетерогенными ей османскими формами: др.-тюрк. ḥad ‗предел, край, конец‘ < араб. (ДТС 1969: 198), которому соответствуют совр.: (1) тур. had I (-ddı) 1) прям., перен. ‗граница, рубеж; предел, грань‘ <...> 2) ‗быть достаточным (по своим размерам, весу и т.п.)‘ <...> (БТРС 1977. С. 373); (2) hat (-ttı) 1) в разн. знач. ‗линия‘ (там же: 390). * * * Ни основа, ни морфологическая структура формы Хотин не позволяют сделать окончательный выбор между восходящей к Ф. Миклошичу славянской этимологией или столь же гипотетической тюркской. Этого не допускает также географический разброс бессарабского и олтенского топонимов, если помнить об относительно раннем сосуществовании тюркских и славянских этносов в Причерноморских степях и на Балканах. По Гирфанова, Ю. А. Лопашов, С. Петрович, Н. Л. Сухачев (электронная версия на правах рукописи). 1 Ср. и явно производное рум. hotărấre уст. ‗межевание‘ → ‗решимость; постановление‘, как и морфологически менее ясное рум. рег. hotărâc ‗тропинка (между наделами земли)‘ (MDA 2010: 1087). 511 Н. Л. СУХАЧЕВ семантическим критериям все же тюркский этимон представляется более весомым, чем славянский. Вряд ли в данном случае мы имеем дело с так называемой м н о ж е с т в е н н о й э т и м о л о г и е й . Скорее речь могла бы идти об относительно древнем восточнославянском и балканском тюркизме, чья внутренняя форма на славянской почве была затемнена более поздними толкованиями в духе народной этимологии. Под н а р о д н о й э т и м о л о г и е й следует иметь в виду не только и не столько словопроизводство, связанное с внутренней мотивацией слова — его «ложным анализом» или морфологическим переразложением. Речь должна идти «...о лексикографических фактах, сложившихся в результате развития обычаев и тенденций и направляющих жизнь языка. Эти факты происходят в н е лексикографической лаборатории» (Касарес 1958: 55). В силу же привычности языковой традиции «плохо то, что иногда сам лексикограф попадает в западню народной этимологии» (там же)1. Э. Касарес настаивает на введение в лексикографический анализ именно «народноэтимологических» фактов, ставших «жизнью языка» — то есть прочно вошедших в языковую традицию. При этом испанский лексикограф недвусмысленно намекает на необходимость некоторого отстранения своих коллег «по ремеслу» от материала, предоставляемого «подлинными этимологами». С одной стороны он эксплицитно и несколько иронически восхваляет их склонность «к взлетам фантазии благодаря врожденному таланту» и «умение видеть совокупность предметов» (там же: 57), чтобы тут же — с другой, подчеркнуть: «Лексикограф, напротив, посвятив себя изучению почти скрытых явлений и терпеливому сличению конкретных данных, зафиксированных на карточках, сбился бы с пути, увлекшись игрой воображения и рисковал бы при этом попасться в западню этимологического а з а р т а » (там же). 1 Напомню, что термин народная этимология (нем. Volksetymologie) был введен в середине XIX в. Эрнстом Фѐрстеманом (Förstemann 1852) именно в смысле сближения слова с другими близкими по звучанию словами, то есть как Fehletymologie ‗ложная этимология‘ или Eindeutung ‗односмыслие (разных слов)‘. 512 ХОТИН Понятно, что речь идет о разной глубине анализа лексических данных, предпринимаемого в разных целях. И глубинные этимологические реконструкции, допустим, общеславянского, а тем более общеиндоевропейского или даже ностратического уровней, не работают и не призваны работать на уровне исторической лексикологии конкретного языка, если не иметь в виду отдельные его состояния со своими специфическими явлениями и тенденциями. Осмысление топонима Хотин, восходящее к позитивистским представлениям времен Ф. Миклошича, на мой взгляд, вполне иллюстрирует и междисциплинарное положение этимологии в кругу наук о языке, и условность этимологических построений, аргументирующих теми или иными семантическими соображениями. Литература БТРС — Большой турецко-русский словарь / Авт.: А. Н. Баскаков, Н. П. Голубева, А. А. Кямилева и др. М.: «Русский язык», 1977. Вайан А. Руководство по старославянскому языку / пер. с фр. В. В. Бородич; Под ред и с предисл. В. Н. Сидорова. М.: ИЛ, 1952. Воеводин А. Д. Хотин // Энциклопедический словарь / Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб., 1903. Т. 37а (= 74). С. 588–590. ДТС — Древнетюркский словарь / Ред.: В. М. Наделяев, Д. М. Насилов, Э. Р. Тенишев, А. М. Щербак. Л.: ЛО изд-ва «Наука», 1969 (ИЯ АН СССР). Златановић М. Речник говора jужне Србиjе. Врање: Учитељски факултет, 1998. Касарес Х. Введение в современную лексикографию / Пер. с исп. Н. Д. Арутюновой; Ред., предисл. и прим. Г. В. Степанова. М.: Изд-во Иностранной литературы, 1958 (исп. изд.: 1950). Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Перев. с нем. и дополн. О. Н. Трубачева. М.: «Прогресс», 1964. Т. 1; 1967. Т. 2; 1971. Т. 3 1973. Т. 4. ЭСТЯ — Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву «Қ» / Отв. ред. Г. Ф. Благова; Авт. слов. статей Л. С. Левитская, А. В. Дыбо, В. И. Рассадин. М., 2000; Bologan Gh. (Red.). Dicţionar invers al numelor de localităţi din România. Craiova: Ed. Universitară, 2002. 513 Н. Л. СУХАЧЕВ Cioranescu A. Diccionario etimolñgico rumano. Tenerife; Madrid: Univ. de la Laguna, 1958–1966. Fasc. 1–7. (рум. изд.: Ciorănescu A. Dicţionarul etimologic al limbii române / Ed. îngrijită şi traducere din limba spaniolă de T. Sandru-Mehedinţi şi M. Popescu-Marin. Bucureşti: Ed. Saeculum I. O., 2002). Constantin N. Mic dicţionar de toponime istorice româneşti. Târgovişte: Ed. Cetatea de Scaun, 2011. Deletić M. Epski gradovi. Leksicon. Beograd, 2007 (Balkanološki institut SANU. Posebna izdanja. 84). Förstemann E. Ueber deutsche Volksetymologie // Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung auf dem Gebiete des Deutschen, Griechischen und Lateinischen. 1852. Jg. I. S. 1–25. Gumenâi I. Oraşul Hotin // Revista de istorie a Moldovei (Chişinău). 1999. N 3–4. P. 80–87. MDA – Micul dicţionar academic (MDA) / Red. responsabili: acad. M. Sala şi I. Dănăilă; Cuv. înainte de E. Simon; Pref. de M. Sala. Bucureşti: Ed. Univers Enciclopedic Gold, 2010. Vol. 1 (A–Me); Vol. 2 (Mi–Z) (Acad. Română, Inst. de lingvistică «I. Iordan – Al. Rosetti»). Miklosich F. Die Bildung der Ortsnamen aus Personennamen im Slavischen. Wien 1864 (= Denkschriften der k. Akademie der Wissenschaften zu Wien. Philosophisch-Historische Klasse. Bd. XXIV.) Räsänen M. Versuch eines etymologischen Wörterbuch der Türksprachen. Helsinki, 1969. Bd 1; 1971. Bd 2. Wortregister / Zusammengest. von I. Kecskeméti (Lexica Societatis Finno-Ugricae. XVII. 1–2). 514 С.Н. Сухачев К ОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Аннотация. Рассматривается корейская система полного имени и основные правила его построения, основанные на китайской натурфилософии, в том числе чередование иероглифа поколений, антропонимическая орфоэпия и графология. В заключении рассматривается работа с ad hoc выборкой, на примере которой дополнительно обсуждаются некоторые вопросы статистической обработки, оценки данных и обоснования выводов. Ключевые слова: Корея; антропонимика; полное имя; генеалогия; пять элементов; иероглиф поколений; антропонимическая орфоэпия; графология; статистическая обработка Выбор (точнее «конструирование») полного корейского имени представляет собой довольно сложную систему с большим количеством правил. В конкретных случаях отдельные правила могут нарушаться, а соблюдение всех зачастую просто невозможно. Но поскольку это именно система, полное мужское имя (с женскими именами дело обстоит хуже) часто содержит много полезной информации (иногда в сильно зашифрованном виде). Особый интерес представляет возможность достаточно надежного восстановления по корейскому написанию хангылем или транскрипции (даже в случае существенных искажений) иероглифического написания фамилии и личного имени, уста- С. Н. СУХАЧЕВ новление родовой принадлежности и привязка к поколениям рода. Это особенно актуально при реконструкции родословных советских и постсоветских корейцев (корѐ-сарам). В условиях неполной и искаженной информации, обратное моделирование становится практически единственным инструментом, позволяющим не просто получать подходящие результаты, но оценивать их полноту, точность и достоверность. Исходя из этой практической задачи, мы дадим утилитарно достаточное описание основных правил конструирования полного корейского имени и кратко рассмотрим существующие проблемы и отдельные примеры. Общие сведения. Современная корейская именная система — результат социальных преобразований конца XIX века1. После японской аннексии этот процесс подвергся существенной интерференции колониальной политики 2. Именно тогда укоренилась практика всеобщего офамиливания, хотя саму привилегию на ношение фамилии отменили еще при Корейской Империи в 1909 г. Мы не будем углубляться в эти сложные и сильно политизированные вопросы. Отметим только, что временные рамки институционализации системы требуют дополнительной осторожности при рассмотрении генеалогий, восходящим к корейским переселенцам на российский Дальний Восток во второй половине XIX века3. Мы также не станем обсуждать другую деликатную тему — вопрос о масштабных фальсификациях родословных, в частности, так называемую практику (‗исправления предков‘ (換父易祖), когда собственный «плохой» предок прикреплялся к «хорошему» роду (обычно к бывшим патронам и по договоренности), как правило, к линиям, 1 Условной точкой отсчета можно считать реформы года кабо 1894 г. 2 Основные мероприятия колониальных властей в этой области, в частности, известный «Указ об изменении имен» (創氏改名) приходятся на конец 30-х — начало 40-х гг. 3 Официальной датой начала переселения считается основание корейской деревни Тизинхэ в 1864 г. 516 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ где отсутствуют прямые потомки мужского пола1. При этом вся Южная Корея почти поголовно превратилась в потомков дворянских родов. Отметим, однако, что это отнюдь не разовое явление, связанное с социальными потрясениями после освобождения страны в 1945 г., но похоже, старая традиция. Жалование фамилий (賜姓) и понов2 (賜貫) имело место еще в Силла, и продолжалось при Корѐ. Так, например, часть Кимов из Кѐнджу (慶州金氏3) стало Квонами из Андона (安東權氏). Еще большие масштабы исправления генеалогий приобрели в начале XV века после установления династии Чосон. Именно к этому периоду относятся первые, дошедшие до нас родословные книги4. Заметим, что когда речь идет о родословных книгах, обычно имеют в виду так называемые чокпо (族譜). Вообще имеется около десятка разновидностей генеалогических книг, совокупно называющихся ‗родословные записи‘ 譜牒. Во всяком случае, начиная с раннего периода Чосон, мы уже видим большинство основных элементов и связей системы. Возвращаясь к вопросу о фальсификациях, можно сказать, что они, по крайней мере, системны и, таким образом, образуют целостную и самоценную картину. Современное полное корейское имя состоит из иероглифа (обычно одного) фамилии и иероглифов (обычно двух) имени. Ситуация здесь обратна той, что имеет место на Западе или в России, где теоретически неограниченное число фамилий сочетается с ограниченным, хотя довольно быстро пополняемым, репертуаром имен. В Корее, наоборот, ограниченный 1 По некоторым сообщениям, в той или иной степени сфальсифицировано до 90% всех генеалогий, хотя эта цифра представляется, все-таки, завышенной. 2 См. далее. 3 Обычная запись для конкретного семейства: пон, фамильный иероглиф и иероглиф 氏 ‗семейство, род‘. 4 Самыми древними считаются родословные 1423 г. семейства Ю из Мунхва (文化柳氏) и 1476 г. Квонов из Андона, причем в обоих случаях родословия восходят началу X века. Есть также сведения о родословной 1401 г. семейства О из Хэчжу (海州吳氏), впрочем, по поводу этого источника имеются вопросы. 517 С. Н. СУХАЧЕВ репертуар фамилий сочетается с именем, которое, вообще говоря, может быть комбинацией любых иероглифов. Корейская фамилия всегда стоит перед именем. Впрочем, сейчас иногда латиницей пишут на английский манер: имя, затем фамилия (иногда через запятую). Фамилия. Современный репертуар1 включает 284 фамилии . При этом распределены они очень неравномерно. На графике видно, что 50% населения страны носят одну из четырех «больших» фамилий, а 40 самых употребительных фамилий охватывают уже 90% населения 3. 2 Имеется, однако, небольшое число двойных фамилий (複姓)4. Собственно корейскими1 считаются десять2. Кроме того, 1 По данным южнокорейской статистики за 2000 г. Полный список из примерно 350 фамилий учитывает также фамилии, вышедшие из употребления, и варианты иероглифического написания. 3 Для сравнения, в США по результатам переписи 1990 г. было зарегистрировано 18839 фамилий; 50% населения страны носят 140 фамилий, а 90% это уже около 700 фамилий. 4 Совокупно менее 0,15% населения страны. 2 518 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ имеется несколько устаревших двойных фамилий, а также так называемых «натурализованных» фамилий (歸化 城), принадлежащих послевоенным репатриантам из Японии. Несколько важных замечаний. Во-первых, у некоторых фамилий имеются варианты иероглифического написания. Здесь следует различать два случая. Например, фамилия Ко (고) сейчас записывается иероглифом高, но есть также вариант 髙 — это рáзнописи одного иероглифа3. Другой случай, фамилия Пхѐн (편) сейчас пишется иероглифом 扁 (‗плоский‘4). Однако имеется вариант 偏 (‗наклонный‘). Это именно другой иероглиф, однако, та же самая фамилия 5. Несколько упрощая, такие случаи можно считать устаревшим, но их следует учитывать при реконструкции. Во-вторых, написанию хангылем, как правило, соответствует несколько иероглифических вариантов, и все это разные фамилии. Проще говоря, фамилия является иероглифической, а не хангыльной. В качестве примера рассмотрим вторую по распространенности фамилию Ли (이6). Обычно, это фамилия 李 (‗слива‘). Но кроме того, есть еще Ли 異 (‗удивительный‘), Ли 伊 (‗тот‘), и Ли 離 (‗покидать‘) — впрочем, все они очень редкие. Эта фамилия вообще заслуживает отдельного комментария. Прежде всего, «Ли» это нормативное русское написание, являющееся исключением в системе практической корейской 1 В основном, они китайские. Намгун (南宮), Хванбо (皇甫), Сону (鮮于), Токко (獨孤), Чегаль (諸葛), Тонбан (東方), Сагон (司空), Сомун (西門), Огым (魚金) и Собон (小峰). 3 Далеко не все словарные рáзнописи реально употребляются в фамилиях. 4 Здесь и далее, как правило, примерный перевод по основному значению корейского чтения. 5 На самом деле, с этой фамилией все чуть-чуть сложнее — там имело место «расщепление» рода. 6 За редкими исключениями мы повсеместно используем современную южнокорейскую орфографию. 2 519 С. Н. СУХАЧЕВ транскрипции Концевича 1. Этимологически там присутствует начальное л/р (ㄹ), поэтому раньше (и до сих пор в КНДР) она писалась 리. В разных диалектах этот звук дает разные рефлексы, что приводит к вариантам И, Ли, Ри и Ни (орфографическое 니 является устаревшим). Кроме того, учитывая весьма распространенный в фамилиях корѐ-сарам суффикс -гай, мы имеем также варианты Игай, Лигай, Ригай и Нигай. Технически, все эти восемь вариантов — дублеты одной и той же (хангыльной) фамилии. Несколько слов о самом суффиксе -гай. Он сочетается со всеми фамилиями, которые заканчиваются на гласный2. Хорошего объяснения происхождения этого суффикса нет. Популярное, в первую очередь, среди самих корѐ-сарам, мнение, что это следствие ошибок во время депортации корейцев в Среднюю Азию, не имеет никаких оснований 3. Отметим также важный момент, что первые корейские переселенцы были носителями специфического юкджинского4 диалекта (육진 방언), демонстрирующего ряд весьма архаичных черт. В частности, используется только старый именительный падеж на 이, что сильно компрометирует некоторые попытки лингвистического объяснения. Возможно, в этом суффиксе произошло графическое 1 По разным соображениям, мы не всегда строго придерживаемся ее правил. 