Опубликованы откровенные воспоминания о Марине Цветаевой

Марина Цветаева с дочерью Ариадной Эфрон.

Литературный альманах "Александровская слобода" выходит уже много лет в Александрове. Но нынешний, декабрьский номер, без сомнения, удивит читающую публику. Провинциальное издание раздобыло суперэксклюзив, публикация которого сделала бы честь любому крупному журналу.

Это письма Ирины Карсавиной, посвященные Марине Цветаевой.

- Когда мне рассказали о существовании этих писем - я сам не поверил, что это возможно, - признается главный редактор-составитель альманаха, поэт Евгений Викторов.

Литературный альманах "Александровская слобода" опубликовал литературную сенсацию

Кто такая Карсавина и откуда она знает о Цветаевой

Ирина Карсавина была старшей дочерью философа Льва Карсавина. С Мариной Цветаевой они встречались в Франции, после того как в Карсавин с семьей был выслан на "философском пароходе" за пределы родины.

На момент знакомства Ирине Карсавиной было около двадцати лет, а Марина Ивановна приходила к ее матери, которая, судя по всему, подкармливала поэтессу. Критичное отношение родителей к Цветаевой не могло не передаться дочери. Воспоминания носят крайне негативный характер. Карсавина критикует саму Цветаеву, ее мужа, внешность поэтессы, ее методы воспитания детей и антисанитарию в доме.

"Из всей семьи мне жаль только Алю и немного совершенно развращённого эгоизмом Мура. Но сама Марина это сделала. Да ещё повесилась, чтобы он лез под пули от угрызения совести", - резюмирует автор писем.

Критики удостаиваются даже стихотворения Марины Ивановны. Автор писем не понимает, как кому-то может нравиться цветаевская поэзия, лишенная формы и полная самолюбования (суждение, скорее, характеризующее саму Карсавину).

В общем, перефразируя известное высказывание Корнея Чуковского об Авдотье Панаевой, эта женщина запомнила о Марине Цветаевой лишь обывательские элементарные вещи, как будто слушала симфонии великих маэстро, а услышала одного только чижика: чижик, чижик, где ты был?

И тем не менее, значимость писем очевидна. Во-первых, в наше время Цветаева стоит выше любой критики, поэтому вряд ли чьи-то воспоминания могут ей повредить. Во-вторых, все, что связано с Мариной Ивановной имеет огромную ценность. И, в-третьих, в воспоминаниях содержатся редкие сведения о том, как проходили вечера Цветаевой за рубежом, что, безусловно, будет интересно исследователям.

Ариандна Эфрон, дочь Марины Цветаевой. О девочке говорили, что у нее были такие огромные глаза, что прохожие оглядывались. Но Ирине Карсавиной она показалась "некрасивой и слишком толстой"

Аля, почему ты не ходишь в школу?

Карсавина поделилась воспоминаниями о Цветаевой в 1982 году в переписке со своей коллегой, преподавателем Вильнюсского университета, и не раз подчёркивала, что воспоминания не для печати, а только «для своих».

Автор впервые увидела Цветаеву в 1926 году на поэтическом вечере в Париже. "Лицо её было совсем жёлтое, с острым длинным носом и очень тонкими губами... Выражение лица было застывшее и надменное".

Марина Ивановна часто говорила о своей сухопарости, "у меня фигура египетского мальчика". Однако Карсавина описывает фигуру как "несуразную": "слишком широкие бедра, руки от локтя до плеч слишком короткие", толстые ноги.

Поэтический вечер, организованный любовником Цветаевой, не был успешным: не набралась и половина маленького зала, собранные скудные средства пошли на оплату аренды. Стихотворения Марины Ивановны не были популярны в среде русских эмигрантов.

Однако вскоре после вечера Цветаева зачастила в дом философа.

Автор передает немало сплетен о взаимоотношениях поэтессы с мужчинами, но больше всего поражают воспоминания, касающиеся воспитания детей.