2 Некоторые варианты встречаются очень редко. 3 Так, в 1865 г. П. А. Гельмерсен (в то время штабс-капитан Генерального Штаба при Генерал-Губернаторе Восточной Сибири), нуждавшийся в переводчике, взял на воспитание корейского мальчика (ок. 15 лет) Еджимуни (Евгения) Когая. Позднее Гельмерсен увѐз его с собой в Петербург, где тот получил образование. Годом ранее датировано сообщение о крещении нескольких человек, среди которых упоминается некто по имени (?) Кегый. 4 Этот район называется по комплексу шести крепостей (六鎭 или六邑) на берегах реки Туманган, заложенных Сечжоном Великим в 1434 г. для защиты от чжурчжэней. 520 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ разложение дифтонга кэ, превратившегося в ка+и1, так что представляется разумным попробовать поискать этимологию гэ. Наконец, русская транскрипция может вносить дополнительную неоднозначность. Например, обычно считают, что Кан это фамилия 姜2. Однако, русское написание соответствует двум вариантам написания хангылем — 강 и 간. В практической транскрипции заднеязычное н передается как нъ, но в реальной жизни этот вариант не встречается (очень редко бывает Канг). В результате, для 간 имеем иероглифическое 簡и четыре варианта для 강: 姜 (‗имбирь‘3), 康 (‗процветание‘), 强 (с распространенным вариантом彊, ‗сильный‘), и 江 (‗река‘). Пон. Несколько упрощая, корейская система понгван (本貫) или просто пон4 — это система приписки поколений мужской линии (父系) к конкретному географическому месту. Родственники одного пона образуют ‗семью‘ или ‗род‘ сси 氏. Часто говорят, что пон — это родина5 основателя рода (始祖)6. 1 Очень наглядный пример такого разложения — фамилия 崔, современное южнокорейское Чхве, представляющее собой графическое 초ㅣ (чхо+и), повсеместно дающее северное диалектное Цой. 2 Входящая в десятку самых распространенных. 3 Изначально антропо- и топонимический иероглиф. 4 В произношении корѐ-сарам часто бон или диалектное пои / пой. 5 故鄕 (китайский вариант второго иероглифа 鄉). Здесь есть нюанс, связанный с семантическим сдвигом при переводе. По-русски, «родина» — это, прежде всего то место, где человек родился. Покорейски место рождения называется 出生地. А故鄕 — это, как раз, то место, откуда пошел род. По-корейски вопрос о родине 고향, вообщето, подразумевает именно «родовую родину», хотя сейчас в ответ могут назвать и место рождения. Есть также узкоспециальный термин 貫鄕 (‗место (генеалогической) линии‘). 6 Вероятно, родовые линии изначально были привязаны к предку, как, например, система «колен». Позднее, уже в рамках, а затем под влиянием китайской системы учета, приписывать стали по конкретному месту (鄕 не место вообще, а конкретное учтенное поселение). Довольно близким аналогом может служить ситуация с Иосифом, 521 С. Н. СУХАЧЕВ Возникновение рода связано с тем, что его будущий основатель отделяется и, как правило, переселяется на новое место. Обратное необязательно, род может расселяться без разделения (分貫 или分籍). Кроме того, у некоторых понов имеется так называемый промежуточный основатель (中始祖) — как правило, человек, возродивший род после упадка. У больших родов часто имеется несколько генеалогических линий (系), которые могут дополнительно разделяться на отдельные ветви ([宗]派). Одна из ветвей обычно называется поместной (鄕派)1, другие — по новому месту. Особенно часто встречается столичная ветвь (京派), что дополнительно проясняет динамику социальной миграции. В качестве примера приведем самый многочисленный род — семейство Кимов из Кимхэ (金海金氏), составляющих почти 9% населения страны 2. Этот пон возводит себя к Ким Суро (金首露), легендарному основателю древнего корейского государства Кымгван Кая 3. Сам род разделяется на 4 линии, образующие 25 ветвей, в том числе одна японская 4. Для нас важно, что у разных ветвей рода могут использоваться разные антропонимические правила. Изначально пон объединял кровных родственников, но повидимому достаточно рано начал присоединять сторонние семьи на основе клиентелы, особенно в периоды масштабных политических и социальных преобразований. Все это превра- который был из колена Давидова, но приписан к Вифлеему — в несколько вольной интерпретации, Давид является основателем, а Вифлеем поном. 1 То есть оставшейся на родовом месте 鄕. 2 Более 4 миллионов человек по данным на 2000 г. 3 Известно также как Карак, по девизу правления, поэтому иногда этот род называются Каракские Кимы (駕洛 金氏). 4 Потомки японского генерала Саяка (沙也可), также возводившего свое происхождение к Ким Суро. Во время имджинской войны перешел на корейскую сторону. Известен под довольно «говорящим» корейским именем Ким Чхун Сон (金忠善) (‗Особо преданный‘). 522 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ тило понгван больше в социальную систему, хотя повсеместно подчеркивается ее именно родственный характер 1. У каждой фамилии имеется один или несколько понов. В эпоху Чосон на 250 фамилий насчитывалось около 4400 понов; по переписям 1930-х годов для тех же 250 фамилий уже только 3300 понов. Официальная цифра для Южной Кореи на 2010 г. составляет 4175 понов для 284 фамилий. Впрочем, многие поны являются неактивными, историческими 2 или дублетными, так что реальная цифра заметно меньше. На приведенной гистограмме видно, что поны распределены очень неравномерно3. Больше всего — 348 понов — приходится на фамилию Ким. Отметим, что поны не являются уникальными, то есть один и тот же пон (в смысле места) могут иметь несколько 1 Можно провести различные параллели, например, с чеченскими тейпами, также изначально кровнородственной, но впоследствии социальной структурой внутри которой имеется родственная структура вар. 2 Названия мест неоднократно менялись; в понах часто старое, причем не обязательно то, которое было на официальный момент переселения. 3 Хотя само распределение нормальное, положительно скошенное. 523 С. Н. СУХАЧЕВ родов. Например к бывшей силлаской столице Кѐнджу (慶州) приписано около 40 понов, причем некоторые имеют дополнительное разделение на ветви. В заключение отметим, что хотя большинство понов считаются корейскими1, имеется также около 200 китайских, десяток японских, по 2–3 монгольских и чжурчжэньских, 4–5 так называемых уйгурских и несколько вьетнамских и тайваньских. Еще более любопытно наличие «западных» понов. Есть голландский2, американский3 и два немецких, из которых особенно интересны «немецкие» Ли (獨逸李氏) — кажется, единственный пон, привязанный к целой стране4. Имя состоит из двух, реже одного иероглифа. Отметим, что речь идет об официальном (官名 или 冠名5) или настоящем имени (實名 или本名) и взрослом имени (字)6. Иероглифы, также как в Китае и в Японии, могли быть любыми. Иногда встречаются весьма редкие, используемые только в антропо1 То есть технически, на том или ином этапе они оказались приписаны к исконно корейским линиям, включая выходцев из древних царств на территории Корейского полуострова. 2 Семейство Пак из Вонсана (元山朴氏), потомки голландского мореплавателя Ян Янзе де Вельтерфрее (Jan Janse de Weltevree), жившего в Корее в 1653–1666 гг.; корейское имя Пак Ён (朴淵). 3 Семейство Ха из Ёндо (影島河氏), основатель Роберт Холлей (Robert Holley), американский юрист, проповедник и телеведущий, натурализован в 1997 г., корейское имя Ха Иль (河一). 4 Основатель — немецкий актер и бизнесмен корейского происхождения Бернард Квант (Bernhard Quandt), родился в 1954 г. в БадКройцнах (земля Рейнланд-Пфальц), натурализован в 1986 г., корейское имя Ли Хан У (李韓佑), больше известен под псевдонимом Ли Чхам (李參, которое по-английски он пишет Lee Charm). 5 Вообще-то, технически это несколько разные понятия, но из-за одинакового чтения иероглифов, их иногда путают даже в специальной литературе. 6 Этот термин часто неправильно переводят как «почтительное имя». Отметим также, что технически китайское и корейское 字 несколько различаются. 524 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ нимах, причем уникальных. После освобождения, в Южной Корее1 начался процесс регламентации иероглифов, используемых в антропонимах2. Во-первых, по возможности, устраняются рáзнописи. Впрочем, некоторые варианты допускаются. Например, ключ 礻 можно писать как 示. Во-вторых, унифицируется чтение. Например, иероглиф 復 имеет два словарных чтения: пу 부и пок복. Сейчас в именах допускается только чтение пу 부3. В-третьих, ограничивается сам список допустимых иероглифов. Использование иероглифов не из списка, вообще говоря, допускается, но в официальных документах они должны писаться хангылем 4. Иероглифические списки регулярно пересматриваются, исправляются и пополняются. Текущая версия базируется на «Списке именных иероглифов» (人名用 漢子表), опубликованном решением Верховного Суда Республики Корея в 1991 г. и включавшем 2854 иероглифа и 61 вариант 5. Сейчас официальный список включает уже 5761 иероглиф 6. При 1 Мы не будем рассматривать ситуацию в КНДР. Вместе с наведением порядка в понах. Заметим, что отдельные попытки предпринимались и раннее. 3 Хотя в большинстве иероглифических слов этот иероглиф читается именно пок복. 4 В регистрационных и идентификационных документах отдельно указывается иероглифическое и корейское написание. Помимо прочих, здесь были чисто технические соображения воспроизведения редких иероглифов и вариантов написания. Быстрое развитие информационных технологий практически устранило эту проблему, однако регламентация осталась. 5 Также допускается использование всех знаков из школьного иероглифического минимума. 6 Приводимые цифры разнятся в зависимости от учета вариантов написания. Кроме того, некоторые иероглифы из первоначальных списков были уточнены или изменены, но поскольку они не выведены из употребления, а исправления в документы, как правило, не вносятся, часть иероглифов находится на «полулегальном» положении. По сообщениям, планируется расширение списка до более чем 8 тысяч иероглифов. Заметим, что это заметно больше, чем, например, аналогичный японский, включающий около 3 тысяч иероглифов. 2 525 С. Н. СУХАЧЕВ реконструкциях приходится учитывать все варианты, причем иногда бывают неоднозначные ситуации. Например, иероглиф 喆, вообще говоря, является вариантом иероглифа 哲, но в Корее они считаются двумя разными иероглифами, имеющими одинаковое чтение 철1. В заключение, несколько слов о важной, хотя и не имеющей непосредственного отношения к нашему предмету, теме исконно корейских имен. Здесь следует различать два случая. Во-первых, использование иероглифов для записи имен, являющихся исконно корейскими словами. Впрочем, после установления Корѐ такие имена достаточно редки. Несколько чаще встречаются корейские компоненты, для записи которых часто используют собственно корейские иероглифы2. В качестве примера рассмотрим имя одного из трех знаменитых разбойников эпохи Чосон, которого звали Лим Ккок Чон (林巪正 임꺽정). Скорее всего, 巪正 это не имя — по официальной версии он был сыном мясника3, и в XVI веке имя ему, вообще-то, не полагалось. В самом имени присутствует редкий, не имеющий семантического значения, корейский иероглиф 巪4. Он образован путем подписывания под иероглифом 巨 (거 ‗огромный‘) «крюка», который функциони- 1 Кроме того, у иероглифа 哲 есть также вариант 悊. При этом, все три входят в официальный список. 哲 включен в школьный минимум, 喆 был в первоначальном списке именных иероглифов 1991 г., а 悊 добавлен в 2007 г. 2 韓子, в отличие от китайских иероглифов 漢字. 3 С мясником (白丁) все не так просто. По-китайски это слово означает простолюдина, не состоящего на казенной службе. В эпоху Корѐ этот термин относился к (безземельным?) арендаторам и батракам. Позднее его вытесняет «простолюдин» 百姓, со временем демократично превратившийся просто в «народ». И только уже ближе к концу Чосон, 白丁 окончательно становится мясником, возможно, под влиянием исконно корейского «мясника» 백장. 4 Он отмечен в электронных словарях, но именно как корейский, хотя и имеющий китайское чтение цзюй. 526 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ рует как фонетическое корейское к ㄱ, что дает чтение 걱1. Не приходится сомневаться, что здесь обыгрывается корейское кокччон (걱정 ‗тревога, беспокойство‘)2. Возможно, изначально было какое-то имя Лим Ко Чжон (林巨正) — так в «Анналах династии Чосон» (朝鮮王朝實錄). И там же есть вариант 林巨叱正. Это не значит, однако, что следует читать Кочжильчжон. Иероглиф 叱 играет здесь роль универсального «подписного» (это особенно наглядно при вертикальном расположении текста). Таким образом, получается 임껏정3. Во-вторых, современные собственно корейские имена, не имеющие иероглифического написания. Мода на них была довольно распространена в Южной Корее в 1980-х гг. Имеется около полутора сотен имен, причем существенно преобладают женские или общегендерные. Большинство представляют собой обычные слова. Например, Маым (마음 ‗душа‘, женское, иногда мужское), Бора (보라 ‗фиолетовый‘ — одно из самых популярных женских имен), Подыль (버들 ‗ива‘, мужское). Часто встречаются инфинитивы на м ㅁ, этимологическое «нижнее а» обычно передается ы ㅡ. Например, Арым (아름 ‗красота‘, женское4), но наряду с этим и (преимущественно) мужская форма Арам (아람). Часто встречаются стяжения, например, Сэрон (새론 ‗новенькая‘, женское) и неэтимологические написания, например, Тури (두리 ‗второй, вторая‘, мужское и женское). Еще несколько любопытных примеров: Параль (바랄, ‗море‘, мужское — старая форма с этимологическим «нижним а», современное Пада바다, такое имя тоже есть, причем обще1 При этом в имени он читается с сильным начальным согласным. Словарь это не отмечает, вообще иероглифические чтения с сильным начальным согласным очень редкие. 2 Это исконно корейское слово, не имеющее иероглифического написания, и произносится оно с сильным согласным второго слога. 3 Вообще, это стандартный способ передачи корейского патчхима при иероглифической записи, например, 㖚 (붓) ‗кисть‘, 唟 (것) ‗вещь‘. 4 Вообще-то, есть и современное слово 아름, которое значит ‗охапка, пачка‘. 527 С. Н. СУХАЧЕВ гендерное); Есыль (예슬женское; образовано сложением по принципу китайского бинома начальных слогов корейского 예쁘다 ‗красивая‘ и 슬기롭다 ‗умная‘); Кѐль (결 ‗зима‘, женское; стяженная форма от 겨울, как кажется, с обыгрыванием английского girl). С середины 90-х гг. эта мода, довольно быстро пошла на спад, хотя имена из исконно корейского репертуара остаются весьма популярными в качестве псевдонимов, особенно, среди представителей шоу-бизнеса. В заключение отметим, что в последнее время традиционная система начинает понемногу трансформироваться. В частности, об этом свидетельствует появление такой тенденции, как модные (популярные) имена, то есть формируется именной репертуар, как в Западных странах. Натурфилософия. Китайская натурфилософия в корейской неоконфуцианской интерпретации оказала огромное влияние практически на все аспекты корейской жизни. В том числе, она задает основную парадигму антропонимических построений. Перечислим концепции, которые нам понадобятся в дальнейшем1. Фундаментальной основой всего являются Инь (陰) и Ян (陽) — два начала: (условно) «женское, темное» (Инь) и «мужское, светлое» (Ян), борьба которых порождает Пять (перво)элементов2 Усин (五行). Пять элементов чередуются в бесконечном цикле3, определяя ход всех вещей: Дерево (木), Огонь (火), Земля (土), Металл (金) и Вода (水). Между пятью элементами существует два основных типа отношений: они порождают (生) и преодолевают (剋) друг друга. В общем случае, вся эта метафизика называется «Правилами Пяти элементов» (五行法). 1 Дополнительные сведения см. далее по тексту. Также называют «стихий». 3 Цикл можно начинать с любого элемента, но обычно первым идет «Дерево», соответствующее первому циклическому знаку Небесных ветвей. 2 528 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Дерево порождает Огонь (木生火) Огонь порождает Землю (火生土) Земля порождает Металл (土生金) Металл порождает Воду (金生水) Вода порождает Дерево (水生木) Дерево преодолевает Землю (木剋土) Земля преодолевает Воду (土剋水) Вода преодолевает Огонь (水剋火) Огонь преодолевает Металл (火剋金) Металл преодолевает Дерево (金剋木) Кроме того, нам встретятся два цикла: 10 «Небесных стволов» (天干) и 12 «Земных ветвей» (地支). Самостоятельно их элементы могут использоваться как порядковые числительные, а сочетаясь друг с другом, они образуют последовательность из 60 комбинаций, в том числе 60-летний цикл. Существуют довольно стереотипные связи между Пятью элементами и различными феноменами. В некоторых случаях имеются расхождения между базовым китайским и корейским вариантами, а также внутри них самих. Кроме того, Пяти элементам соответствуют различные черты характера, темпераменты, счастливые и опасные явления, части тела и внутренние органы1 и т. д. — все это активно используется в астрологических построениях. 1 Это разные категории. 529 С. Н. СУХАЧЕВ Инь–Ян Небесные стволы1 Земные ветви2 Земные ветви3 Время года Время суток Созвездие Направление5 1 Дерево 木 Инь Огонь 火 Ян Земля 土 Ян Металл 金 Ян Вода 水 Инь 甲乙 丙丁 戊己 庚辛 壬癸 寅卯 巳午 辰未戌 丑 申酉 亥子 寅卯辰 巳午未 申酉戌 亥子丑 Весна Лето Осень Зима Утро Полдень Межсезонье4 Вечер Заход Полночь Юпитер Восток Марс Сатурн Венера Юг Центр Запад Меркурий Север Написание хангылем, а также кит. и кор. чтения см. ниже. Традиционный вариант. При таком расположении элементы идут не по порядку. Написание хангылем, а также кит. и кор. см. ниже. 3 Альтернативный вариант Написание хангылем, а также кит. и кор. чтения см. ниже. 3 Традиционный вариант. При таком расположении элементы идут не по порядку. Написание хангылем, а также кит. и кор. см. ниже. (Иногда бывает нужен.) «Земля», находящаяся посередине, «производит ветви», но ей самой циклические знаки не соответствуют. Знаки «Земли», как бы, следуют в конец (третьим номером) к двум другим знакам в оставшихся четырех элементах. Теперь знаки следуют по порядку. Сначала 子 из «Воды», затем 丑, за ним 寅 в «Дереве», и далее до последнего (в цикле Земных ветвей) знака 亥 в «Воде». 4 Китайское обычно 季夏, корейское長夏. 5 В корейской традиции с направлениями дополнительно связаны королевский дворец Кѐнбок-кун (景福宮) и четверо его ворот по сторонам света, а также Внутренний дворец королевы (中宮) и «Четверо главных ворот» (四大門) Сеула — именно по ним определяется направление. Аналогичные привязки есть и для Китая. 2 530 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Добродетели1 Гуманность (仁) Ритуал (禮) Искренность (信) Справед ливость (義) Мудрость (智) Так, если определенная комбинация иероглифов имени в целом счастливая, то соответствующий орган, например, печень («Дерево») будет работать хорошо, а если нет, ее следует особо беречь. Поскольку в части астрологии мы ограничимся только общим подсчетом черт иероглифов в различных комбинациях, приводить эти сведения мы не будем. Иероглиф поколения. Терминологически различаются три типа поколений. Поколения предков (先 系) — это поколения до основателя рода. Некоторые возводят свое происхождение к глубокой древности. Следует различать именно «возведение», как прослеживание связи (реальной или вымышленной) и приписывание по мужской линии к конкретному предку, считающемуся основателем. Генеалогические поколения (世 系) — это поколения от основателя рода2. Основатель пона зачастую и не подозревает о своей миссии. Как правило, историю рода уже задним числом пишут благодарные потомки, основываясь если не на фактах, то на предании. Возможно, это связано с началом поколенческой серии. Во всяком случае, смена антропонимической парадигмы может служить определенным ориентиром. Поколение пона (行列) — это все лица, принадлежащие к одному поколению данного пона, независимо от возраста3. 1 В кит. традиции обычно «Пять добродетелей» (五常 или 五倫 — это разные наборы), в кор. — «Четыре начала» (四端), хотя элементов пять (искренность Мэн-цзы к моральным принципам не относил; в русском переводе часто терминологически «доверие»). 2 Сам основатель — всегда 1-е поколение 世系. 3 Есть также слово 代, которое означает поколение не в смысле смены потомков, но срок, исчисляемый от рождения человека. и считающийся равным 30 годам; два поколения 代 дают 60-летний период хвангап (還甲). 531 С. Н. СУХАЧЕВ Почти у всех понов в каждом поколении присутствует так называемый иероглиф поколения (行列字)1. Точнее, речь идет не о каком-то конкретном иероглифе, а о наборе правил, по которым для каждого поколения один из иероглифов имени выбирается из определенного класса. Некоторые аналоги можно найти у других народов мира, однако корейскую систему отличает фундаментальная цикличность. Более точные параллели встречаются в зоонимии. Например, большинство кинологических питомников во всем мире придерживаются правила ротации первой буквы имени у щенков одного помета2. Для каждого конкретного пона используются те или иные правила. Поколенческие серии, за исключением исторически поздних понов, практически никогда не начинаются с первого поколения. Правила вступают в силу много позже, но, будучи установленными, они обычно уже, как правило, не меняются. В заключение отметим, что правила действуют по мужской линии. Женская линия не представляет генеалогической ценности, и женские имена редко содержат иероглиф поколения 3. Еще важнее помнить, что иероглифы имени совсем не обязательно являются иероглифами поколения. Некоторые ключи очень продуктивны, а некоторые правила оставляют большой простор для интерпретаций. Так что во избежание фантомных открытий следует проявлять осторожность. Пять элементов. Самой распространенной является система Пяти элементов (五行). Иероглиф поколения выбирается по правилу порождений (生). Если в каком-то поколении в имени человека стоит иероглиф из класса «Земля», то его 1 У этого слова есть разговорный синоним 돌림자, хотя иногда, не совсем корректно, считают, что돌림자 означает просто повторяющийся иероглиф в именах родственников (см. ниже). 2 Во Франции эта система действует с 1926 г., изначально — для щенков, рожденных в один год. 3 Однако иногда встречаются любопытные случаи. Например, в поколении, где в мужском имени ожидается иероглиф из класса 木 («Дерево»), в женском имени можно встретить название какогонибудь цветка. 532 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ сыновья получают иероглиф из класса «Металл», внуки — «Вода», правнуки — «Дерево» и так далее. Класс иероглифов представляет собой множество иероглифов, связанных между собой графически, и/или семантически 1. В корейской терминологии часто используется термин источник иероглифов (字源), хотя он несколько отличается от того, как мы определяем класс. Самой простой и сильной является графическая связь по иероглифическому ключу. Поскольку все Пять элементов являются ключами, в соответствующий класс входят (за редкими исключениями) все иероглифы с данным ключом. Например, для «Воды» это будут сама ‗вода‘ (水), ‗море‘ (海), ‗реки‘ (江 и 河), а также, например, менее очевидное 治 (‗управлять‘2). В класс входят также многие иероглифы с семантически близким ключом. Так, «Земля» включает большое количество иероглифов с ключом 阝 (‗холм‘3), например, 陵 (‗курган‘), и с ключом山 (‗гора‘), например, 峽 (‗ущелье‘). К «Металлам» относится ключ 玉/王 (‗яшма, нефрит‘) и его производные, например, 珍 (‗драгоценность‘). А к «Огню» (火) относятся иероглифы с ключом 心 (‗сердце‘). Дело в том, что сердце является органом (臟) «Огня». И к тому же, у этих иероглифов хорошая графическая корреляция — оба имеют 4 черты в написании. Кроме того, обычно по поколениям чередуются двусложные и односложные имена или позиция иероглифа поколения в двусложном имени. Часто иероглиф вообще повторяется через несколько поколений4. Если иероглиф должен повторяться, а имя должно быть односложным, этот иероглиф получает первый сын, остальным иероглиф выбирается из соответствующего класса. В основе чередования позиции в двусложных именах лежит китайский принцип чжаому (昭穆): отцовский 1 Бывают и более сложные связи. Изначально, «осуществлять гидротехнические работы» — важнейшая административная задача для Китая. 3 Это вообще хороший ключ, символ процветания. 4 Число которых, очевидно, кратно 5. 2 533 С. Н. СУХАЧЕВ (левый) и сыновний (правый) 1; отцовскими являются четные (считая от основателя рода) поколения, сыновьими — нечетные. В качестве примера рассмотрим серию уже упоминавшегося семейства Кимов из Кимхэ (金海金氏), столичная ветвь (京派). Знак  обозначает позицию «свободного» иероглифа в двусложном имени2. Поколения Элемент Слогов Иероглиф Дерево 木 2 20 и 70 Огонь 火 1 21 и 71 Земля 土 2 植 顯 培 19 и 69 22 и 72 Металл 金 1 錫 или 鍾 23 и 73 Вода 水 2 洙 или 泰 24 и 74 Дерево 木 1 榮 Обратим внимание на иероглиф 顯. Сейчас он пишется с ключом 頁 (‗лист‘), однако, в левой его части присутствует элемент «огонь» (灬), а значение знака ‗яркий, сияющий‘. Так что не очень сильная (на первый взгляд) графическая связь компенсируется хорошей семантикой. На самом деле, раньше в именах часто использовался вариант без правой части (с ключ 日 ‗солнце‘, что гораздо лучше, хотя в данном случае не принципиально). К сожалению, что современные источники, как правило, вообще не отмечают такие подмены. Рассмотрим теперь ветвь Самхѐн (三賢). В ранних поколениях в этой ветви также было чередование двусложных и односложных имен; позднее все имена стали двусложными, а чередоваться стала позиция. Поскольку число элементов нечетно, через каждые 5 поколений происходит смена позиции. 1 Определяет, в том числе, порядок расположения храмов предков, могил, табличек с именами предков и т. д. 2 В данном случае, мы имеем чередование одного и двух слогов, поэтому для нечетных поколений позиция всегда вторая. 534 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Поколение Элемент Позиция Иероглиф 70 Земля 土 2 坤 71 Металл 金 1 鍾 72 Вода 水 2 洙 73 Дерево 木 1 東 74 Огонь 火 2 熙 75 Земля 土 1 奎 Небесные стволы. Приведем таблицу Небесных стволов (天干) по порядку, с чтениями и написанием хангылем. Порядков ый номер Иероглиф Китайское чтение Хангыль Корейское чтение 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 甲 цз я 갑 ка б 乙 丙 би н 병 пѐ н 丁 ди н 정 чо н 戊 己 цз и 기 庚 гэ н 경 кѐ н 辛 син ь 신 壬 жэн ь 임 癸 гу й 계 син им ке и 을 ыл ь у 무 м у ки Обычно Небесные стволы используются не как самостоятельный знак, но вписываются в составной иероглиф по тому же принципу, что и ключевые элементы (хотя, как правило, сами ключами не являются). В качестве примера приведем серию семейства Чо из Пхунъяна (豐壤趙氏). Поколение Позиция Небес ный ствол Иерог лиф 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 1 2 1 2 1 2 1 2 1 2 甲 乙 丙 丁 戊 己 庚 辛 壬 癸 東   九 南   衍 誠   熙 鏞   新 重   揆 535 С. Н. СУХАЧЕВ Этот фрагмент хорошо иллюстрирует механизм вписывания1. Земные ветви. Приведем таблицу «Земных ветвей» (地支) по порядку, с чтениями и написанием хангылем. Порядковый номер Иероглиф Китайское чтение Хангыль Корей ское чтение 1 2 3 4 5 6 8 9 1 0 11 12 子 丑 寅 卯 辰 巳 午 未 申 酉 戌 亥 цз ы чо у и нь ма о чэ нь с ы вэ й шэ нь ю у сю й ха й 자 축 인 묘 진 사 오 미 신 유 술 해 ча чх ук и н мѐ чи н с а си н ю су ль хэ 7 у о м и Земные ветви также обычно вписываются в составной иероглиф. В качестве примера приведем серию семейства Ли из Чонджу (全州李氏). По колен ие По зиция Зем ная 1 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 2 1 1 2 1 2 2 2 1 1 2 2 子 丑 寅 卯 辰 巳 午 未 申 酉 戌 亥 Иногда причины, почему используется тот или иной иероглиф, не вполне понятны. С другой стороны, некоторые иероглифы, которые, кажется, могли бы использоваться в определенных ситуациях, никогда в них не встречаются. 536 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ вет вь Эле ме нт Ие рогли ф 水 土  存  學 秉  庸  木 演  土  卿 振  火  範 土  年  來 金 重  楢  土 水  成  遠 Обратим внимание, что чередование позиции происходит не через поколение, а по более сложному правилу 1. Числа. Сами по себе числа редко используются в качестве именных иероглифов. Обычно они также вписываются в составной знак. В качестве примера приведем серию семейства Ан и Андона (安東權氏). В этой серии нет чередования позиции, иероглиф поколения всегда стоит на первом месте. Поколе ние Число Иерогл иф 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 1 一 丙  2 二 重  3 三 泰  4 四 寧  5 五 五  6 六 赫  7 七 純  8 八 容  9 九 九  10 十 升  «Малые» серии. Существуют также довольно редкие серии с основанием (циклом) 2 (二行 法), 3 (三行法) и 4 (四行法) элемента. Серии из двух элементов — это, как правило, чередование Инь и Ян, обычно по семантическому признаку. В качестве примера тройной серии приведем серию семейства Ли из Хансана (韓山李氏). Эта серия основывается на чередовании трех иероглифов 水 (‗вода‘)–穀 (‗злак‘)–土 (‗земля‘) — здесь это 1 Технически это пары с перестановкой; в 49-м поколении имеет место отклонение, продиктованное фонетическими соображениями. 537 С. Н. СУХАЧЕВ не Пять элементов, а «сельскохозяйственная серия». Иероглифы 水 и 土 могут служить ключами, но чаще вписаны в составной иероглиф; 穀 поддерживается семантикой. Иероглиф поколения почти всегда на второй позиции, имена иногда односложные. Поколение 17 18 Серия 土 水 19 穀 20 土 21 22 水 穀 23 土 24 水 25 穀 1 538 Иероглиф Комментарий 在 Ключ 土 (‗земля‘) 承 Ключ 手 (‗рука‘), ‗вода‘ вписана внутрь иероглифа Значение ‗ранние 稙 всходы (злаки)‘ Ключ 珪 玉/王(‗правитель‘), ‗земля‘ дважды вписана в иероглиф справа 求 Ключ 水 (‗вода‘) Основное значение 復 ‗возвращаться, повторяться‘ с чтениями (복 и 부1). В некоторых источниках указан иероглиф馥 (с чтением복); значение ‗ароматный, душистый‘. Ключ 辶 (‗идти‘), 遠 ‗земля‘ вписана в иероглиф сверху 濬 洙 湜 У всех трех иероглифов ключ 水‗вода‘ Значение ‗мера для 䄷 Сейчас в именах только 부. КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ 禾 秈 зерна‘ Значение ‗хлеб на корню, колосья‘ Значение ‗скороспелый рис‘ Для этого пона серии начинаются с 17-го поколения — до того правило не работает. Так, к этому семейству принадлежит Ли Сэк (李穡)1. В его имени стоит иероглиф 穡, означающий ‗жатва, сбор урожая‘. Отца Ли Сэка звали Ли Гок (李穀) и в его имени мы видим будущий серийный иероглиф 穀, а оба имени односложные. У Ли Сэка было три сына: Чондок (種德), Чонхак·(種學) и Чонсон·(種善). Имена всех трех уже двусложные и начинаются с одного и того же иероглифа種, означающего ‗семена, сажать‘ — очевидно, что ‗злак‘ 穀 далеко не случайно появился в последующей поколенческой серии. Четверные серии, как правило, серии типа «Четыре качества» (四德2). Существует несколько вариантов трактовки. Обычно это добродетель (德), красноречие (言), красота (容) и трудолюбие (功). Иногда, бывает какой-нибудь набор из конфуцианских достоинств — выбор большой, особенно комбинаторно, но чаще используют «готовые наборы», последовательность которых задана какой-нибудь уместной цитатой из классиков. Бывают также редкие варианты, основанные на «Ицзин» или буддийских добродетелях. Иероглифы, как правило, берутся сами по себе, реже — по семантической близости. Прочее. Иногда для каждого поколения устанавливается иероглифический ключ (сериями по 7–8 поколений). Именные 1 Более известный как Могын Ли Сэк (牧隱李穡)) — знаменитый ученый неоконфуцианец и известный поэт конца эпохи Корѐ, оказавший огромное интеллектуальное влияние на тогдашнюю элиту. 2 Корейская трактовка несколько отличается от китайской и равно относится и к мужчинам, и к женщинам. 