Старшая дочь Цветаевой, Ариадна Эфрон, описывается как несчастная девочка, похожая на свою мать в том же возрасте, только с более приветливым выражением лица.Злые люди из среды русских эмигрантов не упускали возможности лишний раз уколоть Алю вопросом: "Почему ты не ходишь в школу", на что Аля "слабо улыбалась в ответ". Тетка Али, Анастасия Цветаева оправдывалась, что отсутствие образования у Али связано с крайней бедностью семьи. Однако, по мнению эмиграции, бедность была ни при чем, ведь учебники, и начальная школа во Франции бесплатны.

Сама Марина Ивановна на те же самые расспросы отвечала: «Аля должна смотреть за Муром, потому что я должна писать каждое утро».

Георгия домашние называли Муром.

Карсавина, не упускает возможнсти поиронизировать над "писанием" поэтессы. По утрам Марина Ивановна не столько писала, сколько, в отстутствие вдохновения готовила рифмы про запас: "стол, пол, мол, шёл, мытый, бритый, многоочитый".

Скандал разгорелся, после того как общая знакомая предложила девочке обучить ее английскому языку. Аля с радостью согласилась заниматься, пока Мур спит, однако вскоре к ним ворвалась разъяренная Марина Ивановна:

«Аля не смеет учиться, я запрещаю, она должна смотреть за Муром, - кричала она. - Сейчас же иди домой, Аля, Мур проснулся. А я должна писать».

На том уроки и закончились. Эмигранты очень переживали за Алю, но ничего не предпринимали, понимая, что вмешательство может ухудшить положение девочки.

Ирина Львовна характеризует отношение поэтессы к дочери как "смесь зависти и злобы", объясняя это, с одной стороны, тем, что мать мстила Але за то, что "разонравилась Эфрону", своему мужу; а с другой стороны, вымещением вины за смерть младшей дочери Ирины.

Иначе Марина Ивановна относилась к сыну Георгию, которого все называли Муром: "Марина Ивановна его обожала. Но как-то по-бабьи, как-то плотски. Закармливала его, как гуся к Рождеству".

Приводя ребенка на пляж, Цветаева приносила с собой две бутылки: одну с молоком, другую с жидкой кашей. Мура сажали на песок, Аля держала сзади, а Марина Ивановна, на коленях и выставив всем на обозрение некрасивые толстые ноги, "пихала ему в рот по очереди кашу и молоко", которые Мур "с отвращением" глотал. Насильно мать и сестра купали Мура, хотя он тоже этого не любил. На вопросы очевидцев, "зачем ты это позволяешь с собой делать", ребенок обреченно вздыхал:

- Так ведь они большие, а я маленький.

Маленького сына Цветаевой автор воспоминаний описывает как толстого большеголового ябеду, испорченного плохим воспитанием

Неудивительно, что к сестре он относился плохо, ябедничал на Ариадну, за что девочка терпела от матери побои.

- Я рад, мама дала Але по морде, - хвастался пятилетний Мур во время визита к Карсавиным. - Она взяла мои карандаши и стала ими рисовать, а я пошёл и сказал маме. Мама прибежала и дала ей по морде. Вот не бери моих карандашей. Так и надо. Я так рад!

При этом автор отмечает, что характеру Мур был общительным и рассудительным мальчиком. Ему хотелось играть с детьми и общаться со взрослыми, чему активно препятствовала мать, не давая сыну отойти от себя и на десять шагов.

Он шёл к детям, неся свои игрушки, но тут же раздавался окрик:

«Мур, не смей давать свои игрушки чужим детям»

Он радовался, когда кто-то из взрослых разговаривал с ним, но Марина Ивановна пресекала общение:

"Мур, иди сюда сейчас же".

Марина Цветаева, по мнению Ирины Карсавиной, обладала нелепым широким тазом, толстыми руками и ногами, что подчеркивалось безвкусными нарядами

Быт семьи Цветаевых

Посетив однажды дом Цветаевой, Карсавина была шокирована антисанитарией: "среди дивана торчала пружина. Стол был покрыт клеёнкой, которая была вся в разнообразных лужах. Сесть было некуда. На одном стуле была груда грязных тарелок, на другой Мур пролил кисель, который ещё не высох".