539 С. Н. СУХАЧЕВ иероглифы выбираются из данного ключа, реже простой ключ вписывается в иероглиф. Это не очень распространенный способ, но иногда встречается у китайских понов. Также может иметь значение число черт иероглифа. Это правило (его можно считать дополнительным циклом) никогда не используется самостоятельно, но может сочетаться с другими. Например, при чередовании Пяти элементов, дополнительно в иероглифе каждого поколения увеличивается число черт. Увеличение не обязательно происходит на 1, а основной и дополнительный циклы могут быть рассинхронизованы. Может также чередоваться четное и нечетное число черт иероглифа (см. также далее). Очень часто дополнительные правила явно не указывают и, возможно, они являются до некоторой степени интуитивными. Их можно пытаться выявить экспериментально, но следует помнить об опасности обнаружения фантомов. Родственники. У братьев могут быть разные иероглифы поколения, но чаще один и тот же иероглиф повторяется в именах всех братьев. Мы уже видели это на примере сыновей Ли Сэка. Иногда иероглиф поколения получает только старший сын. Более редкий случай, когда повторяющийся иероглиф не является иероглифом поколения. По женской линии иероглифы поколения обычно не присваиваются, но в именах сестер также может встречаться повторяющийся иероглиф, часто отличный от иероглифа братьев. Как правило, в женских именах повторяющийся иероглиф стоит на второй позиции, а односложные женские имена вообще статистически более редкие, чем мужские, связанные правилами чередования. Вообще говоря, иероглифы в именах братьев также подчиняются определенным, хотя не всегда вполне очевидным, правилам. Они могут быть довольно любопытны. Возьмем, например, знаменитого корейского флотоводца Ли Сун Сина и его братьев. Во всех именах на втором месте стоит иероглиф поколения 臣 (‗подданный‘). Первый иероглиф берется из имен 540 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ легендарных правителей Древнего Китая 1. Правители тут тоже не случайно: 臣 не просто подданный, а непосредственный вассал суверена 君, их связывают особые конфуцианские отношения. 1 Русский Хи Син Имя Хангыль 희신 Иероглифы 羲臣 2 Ё Син 요신 堯臣 3 Сун Син 순신 舜臣 4 У Син 우신 禹臣 Примечания Фу-си (伏羲) — легендарный первый император Поднебесной. Яо (堯) — четвертый из Пяти Императоров. Шунь (舜) — последний из Пяти Императоров, передал престол не собственному сыну, а Юю. Юй (禹) — наследовал Шуню2. Во всех культурах наблюдаются определенные корреляции в именах родственников. Обычно речь идет о первой– второй степени родства в пределах двух–трех поколений. Например, довольно распространенное в России, «называние в честь». Мальчика (реже девочку3) называют в честь дедушки по 1 Корейские источники указывают на «Трех Властителей и Пять Императоров» (三皇五帝), хотя, согласно аутентичной традиции, Юй не входит в их число. 2 При Яо он занимался гидротехническими работами (治), обустроил русла рек, построил дамбы и вообще спас Поднебесную от потопа. При Шуне был назначен регентом, а затем наследовал ему. Похоже, карьеру покорителя водной стихии должен был делать младший брат! 3 С переводом имени в другой грамматический род. 541 С. Н. СУХАЧЕВ отцовской (реже материнской) линии или девочку в честь бабушки (чаще по материнской линии). В английской традиции иногда берется полное имя родственника, а к полученному имени добавляют так называемый именной суффикс Jr (Junior)1. Именование в честь других родственников (дядь, теть) более редкое явление. Особняком стоит статистически значимое называние сына по отцу (Иван Иванович). С другой стороны, редко встречается дублетная пара у братьев и сестер (Александр и Александра). Это особенно заметно при сравнении с англоязычной традицией2. Отдельно можно отметить русскую ситуацию (в основном у мужчин), когда имя и отчество совпадают с именем-отчеством известного человека. Имеются также короткие серии вроде (довольно редкой теперь сестринской) Вера – Надежда – Любовь. Обычно такие близкородственные серии наиболее подвержены краткосрочным влияниям моды — от политической до литературной, а в последнее время кинематографической. Как правило, они имеют короткий «срок жизни». Например, имена Клара и Роза, теперь уже очень редкие, но все же попадаются. При этом, довольно популярная в свое время серия Клара – Роза почти полностью исчезла, а Роза – Клара практически никогда и не встречалась. В корейских выборках иногда встречаются имена родственников второй ступени, совпадающие по чтению, но записываемые разными иероглифами. Впрочем, имеющегося в распоряжении материала недостаточно, чтобы делать обоснованные выводы. По поводу статистических выводов. В простом (и обычно вполне достаточном) случае мы можем взять репертуар имен и их популярность (частоту встречаемости) 3. Для многих стран соответствующая статистика по антропонимам легко доступна. 1 Это мужской вариант, хотя в последнее время встречается и у женщин. 2 Отчасти, из-за меньшего репертуара русских общегендерных имен. 3 Если мы работаем с достаточно длинным временным диапазоном, можно считать вероятности для соответствующих отрезков. Можно использовать разумный временной сдвиг или разыграть простую популяционную модель. 542 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ В отсутствие каких-либо ограничений предполагаем, что выбор производится случайным образом. То есть, вероятность обнаружения определенного имени зависит исключительно от частоты, аналогично — для комбинаций. В некоторых случаях нужно производить выборку без возврата. Например, если мы рассматриваем русские братские или сестринские серии, пожалуй, не следует повторно выбирать то же самое имя — крайне сомнительно, что братьев зовут одинаково. При соблюдении требований к выборке, достаточно оценить, отличаются ли наблюдаемые (апостериорные) вероятности от ожидаемых (априорных). Не углубляясь в детали отметим, что лучше использовать двусторонний тест. Орфоэпия. Пять элементов. Основы корейской фонологии были заложены еще в «Наставлении народу о правильном произношении»1. Принципы благозвучия имени (и вообще, любого названия) строятся на том, что каждому звуку речи соответствует один из Пяти элементов. Обычно эту систему называют «Пятиэлементной орфоэпией» (바름 五行)2. На самом деле, следует говорить не о звуках, а о графемах корейского алфавита, причем так, как они скомпонованы в слог. Никакие фонетические изменения в расчет не принимаются, а правила действуют в отношении графического образа всего слова (имени)3. В таблице приведены соответствия Пяти элементов согласным графемам современного корейского алфавита, транскрипция и традиционная классификация соответствующих звуков по месту образования4. 1 «Хунмин Чоным», 訓民正音, 1446 г. по дате эдикта Сечжона Великого. 2 Иногда также «Гармонией (Инь и Ян) пяти элементов» ([陰陽]音靈五行), хотя терминологически правильнее относить последнее понятие к гармонии только гласных звуков. 3 Далее мы будем говорить о звуках, только когда речь идет именно о фонетической составляющей, в остальных случаях — о графемах. 4 Терминология по Л. Р. Концевичу. 543 С. Н. СУХАЧЕВ Дерево 木 ㄱ к/г ㄲ кк 牙 Огонь 火 ㅋ кх ㄴ н ㄷ т/д Заднезубные ㄸ тт 舌 Земля 土 ㅌ тх ㄹ л/р Язычные Гортанные Металл 金 ㅅ с ㅆ сс ㅈ ч/чж 齒 ㅇ ㅎ х /нг 喉 Вода 水 ㅉ чч Переднезубные ㅊ чх ㅁ м ㅂ п/б ㅃ пп 唇 ㅍ пх Губные Гармония соблюдается, когда согласные слогов (начальные и/или конечные) чередуются в порядке взаимного порождения (相生) Пяти элементов, что вполне разумно, так как с точки зрения гармонии важен шаг, а не направление. То есть, в отличие от иероглифа поколения (и ряда других случаев), мы имеем дело не с последовательностью, а с зацикленным набором смежных элементов. Однако, все оказывается не так просто. Традиционная классификация звуков по месту образования — это еще китайская традиция. При ее адаптации, с «отображением» звуков особых проблем не возникало, хотя, конечно, корейская фонетика значительно отличается от китайской. Так, например, звук л считается не язычным, а полуязычным (半舌), но так и в «Хунмин Чоным»1, но такие нюансы не существенны с точки зрения Пятиэлементной орфоэпии. Сложнее оказалось с порядком звучания (音 出), причем полного согласия на этот счет нет и в китайских источниках. Вообще говоря, китайская 1 544 Точнее, в комментариях. КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ традиция больше ориентируется на связанную с Пятью элементами пентатоническую гамму (五音или 五聲), имеющую свой собственный порядок1. Кроме того, есть еще 12-ступенчатая гамма люй (十二律), связанная с 12 Земными ветвями 2. Традиционный корейский порядок звучания следующий: заднезубные (牙), язычные (舌), губные (脣), переднезубные (齒), гортанные (喉). Эта традиция восходит к комментарию к «Хунмин Чоным», составленному в 1750 г. известным ученым, видным деятелем философской школы «Реальных наук» Син Гѐн Чжуном (申 景濬). Позднее текст с его комментарием вошел в знаменитую корейскую энциклопедию «Мунхон пиго» (文獻備考3) и стал по сути доктринальным. В конце 30-х гг. XX века Научное общество корейского языка (朝鮮語 學會) опубликовало ряд статей, с критикой порядка Син Гѐн Чжуна. Заметим, что все встает на свои место, если губные (ㅁ, ㅂи ㅍ) отнести к «Земле», а гортанные (ㅇ и ㅎ) к «Воде». Впрочем, все это происходило в довольно специфической обстановке и еще до обнаружения так называемого «Варианта Чона» (訓民正音解例4), когда выяснилось, что все еще сложнее. Мы не будем углубляться в эти, безусловно интересные вопросы, тесно переплетающиеся со многими удивительными судьбами весьма незаурядных личностей. Для наших целей традиционный порядок Син Гѐн Чжуна важен, особенно для родословных корѐсарам. С другой стороны, сейчас все больше используется исправленный порядок, а иногда оба, что предоставляет еще бñльшую свободу выбора. 1 宮商角徵羽, где каждому элементу ставится в соответствие определенная конфуцианская категория: Правитель – Вассал – Народ – Работа – Вещи, взаимоотношения между которыми определяют гармонию. Изложена у ханьского Лю Сяна (劉向) в «Саду речений» (說苑), но, вероятно, более древняя традиция. 2 И через них двумя вариантами отношений с Пятью элементами. 3 Составлена по повелению короля Ёнчжо; первое издание в 1770 г. 4 В 1958 г. этот текст признан памятником корейской культуры и лежит в основе современных изданий. 545 С. Н. СУХАЧЕВ Также, взаимно порождающими считаются графемы, относящиеся к одному и тому же элементу — такие сочетания называются «взаимно согласованными» (比和). Напротив, если элементы не смежные, один из них преодолевает другой (相剋). Например, «Огонь» преодолевает «Металл» (переход через 1 элемент) и, в свою очередь, преодолевается «Водой» (переход через 2 элемента). Таким образом, мы имеем антагонизм. Очевидно, переход через 3 элемента переводит нас к предыдущему (из «Огня» мы попадаем на «Дерево»), и имеем порождающую последовательность. Кроме того, имеется несколько дополнительных правил, касающихся уже не отдельных переходов, а последовательностей в целом. В результате получается очень громоздкая система, сумбурное изложение которой в корейских источниках, как правило, вносит только дополнительную путаницу1. На практике пользуются специальными таблицами. В зависимости от правила (см. ниже), получают формулу последовательности графем имени, закодированную Пятью элементами. Например, последовательность 木火火2 имеет три члена, первый относится к «Дереву», два других — к «Огню», и является порождающей (相生). Последовательности, и соответственно, имена, бывают счастливые (吉), несчастливые (凶) и нейтральные (平). Отдельно рассмотрим, взаимно согласованные последовательности. Как правило, две первые (木木木 и 火火火) считаются счастливыми. Две последние (金金金 и 水水水) несчастливыми, а средняя (土土土) — нейтральной3. Вообще говоря, счастливое / несчастливое имя — понятие 1 Во многих онлайновых источниках вообще со множеством ошибок. 2 Сейчас часто пишут хангылем или по-корейски. Иногда хангылем записывают китайское чтение (в данном случае 목화화), а иногда заменяют на корейские слова. Чаще всего заменяют «Землю» (땅), «Огонь» (불) и «Воду» (水). «Дерево» обычно не заменяют, потому что корейское 나무 состоит из двух слогов. Также, очень редко для «Железа» используют 쇠. 3 Есть и другие трактовки. 546 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ комплексное и включает не только орфоэпию, но и графологию, поэтому правильнее было бы говорить об орфоэпически хорошем или плохом имени. Последовательности и правила. Существует три последовательности графем, входящих в слоги полного (включая фамилию) имени. 1. Начальная последовательность — начальные графемы (初聲, также 첫소리 или «верхний знак» 윗글자) всех слогов (для нулевого согласного всегда графическое ㅇ). 2. Конечная последовательность — конечная графема (終聲, также 끝소리 или «нижний знак» 아랫글자) первого слога (если есть; в отсутствии патчхима1 конечного звука нет и соответствующий слог пропускается) и начальные графемы остальных слогов. 3. Полная последовательность — начальные и конечные графемы всех слогов (последнюю конечную можно не учитывать, особенно, если она нарушает гармонию). С астрологической точки зрения «верхние» графемы связаны со старшими (родители, старшие родственники, начальство). Если имя счастливое, отношения с ними будут хорошими, и они будут помогать; если несчастливое, то наоборот. Соответственно, «нижние» графемы связаны с младшими (дети, подчиненные). Отметим, что для фамилий, у которых нет патчхима, не существует конечная последовательность (в полной — первый патчхим будет просто пропускается; вообще, полное имя совсем без патчхима не очень хорошо). Кроме того, для некоторых фамилий с патчхимом первая и последняя согласные графемы являются антагонистическими. Например, 강, где «Дерево» (ㄱ) преодолевает «Землю» (ㅇ). Один из способов исправить положение — считать ㅇ не «Землей», а «Водой». В порождающей последовательности все переходы взаимно порождающие; в нарушенной — какой-то переход является антагонистическим; в антагонистической — антагонистичны все 1 Конечный согласный или финальный консонантный кластер. 547 С. Н. СУХАЧЕВ переходы. Орфоэпические принципы для имени достаточно просты. 1. Если хотя бы одна последовательность порождающая, то имя хорошее1. 2. Если две последовательности являются порождающими, то имя очень хорошее. В принципе, все три последовательности могут быть порождающими, при условии, что они содержат взаимно согласованные фрагменты, состоящие из одинаковых элементов. 3. Если ни одна последовательность не является порождающей (все три нарушены), то имя плохое. 4. Если в плохом имени имеется антагонистичная последовательность, то имя очень плохое. Такие имена стараются избегать. Рассмотрим несколько примеров. При выписывании последовательности, конечные согласные будем ставить в скобках (последнюю, которую можно не учитывать — в квадратных; если патчхима нет, то скобки пустые).  Ли Сун Син: 이순신  ㅇ()ㅅ(ㄴ)ㅅ[ㄴ] 土()金(火)金[火] Начальная последовательность 土金金 порождающая (相生), то есть имя хорошее. Остальные последовательности можно не проверять, но видно, что они нарушены 2. Отметим также, что при правильном этимологическом написании 리 начальная серия нарушается (火金金), а полная становится вообще антагонистической (火金火金[火]) — разбирать эти занимательные сюжеты мы уже не станем.  Хо Чжок: 허적  ㅎ()ㅈ[ㄱ]  土()金[木] 1 Случаи, когда одна последовательность порождающая, а другая антагонистическая, могут трактоваться по-разному. 2 Похоже, знаменитому адмиралу не просто было командовать матросами. 548 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Во-первых, односложное имя никак не меняет принцип — что есть, то и выписываем. Начальная серия хорошая (土金相生). Конечной нет, полная — вообще-то, нарушенная (в односложных именах патчхим обычно учитывается). Имя хорошее, хотя не помешала бы дополнительная поддержка «низов».  Ким Чжон Хо: 김정호  ㄱ(ㅁ)ㅈ(ㅇ)ㅎ[]  木(水)金(土)土[] Начальная серия антагонистическая (木金土相剋). Зато конечная серия — порождающая (水金土相生), так что имя вполне хорошее.  Ким Ён Бин: 김영빈  ㄱ(ㅁ)ㅇ(ㅇ)ㅂ[ㄴ]  木(水)土(土)水[火] Начальная серия — антагонистическая (木土水相剋). Конечная — тоже (水土水相剋). Имя очень плохое с орфоэпической точки зрения, и требуются веские причины, чтобы так назвать человека. Гласные. С гласными все намного проще. Все гласные делятся на «светлые» (или «мужские» Ян 陽) и «темные» (или «женские» Инь 陰). Современные гласные приведены в таблице (старые мы рассматривать не будем). Ян 陽 Инь 陰 ㅏ (а) ㅐ (э) ㅑ (я) ㅒ (йе) ㅗ (о) ㅘ (ва) ㅙ (вэ) ㅚ (ве) ㅛ (ѐ) ㅓ (о) ㅔ (е) ㅕ (ѐ) ㅖ (йе) ㅜ (у) ㅝ (во) ㅞ (ве) ㅟ (ви) ㅠ (ю) Особняком стоят гласные (ㅡ (ы), ㅢ (ый), ㅣ (и)). Вообще-то, они относятся к Инь. Но с точки зрения антропонимической орфоэпии считаются нейтральными (хотя и тяготеющими к Инь). Правило всего одно и тоже очень простое — в полном имени должен соблюдаться баланс Инь и Ян. Проще говоря, лучше, если гласные разной «масти». С этой точки зрения, Ли Сун Син очень «темное» имя — все гласные 549 С. Н. СУХАЧЕВ женские. А вот Пак Чон Хи (박정희) — просто идеальное: «светлая» а (ㅏ) сочетается с «темной» о (ㅓ) и балансируется нейтральной и (орфографическое ㅢ). Дополнительно можно обнаружить еще некоторые закономерности (разной степени надежности), которые могут быть полезны при уточнении гласных в случае восстановления имени по транскрипции. Графология. Различные графологические выкладки, в первую очередь, подсчет всевозможных комбинаций числа черт, чрезвычайно важны. Собственно, они-то и определяют, будет имя счастливым или нет, причем отношение к этому достаточно серьезное (даже теперь). Мы не будем рассматривать историю соответствующих практик. Отметим, что большинство из них китайские, с некоторыми поправками на корейскую самобытность. В интерпретации больше уже собственно корейских новаций, а сами традиции достаточно старые. Прежде чем переходить к конкретным правилам, сделаем очень важное замечание. Подсчет черт — далеко не такое простое занятие, как может показаться. Тут имеются две проблемы. Во-первых, варианты иероглифического написания. Причем есть и дополнительная сложность. В электронном виде некоторые рáзнописи не различаются. Даже для вариантов, имеющих разные номера Юникод, то есть технически являющихся разными знаками (знакоместами), во многих фонтах используется один и тот же знак 1. Технически эта проблема решаема, но в электронных изданиях она часто усугубляется при вводе. Вторая проблема напрямую связана с подсчетом. Современное словарное число черт основывается на нормативном написании кайшу по словарю «Канси» (1736 г.) и соответствующих правилах подсчета. Даже при этом, в Китае, в Корее и в Японии не все черты считают одинаково, причем в разное время по-разному. Приведем несколько примеров. Ключ 乙, имеющий 1 черту, в корейской астрологии может считаться за 2, потому что служит графическим эквивалентом графиче- 1 550 Например, не всегда различают черту с точкой и крюк. КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ ского ханглыльного л ㄹ1 и читается ыль (을). Ключ 氵 имеет 3 черты, но может считаться за 4, как полное 水 — подсчет по полному ключу вообще довольно стандартная практика. Есть и другие, более сложные случаи. Здесь мы везде считаем черты по стандартной версии юникодной базы Unihan, отмечая, где нужно, возможные отклонения. Пять элементов. Самым базовым является так называемый «счет Пяти элементов» (數理 五行). Каждый элемент соответствует определенному числу черт иероглифа. Число черт Дерево 木 Огонь 火 Земля 土 Металл 金 1 или 2 3 или 4 5 или 6 7 или 8 11 или 12 21 или 22 13 или 14 23 или 24 Вода 水 9 или 10 19 или 20 29 или 30 15 или 17 или 18 16 25 или 27 или 28 26 и так далее Простой способ — считаем все черты иероглифа. Например, знаменитый разбойник Хон Гиль Дон: 洪吉童  9 (можно 10, что в данном случае не важно), 6, 12  水土木. Это антагонистическая последовательность (видно, на роду ему была написана такая судьба). Есть также способ «Пяти элементов трех начал» (三元五行). Существуют различные трактовки «Трех начал», обычно это триада Небесное — Земное — Человеческое. Посчитаем ее для того же Хон Гиль Дона. Во-первых, берем число черт фамилии 9. Во-вторых, берем число черт в имени 18 (6+12). В-третьих, все черты полного имени 27 (9+18). Получаем 水金金 — опять антагонизм. Напомним, что мы имеем дело с циклом, а не просто смежными элементами, как было в орфоэпии. Отметим также, что при этом способе допускается, 1 Хотя сама эта графема считается за 3 черты. 551 С. Н. СУХАЧЕВ например, считать для фамилии 9 черт, а для полного имени 28 (считая фамилию за 10), правда знаменитому разбойнику эта уловка не помогает. Большинство специалистов по составлению имен (作名家) и экспертов в науке именования (姓名學) считают этот способ не слишком хорошим, на том основании, что он недостаточно точно отражает влияние Пяти элементов на судьбу 1. Есть также довольно экзотический способ подсчета черт иероглифических ключей2. Чет и нечет. Инь (陰) и Ян (陽) также соответствуют четному (Инь) и нечетному (Ян) числу черт иероглифа. Правило довольно простое: в полном имени не должно быть только Инь или только Ян. Для фамилии плюс двусложное имя это дает 6 вариантов, для односложного имени — всего два. Кроме того, рекомендуется чтобы первый иероглиф имени отличался по «масти» от иероглифа фамилии; второй, если есть, не имеет значения. Для простоты обозначим Ян ○, а Инь ●, не рекомендованные (но допустимые) варианты на сером фоне. ○○● ○●○ ○●● ○● ●○○ ●○● ●●○ ●○ Это правило довольно строгое. Приведем пример. Известный лирический поэт, один из основоположников современной корейской поэзии Ким Со Воль (金素月): 8–10–4  ●●●. Нарушение? Нет. Со Воль («бледная луна») — это литературный псевдоним3. Настоящее имя Ким Чон Сик (金廷湜): 8–7–12  ●○●. Правило работает. Исключения, конечно, можно привести. Но зачастую внимательное рассмо1 Надо полагать, простой способ дает прекрасные результаты. Не совсем понятно, почему бы тогда не считать ключи по принципу "Трех начал"? А также число черт иероглифа без ключа? 3 Для псевдонимов есть свои правила, хотя многие совпадают. 2 552 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ трение показывает, что все не так просто. Возьмем уже упоминавшегося Ли Гока (李穀). Оба иероглифа нечетные (7 и 15). На самом деле, 穀 это новая форма, старое написание 糓 (16 черт), так что даже тут (первая половина XIV в.) никакого нарушения нет. «Восемь знаков четырех опор». В рамках нашей темы нас интересует астрологическая концепция, называемая «[Восемь знаков] Четырех опор» (四柱[八字]). «Четыре опоры» — это четыре числа: год, месяц, день и час рождения человека. Поскольку каждое число записывается двумя циклическими знаками (один Небесный ствол и одна Земная ветвь), получается ровно восемь знаков1. Традиция восходит к сунскому Сюй Цзы-пину2 и основные принципы являются общими для Китая, Японии и Кореи; интерпретации иногда значительно отличаются. Механика подсчета напоминает «Пять элементов трех начал», однако эта методика считается весьма авторитетной. Проиллюстрируем как она работает на конкретном примере. Возьмем известного корейского спортсмена, первого олимпийского чемпиона в истории Южной Кореи3 Ян Чон Мо (梁正模). Обратим внимание, что графологические Пять элементов и чет-нечет не соблюдены — по-видимому, в данном случае, им не придавали значения. Зато орфоэпически имя очень хорошее — присутствуют и начальная и конечная серии, а также соблюден баланс гласных. Подсчитаем «Четыре опоры». 1 По-корейски 팔자 (八字) часто употребляется в смысле "судьба". Про невезучего человека так и скажут, что у него "плохие восемь знаков". 2 徐子平, 907–960 гг. 3 Вольная борьба, 1976 г. Монреаль. 553 С. Н. СУХАЧЕВ Для двусложного имени мы имеем четыре комбинации 1. Сами комбинации называются 格 (можно перевести как «шаблон»). (Перво)начало (元格) определяет судьбу человека в детстве; «Продвижение» (亨格) — в молодости; «Польза» (利 格) — в зрелом возрасте; «Прямота» (貞格) — в старости. Каждому числу соответствует определенный исход, также называемый 格 или 運 (‗судьба‘). Часто рассматривают только счастливые (吉) или несчастливые (凶) исходы. Иногда, некоторые исходы считают половинчатыми (то есть счастье и горе пополам), а некоторые — нейтральными (или безразличными). В данном случае детство было несчастливое (20, 虛望格), юность счастливая (15, 統率格), зрелость опять несчастливая (26, 是 非格), зато счастливая старость (31, 隆昌格). Конкретные исходы смотрят по специальным таблицам. Существуют некоторые расхождения, в том числе в названиях исходов. Приведем начало такой таблицы (полные таблицы 1 Перевод на иллюстрации весьма условный, все эти термины связаны с гадательными практиками и имеют множество интерпретаций. 554 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ доходят до 90 и более комбинаций, число счастливых и несчастливых — примерно одинаково). Число черт Исход Число черт Исход 1  基本 (основа) или 頭領 (глава) 9  2  分離 или 分散 (разделение) 10   成形 (метаморфозы) или 壽福 (долголетие и счастье) 11  4  不定 (неопределенность) или 破滅 (разрушение) 12  薄弱 (слабость) 5  定成 или 成功 (достижения) 13  智謀 (находчивость)  繼成 (доводить до конца) или 豊富 (изобилие) 14  離散 (разлука) 7  獨立 (независимость) или 發達 (прогресс) 15  8  開物 16  3 6 Судьба Судьба 窮迫 или 窮乏 (нужда) 空虛 (пустота) или 短命 (короткая жизнь) 新成 (новые горизонты) или 富家 (богатство в доме) 統率 (командование, руководство) 德望 555 С. Н. СУХАЧЕВ (постижение сути) или 健康 (здоровье) (доброе имя) Фактическое толкование может быть весьма пространным и зависеть также от того, на какой период жизни приходится тот или иной исход. Нас в первую очередь интересует, насколько можно опираться на всю эту астрологию при реконструкции вариантов иероглифического написания полного имени. Прежде всего, отметим, что для односложных имен обычно просто удваивают второй иероглиф, далее по схеме. Кроме того, иногда используют еще одно правило. Для односложных фамилий к числу черт фамильного иероглифа прибавляется 1. Можно еще лучше: добавлять или не добавлять 1 в различные комбинации. Например, для юности Ян Чон Мо мы могли бы оставить счастливое 15, а для зрелости посчитать не 26 (11+5), а 27 (12+5). Правда, это ему не слишком поможет — 27 также несчастливая комбинация. Двусложная фамилия считается за один иероглиф с суммарным числом черт, при этом иногда рекомендуют еще опционально отнимать единицу. Статистика по полным именам однозначно показывает, что полностью несчастливые имена, хотя и встречаются, однако довольно редко. Тут, впрочем, имеется очень важный момент. Интуитивно понятно, что подобрать, да еще и при наличии прочих ограничений, полностью счастливую комбинацию не так-то просто. Гораздо менее интуитивно обратное: какова вероятность полностью несчастливой комбинации? Приведем несколько графиков распределения числа черт в иероглифах1. На графике справа — число иероглифов по ключам Пяти элементов. Видно, что число производных иероглифов заметно отличается. Есть три не очень продуктивных (土火金) и два весьма продуктивных (木水) ключа. Очевидно, что переход «Вода»  «Дерево» (и обратный для орфоэпии Пяти элементов) дает наибольшее число комбинаций. 1 5813 иероглифов из списка именных иероглифов; все подсчеты по базе Unihan. 556 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ На следующих графиках общее и по ключам Пяти элементов распределение числа черт в иероглифах. Все распределения нормальные1, но наблюдаются гребенки и прореживания (они будут давать любопытные «дырки» при сочетании со счастливыми / несчастливыми исходами). Простой комбинаторный подсчет для сочетаний трех иероглифов дает около 2 тысяч полностью счастливых и около 20 тысяч полностью несчастливых комбинаций. Более точный подсчет несколько сложнее. Во-первых, в качестве первого иероглифа мы должны использовать только фамильные иероглифы. Тут обнаружится, что некоторые фамилии оказываются более счастливыми. Вовторых, мы можем добавлять опциональную единицу к односложным фамилиям, что позволяет корректировать результат 3 из 4 сочетаний (кроме исхода для детства). В-третьих, мы можем манипулировать вариантами написаний и подсчета черт. 1 Тест Колмогорова-Смирнова дает практически нулевую ошибку первого рода. Нормальность полезна, так как означает, что суперпозиция распределений также будет нормальной. Можно, конечно, работать и с ненормальными распределениями, но это хуже (причем дело вовсе не в сложности работы). 557 С. Н. СУХАЧЕВ Наконец, мы можем применять ту или иную интерпретацию. В результате, мы получим значительно меньший разрыв между счастьем и несчастьем, которые вдобавок статистически неравномерно распределены по возрастам. У корейских детей довольно трудное детство (фиксированный иероглиф поколения ухудшает шансы) и, как правило беззаботная юность. Тут объяснение простое: шаблон для юности подсчитывается как сумма черт фамильного иероглифа и первого иероглифа имени, которые дополнительно следуют правилу чет/нечет. В наиболее частотной области для суммы черт двух иероглифов (20-30 черт) несколько больше счастливых нечетных исходов1. Хотя общее число счастливых и несчастливых исходов совпадает (1), распределены они не равномерно. Так, в приведенной таблице присутствуют комби- 1 558 Возможно, не случайно. КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ нации 1 и 2, которые невозможны1. В хвосте списка (число черт больше 50) также имеются свои особенности. Все сказанное заставляет с очень большой осторожностью относится к использованию «Четырех опор» при реконструкциях. Если точно неизвестно, что в семье специально подбирали счастливые имена, то лучше на нее не опираться, хотя ничего не мешает апостериорно оценить полученную комбинацию. Прочее. Табуированные иероглифы. Существует два случая, в которых иероглифы являются так или иначе табуированными. Первый — просто «плохие» иероглифы. Например, иероглиф 尿 (‗моча‘). Он любопытен тем, что входит в «Список именных иероглифов»2 — то есть даже не через школьный минимум, а именно как допущенный (рекомендованный?) для употребления в именах. Вместе с ним был включен и иероглиф 糞 (‗фекалии‘). В наших антропонимических выборках эти иероглифы не попадались. В пежоративных прозвищах встречается 㖯 (똥) ‗дерьмо‘ — чисто корейское слово и корейский иероглиф, образованный путем подписывания под иероглифом 同 (동) графического叱3. Из других «нехороших» иероглифов (являющихся разрешенными) отметим 姦 (‗прелюбодейство‘), 汚 (‗порок‘), 淫 (‗разврат‘), 娼 (‗проститутка‘), 醜 (‗гадкий‘), 吐 (‗блевать‘), 恨 (‗презирать‘), 鬼 (‗чѐрт‘), 盜 (‗воровать‘), 病 (‗болезнь‘), 死 (‗смерть‘), 屍 (‗труп‘). Вообще-то, список довольно длинный. Другой случай — собственно табуированные иероглифы (避諱 или 忌諱). Например, строго соблюдается правило, что мальчика не должны звать также, как деда по материнской линии (외할아버지). Обычно вообще стараются чтобы в именах 1 В общем, существуют два иероглифа, которые пишутся в одну черту: фамилии 一 вообще нет; фамилия 乙, в принципе, есть, но устаревшая и очень редкая (да и 乙 обычно считают за две черты). 2 Дополнение от 4.01.2001 г. 3 Здесь, правда, он работает не патчхимом, а усиливает начальный согласный. 559 С. Н. СУХАЧЕВ деда и внука не было одинаковых иероглифов. Это ограничение настолько сильное, что в случае конфликта с иероглифом поколения, последний заменяется. Возможно, этим, в том числе, объясняется наличие вариантов в иероглифах поколений 1. Также запретными являются имена (иногда иероглифы) из имен некоторых предков (например, основателя). Несколько особняком стоит запрет на употребление имен (и входящих в них иероглифов) отдельных правителей (особенно образцовых тиранов), будд и бодхисатв и т. п. Отдельный запрет касается на использовании в обычных именах иероглифов, используемых в храмовых (廟號) и посмертных (諡號) именах 2. Наконец, отметим особый случай, непосредственно связанный с табуированием. Это замена иероглифа (代字) или, как частный способ, отбрасывание черты (缺劃). Обычно отбрасывается последняя черта. Так, настоящее имя основателя династии Чосон Лин Сон Ге было Ли Дан (李旦). Соответственно, иероглиф 旦 («утро») был табуированным. В именах он заменялся путем отбрасывании последней черты на 日 (‗солнце‘) или на синонимичный 朝 (‗утро‘). Отметим, что в КНДР запрещено использование иероглифов 3, входящих в имена вождей. Отдельная любопытная тема — иероглиф 日 в имени Ким Ир Сена (金日成 — это не настоящее имя, и писалось оно одно время другими иероглифами, хотя читалось также). Мужские и женские иероглифы. В принципе, никаких специально мужских и специально женских иероглифов не существует. Хотя статистическая разница между употреблением 1 Вообще говоря, при выборе невесты смотрят также на имена родителей. Было бы любопытно найти пример несчастных влюбленных, чью судьбу безжалостно сломала традиционная графология. 