Ванную Цветаевых невозможно было использовать по назначению: поэтесса мыла там посуду, поэтому в ванне скапливалась грязная вода, селёдочные хвосты, очистки от картошки, капустные листья и прочие дурнопахнущие объедки. Однажды, пуская там кораблики, Мур упал в помои, умудрившись зацепиться за противоположный край ванной. Упал он так, что его не сразу смогли достать и вызвали врача, который был поражен происходящим и разорался на Цветаеву: "Мадам, как можно так жить...».

На следующий день Цветаева позвала на помощь одного из почитателей своего таланта, чтобы он прочистил ей канализацию.

Муж, Сергей Эфрон был еще менее припособлен к быту, чем его жена. Но, более всего возмущало эмигрантов то, что он не защищал от нападок матери собственную дочь и никак не вмешивался в воспитание сына, которого Марина Ивановна растила совершенным эгоистом.

Впрочем, последнее обстоятельство частично объяснялось тем, что, с точки зрения Карсавиной, Мур был сыном не Эфрона, а Константина Родзевича, с которым у Цветаевой был роман в Чехословакии. По крайней мере, об этом судачила вся эмиграция.

"Сергей был бесхарактерным, избалованным ничтожеством", - припечатывает его автор писем.

Отъезд Ариадны Эфрон в Россию и последовавшую затем страшную историю гибели семьи, Карсавина связывает с поведением Цветаевой. Якобы однажды Марина Ивановна по навету Мура "надавала Але по морде". Уже повзрослевшая Аля не стерпела этого и ушла из дома, а вскоре уехала в Советский Союз. Следом за дочерью отправился и Эфрон. Эмиграция радовалась: наконец-то Аля дала отпор матери.

Промыкавшись полтора года без какой-либо поддержки, в Россию вернулась и Марина Ивановна с сыном.

Марина Цветаева с мужем и сыном.

А судьи кто

Публикатором воспоминаний выступила Анна Копелевич, внучка адресата писем Евы Мирской. Собственно, в ответ на восхищение подруги поэзией Цветаевой, Карсавина и написала подробные воспоминания, полагая, что эти письма охладят подругу.

Как говорит поэт и редактор-составитель альманаха Евгений Викторов, Копелевич обратилась с идеей издать письма еще пятнадцать лет назад. Но все это время редакция ждала подходящего момента (и, видимо, искала достаточную сумму денег для издания недешевого журнала)

Подчеркнем, что, очевидно, на все пикантные подробности в воспоминаниях нужно делать существенную скидку. Все-таки автор писала о том, что происходило более полувека назад. Во-вторых, не исключено, что в дело вмешалась обычная ревность: Карсавина была увлечена молодым поклонником Марины Цветаевой Николаем Гронским (тем самым молодым человеком, который чинил Цветаевой водопровод). Отсюда - крайне негативные суждения о внешности, об одежде и даже о детях. В частности, не выдерживают критики пассажи о внешности двухлетнего Мура: "никакой красоты в Муре я не замечала. Во-первых, он был слишком толст и оттого двигался неловко, во-вторых, у него была слишком большая голова, и, наконец, черты его лица, очень тонкие в соединении ненужной полнотой, были неприятны". (Интересно, какой должна быть голова у двухлетнего ребенка).

Понимая все критические замечания, авторы предисловия (к сожалению, не указанные в альманахе), логично приводят слова Владимира Сосинского, друга Цветаевой: «А почему у её автора должно быть в остальном-то всё нормально? В стихах же её это сказано: "Ибо раз голос тебе, поэт, дан – остальное взято".

КСТАТИ

Помимо воспоминаний Карсавиной в альманахе заслуживают внимания исследователй записки Анастасии Цветаевой, найденные на чердаке Цветаевского дома в Александрове, и интереснейшее интервью с Маргаритой Мещерской, внучкой Анастасии Цветаевой, взятое Львом Готгельфом, директором музея Анастасии и Марины Цветаевых в Александрове.

Журнал издан небольшим тиражом и может быть приобретен в музее Анастасии и Марины Цветаевых в Александрове.