2 Там действуют свои правила, во многом отличающиеся от рассматриваемых. 3 Ситуация с иероглификой в КНДР сложная. Официально ее, как бы, нет. Но реально, она, конечно, есть. Впрочем, так не только с иероглификой. 560 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ отдельных иероглифов в антропонимах, конечно, есть. В качестве примера приведем иероглиф 熙 (희, ‗свет, радость‘), который очень часто встречается в женских именах. При этом, он, например, входит в имя Пак Чжон Хи (朴正熙), а также трех его братьев (Пак Дон Хи 朴東熙, Пак Му Хи 朴武熙 и Пак Сан Хи 朴相熙) и двух сестер (Пак Кви Хи 朴貴熙 и Пак Чэ Хи 朴在熙). Вообще говоря, проблема гендерной классификации антропонимов давно превратилась чуть ли не в учебную, хотя и важную в практическом плане, задачу искусственного интеллекта. Отметим особенность корейских (и китайских, но не японских) имен: можно использовать относительно простые алгоритмы, например, кластеризацию методом k-средних. Однако, результат, как правило, хуже, чем для европейских языков, а усложнение алгоритма практически ничего не дает. Дело в том, что нередко даже «естественный интеллект» не в состоянии дать однозначный ответ, является имя мужским или женским1. Отметим, что по нашим наблюдениям частотность «мужских» и «женских» иероглифов, как кажется, меняется со временем. В принципе, этого следовало ожидать, однако, выборка, которую мы использовали, например, для сравнения колониального периода с 2010 годом не очень добротная, так что подтвердить это вывод статистически мы не можем. Собственно, это замечание сделано для того, чтобы еще раз обратить внимание на очень важный момент. Далеко не всякая (вообще говоря, никакая) статистика является истиной в последней инстанции. С другой стороны, если что-то нельзя подтвердить статистически — это не значит, что этого нет. В любом случае, статистический детерминизм чреват ошибками. Значение имени. Желательно, чтобы у имени было хорошее значение. Вполне безобидное на первый взгляд иероглифическое сочетание, может иметь нежелательное значе1 Для имени, то есть для сочетания иероглифов, ситуация несколько лучше, но тоже далеко не однозначная. 561 С. Н. СУХАЧЕВ ние при написании другими иероглифами или близкое по звучанию (много реже полностью совпадающее) корейское слово. Например, имеется 22 иероглифа с чтением ман (만), а также 32 разрешенных иероглифа с чтением вон (원). Но их сочетание никогда не используется, поскольку дает 만원 «10 тысяч вон»1. Конкретных правил здесь нет, а ассоциации иногда могут быть довольно странными. Для реконструкций это не слишком важно, а при необходимости, словарная проверка позволяет отлавливать бñльшую часть потенциальных проблем. Гораздо любопытнее другая задача, которую мы здесь только обозначим. Помимо реальных имен, для которые всегда стараются подобрать так, чтобы они были хорошими, существует еще огромный корпус выдуманных — например, имена литературных и кинематографических персонажей. Здесь гораздо интереснее, насколько имя говорящее. Иными словами, насколько персонаж будет ассоциироваться условно с положительным или отрицательным героем. Палитра может быть более богатой. Мы имеем в виду не «говорящие» прозвища, но именно имена. Для русского, важнее, конечно, фамилии. Вспомним, например, «Смерть шпиона Гадюкина»2. Хангыль. В заключение, рассмотрим еще один важный набор правил. Мы все время говорили об иероглифике, однако немалую роль играет также графология хангыля. Причем, речь, похоже, идет не только о современности (хотя прямых указаний, как кажется, нет). Основные принципы те же, что и при 1 Также 천원 («тысяча вон») и 백원 («сто вон»). В конце концов, в России тоже никто не называет мальчика «Стольничек», а девочку «Соточка». 2 Любопытной оказалась статистика по американским именам в советских фильмах. Похоже, вычислить шпиона по одному только имени не представляет особо труда. Впрочем, судя по американским фильмам, при наборе сотрудников спецслужб также отдается предпочтение определенным именам. Впрочем, это может быть не совсем фантом, если учесть предпочтения имен в различных социальных стратах и последующие социальные треки. 562 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ подсчете черт иероглифов. Приведем таблицу числа черт графем (в том числе старых) хангыля (двойные согласные удваиваются; дифтонги складываются). ㄱ 1 ㅏ 2 ㄴ 1 ㅑ 3 ㄷ 2 ㅓ 2 ㄹ 3 ㅕ 3 ㅁ 3 ㅗ 2 ㅂ 4 ㅛ 3 ㅅ 2 ㅜ 2 ㅇ 1 ㅠ 3 ㅈ 3 ㅡ 1 ㅊ 4 ㅣ 1 ㅋ 2 ㆍ 1 ㅌ 3 ㆁ 2 ㅍ 4 ㆆ 2 ㅎ 3 ㅿ 3 Все остальные правила (Пять элементов орфоэпии и графологии, чет–нечет, «Четыре опоры» и т.д.) работают также. Однако, все отношения нужно пересчитывать. Так, иероглифическое 金 имеет 8 черт, а хангыльное 김 — 5. Очевидно, что значительно уменьшается число черт. В иероглифических словах двойные согласные и кластеры в патчхиме практически не встречаются (за исключением некоторых старых этимологических написаний), так что число черт в китайском хангыльном слоге колеблется от 2-3 до 7-81. При работе со старыми антропонимами2 следует также учитывать старую орфографию, в том числе этимологическое «нижнее а» (ㆍ), различение (ㅇ и ㆁ) и другие особенности Пример выборки. Рассмотрим некоторые обсужденные вопросы на конкретном примере. При этом воспользуемся не подготовленными и уже обработанными данными и готовыми алгоритмами, а специально для этой работы соберем небольшой корпус, с которым будем работать с «чистого листа»3. Возьмем не реальные, а вымышленные имена 4. Найти их не сложно — достаточно поискать в интернете ключевые слова «рассказ, имя, персонаж» (소설, 주인공, 이름). В выдаче 1 В собственно корейских словах может вырастать до 10–12. В том числе, антропонимами корѐ-сарам (по крайней мере, включая начало XX века). 3 Вся работа заняла около 4 часов, из которых больше половины ушла на поиск и предварительную обработку данных. 4 Хотя многие совпадают с реальными. 2 563 С. Н. СУХАЧЕВ обнаруживается множество форумов, на которых начинающие корейские графоманы просят помочь им с выбором имени для героя или героини, а добровольные помощники выкладывают целые списки. Обычно имена разбиты на мужские и женские 1. Попадаются и любопытные комментарии, например, достаточно ли брутально звучит имя главного героя. Мы отберем самые простые, эмоционально не нагруженные варианты, а также проигнорируем двойные фамилии. Сами данные скопируем вручную — в данном случае это проще, чем писать граббер и парсер, особенно учитывая очень «грязную» верстку на большинстве корейских сайтов2. В результате получим небольшой корпус из 56 женских и 45 мужских имен. Достаточна ли такая выборка и насколько она добротная? В принципе, она достаточна, чтобы увидеть некоторые вещи. С другой стороны, она не слишком большая и не очень качественная, что позволит обсудить некоторые дополнительные вопросы. Алгоритмы написаны на языке Python3 с использованием пакета обработки и анализа данных Pandas. Исходные данные (полное имя и пол) загружаются в таблицу, к которой добавляются вычисляемые поля. Например, количество слогов. В нашей выборке оказалось 2 женских и 3 мужских односложных имени. Это заметно меньше, чем в реальной ситуации. Возьмем также таблицу исконно корейских имен 4 и проверим, что получилось 5. В нашей выборке оказалось 5 исконно корейских имен, причем все они женские: Бора (보라), Хаян (하얀, дважды, хотя из разных источников), Пѐль (별) и Еын (예은). Последний случай сложный. Имя попало, так как было в 1 Иногда встречаются дополнительные параметры, например, имена к двойным фамилиям, имена хороших и плохих героев. Отдельно был обнаружен список коварных женщин. 2 При сборе большого объема данных эту часть, конечно, нужно тоже автоматизировать. 3 3.4.3 Anaconda 2.3.0 (64-bit) 4 За 5 минут был найден список из 150 имен, в значительной мере совпадающий с тем, что имелся у нас. 5 Не забываем отбрасывать первый иероглиф — это фамилия. 564 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ списке. Вообще оно мимикрирует под китайское (например, 霓誾1), но также является зашифрованной корейской фразой «милость Христова» (예수님의 은혜). В любом случае, исконно корейские имена преимущественно (в нашей выборке исключительно) женские. Довольно высокий процент связан, повидимому, со спецификой темы (выбор имени для героини) и респондентами (в нашем случае те, кто отвечает на форумах, а это преимущественно молодежная аудитория). Для того, чтобы посмотреть, как выполняются орфоэпические и графологические правила, нам нужно научиться раскладывать корейский слог на составляющие графемы. Это несколько сложнее, чем получить конкретную букву из русской или английской строки. Нам понадобится алгоритм, обратный тому, что «упаковывает» корейские буквы в слог при наборе. В таблице Юникод отдельные корейские графемы и слоги идут стандартными блоками, что позволяет выполнить нужное преобразование. Слог состоит из трех графем, в терминологии Юникод jamo (자모 ‗буква‘), соответствующих начальным согласным и их комбинациям (смещение U+11002), гласной или дифтонгу (смещение U+1161) и патчхиму (U+11A8). Блок слогов начинается со смещения U+AC00 и далее идут слоги группами по 588 знакомест: 21 гласная по 28 сочетаний с каждым патчхимом3. Чтобы получить составляющие графемы нужно вычесть из адреса слога смещение таблицы слогов и разделить остаток по модулю 28. Остается только добавить смещения для, соответственно, начальной, средней и конечной графем4. В результате получаем, например: 강준원  (ᄀ, ᅡ, ᆼ) (ᄌ, ᅮ, ᆫ) (ᄋ, ᅯ, ᆫ)5. 1 Это нередко встречается в исконно корейских именах. Стандартное обозначение шестнадцатеричных кодов Юникод. 3 Отдельно имеется блок совместимости, специальные корейские символы и старые графемы и слоги. Старые графемы можно вводить непосредственно, но для набора с компоновкой требуется дополнительная поддержка. 4 Реальный алгоритм чуть-чуть сложнее. 5 Мы используем кортежи, но можно возвращать в любом удобном виде. Отдельный вопрос, что возвращать в отсутствие патчхима 2 565 С. Н. СУХАЧЕВ Нам также понадобится вспомогательная таблица соответствия графем Пяти элементам орфоэпии и числу черт, которую мы быстро соберем вручную 1. Теперь мы можем для всех имен проверить рассмотренные правила. Например, для орфоэпии Пяти элементов. Начальная М Ж Порождающая Нарушенная Антагонистическая Последовательность Конечная М Ж Полная М Ж 34 36 14 20 17 18 10 16 11 18 26 37 1 4 3 5 2 1 Видно, что начальная последовательность, как правило, порождающая. Кроме того, нет ни одного имени, где все три последовательности были бы антагонистическими (всего в нашей выборке оказалось 14 не очень хороших имен без порождающей последовательности). Эти результаты статистически значимы, чуть ниже мы дополнительно обсудим это. Еще любопытнее оказались результаты для гармонии гласных. Слишком светлая (все Ян) Сбалансированная Слишком темная (все Инь) М Ж 0 1 39 55 6 0 (остальные графемы, очевидно, есть всегда). Мы возвращаем пустую строку, но можно нулевое или любое другое удобное значение. 1 Мы использовали 56 графем, поскольку начальный и такой же конечный согласный — это разные символы Юникод. Можно было использовать одиночные графемы и пересчитывать в зависимости от позиции, но так сложнее и накладнее с точки зрения производительности. 566 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ Трудно сказать, не является ли исключением единственное полностью светлое женское имя. С ним любопытная ситуация. Пан Хэ Саль (반햇살 «солнечные лучи») — это, конечно, исконно корейское имя. И оно не попало в статистику по исконно корейским именам, потому что его не оказалось в использованном списке1. Что делать? На самом деле — ничего. Даже хорошо, что так получилось. Статистика — это всегда работа с ошибками. Важно не то, что можно вручную устранить ошибку (при большом объеме данных это будет совсем не простая задача), а методика и понимание, где и какие ошибки могут возникать и как их компенсировать. Так что ничего менять не надо. Что касается «светлости» данного имени, кажется, никакие дополнительные объяснения тут не нужны. Все остальные женские имена сбалансированы. Среди мужских довольно много (15%) «темных» имен. Это вообще тенденция для персонажей (совсем не обязательно отрицательных) со сложной судьбой. Теперь посмотрим на пятиэлементную графологию. Мы не будем (по причинам, которые сейчас станут понятны) делать разбивку на мужчин и женщин, тем более, что ничего интересного там не оказалось. Хорошее имя (порождающая последовательность) Приемлемое имя (последовательность нарушена) Плохое имя (антагонистическая последовательность) 44 21 36 Эта статистика выглядит несколько обескураживающе. Всего треть имен действительно плохие. Много это или мало? Нужно с чем-то сравнить. Сравним со случайной выборкой. Мы уже упоминали общий принцип: в отсутствие ограничительных правил, предполагается, что выбор происходит случайно. Мы будем генерировать случайным образом корейские имена и смотреть, какова вероятность тех или иных комбинаций. Конкретно обсудим графологию Пяти элементов 2. 1 2 В полных рабочих списках оно есть. Тесты были проведены для всех правил. 567 С. Н. СУХАЧЕВ Нам понадобится список, из которого мы будем брать фамилии. Такой список легко найти в интернете. В случае иероглифов, пожалуй, стоило бы ограничиться самыми распространенными, но для хангыля это не так важно. И вообще, мы поступим иначе. Мы учтем вероятность той или иной фамилии. В большинстве списков для фамилий указано количество носителей и/или домохозяйств1. Каждой фамилии поставим в соответствие процент встречаемости. Для хангыля вычислим число черт. Вот, например, как выглядит «большая четверка». Русский Ким Ли Пак Чхве Хангыль 김 이 박 최 Строк 5 2 7 7 Вероятность 0.216096 0.147925 0.084800 0.047236 Кроме того, нам понадобится список слогов, которые мы можем использовать в именах. С этим сложнее. Вообще можно было бы просто посчитать комбинации по юникодной таблице слогов, но там встречаются более чем экзотические, например, чхвольпх 춾2. Поступим по-другому. Возьмем все чтения иероглифов, которые допускаются в именах. Конечно, мы упустим какие-то слоги, которые могли бы встретиться в исконно корейских именах. Но они, как мы знаем, не слишком частотные, а около половины встречающихся там слогов, те же «китайские». Конечно, среди иероглифических чтений тоже попадаются странные, точнее, редкие, но мы этим пренебрежем. Собственно, правильно ли мы поступаем, выяснится позднее. Если нет, можно будет построить более сложную модель. Отметим, что всегда разумно начать с чего-то простого. 1 В данном случае нам все равно, там идеальная корреляция. Такого слога вообще нет, но блоки Юникод содержат все теоретически возможные комбинации. 2 568 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ В результате, у нас имеется два списка. Список фамилий с вероятностями1 и список слогов для имен (478), которые мы полагаем равновероятными. Первым делом посмотрим, на распределение числа черт для сводного списка. Тест Колмогорова-Смирнова дает статистику 0.988, то есть данные практически идеальные. Это видно и на гистограмме. Мы будем генерировать полное имя, состоящее из одного иероглифа фамилии и двусложного имени. Выборку фамилии будем делать с учетом вероятности 2. Выборку слогов имени делаем без возврата — имена с двумя одинаковыми слогами бывают, но редко3. Имена получаются немного странные1, хотя 1 273 фамилии; для простоты мы убрали несколько двойных фамилий. 2 Например, в библиотеке Numpy имеется функция random.choice, которая в качестве параметров принимает список, из которого производится выборка, количество возвращаемых элементов, список вероятностей, а также (при выборе нескольких элементов) производится выборка с возвратом или без. 3 Вообще говоря, для нас это не важно. 569 С. Н. СУХАЧЕВ попадаются и очень хорошие. Но нас интересует статистика. А если переводить «странность» на язык статистики, то это как раз то, что редко встречается. Теперь нам нужно определиться с размером модельной выборки. Это очень непростой вопрос. Поступим просто. Сделаем несколько выборок разного размера и посмотрим, что получается. На первый взгляд, это не корректный подход. С другой стороны, на домашнем компьютере модель на 10 тысяч имен с проверкой всех правил обсчитывается меньше, чем за 2 секунды. В такой ситуации, проще сделать, чем думать, как сделать проще. Для графологии пяти элементов имеем (в процентах). Модель Хорошее имя Приемлемое имя Плохое имя Наша 100 выборка имен 44 51 1 000 имен 49 10 000 имен 49 100 000 имен 50 21 19 28 25 25 36 30 24 26 25 Для начала, мы взяли выборку равную нашей. И получили довольно близкие результаты2. Из этого следует два вывода. Вопервых, наша выборка, возможно, не так плоха. Во-вторых, наша модель оказывается тоже достаточно хорошей. Все это без каких-либо предварительных соображений, работает ли графология Пяти элементов. Выборка в 100000 имен это, конечно, явный перебор и взята только для примера. Но хорошо видна тенденция: при простом переборе половина имен все равно будет хорошей, а оставшиеся разделятся пополам. Видно также, что наша выборка маловата. Очевидно, в достаточной выборке должно быть 300–400 имен. В нашем случае мы просто сэкономили усилия, но иногда данные взять просто негде или они очень плохие. Однако, уже из имеющихся соображений мы 1 Например, 최활업, 조몽쇠, 박문맹, 옥병채, 김불습, 박임쇄, 김홍증, 최마둔, 박옹개. 2 Это можно показать более корректно, чем просто на глазок. 570 КОМБИНАТОРИКА КОРЕЙСКОГО ИМЕНИ можем оценить погрешность. Что касается графологии Пяти элементов, у нас есть два варианта. Можно предположить, что все сделано неправильно и продолжить поиски. Но пока оснований для этого пока нет 1. Так что пока следует признать, что в этой выборке никакой хангыльной графологии мы не наблюдаем, а апостериорные вероятности просто результат совпадений. Не приводя конкретных выкладок, скажем, что по другим правилам корреляция также очень хорошая. Это значит, что с нашей выборкой можно продолжить работу. Например, попробовать сделать модель дискриминации мужских и женских имен. Это уже потребует привлечения алгоритмов искусственного интеллекта. Впрочем, такую работу лучше провести на более интересном материале. Например, в процессе поиска данных, был обнаружен сайт с аннотированным перечислением всех имен персонажей романа-эпопеи Чо Чон Нэ «Кряж Тхэбэксан»2. В романе действуют около 1200 персонажей, из которых около половины имеют имена. Для сравнения, в «Войне и мире» Л. Н. Толстого более 550 персонажей из которых 468 имеют имена. В обнаруженном списке 534 имени и все снабжены подробным комментарием, кто есть кто, место рождения, родственные и прочие связи, учеба, судьба во время войны, особенности смерти (поскольку основное действие приходится на годы корейской войны смертей много) т.д. Кроме того, половина персонажей северяне, что дает дополнительные возможности. Размер выборки вполне достаточный чтобы опробовать различные модели. Кроме того, можно провести анализ речи персонажей, используя методы обработки естественного языка. Представляется, все это могло бы дать достаточно интересные результаты. 1 Напротив, есть основания полагать обратное. 조정래, 태백산맥. На русский язык роман, кажется, не переводился. 2 571 О. А. Теуш НАИМЕНОВАНИЯ ВЫГОРЕВШИХ И ВЫЖЖЕННЫХ МЕСТ В ДИАЛЕКТАХ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ Аннотация. Обширная группа лексем, называющих выгоревшие и выжженные места, в целом, имеет исконное происхождение. Представлены образования от праславянских корней и немногочисленные финно-угорские заимствования. Ключевые слова: лексика, семантика, праславянский язык, заимствование, географический термин, прибалтийско-финские языки, Европейский Север России. Стихия огня может быть опасной, но также может быть управляемой. Издавна человек боялся огня, но и научился его использовать в своих целях. Способ подсечно-огневого земледелия практиковался и на Европейском Севере России. Лексемы, называющие выгоревшие или выжженные места, достаточно многочисленны. В лексике Европейского Севера России зафиксирован целый ряд образований от праславянских корней. Наиболее употребителен корень *гар-/*гор-: гар ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Вин.) (КСГРС), гаревúца ʻвыгоревший участок землиʼ (Арх.: Пин.) (АОС 9, 30), гарéль ʻто жеʼ (Костр.: Меж.) (КСГРС), гáриво ʻто жеʼ (Арх.) (Д.-Опыт, 33), гáри ʻсго- НАИМЕНОВАНИЯ ВЫГОРЕВШИХ И ВЫЖЖЕННЫХ МЕСТ... ревший лесʼ (Киров.: Халт.; Костр.: Галич.) (КСГРС), (Яр.: Некр., Перв.) (ЯОС 3: 69), гáрий ʻвыгоревший (о лесе)ʼ (Карел.: Медв.) (СРГК 1: 329), гарúль ʻсгоревший лесʼ (Костр.: Меж.) (КСГРС), гáринка ʻвыгоревший участок землиʼ (Новг.: Любыт.) (СРГК 1: 329), гарúще ʻвыгоревшее место в лесуʼ (Лен.: Тихв.) (СРГК 1: 329), гáрник ʻлес, выросший на пожарищеʼ (Яр.: Пош.) (КСГРС), гарчá ʻвыжженное пожаром лесное пространствоʼ (Киров.: Кот., Халт.; Костр.: Галич., Кологр., Нейск.) (КСГРС), (Арх.: Карг.; Лен.: Бокс., Тихв.; Новг.: Любыт.) (СРГК 1: 330), (Арх.: Карг., К.-Б., Кон., Леш., Мез., Пин., Шенк.) (АОС 9: 47), (Арх.) (Подвысоцкий: 30), (Яр.) (Мельниченко: 50), гáрье ʻто жеʼ (Карел.: Пуд.) (СРГК 1: 330), гарьѐ́ ʻто жеʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), (Влг.: Хар.) (СВГ 1: 109), (Карел.: Пуд.) (СРГК 1: 330). В огласовке гор-: горéлая омшенúна ʻвыгоревшее или выжженное место в лесуʼ (Яр.: Некр.) (ЯОС 3: 97), горéлец ʻто жеʼ (Арх.: Уст.) (КСГРС), горéлиха ʻместо, где был пожар, пожарищеʼ (Влг.: Баб.) (СВГ 1: 122), ʻвыгоревшее или выжженное место в лесуʼ (Яр.: Некр.) (ЯОС 3: 97), горелýха ʻто жеʼ (Арх.: Мез.) (АОС 9: 341), горéлыш ʻто жеʼ (Карел.: Медв.) (СРГК 1: 329), горéль ʻто жеʼ (Влг.: К.-Г., Нюкс.; Костр.: Кологр.) (КСГРС), (Яр.) (ЯОС 3: 97), горéльник ʻто жеʼ (Арх.: Холм.) (АОС 9: 342), (Костр.: Нейск.) (КСГРС), (Лен.: Лод.) (СРГК 1: 369), (Новг.: Пест.) (НОС 13: 22), горéльня ʻместо, где был пожар, пожарищеʼ (Арх.: Прим.) (АОС 9: 342), горéлое ʻвыгоревшее или выжженное место в лесуʼ (Яр.: Некр.) (ЯОС 3: 97), горéльце ʻто жеʼ (Арх.: Он.), горенúца ʻто жеʼ (Лен.: Подп.) (СРГК 1: 369), горúлица ʻто жеʼ (Карел.: Пуд.) (СРГК 1: 371), горúще ʻто жеʼ (Влг.: Влгд., Выт.) (СРГК 1: 371), горúль, горúльцы ʻместо в лесу, где стоят сухие деревья и где много находится сухих древесных прутьев, образовавшихся вследствие когда-то бывшего лесного пожараʼ (Влг.) (Дилакторский: 88), горь ʻвыжженное пожаром лесное пространствоʼ (Арх.: Пин.) (Подвысоцкий: 30), горéлая дáча ʻместо, где вырублен лесʼ (Влг.: Череп.) (СРГК 1: 425). Представлены приставочные производные: нагáрь ʻгорелое место в лесуʼ (Арх.: Он.) (СРГК 3: 306), огорéлыш ʻвыжженное или выгоревшее местоʼ (Арх.: Карг., Он.) (КСГРС), (Арх.: Он.; Карел.: Медв.) (СРГК 4: 140), погáрище, пóгарь ʻвыжженное место в лесуʼ (Влг.: К.-Г.) (СВГ 7: 82), погорéлка ʻвыгоревшее 573 О. А. ТЕУШ место в лесуʼ (Киров.: Халт.), погорéлое ʻто жеʼ (Арх.: Холм.) (КСГРС), погорéлки ʻвыжженное для посева местоʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), погорéльник ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Плес.) (КСГРС), погорéнник ʻвыжженное место в лесуʼ (Карел.: Пуд.) (СРГК 4: 622). Корень гор-/гар- праславянского происхождения (< *gor-/*gar-, имеет индоевропейские параллели) (ТСРЯ: 162). Отметим то, что в семантике производных проявляется как указание на стихийный огонь, так и рукотворный, однако «природная» семантика более частотна. Менее употребительны производные от корня жиг-/жг(ср.: русск. литер. жечь ʻуничтожать огнемʼ, ʻзаставлять гореть (для отопления, освещения)ʼ < праслав. *žegti < *gegti (< *degti), имеет индоевропейские параллели (ТСРЯ: 233)): жганúна ʻместо в лесу из-под вырубленного и сожженного леса, расчищенное под пашнюʼ (Арх.: Карг.) (АОС 13: 245), (Карел.: Белом.) (СРГК 2: 42), жгáница ʻто жеʼ (Олон.: Пуд.) (Куликовский: 23), (Карел.: Прион.) (СРГК 2: 42), жгáрище ʻто жеʼ (Влг.: Выт.) (СРГК 2: 42), жúганы ʻместо, где выгорел лесʼ (Карел.: Медв.) (СРГК 2: 58), внѐ́жига ʻузкая полоса пала, напольного огня, в тундрах пробирающегося змейкоюʼ (Арх.) (Даль 1: 216), пóджиг ʻместо, покрытое обгорелым лесомʼ (Карел.: Пуд.) (СРГК 4: 629), поджóг ʻвыгоревшее место в лесуʼ (Влг.: Ник.) (СВГ 7: 120). В диалектах Европейского Севера России представлены также производные от праслав. *pal-/*pol- (ср., русск. литер. палúть ʻобжигать пламенем (очищая от чего-нибудь)ʼ, ʻжечь в большом количествеʼ) (ТСРЯ: 609)): пал ʻобгорелый лесʼ (Олон.) (Опыт, 152), (Яр.) (Мельниченко: 140), ʻвыжженный участок леса, подготовленный под пашнюʼ (Арх.: Вель., Карг., Кон., Нянд., Плес.; Влг.: Бел., Вож., Выт.) (КСГРС), (Влг.: В.-Уст., Сольв., Ярен.) (Дилакторский: 346), (Олон.: Пв., Пуд., Пт.) (Куликовский: 77), (Яр.) (Мельниченко: 140), паленúна ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: К.-Б.; Влг.: Ник.; Киров.: Халт.; Костр.: Нейск.) (КСГРС), (К.-Перм.) (СКП: 177), (Яр.: Нейск.) (КСГРС), (К.-Перм.) (СКП: 177), (Яр.: Брейт.) (ЯОС 7: 78), ʻместо, оставшееся после пожара, пожарищеʼ (Влг.: Череп.; Лен.: Кириш., Подп., Тихв.) (СРГК 4: 376), паленúца ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), паленúще ʻто жеʼ (Яр.) 574 НАИМЕНОВАНИЯ ВЫГОРЕВШИХ И ВЫЖЖЕННЫХ МЕСТ... (Мельниченко: 140), (Яр.: Гавр., Нек., Перв., Пош.) (ЯОС 7: 78), паленнúк ʻто жеʼ (Киров.: Халт.) (КСГРС), палѐ́ное м éсто ʻто жеʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), опáлина ʻвыгоревшее место в лесуʼ (Карел.: Кем.) (СРГК 4: 202), óпаль ʻто жеʼ (Арх.: Вил.) (КСГРС), пáли ʻместо среди леса, расчищенное для пашни, подсекаʼ (Костр.: Сол.; Яр.: Брейт.) (ЯОС 7: 79), пáлик ʻобгоревший, опаленный лесʼ (Арх.: Кол.) (Д.-Опыт: 172; Подвысоцкий: 116), палúк ʻто жеʼ (Сев.) (Даль 3: 12), палúще ʻвыжженное место в лесу, палʼ (Карел.: Пуд.) (СРГК 4: 380), ʻместо среди леса, расчищенное для пашни, подсекаʼ (Влг.: В.Уст.) (СВГ 6: 121), палóва ʻто жеʼ (Арх.: Вель.) (СВГ 7: 3), паловáя новинá ʻто жеʼ (Арх.: Вин.) (КСГРС), палóвое пóле ʻто жеʼ (Олон.: Выт., Карг.) (Куликовский: 77), пáлое ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), паль ʻместо, выгоревшее во время лесного пожараʼ (Арх.: Вил.; Влг.: В.-Уст.) (КСГРС), (Влг.: Вель., Влгд., В.-Уст., Гряз., Кадн., Сольв., Тот., Ярен.) (Дилакторский: 346), (Костр.: Костр., Кот., Красн., Нер., Сол., Судисл., Чухл., Шар.) (ККОС: 241), (Яр.: Рост.) (ЯОС 7: 79), пáльник ʻто жеʼ (Арх.: Карг.; Влг.: Устюж., Череп.; Карел.: Белом.) (СРГК 4: 348), пальнúк ʻто жеʼ (Арх.: В.-Т., Леш., Пин., Плес.) (КСГРС), (Сев.) (Даль 3: 12), (Яр.: Мышк.) (ЯОС 7: 79), паля́ ʻто жеʼ (Яр.: Перв.) (ЯОС 7: 79), поленúна ʻвыжженный и расчищенный под пашню участок лесаʼ (Арх.: Вин., Он.) (КСГРС), ʻвыгоревший участок леса, гарьʼ (Арх.: Уст; Влг.: К.Г.) , поленúца ʻвыжженный и расчищенный под пашню участок лесаʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), пóлы ʻучасток земли, выжженный для посадокʼ (Лен.: Подп.) (СРГК 5: 68), польнúна ʻвыжженное под пашню место в лесуʼ (Арх.: Вин.) (КСГРС), поля́нина ʻместо, где выгорел лесʼ (Влг.: Тот.) (КСГРС), ʻлес, выжженный под пашнюʼ (Арх.: Он.) (СРГК 5: 70). В огласовке пле-/пли- последний корень представлен в плель ʻвыгоревший участок леса, гарьʼ (Влг.: Ник.) (Дилакторский: 362), (Влг.: К.-Г., Ник.) (СВГ 7: 66), ʻвыжженное под посев место в лесуʼ (Влг.: Бабуш.; Киров.: Халт.) (КСГРС), плéлка ʻто жеʼ (Вят.) (Даль 3: 131), плетúна ʻучасток леса, выжженный под посевʼ (Лен.: Бокс.) (СРГК 4: 543), плиль ʻвыгоревшее место в лесуʼ (Влг.: Бабуш., К.-Г., Ник.), ʻвыжженное под пашню место в лесуʼ (Влг.: Бабуш., К.-Г., Ник.) (КСГРС). 575 О. А. ТЕУШ От глагола шáять, шáить ʻгореть без пламени, тлеть, гореть с жаромʼ (Сев.) (Даль 4: 625) образованы шáйма ʻсрубленный и сожженный лесʼ (Влг.: Кадн.) (Дилакторский: 563), ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Карг.) (КСГРС), шаѐ́к ʻвыжженный участок леса или торфянника, на котором устраивали пашнюʼ (Влг.: У.-Куб., Череп.) (КСГРС), шаю́н ʻвыжженное место (торфяное или лесное, используемое под покосʼ (Влг.: Ник.) (КСГРС). Праславянского происхождения (< и.-е.) (ТСРЯ: 555) основа огн- отражена в огнúще ʻвыжженное или выгоревшее место в лесу, гарьʼ (Арх.: Вель.) (СВГ 6: 21), (Костр.: Галич.) (КСГРС), óгнище ʻто жеʼ (Арх.: Вель.) (СВГ 6: 21), (Влг.: В.Важ.) (КСГРС). Праслав. *sěk- (ср.: русск. сечь) выступает в качестве корневой морфемы в пóдсека ʻгорелый лесʼ (Киров.: Даров.) (КСГРС) и посéка ʻновый молодой лес на выгоревшем местеʼ (Влг.: Кир.) (КСГРС), поцéка ʻвыжженное место в лесу, по которому сеют яровыеʼ (Яр.) (Мельниченко: 161). Корень сух- отражен в одном наименовании: подсýха ʻвыгоревший участок лесаʼ (Арх.: Уст.) (КСГРС). Аналогично редок корень пар-: парнúк ʻвыжженный под пашню участок лесаʼ (Арх.: Вил.) (КСГРС). В этом, в целом, исконном фрагменте лексической системы представлены редкие заимствования. 1. Тýндреть ʻгореть (о торфянике)ʼ (Арх.: Уст.) (КСГРС), вы́тундреть ʻобгореть, выгореть; выгорев, очиститься в результате лесного пожараʼ (Арх.: Уст.) (АОС 8: 310). Производно от тýндра ʻбезлесная гора, возвышенностьʼ, ʻровная низменная топкая местностьʼ, ʻболота, покрытые мхами или мелким кустарникомʼ, которое восходит к приб.-фин., ср. фин. tunturi ʻбезлесная сопка или ровная возвышенностьʼ, карел. tunnuri, tuntuŕi ʻбезлесная сопкаʼ, < саам. tūottara, tūottar, duoddâr, tuoDDar, tundra ʻбезлесная сопка или ровная возвышенностьʼ (ПФГЛ: 96). Этимологию см. в (Фасмер 4: 120121). Рассматриваемое значение вторично. 2. Пáлтега ʻвыжженное для пашни место в лесу, палʼ (Лен.: Подп.) (СРГК 4: 383). 576 НАИМЕНОВАНИЯ ВЫГОРЕВШИХ И ВЫЖЖЕННЫХ МЕСТ... < Вепс. palate͔z, paʌat´iš ʻгарь, горелый лесʼ (СВЯ: 396), производному от paʌada ʻгореть (подвергаться действию огня)ʼ (СВЯ: 396). 3. Пысня́к ʻпоросль по горелому месту, пожарищуʼ (Твер.) (Даль 3: 548). < Приб.-фин., ср. фин. pysty ʻстоячий, прямойʼ, pystymetsä ʻлес на корнюʼ, ʻдревостойʼ (ФРС, 497), карел. pistü ʻстоячий, прямойʼ, ливв. püstü ʻто жеʼ, люд. püšt ʻто жеʼ, вепс. püšt ʻто жеʼ (SKES 3: 672-673). Первичен семантический компонент ʻлес, древостойʼ. 4. Хáлья ʻпожарищеʼ (Арх.: В.-Т.) (КСГРС). Корень хал-, вероятно, является упрощением из *халм-, < приб.-фин., ср. фин. halme, карел., люд. halmeh, вепс. haumeh, haumez, houmeh ʻвозделанный пожог; засеянное полеʼ (SSA 1: 133). Суффикс -ьj- возник на русской почве. В целом, лексика, называющая выгоревшие и выжженные места, в диалектах Европейского Севера России представляет собой широкий арсенал лексем, образованных от древнейших праславянских корней. Основная семантика, закрепленная во внутренней форме слов, — семантика горения. Термины иного рода редки, заимствования немногочисленны. Сокращения в названиях районов и областей Арх. — Архангельская обл. Баб. — Бабаевский р-н Архангельской обл. Бабуш. — Бабушкинский р-н Вологодской обл. Бел. — Белозерский район Вологодской области Белом. — Беломорский район Карелии Бокс. — Бокситогорский район Ленинградской области Брейт. — Брейтовский район Ярославской области В.-Важ. — Верховажский район Вологодской области Вель — Вельский район Архангельской области, Вельский уезд Вологодской губернии Вил. — Вилегодский район Архангельской области Вин. — Виноградовский район Архангельской области Влг. — Вологодская область (губерния) Влгд. — Вологодский район Вологодской области 577 О. А. ТЕУШ Вож. — Вожегодский район Вологодской области В.-Т. — Верхнетоемский район Архангельской области В.-Уст. — Великоустюжский район Вологодской области Выт. — Вытегорский район Вологодской области, Вытегорский уезд Олонецкой губернии Гавр. — Гаврилово-Ямский район Ярославской области Галич. — Галичский район Костромской области Гряз. — Грязовецкий район Вологодской области Даров. — Даровский район Кировской области Кадн. — Кадниковский район Вологодской области Карг. — Каргопольский район Архангельской области, Каргопольский уезд Олонецкой губернии Карел. — Республика Карелия К.-Б. — Красноборский район Архангельской области, Каргопольский уезд Олонецкой губернии К.-Г. — Кичменгско-Городецкий район Вологодской области Кем. — Кемский район Карелии Кир. — Кирилловский район Вологодской области Кириш. — Киришский район Ленинградской области Киров. — Кировская область Кол. — Кольский уезд Архангельской губернии Кологр. — Кологривский район Костромской области Кон. — Коношский район Архангельской области Костр. — Костромская область, г. Кострома Кот. — Котельничский район Кировской области К.-Перм. — Коми-Пермяцкий автономный округ Лен. — Ленинградская область Леш. — Лешуконский район Архангельской области Лод. — Лодейнопольский район Ленинградской области Любыт. — Любытинский район Новгородской области Медв. — Медвежьегорский район Карелии Меж. — Межевской район Костромской области Мез. — Мезенский район Архангельской области Мышк. — Мышкинский район Ярославской области Нейск. — Нейский район Костромской области Нек. — Некоузский район Ярославской области Некр. — Некрасовский район Ярославской области Ник. — Никольский район Вологодской области 578 НАИМЕНОВАНИЯ ВЫГОРЕВШИХ И ВЫЖЖЕННЫХ МЕСТ... Новг. — Новгородская область Нюкс. — Нюксенский район Вологодской области Нянд. — Няндомский район Архангельской области Олон. — Олонецкая губерния Он. — Онежский район Архангельской области Пв. — Повенецкий уезд Олонецкой губернии Перв. — Первомайский район Ярославской области Пест. — Пестовский район Новгородской области Пин. — Пинежский район Архангельской области Плес. — Плесецкий район Архангельской области Подп. — Подпорожский район Ленинградской области Пош. — Пошехонский район Ярославской области Прим. — Приморский район Архангельской области Прион. — Прионежский район Карелии Пт. — Петрозаводский уезд Олонецкой губернии Пуд. — Пудожский район Карелии, Пудожский уезд Олонецкой губернии Рост. — Ростовский район Ярославской области Сев. — Север Европейской части России Сол. — Солигаличский район Костромской области Сольв. — Сольвычегодский район Вологодской губернии Твер. — Тверская область Тихв. — Тихвинский район Ленинградской области Тот. — Тотемский район Вологодской области У.-Куб. — Усть-Кубинский район Вологодской области Уст. — Устьянский район Архангельской области Устюж. — Устюженский район Вологодской области Халт. — Халтуринский район Кировской области Хар. — Харовский район Вологодской области Холм. — Холмогорский район Архангельской области Череп. — Череповецкий район Вологодской области Шар. — Шарьинский район Костромской области Шенк. — Шенкурский район Архангельской области Яр. — Ярославская область Ярен. — Яренский уезд Вологодской губернии Литература 579 О. А. ТЕУШ АОС — Архангельский областной словарь. – Вып. 1-. М., 1980-. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4. М., 1863–1866. Дилакторский — Словарь областного вологодского наречия. По рукописи П. А. Дилакторского 1902 г. СПб., 2006. Д.-Опыт — Дополнения к «Опыту областного великорусского словаря». СПб., 1858. ККОС — Живое костромское слово. Краткий костромской областной словарь. Кострома, 2006. КСГРС — Картотека «Словаря говоров Русского Севера» (хранится на кафедре русского языка и общего языкознания УрФУ). Куликовский Г. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898. Мельниченко Г. Г. Краткий ярославский областной словарь. Ярославль, 1961. Опыт областного великорусского словаря. СПб., 1852. Подвысоцкий А. О. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885. ПФГЛ — Мамонтова Н. Н., Муллонен И. И. Прибалтийско-финская географическая лексика Карелии. Петрозаводск, 1991. СВГ — Словарь вологодских говоров. Т. 1-. Вологда, 1983-. СВЯ — Словарь вепсского языка / Сост. М. И. Зайцева, М. И. Муллонен. Л., 1972. СКП — Словарь географических терминов в русской речи Пермского края. Пермь, 2007. ТСРЯ — Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. М., 2008. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х тт. М., 1996. ФРС — Вахрос И., Щербаков А. Большой финско-русский словарь. М., 2001. ЯОС — Ярославский областной словарь. Вып. 1–10. Ярославль, 1981– 1991. SKES — Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1958–1981. O. 1–7 (LSFU, XII). SSA — Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. O. 1–3. SKST 556. Helsinki, 1992–2000. 580 Список сокращений 1. Издания, компьютерные источники БАС — Большой академический словарь русского языка в 20 т. М.: «Наука», 2004–2014. Т. 1–23 (ИЛИ РАН). ВЯ — Вопросы языкознания (М.) ДРС — Древнерусский словарь ЗКРЯ — Звуковой корпус русского языка МАС — Малый академический словарь МДЗ — «Моления Даниила Заточника» НКРЯ — Национальный корпус русского языка ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1–25. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1967–2015. СВГ — Словарь вологодских говоров. Вологда, 1983–2007. Вып. 1- 12 СПбГПУ — Санкт-Петербургский государственный педагогический университет. СКЯМ — Словарь карельского языка (ливвиковский диалект). Сост. Г.Н. Макаров. Петрозаводск. 1990. СРГК —Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей / Гл. ред. А.С. Герд. СПб., 1994- 2005. Т. 1-6. СРНГ — Словарь русских народных говоров. Л. (СПб.): «Наука», 1965–2016. Т. 1–49. ССРЛЯ — Словарь современного русского литературного языка. В 17 томах. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950-1965. ЯЛИК. — Язык. Литература. История. Культура. Всероссийский Научно-информационный бюллетень-газета. Ежемесячник (СПб.). 1994—2016. ЯОС — Ярославский областной словарь. Вып. 1–10. Ярославль, 1981– 1991. LSFU — Lexica Societatis Fenno-Ugricae (Institute for the Languages of Finland, Helsinki), издательская серия, выходит c 1913. KKS — Karjalan kielen sanakirja. Helsinki, 1968–2005. O. 1–6 (LSFU, XVI, 1–6). SKES — Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1955–1981. O. 1–7. 2. Институты, вузы, архивы, картотеки ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва) ИЛИ РАН — Институт лингвистических исследований РАН (СанктПетербург) ИРЯ РАН — Институт Русского языка РАН им. В. В. Виноградова (Москва) КСРГК — Картотека «Словаря русских говоров Карелии и сопредельных областей». КФГУ — Карело-Финский государственный Университет (Петрозаводск). ЛГУ — Ленинградский государственный университет (ныне СПбГУ) ЛО ИЯ АН СССР — Ленинградское отделение Института языкознания АН СССР (ныне ИЛИ РАН). МСК — Межкафедральный словарный кабинет (Филологический факультет СПбГУ). РГАСПИ — Российский государственный институт социальнополитической истории (Москва). РАН — Российская академия наук. РГПУ — Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена (С.-Петербург). СПбГУ — Санкт-Петербургский государственный университет. СПбФ АРАН — Санкт-Петербургский филиал Архива РАН. 3. Названия языков и диалектов англ. – английский белор. – белорусский бенг. – бенгальский 582 болг. – болгарский вепс. – вепский в.-луж. – верхнелужицкий вод. – водский греч. – греческий голл. – голландский ижор. – ижорский исп. - испанский итал. – итальянский кар. – карельский, кар. наречия (собств. – собственно кар.) кит. – китайский коми зыр. – коми-зырянский коми перм. – коми-пермяцкий кор. – корейский лат. – латинский латышск. – латышский лив. – ливский ливв. – ливвиковское нар. (кар.) лит. – литовский люд. – людиковское нар. (кар.) мик. – микенский мар. – марийский мар. Л. – лугово-марийский мар. Г. – горномарийский мокш. – мокшанский морд. – мордовские языки нем. – немецкий норв. – норвежский польск. – польский порт. – португальский праслав. – праславянский язык приб.-фин. – прибалтийско-финские языки рус. – русский саам. – саамский саам. Колт. – колта-саамский саам. Норв. – норвежско-саамский саам. Фин. – финско-саамский словацк. – словацкий словенск. – словенский тюрк. – тюркские удм. – удмуртский 583 укр. – украинский, фин. – финский фр. – французский фин. – финский язык хинд. – хинди цыг. – цыганский шв. – шведский эрз. – эрзянский эст. – эстонский 584 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ Алексеев Анатолий Алексеевич, доктор филол. наук, профессор, зав. кафедрой библеистики СПбГУ (С-Петербург) Алексеева (Кузнецова) Елена Валентиновна, канд. филол. наук., доцент кафедры математической лингвистики СПбГУ (СПетербург) Богданова-Бегларян Наталья Викторовна, доктор филол. наук, профессор кафедры русского языка СПБГУ (С-Петербург) Борисова Ольга Геннадьевна, канд. филол. наук, доцент кафедры современного усского языка Кубанского государственного университета (Краснодар) Бродский Игорь Вадимович, канд. филол. наук, доцент кафедры уральских языков, фольклора и литературы РГПУ (С-Петербург) Букринская Ирина Анатольевна, старший научный сотрудник отдела диалектологии и лингвогеографии, ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН (Москва) Бурыкин Алексей Алексеевич, доктор филол. наук, доктор историч. наук, ИЛИ РАН (С.-Петербург) Васильев Николай Леонидович, доктор филол. наук, профессор кафедры русского языка МГУ им. Н. П. Огарѐва (Саранск) Вербицкая Людмила Алексеевна, президент СПбГУ, декан филологического факультета СПбГУ, акад. РАО, профессор, д.ф.н. (СПетербург) Гаврилов А. К., доктор филол. наук, главный научный сотрудник отдела всеобщей истории СПб ИИ РАН (С-Петербург) Гирфанова Альбина Хакимовна, канд. филол. наук, доцент кафедры общего языкознания СПбГУ (С-Петербург) 585 Грехова Елена Ивановна, кандидат филол. наук, старший преподаватель кафедры общего языкознания СПбГУ (СПетербург) Гузев Виктор Григорьевич, тюрколог, доктор филол. наук, профессор кафедры тюркской филологии СПбГУ (С-Петербург) Казанский Николай Николаевич, акад. РАН, директор ИЛИ РАН (С.Петербург) Кармакова Ольга Евгеньевна, канд. филол. наук, зав. отделом диалектологии и лингвогеографии, ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН (Москва) Карпов Антон Дмитриевич, студент филологического факультета МГУ им. Н. П. Огарева (Саранск) Касаткин Леонид Леонидович, доктор филол. наук, профессор, главный научный сотрудник ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН (Москва) Лариса Яковлевна, доктор филол. наук, профессор кафедры русского языка и русского языка как иностранного Псковского государственного университета (Псков) Малышева Анна Викторовна, кандидат филол. наук., научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова (Москва) Мартыненко Григорий Я́ковлевич, доктор филол. наук, профессор кафедры математической лингвистики СПбГУ (С-Петербург) Марусенко Михаил Александрович, доктор филол. наук, профессор, зав. кафедрой романской филологии СПбГУ (С-Петербург) Мокиенко Валерий Михайлович, доктор филол. наук, профессор кафедры славянской филологии СПбГУ (С-Петербург) Муллонен Ирма Ивановна, доктор филол. наук, профессор, главный научный сотрудник. Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН (Петрозаводск) Мызников Сергей Алексеевич, член-корр. РАН, доктор филол. наук, зав. Словарным отделом ИЛИ РАН; зав. кафедрой уральских языков, фольклора и литературы РГПУ им. А.И. Герцена (С.Петербург) Николаев Илья Сергеевич, канд. филол. наук, доцент, и. о. заведующего кафедрой математической лингвистики СПбГУ (С-Петербург) Нефедова Елена Алексеевна, доктор филол. наук, профессор кафедры русского языка филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова (Москва) Павленко Александр Евгеньевич, доктор филол. наук, проф. Таганрогского института им. А. П. Чехова (Таганрог) 586 Павлова Анна Владимировна, канд. филол. наук (Гейдельберг, Германия) Светозарова Наталья Дмитриевна, доктор филол. наук, профессор кафедры фонетики СПбГУ (С-Петербург) Сухачев Николай Леонидович, канд. филол. наук, ведущий научный сотрудник ИЛИ РАН (С-Петербург) Сухачев Сергей Николаевич, востоковед, кореист (С-Петербург) Тер-Аванесова Александра Валерьевна, канд. филол. наук, ведущий научный сотрудник ИРЯ им. В. В. Виноградова (Москва) Теуш Ольга Анатольевна, канд. филол. наук, доцент УрФУ (Екатеринбург) Фонякова Ольга Игорьевна, канд. филол. наук, доцент кафедры общего языкознания СПбГУ (С-Петербург) Черепанова Ольга Александровна, доктор филол. наук, профессор кафедры русского языка СПбГУ (С-Петербург) Шелов Сергей Дмитриевич, доктор филол. наук, главный научный сотрудник, руководитель терминологического центра ИРЯ им. В. В. ВиноградоваРАН (Москва) 587 СОДЕРЖАНИЕ Памяти А. С. Герда (Л. А. Вербицкая) От редколлегии 7 9 Научное наследие А. С. Герда А. Х. Гирфанова. Служение слову и культуре (О русской ветви рода Гердов) А. С. Герд. О себе и от себя. А. С. Герд. Межкафедральный словарный кабинет Ленинградского университета и Кафедра русского языка (1961-1973) С. А. Мызников. Историко-этимологические труды А. С. Герда (в контексте современных проблем Русской диалектологии) Список научных трудов А. С. Герда (1959-2016 гг.) 11 45 57 79 103 В продолжение трудов А. С. Герда. Воспоминания Н. В. Богданова-Бегларян. Диалект vs. Деревенское просторечие (раздумья составителя диалектного словаря) А. А. Бурыкин. Еще раз об электронных ресурсах и 148 компьютерных технологиях для лексикологии и лексикографии Е. И. Грехова. Хранитель очага В. Г. Гузев. О понятии «формоизменение» Н. Н. Казанский. Диалект, проторечие и языковой вкус Л. Я. Костючук. Псковские говоры — один из объектов изучения А. С. Герда (Теоретические и практические аспекты) В. М. Мокиенко. Млечный путь Александра Сергеевича Герда И. С. Николаев. Эстонские материалы базы данных по топонимии Ингерманландии (памятник эстонскорусской полевой экспедиции 2005 года) О. И. Фонякова. Слово об Александре Сергеевиче Герде О. А. Черепанова. К интерпретации некоторых статистических данных в области именного склонения средневековой Славии С. Д. Шелов. Об одном новом типе терминологических словарей и справочников 162 181 185 190 207 216 226 238 241 249 Лексикология. Языковой материал. Теория языка А. А. Алексеев, Е. Л. Алексеева Еще раз к вопросу о тезаурусе О. Г. Борисова. Природа экспрессивности кубанских устойчивых выражений И. В. Бродский. Финно-пермские фитонимические портреты. 4. Хвощ И. А. Букринская, О. Е. Кармакова. Еще раз о понятии «региолект» Н. Л. Васильев, А. Д. Карпов. Об одном типе окказиональных слов в русском языке А. К. Гаврилов. Супостат, отступник, апостат Л. Л. Касаткин. История одного старообрядческого села, рассказанная его жительницей 274 282 289 324 334 342 355 589 А. В. Малышева, А. В. Тер-Аванесова. Текстовые базы данных и грамматическое описание русских говоров (формы, восходящие к плюсквамперфекту) Г. Я. Мартыненко Категория симметрии в словесности М. А. Марусенко. Языковая ситуация в Бельгии: смена языков и иммигрантский конфликт И .И. Муллонен. Наследие вепсского нехристианского именослова в ойконимии южного Присвирья Е. А. Нефедова. Многозначный глагол в диалектной макросистеме и диалектном словаре А. Е. Павленко. Возвышение и упадок шотландского языка – страницы истории А. В. Павлова. Интонация, функциональный синтаксис, семантика и прагматика Н. Д. Светозарова. Роль вариативных и экстранормальных написаний для изучения звукового строя языка Н. Л. Сухачев. Хотин (между заимствованием и народной этимологией) С. Н. Сухачев. Комбинаторика корейского имени О. А. Теуш. Наименования выгоревших и выжженных мест в диалектах европейского севера России Список сокращений Сведения об авторах 590 378 396 414 428 445 456 472 492 507 515 572 581 585 Научное издание Verba magistro Сборник научных статей памяти профессора Александра Сергеевича Герда Утверждено к печати Ученым советом Института лингвистических исследований РАН Печатается с оригинал-макета, изготовленного в ИЛИ РАН Подписано в печать 26.12.2016. Формат 60×90 1/16 Бумага офсетная. Печать офсетная Усл.-печ. л. 34,75 Тираж 500 экз. Заказ № 838 Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии издательства «Нестор-История» Тел. (812)622-01-23 По вопросам приобретения книг издательства «Нестор-История» звоните по тел. +7 965 048 04 28